View Full Version : La Reconquista
Как угодно называли меня за мои 38 лет, но только не метросексуалом. Чего это она вдруг? А впрочем, она не назвала меня так, - она просто сказала, что не любит красавчиков-метросексуалов. Не следует брать на себя всякое замечание ветреной леди. Не помню, когда я последний раз был настолько воодушевлен общением с женщиной, - да и был ли! И не совсем понимаю, для чего я вообще сунулся к ней. Это был минутный порыв, о котором я, возможно, пожалею. Или уже жалею?
Ай-Си-Кью – это главный в нашей корпорации и единственно разрешенный инструмент общения - официального и неофициального – так уж повелось с самого основания нашей фирмы. Не хотелось бы думать, что я когда-нибудь обозлюсь на эту ни в чем не повинную болталку за то, что в один прекрасный день некая дамочка, в поисках своего родственника, - моего тезки и однофамильца – наткнулась на меня. Да и в чем виновата болталка, если я сам, по какому-то необъяснимому наваждению, решил вдруг продолжить общение с этой особой. Кажется, тогда было затишье в офисе, - в этом причина. Или же в том, что Шэннон в тот день не особо докучала мне, и у меня было больше свободного времени. Не знаю, но что-то наверняка побудило меня парировать Агнессе (так ее зовут), когда она, поняв что обозналась, сперва извинилась, а потом отпустила дерзкую фразу о том, что непременно бы продолжила знакомство с таким красавчиком как я, если бы мне было больше сорока лет, объяснив свою позицию тем, что мужчины моложе сорока – сосунки в ее глазах. Помню, что я, - понятия не имея ни о ее внешности, ни о ее возрасте, ни о чем-либо еще, - так как ее аккаунт на Ай-Си-Кью был на редкость безликим, - по прочтении этого ее послания почему-то ощутил прилив крови к голове и страстное желание непременно подцепить ее. Что-то в стиле ее общения, а может быть просто в необъяснимых вибрациях, исходивших от нее, - давало мне твердую уверенность в ее несомненной женской привлекательности.
«Если подождать год с четвертью, то проблема возраста разрешится сама собой, но, к твоему великому несчастью, я не отношу себя к особо терпеливым малым, и посему настаиваю на переговорах прямо сейчас». Отправив это сообщение, я почти физически ощутил ее громкий смех. Я был почему-то уверен, что она сейчас хохочет. «К твоему великому несчастью, я, возможно, прощу тебе твою недостачу в год с четвертью», - высветилось в моем окошке. Теперь я уверен, что в ее устах эта передразнивающая фраза звучала на полном серьезе, в то время как я, разумеется просто шутил по поводу «великого несчастья». По прошествии трех месяцев после нашего знакомства я действительно ощущаю себя глубоко несчастным, разбитым и опустошенным, и если бы не она, то вся моя глупая драма с Шэннон не казалась бы мне столь удручающей и неуместной. Я бы наверняка смирился с ситуацией и, возможно, попытался бы получить от нее удовольствие. Хотя и говорят, что не следует входить дважды в одну реку, или невозможно наступить снова на те же грабли... то ли говорят наоборот, неважно – но Шэннон в конце концов мать моих троих детей, и, в конце концов, это я поволок ее в постель через год после развода, когда увидел, как она похорошела, похудев и приодевшись. Да-да, мне даже пришлось ее уговаривать. Но думал ли я, что она залетит? Тем более, она уверяла меня, что на таблетках.
Агнесса говорила, что Шэннон наверняка все подстроила, но важно ли это теперь? Она одна, у нее трое моих малышей на руках, а теперь еще эта беременность. Она тогда привезла мне детей на выходные, как обычно. Мы договорились, что всякий раз как ее будут вызывать на работу по выходным, дети будут у меня. А вызывали ее, как оказалось, не реже двух раз в месяц, а иногда и чаще. Так что я был вполне доволен количеством времени, которое мог проводить с детьми.
Мне собственно еле хватало времени на все остальное. Баскетбол пришлось забросить, и через пару месяцев я, любитель шоколадного печенья, ванильного мороженого и бутылки пива перед вечерним телеэкраном, обзавелся премиленьким брюшком. Да-да, - я не считаю, что оно меня сколько-нибудь портит, потому что девчонки как липли так и липнут. Не знаю – и не хотел бы когда-либо узнать, - каково приходится ребятам, которым не так повезло с внешностью. Что им приходится придумывать, какие предпринимать уловки, на какие идти разорения, чтобы привлечь более-менее приятную девчонку. Передо мной никогда не стояло задачи привлечь девчонку. Но, к сожалению, это обстоятельство создавало кучу других задач, главные из которых – выбор и отторжение. Вот в чем я никогда не преуспевал, так это в умении отказывать. Откуда во мне эта удивительная доброта, хотел бы я знать.
«Ты считаешь своей личной заслугой то, что природа дала тебе такую мордашку? – пишет Агнесса, - Ты думаешь, что ты легко и свободно получаешь все что хочешь? А ведь девчонки принимают твердое решение заполучить тебя в постель задолго до того как ты узнаешь об их существовании». И куча смайликов. Никогда не думал об этом, но, возможно, она права. «Значит, по-твоему, я не более чем счастливый идиот, на которого девушки слетаются как бабочки?», - наигранно возмущаюсь я. «Ты хорош собой, Стэн, причем особым образом!», - объясняет Агнесса. «Это как же?» - недоумеваю я. И тут она выдает то, о чем мне никто не говорил – никогда! – за всю мою жизнь и за весь мой опыт общения с женщинами. «Ты - малыш. Ты не герой-любовник. Ты не роковой злодей. Ты не добрый друг, – ты просто – малыш. Посмотри на себя в зеркало!».
Зная, что неизменно привлекаю всех женщин от мала до велика, я никогда не задумывался о природе этого явления, а она, по словам Агнессы, крылась лишь в неистребимом материнском инстинкте, который существует у женщин любого возраста и вне зависимости от того, рожали они или нет. Близко расположенные, глубоко посаженные глаза, по словам Агнессы, делают выражение моего лица удивительно невинным и даже жалким. А то, что они, как она говорит, мерцают васильковым любопытством, лишь дополняет картину. Кроме того, - объясняет она, поскольку глаза у меня не большие, то зрачки занимают почти весь разрез, и это создает особое младенческое очарование. Мне нравится читать, как она описывает меня. Я все время хочу спросить, не художник ли она, но как-то не удается, - приходится отвлекаться на что-то другое. «А еще я люблю твой ротик, – продолжает она: - он такой вытянутый, капризно поджатый, - даже когда ты слегка улыбаешься, - а как он аппетитно врезается в щечки! Ты мой малыш!»...
Черт побери, как же я хочу с ней увидеться! Мы уже исписались в общении страниц на пятьсот! Уверен, что и ей не терпится, наконец, увидеть меня вживую. Мы живем в разных городах, - в двух часах езды. Оба работаем, оба родители. Правда, ее дети взрослее моих, - я начал обзаводиться потомством в тридцать два года. Никак не получается нам привести в соответствие свои графики, чтобы, наконец, встретиться – то ли в моем городе, то ли в ее. Она настаивает, чтобы первым визитером был я, потому что я- мужчина. Ну что ж, я согласен, есть резон в ее аргументе, - даже для моего американского мозга.
- Сколько тебе нужно времени для раздумий? – кричит в трубку Шэннон, - Все, что я сказала тебе – это правда, я не изменю своего решения!
Только не сейчас, Господи! Что за удивительная способность звонить в самые яркие моменты моего общения с Агнессой! Она только что назвала меня своим принцем, а я ее – испуганным котенком.
- Испуганный? Но почему?
- А вот так. Есть у твоего принца кое-какие бзики.
- Не понимаю...
- Меня возбуждает мысль о том, что ты дрожишь и трепещешь в моих руках.
- Ты серьезно, мой Принц?
- У каждого свои фантазии. Ты ведь ужасно боишься, что я рассержусь на тебя, не так ли?
- Да нет же!
- Котенок!!! Я сказал тебе, что ты ужасно меня боишься, и если это не так, то ты знаешь, что бывает с непослушными котятами!
- Ха-ха-ха, да нет же, я не знаю!
- Ну, тешь себя иллюзиями, а когда окажешься в моих руках, я сам получу удовольствие от того, как ты из язвительного и дерзкого котенка, превращаешься в котенка несчастного и послушного.
- Ты не пробовал обсуждать это со специалистом?
- Ха-ха-ха! А еще я научу тебя кланяться и говорить «да, мой принц»!
- Послушай, ты идиот? В чем дело?
- А сейчас, я полагаю, котенок заработал себе хороший шлепок моей старой пыльной тапкой!
- Я, пожалуй, пойду...
- Но ты все равно вернешься рано или поздно. Общение со мной вызывает болезненное привыкание.
- Увидим.
- Шэннон, тебе не кажется, что ты ставишь абсурдные условия?
- Подумай и реши, дорогой. Я не настаиваю ни на чем. Я только даю тебе выбор. Либо ты переезжаешь ко мне, либо я с детьми переезжаю в Миссури.
- Шэннон, это шантаж.
- Я так не думаю. Попробовал бы сам забеременеть с тремя детьми на руках. Я не могу жить одна. А если я до сих пор не переехала к семье в Миссури, то лишь из-за тебя. Если же ты не вернешься ко мне, то мне тут нечего делать.
- Ты ведь знаешь, я не хочу этого...
- Чего ты не хочешь? Жить со мной? Или моего с детьми отъезда?
- Я не хочу ни того, ни другого.
- Извини. Но тебе придется выбрать. И как можно скорее.
Что говорит в ней? Неужели это любовь ко мне? Мы прожили восемь лет вместе, но это были годы постоянных скандалов и ссор. Родители и друзья предупреждали меня, что латины темпераментны, и различия в нашем образе мыслей может быть поводом для непонимания. Но я почему-то решил, что смогу управлять Шэннон. И потом, мне нравилось, что она, будучи мексиканкой, носит такое имя. Мне казалось, что это как-то влияет на темперамент и на менталитет. Сам я не из крикунов, - если только меня не довести. Впрочем, все, что касается срывов, приходилось на годы брака. Нет, были, конечно, замечательные моменты, но в основном это была борьба.
- И ты при этом завел троих детей? Одного за другим! – недоумевала Агнесса.
- Это было надеждой на лучшее.
- Глупость это, а не надежда!
- Но по ее понятиям, в браке нельзя предохраняться! Надеюсь, не следует продолжать, что об абортах речи вообще не может быть! Она так религиозна.
- Принц, прекрати сейчас же говорить о своей бывшей. Мне все это неинтересно. Единственное, чего я хочу – это иногда видеть тебя и быть с тобой.
- Я тоже хочу этого, котенок! Но ты ведь видишь, в какой я сейчас ситуации... Ты должна быть очень мила со мной.
- Ну, если быть очень-очень милой, то возвращайся-ка ты к своей бывшей, дождитесь своего четвертого отпрыска и живите долго и счастливо. Можете завести еще семерых, - в конце концов, белая раса на грани вымирания, так что ты делаешь все правильно.
- Ха-ха-ха, котенок! Ты права. Я обязан вкладываться в белую расу, но, поскольку моя бывшая не белая, то мой вклад оценивается пока что только в полтора ребенка!
- Ты серьезно?
- Что она не белая? Да.
- Я умираю, мой Принц! Ну может быть, она хотя бы азиатка?
- Нет. А тебе-то что за дело, если ты сама не белая? Или я не прав? Я просто не уверен, к какой расе относятся армяне.
- Значит, задай поиск и посмотри. Так она у тебя чикана?
- Да. Или латина, или хиспаник, - как тебе будет угодно.
- Ну что ж, тогда все не так ужасно... я имею в виду с точки зрения твоего вклада в выживание белой расы.
- Ты, наверное, когда «умирала» - решила, что она черная?
- Да, было дело.
- Глупый котенок! И что же ты имеешь против черных?..
Агнесса не ведет дневников. Но у нее есть две хорошие подруги, которые обычно в курсе почти всех ее дел.
- Я теперь понимаю, что жизнь, которая казалась прекрасной, почти идеальной, - может в один день стать серой и неполноценной, хотя в ней вроде бы все как и прежде.
- Это старая история, Несс, и называется она «беситься с жиру». – Заметила подруга Лена, - Мало того, что у тебя есть Давид, - такой красивый и интересный... - вы ведь вместе уже почти семь лет! – мало того, что он соответствует всем твоим критериям и понятиям, - тебе еще, оказывается, нужно что-то на стороне?
- Я никогда не думала, что так может быть, но это действительно так!
- Ты влюбилась?
- Ну что ты, нет... просто Стэн – он как красивая игрушка, которую я непременно хочу заполучить. Ты ведь видела его фотографии, - разве он не чудо природы?
- Это эгоизм или просто похоть? У тебя ведь есть человек рядом!
- Вот видишь, значит, не всегда правда то, что достаточно иметь человека рядом. Это скорее компромисс. Смирение. Я так не могу.
- Миллионы замужних женщин живут так.
- Да, и, возможно, многие из них уверены, что это предел, вершина счастья. Но я, слава Богу, была замужем, причем по большой любви, но, увы, мне так не казалось, да и теперь не кажется.
- Знаешь, как это называется?
- Знаю, как это называют ханжи, но и знаю, как это называется на самом деле.
- «На самом деле»! Ну и как же это «на самом деле» называется?
- Свободой, Ленка! Простое такое слово.
- Все бы хорошо, если бы это не касалось чужих чувств и душевного состояния.
- Да, тут ты права. Это ужасно всё портит! А все эгоизм человеческий...
Потом она хитро покосилась на обеих подруг, - вначале на веселую блондинку Лену, затем на загадочную брюнетку Аню, и вдруг выпалила:
- Знаете что? Мне надоело с ним переписываться и впадать в стресс каждые выходные, из-за того, что снова не получится увидеться.
- Что ты сделаешь? – спросила Лена, выждав паузу.
- Напишу ему, что у меня есть дела в его городе посреди недели. И что нет особых дел на другой день. Как думаете, - сработает?
- Ты сможешь вырваться посреди недели? – засомневалась Аня.
- Ну, с моим сравнительно гибким графиком это вполне можно устроить.
- Ну что ж, увидишь, наконец, какой он на самом деле, - вздохнула Аня, - потому что мне лично кажется, что он, если бы действительно так сильно хотел тебя увидеть, то давно бы нашел возможность приехать первым.
- Аня, ты хоть представляешь, что тут значит иметь троих детей, бывшую-истеричку, работать, ходить по спорт-барам, и по всяким там дружеским вечеринкам, да еще и с девчонками встречаться!.. – потрясает руками Лена.
- Да! - вставляет Агнесса, - А девчонок у него наверняка не сосчитать, если учесть, какой он хорошенький и при этом безотказный. Так что поверь мне, сам он в такую даль за этим делом не поедет.
- Вот как! Значит, ты готова считать, что являешься для него не более чем сексуальным объектом? – усмехается Аня, - а сама ты к нему - за этим делом готова поехать! Как же это так?
- А это так, потому что он мужчина, и он ленив. Да и девчонок у него там большой выбор. А у меня что? Один Давид?
- Ну, поклонников-то у тебя много, Нэсси, мягко заметила Лена.
- Не таких красавчиков, Лена. Ты ведь знаешь, я либо с самым-самым, либо лучше ни с кем.
Продолжение следует
Почему я так люблю детей? Почему при одной только мысли об их отъезде меня всего передергивает, и сердце готово остановиться? Миллионы мужчин живут вдали от своих детишек, и как-то не выглядят такими уж несчастными, каким себе представляюсь я, воображая, что Шэннон переедет с ними в Миссури. Раздумывая над поставленным мне ультиматумом и воображая всю эту ситуацию с возможным отъездом Шэннон, я раз за разом прихожу к мысли, что котенок мог бы мне помочь пережить разлуку с детьми, - пусть это даже звучит и дико, и странно. Я не хочу жить с Шэннон, даже ради детей. Но я обожаю своих детей и не хочу, чтобы она увозила их в такую даль. Но если котенок действительно такова, как я ее себе представляю, то она наверняка могла бы мне помочь, и это ощущение у меня усиливается с каждым днем и с каждым сеансом нашего общения. Вот если бы я в реале понравился ей настолько же, как на фотографиях! Впрочем, мне всегда говорили, что я выгляжу лучше, чем на фото, так что, думаю, беспокоиться не о чем. А вот она... наверняка понравится мне, я почти в этом не сомневаюсь. Моя слабость – это женщины с темными волосами, умными, но при этом женственными лицами и изгибистыми формами. Я пока не знаю, как пахнут ее руки, ее кожа, ее дыхание. Не слышал, как звучит ее голос... Но никогда прежде мне не приходилось ошибаться в восприятии фотографии. Если мне нравится изображение, то я всегда и практически безошибочно уверен в том, что по всем химическим вопросам проблем не будет.
Агнесса, кажется, теперь попросту живет общением со своим Принцем. В рабочие часы, когда он обычно онлайн, она не отходит от компьютера. Каждый его ответ – а они приходят не сразу, – создает для нее отдельный мир радости и счастья. Она не может объяснить, что именно ей нужно от этого знакомства, - но она теперь не может прожить без него ни дня. Выходные дни стали пыткой для нее. Принц - он то ли со своими детьми, то ли еще по каким-то одному Богу ведомым делам, а она – либо по хозяйству, либо принимает в гостях своего бойфренда, либо – чаще - и то и другое. Ни один штрих, ни одна деталь в образе Давида не могут быть подвержены сомнению для ее ума. Он почти идеален. Но сердце ее как-то странно погасло по отношению к человеку, который делал ее счастливой долгие годы. Этот голос, эти глаза, эти жесты, эти шутки, - все, что умиляло и восторгало ее, так еще недавно заставляя с визгом кидаться на шею возлюбленному и звонко целовать его, - как это могло измениться? А еще точнее, – как это может – ни в чем не изменившись, - причинять такую глубокую и острую боль? Что именно происходит? Она часто спрашивает себя, что ей нужно от отношений с Принцем. Мысль о замужестве вызывает лишь кривую усмешку презрительности на ее лице. Его биография никак не располагает к этому, не говоря уже о ее устоявшейся многолетней привычке жить самостоятельно. Встречаться время от времени – вот что она допускала с наибольшей вероятностью, - но устроит ли это Принца? И потом, куда девать Давида? Ей не хочется его потерять. Но она знает точно, что измены Давид ей не простит. Несмотря на все свои достоинства, Давид имел один недостаток, который в общем не был особо заметным в обычных ситуациях, но в случае измены мог проявиться во всей красе. И недостаток этот – обидчивость. Если Агнессе ранее удавалось легко и играючи, лаской и юмором выправлять положение, ставшее результатом Давидовой обидчивости, то в случае измены она вряд ли преуспеет в таком деле. Он ее попросту не поймет. А если и поймет, то никогда в этом не признается даже себе. Южный менталитет. С русским или с американцем она еще могла бы допустить успех в таком деле, но с армянином – никак.
- Снова ты мне звонишь и мешаешь работать, дурашка? – обычное его приветствие, когда она отвечает на его звонок.
- Ну и что же? Хочу и звоню, - устало выдыхает Агнесса, которой теперь немного утомительны эти шутки.
- Как дела? Что делаешь?
- Ничего особенного...
Удивительно, до чего бесчувственными и самоуверенными могут быть иногда мужчины. Неужели у него нет ощущения ее отстраненности и безразличия? Давид, как обычно, стал приводить ей ежедневный устный отчет обо всех своих сегодняшних делах, - по дому, по работе, по друзьям-товарищам, а Агнесса, почти не слушая его и лишь мыча в трубку время от времени, пыталась разобраться в своих ощущениях в поисках ответа на вопрос: почему она всегда считала идеальным качество мужчины вот так, - с юмором, выразительно и живописно рассказывать про все свои сегодняшние дела, и почему сейчас эта привычка кажется ей, мягко говоря, утомительной. А впрочем, если бы Принц стал так же подробно и искренне, с безграничным доверием описывать ей свой день, - вряд ли бы это показалось ей скучным. Чему удивляться? Принц – это новизна, это вызов, это страсть. А Давид – это обыденность, пусть и замечательная, но весьма предсказуемая. Все просто до безобразия, но при этом уникально сложно и практически безвыходно.
- Ты бывала у них?
- Где? – встрепенулась Агнесса.
- Что «где»? Ты слушаешь меня? – недоумевает Давид.
Агнесса мучительно пытается воспроизвести в памяти «звуковую дорожку» за последние десять секунд, но обнаруживает, что на самом деле она была слишком занята своими теперь уже постоянными мыслями о Принце.
- А, ну да, конечно, я у них бывала.
- Вот и я теперь у них побываю. То есть, мы с тобой вместе поедем.
- Конечно, это здорово, - откликнулась она, заметив про себя, что, хотя она понятия не имеет, где она бывала и к кому им придется вместе ехать, - на этот раз вроде «пронесло».
Арминэ работает в Штатах вот уже четвертый год, успешно продлевая визу. Она прекрасно зарекомендовала себя как офисный работник в организации по национальным вопросам в диаспоре, и даже сумела слегка продвинуться по карьерной лестнице. При первом же взгляде на эту белокожую, низкорослую, слегка плотного телосложения, но при этом весьма ладненькую пышноволосую шатенку с голубыми глазами и слишком уж явно прооперированным носом, можно было понять, что это бывшая отличница и большая скромница, эдакая «домашняя девочка», которая не сделает ни шагу, не посоветовавшись с мамой. Она выросла в том же ереванском подъезде в доме на проспекте Комитаса, где жили родители Давида, да и он сам, до переезда в Америку. Арминэ скоро тридцать, и она была совсем еще девочкой, когда Давид уезжал по призыву в Советскую тогда еще Армию в разгар перестройки. Но именно с того дня она и не может никак разлюбить его. Одному Богу известно, как ей удалось добиться американской визы с приглашением на работу, но для всех, кто был близко знаком с ее семьей, не было ничего странного в том, что она этого добилась. Во-первых, она действительно очень прилежная, старательная и способная девочка. Во-вторых, только слепой мог не видеть, как она неравнодушна к Давиду. Неизменное дежурство на балконе в часы, когда Давид шел на работу или с работы, строго определенное время, когда она бежит за почтой или с помойным ведром, а также громкие рыдания и нескрываемая досада все те дни, пока Давид был обручен и до самой его свадьбы, после которой он переехал в отдельную квартиру, - все это было слишком очевидным. Впрочем, верно прожив с милой, но довольно простоватой женой около года, Давид не смог далее сдерживаться и пустился во все тяжкие. Яркая, нетипичная для армянина внешность, высокий рост, стать и холеность изрядно поспособствовали тому, что у Давида появилось немало воздыхательниц как на работе, так и среди знакомых продавщиц, парикмахерш и бывших соучениц по школе и по политехническому. Арминэ к тому моменту была все еще угловатым ребенком с крупным носом и пытливыми глазами. Ходят слухи, что именно она рассказала Седе, его жене, беременной вторым ребенком, где он сейчас находится, и та, прямо в домашнем халате и во вьетнамках на босу ногу – благо в блокадном Ереване стояло жаркое, по обыкновению, лето, устремилась за Арминэ в направлении давно закрытого детского сада, возле которого действительно была припаркована бежевая «семерка» Давида. Потом, когда Седу спрашивали, как она там оказалась, она ни словом не обмолвилась об Арминэ. Все ее слова – горькие и отчаянные – были лишь о том, что она видела: разведенная медсестра Мила, когда-то работавшая в этом детсаду, давно известная всей округе своим распутством, и Давид - на старой кушетке в нише коридора – прямо у бывшего кабинета бывшего заведующего. Да, они были еще одеты, да они просто целовались, но это могло бы иметь продолжение, если бы не появление Седы! На неизменно следовавший вопрос, кто же все-таки навел ее на след «преступников», она, слегка оторопев, будто ее вдруг спросили о политической обстановке в Парагвае, возмущенно восклицала: «А какая связь? Что это меняет? Кто сказал – тот правильно сделал!».
С того момента отношения Давида с женой стали неизменно ухудшаться. Они выбирались вместе в гости, если было какое-то важное мероприятие у родных или знакомых, но не заметить отчуждения между ними, тщательно маскируемого под усталость, апатичность или болезненность, могли только самые равнодушные и невнимательные. Разумеется, заботливые и отзывчивые родственники с обеих сторон кое-как убедили Седу, что большинство семей живут именно в терпении и прощении, и редко встретишь идеальный брак, но ради детей нужно стараться понимать друг друга и мириться. Давид же, как ни странно, так и не прекратил своих похождений, а скорее даже наоборот. Осведомленность Седы стала для него лишь поводом прекратить лицемерие и жить как хочется. Пополнев и подурнев после первой же беременности, после вторых родов Седа раздобрела еще больше, и стала выглядеть чуть ли не мамой своего моложавого мужа. Седу здорово выручал высокий рост, и стоило ей приодеться и накраситься, она тут же становилась довольно эффектной, хотя и слегка дородной дамой. Но от милой и нежной девочки, которая когда-то понравилась родителям Давида, пожалевшим круглую сироту из разрушенного Ленинакана и уговорившим сына жениться на ней, - сейчас уже почти ничего не осталось. Брак их стал чистой фикцией. У Давида было две, а иногда и три подруги, у которых он то и дело ночевал, появляясь дома с ночевкой не чаще двух-трех раз в неделю. Отдавая должное его отцовским чувствам, следует отметить, что о детях он заботился полноценно и со всей любовью и ответственностью. Арминэ же, подрастая, продолжала не замечать никого из своих ровесников, думая и мечтая только о Давиде. До нее, разумеется доходили все слухи о нем, но по какой-то странной причине это лишь еще сильнее разжигало в ней желание непременно заполучить Давида. К моменту окончания средней школы и поступления в институт иностранных языков имени Брюсова, Арминэ уже успела наслушаться не только о похождениях Давида, - что было для нее старой историей и не более чем поводом вступить в волнующую конкуренцию с его пассиями, но и о том, что к ней он продолжает относиться как к милой соседской девчонке, - смешной конопатой малышке, которая всегда его умиляла, как и все малыши. Трогательная и искренняя природная любовь Давида к детям четко определяла для него отношение к Арминэ – даже повзрослевшей. Он так и не перестал воспринимать ее как ребенка. Даже теперь, когда она, тридцатилетняя, живет с ним в одном городе, - свободная, устроенная, на хорошей работе, на хорошей машине, да еще и с прооперированным носом – он говорит с ней и о ней с тем же отеческим умилением, как если бы она была пятилетней малышкой.
Первым делом, встретив в Лос-Анджелесском аэропорту свою бывшую соседку, прибывшую в Калифорнию на работу, Давид привез ее знакомить со своей «гёрлфренд», Агнессой. Поскольку в Ереване ни родители Давида, ни его жена, ни его дети-старшеклассники ничего не говорили о личной жизни Давида в Америке, Арминэ предполагала, что он вел беспорядочную жизнь, заводя случайные короткие связи. Каковы же были ее удивление и досада, когда по дороге из аэропорта она, из искреннего и веселого рассказа Давида - поняла, что менее чем через год после приезда он познакомился здесь с армянкой, с которой не расстается вот уже несколько лет. Он восторженно говорил о качествах Агнессы: как она умна, необычна, не похожа на других, как она интересна в общении и просто уникальна. Армянское слово «артакарг», которым Давид в каждой фразе характеризовал свою пассию, стало для Арминэ самым ненавистным и приторным. В скупом свете сумерек, ведя машину, увлеченный свои рассказом, Давид не мог видеть, как меняется выражение лица у Арминэ, как закатываются ее глаза, как поджимаются губки, как морщится недавно прооперированный в Ереване нос, - и он, конечно, не мог себе представить, что меньше всего на свете Арминэ хочется сейчас, после столь длительного перелета, оказаться в гостях у самой, можно сказать, ненавистной женщины.
- Я сказал ей, что приеду сегодня, и буду не один. Так что будь уверена, она наготовила много вкусного, и нас ждет накрытый стол. Ты увидишь, она тебе очень понравится, - доверительно, с довольной улыбкой балоболил Давид, не отвлекаясь от вождения, но то и дело наклоняя голову в сторону Арминэ в знак дружески-отеческого расположения.
Как бы она хотела, чтобы эти жесты имели совсем другой смысл и предназначение! Дождавшись паузы в его тираде, Арминэ, как бы невзначай, пользуясь удобной возможностью быть с ним глупой малышкой, пропищала своим звонким высоким голоском, придававшим всему, что она говорит, очаровательную наивность:
- А жена, дети и родители твои про нее знают?
Нужно знать особенности национального менталитета, чтобы понять, с какой целью Арминэ задала этот вопрос и почему Давид моментально сник. Всегда остроумный, находчивый и многословный, он вдруг поймал себя на мысли, что рядом с ним – двадцатисемилетняя девушка, ереванка, воспитанная в южных традициях и наверняка не готовая разделить соображения сорокалетнего мужчины. Он сразу же почувствовал себя в беседке ереванского дворика.
- Ну, как мы жили с Седой, ты, наверное, в курсе. Родители знают, а дети вообще ни при чем, - коротко отозвался он.
- Но вы же не разведены...
- И не разведусь, пока не вывезу детей, - в этом весь смысл. Я и сам бы не смог сюда выехать, будь я холостым.
- Но теперь ведь у тебя уже все документы по Америке в порядке.
- Да. Суд я выиграл, и теперь нахожусь здесь свободно и спокойно.
Заерзав, явно уставшая от постоянной сидячей позы то в самолете, то теперь в седане Давида, Арминэ изо всех сил боролась с воспитанием, требовавшим сдержанности и уважения ко всему, что говорит мужчина, и чувством любви, отчаяния и нетерпения, - ей казалось, что пока они еще не приехали к Агнессе, у нее есть время все изменить, все поправить, все решить, заставить Давида обратить на себя внимание как на женщину. Она не знала, как именно, но была уверена, что есть способы сделать это. Слегка повернув голову, она рассматривала его гладкие, сильные, загорелые руки на руле, затем скользнула взглядом на его широко расставленные ноги в черных брюках из какой-то наверняка дорогой тонкой ткани, затем на его едва заметный и скорее манящий, нежели отталкивающий живот под зеленовато-голубой рубашкой. Эти широкие, выпуклые, развернутые плечи она любила с самого детства, сколько себя помнит. А это удивительно тонкое, благородное и ласковое лицо с родинкой на правой скуле всегда было для нее почти иконой. Почему жизнь так несправедлива? Ведь она так его любит! Наверное, как никто! Судя по тому, с каким слепым восторгом он рассказывает о своей Агнессе, она наверняка та еще стерва! Она наверняка принимает его как должное, не понимая, какой он на самом деле! Она его не заслуживает!
- А ты собираешься здесь остаться? – Давид нарушил непривычное для себя молчание.
- Если понравится – да, попробую, - ответила она упавшим голосом, разочарованная тем, что на навигаторе Давида уже высветилось место назначения.
В кои-то веки я нашел время посидеть в Интернете вечером, а тут такое разочарование!
- Прости меня, Принц, но я не могу сейчас с тобой пообщаться.
- Почему, котенок? Мы так редко общаемся вечерами.
- Это не моя вина – я всегда дома вечерами, а ты – нет.
- Но сейчас-то я дома!
- Я занята, у меня будут гости.
- Кто?
- Ну, друзья. Прости. Мне нужно готовиться. До связи завтра утром.
Черт возьми! Теперь мой вечер испорчен! Я и не подозревал, - просто думать не хотел, что у нее есть свой мир, своя жизнь, свое окружение. Глупо, но с самого первого дня нашего знакомства я стал рассматривать ее как часть моего мира, не имеющую ничего того, то могло бы ее от меня отвлечь. Действительно глупо, но это именно так. Эта виртуальная связь сделала меня зависимым. Эта маленькая женщина – через Интернет – вызывает во мне реакции, которые я давно уже отчаялся испытать в общении с девушками в реале. Более того, я до сих пор был уверен, что за долгие годы мужского опыта обзавелся защитной оболочкой, оберегавшей меня от губительных и бессмысленных сантиментов. Я стал гордиться этой оболочкой и наслаждаться тем, как она меня защищает. Мог ли я предположить, что накануне моего тридцатидевятилетия, за несколько дней общения, после случайного знакомства, ставшего, можно сказать, результатом ошибки, - кому-либо – через Интернет! – удастся легко и играючи взломать мой защитный код!...
Продолжение следует
- Знакомься, Агнесса, вот это и есть моя мама, - Арминэ, войдя первой в квартиру, отступила к дивану у входной двери, пропуская мать, а за ней и Давида, - мои мама и папа всю жизнь были соседями с родителями Давида.
- Очень приятно, добро пожаловать в Америку!
- Да, точно так же Вы три года назад встречали здесь мою дочку, наверное, теми же словами, - откликнулась гостья, - меня зовут Стэлла, а о Вас я уже наслышана от Давида.
- Проходите, располагайтесь, Вы наверняка устали, - хлопотала Агнесса, - чувствуйте себя как дома. Скоро будем ужинать.
- А девочки будут? – спросил Давид, имея в виду Лену и Аню, русских девушек, подружек Агнессы, которые, будучи объединены общими проблемами виз, эмиграции и работы без документов, вместе снимали квартиру по соседству.
- Обязательно, как всегда, - просто они сегодня допоздна работают, - отвечала Агнесса, не прекращая кухонной возни.
Арминэ и Стэлла, сидя напротив друг друга, - мать на диване, дочь в кресле - многозначительно переглянулись. Между ними вот уже три года, с самого приезда Арминэ в Америку, не прекращаются телефонные переговоры о том, что происходит у Арминэ в Америке вообще, и в жизни Давида в частности, - и это неудивительно. Во-первых, он просто их сосед, и именно он поначалу всюду подвозил Арминэ, помогал с заполнением бумаг, а также с выбором машины. А во-вторых – может ли мать не знать о пожизненных, можно сказать чувствах дочери, если та в Ереване ни с кем не встречалась и даже успела отказать одному предложению руки и сердца, - мотивируя, впрочем, тем, что жених – разведен и имеет сына от первого брака. Посему, личная жизнь чуть ли не единственного на Земле человека, способного сделать Арминэ счастливой, не могла быть для Стэллы чем-то второстепенным. Смиренно принимающая возраст, не молодящаяся и явно никогда не сидевшая на диетах ради сохранения «молодой» фигуры, Стэлла, тем не менее, выглядит весьма достойно и от нее веет уверенностью и спокойствием. Однако, волнующая Арминэ ситуация с наличием девушек, да еще русских, в ближайшем окружении Давида не казалась ей выигрышным фактором.
- Ты думаешь он мог бы увлечься этой Аней? Или Леной? – тихонько спрашивала мать, когда они укладывались на ночь в спальне, которую им уступила Агнесса, расположившись с Давидом в детской.
- Помнишь, мама, ты мне всегда говорила, что женщина первая решает, какого мужчину выбрать, а уж потом дает ему возможность думать, что это он ее добился. Так ты мне объясняла, почему у Давида было столько подруг в Ереване.
- Да, я имела в виду, что не столько он на них охотился, сколько они на него. А мужчины – они почти всегда уступают. Они любят пользоваться случаем, особенно, если нет контроля.
- Ну вот, мама! – с загоревшимися глазами шептала Арминэ, - А что если кто-то из них станет с ним кокетничать? Тогда ведь Агнесса его не простит? Ведь Лена такая красивая блондинка! Ты говорила, что наши мужчины любят русских, да еще блондинок...
- Хорошая моя, я говорила в общем, но разве ты Давида любишь за то, что он такой как все?
- В этом – пусть будет как все, - капризно пошутила Арминэ.
Лена действительно была популярно хороша собой. Ее не портили ни веснушки, ни маленькие глазки, ни слишком, пожалуй, мощные для ее нежной фигурки ноги. Все это удивительно мило вписывалось в ее очаровательный образ. Стоило же ей затушевать веснушки, подкрасить глаза и губы и надеть высокий каблук с мини-юбкой, она моментально превращалась в девушку с глянцевой обложки.
- А какой тебе прок, если Давид перебежит от Агнессы к Лене, дочка?
- Не «перебежит», мама, а просто – увлечется, даст слабину... Лену он так не будет любить, а Агнесса его не простит, - Арминэ погасила ночник и улеглась рядом с матерью, нежно ее обнявшей.
- Дорогая, ты готова смириться с тем, что он будет продолжать мучиться любовью к Агнессе? Он ведь ее любит, это так очевидно!
- У меня нет выбора. Нет выбора, мама! – заплакала Арминэ, в кои-то веки дав волю чувствам в присутствии самого близкого и понимающего человека.
- Ненавижу этих азиаток! – восклицала Лена вечером за кофе, когда подруги собрались за столом, как обычно. – Представляешь, Нэсс, подходит сегодня ко мне парочка покупателей... муж с женой. Он – американец, красавчик, каких поискать, и рядом – эта беременная крокотавра! Что они в них находят, - что? И, главное, он стоит спокойно, с таким двольным и влюбленным видом и смотрит, как она перетряхивает футболки с таким отвращением, будто ее заставляют их покупать! А я потом складывай все это обратно на столике!
- Видимо, есть в них что-то такое, - отозвалась Аня, погружая ложку в кусок торта, - я тоже часто вижу такие парочки. А сегодня еще одна чайниз из моего класса объявила, что выходит замуж. Я еле скрыла свою досаду.
- За американца? – вяло осведомилась Агнесса.
- Когда он за ней приехал, Нэсс, ты бы видела его машину и его самого! Ну такой лапочка!
- Что мы делаем не так, интересно? Почему после первых трех свиданий они перестают нам звонить? Когда, наконец, устроится моя жизнь, я так не хочу возвращаться в Рашу! – сокрушается Лена, состроив капризную гримасу.
- Говорят, военные женятся охотно, - заметила Агнесса, - может быть, на них переключитесь?
Лена в ответ лишь устало вздохнула, а Аня накрыла руками свою полупустую чашку.
- Пойду-ка за я за компьютер, - Агнесса вышла из-за стола, - вдруг Принц каким-то чудом дома сегодня. Вчера мне пришлось его оттопырить по известным причинам.
Принц оказался оффлайн. Шэннон вот уже который раз просит меня переночевать с ней, так как ей плохо, - она тяжело переносит беременность. Но стоит мне оказаться у нее, как я вижу цветущую смуглянку, умело пользующуюся всем, что она успела узнать о моих слабостях к нижнему белью, кружевам и женской беззащитности. Только не от нее мне теперь это нужно. Ах, я и не знал, что виртуальный котенок может так круто изменить мне жизнь и восприятие привычных вещей.
- Котенок, ты ведь будешь слушаться своего Принца?
- Конечно, мой Принц, все, что угодно! – отвечает Агнесса, и я будто слышу сарказм в ее словах, как если бы она их произнесла, а не набрала на клавиатуре.
Но я не хочу прерывать эту линию и продолжаю:
- И ты наденешь все, что Принц тебе прикажет?
- Разумеется, мой господин!
- Я люблю всякое мягкое, нежное, женственное белье, чтобы побольше кружев и оборочек.
- Вот как, - я подумала, что ты наденешь на меня ошейник и костюм кошки. Впрочем, разочарую тебя: такого белья у меня нет.
- В чем же спит мой котенок?
- Если у тебя когда-либо была кошка, ты должен был заметить, что они обычно спят в чем мать родила.
- У меня аллергия. Так что, милая, ты единственный котенок на планете, который не заставит меня чихать.
Обслужив последнего посетителя в офисе, Арминэ мельком бросила взгляд на часы и поняла, что у нее есть еще время подредактировать свои личные документы в компьютере. Дома у нее, к сожалению, пока не было ни компьютера, ни ноутбука. Она, конечно, могла бы себе позволить и то и другое, но дело в том, что домой она приходила практически только ночевать. Ее не покидало чувство бессмысленности, пустоты, клаустрофобического дискомфорта, когда она находилась дома одна. Даже ужинать дома одной ей было непривычно и дико. Она словно тенью была преследуема ощущением, что все происходящее в ее в жизни не имеет смысла, если это происходит вне поля зрения Давида или никак с ним не связано. Ей приходилось постоянно увещевать себя, что все, что она делает, должно быть либо для глаз Давида, либо для его ушей, для его оценки, восприятия, эмоций.
Стоит ли удивляться, что каждая сессия общения с Давидом – будь то по электронной почте, в социальных сетях или на чатовых программах, - тщательно ею документировалась и сохранялась в виде файла. Она после каждого, обычно короткого, но столь дорогого ее сердцу сеанса общения с Давидом копировала текст беседы и переносила в документ, часами затем его перечитывая, вдоль, поперек и по диагонали. За три года ее проживания в США у нее скопилось почти (а для нее – «всего»!) двадцать страниц двенадцатым номером. И нигде, ни на одной странице, ни в одной строке не было от него ничего, что бы согрело ее сердце надеждой. Все его послания были о делах в Америке и в Ереване, о детях, - своих, Агнессы, - о родителях, брате, племянниках, о покупках в кредит, о подорожании бензина, и вот даже о членстве в «Костко» - но, разумеется, ни слова о том, что ей так важно. Сама она никак не могла заставить себя начать разговор об этом. Как начать? Ведь он, во-первых, женат на Седе. Во-вторых, он ни от кого не скрывает своих отношений с Агнессой. Как будет с ее стороны выглядеть признание в любви, которое, впрочем, вряд ли станет для него сюрпризом, если только он не последний кретин. Будь он хоть немного расположен к ней как женщине, он бы наверняка давно сам дал ей это понять. А взять его кокетством или очаровать доступностью никак не вписывалось в уже устоявшийся мир их отношений, где все фривольное и неприличное было отделено от всего священного и неприкосновенного.
Прекрасно сознавая все это своей уже далеко не детской, но все такой же очаровательной головкой, Арминэ не могла ничего с собой поделать и продолжала видеть особый смысл в том, чтобы часами проводить время за чтением сохраненного документа, который она знала наизусть, всматриваться в каждую запятую, рассуждая, почему он ее поставил, смакуя каждое многоточие, каждую опечатку, каждый восклицательный знак, – с мыслями о том, что они исходят от него – и предназначались только ей, а это значит, что никто в мире, кроме нее, Арминэ, ими не обладает. Эта трогательная одержимость была чуть ли не единственным фактором, придающим осмысленность жизни девушки. Коллеги по здешней работе, подруги, оставшиеся в Ереване, и даже поклонники, - все это, как ни странно, скорее вклинивалось в ее восприятие как что-то нежелательное, лишнее, отвлекающее, бессмысленное, - нежели как возможность встрепенуться и начать, наконец, с чистого листа. Получая по электронной почте послания от неприметного сокурсника Ашота, изобилующие нежными признаниями, яркими эпитетами, а иногда даже стихами, посвященными ей, Арминэ, она, утомленно закатывая глаза, удаляла их сразу по прочтении, чтобы не перегружать свой ящик. Сообщения же от Давида, такие как «Я знаю», «Да», «Вчера», «Понятно» - она не только копировала и сохраняла в документе, но и оставляла в почтовом ящике на вечном хранении.
- Знаете, что я подумала... – Агнесса задумчиво улыбнулась, вдруг остановившись над столом при попытке собрать с него блюдца, - как же я была глупа, что не хранила свои беседы с Принцем! Там было столько юмора, прелестных пассажей, столько любви, наконец!
- Да, - согласилась Лена – сидела бы сейчас и перечитывала, умилялась, да и нам бы кое-что перепало, повеселились бы!
- Это уж как пить дать, - подтвердила Агнесса, - он хорош, он остроумен, он образован, он умен, он игрив, он...
- А Давид всего этого лишен? – вклинилась в тираду Аня.
- Нет – сникла Агнесса, - но мне, кажется, нужна драма, нужна новизна, нужен вызов. Это как начать читать новую книгу.
- А ты представила на минуту, что будет, если ты потеряешь Давида? – Аня, как обычно, не доев свой кусок торта, начала ковырять в нем ложкой.
- Я не могу этого представить... Я не знаю.
- Тем более, что еще ничего не ясно с этим Стэном – при всем его мексиканским сериале, - вставила Лена.
- Так можно остаться у разбитого корыта, Нэсси.
- Корыто... можно купить новое корыто, это же Америка! – вдруг рассмеялась Агнесса и продолжила убирать со стола.
Продолжение следует
Я не могу больше ждать. Я должен увидеться с котенком как можно скорее. Шэннон давит и капает на мозги. Кто бы знал, как мне неохота переезжать жить к ней! Но я буду с детьми все время! Каждый день! Я ведь хотел этого. Проблема лишь в том, что котенок теперь, даже если мы и встретимся с ней, не сможет остаться со мной на ночь. Да и я не смогу уехать из города надолго.
- Ну что, мой Принц, ты еще не подженился на своей бывшей?
- Пока нет, но она реально давит на меня. Я не хочу, чтобы дети уезжали в такую даль.
- Принц, ты беспозвоночное.
- Ты жила когда-нибудь так далеко от своих детей?
- А ты – разве еще не жил с женщиной, с которой развелся даже вопреки наличию троих детей?
- Жил. Пока мы не развелись.
- Принц, давай поскорее увидимся, мне нужно просто встретиться с тобой пару раз, чтобы понять, что ты есть на самом деле. Кто знает, - вдруг мы вообще не понравимся друг другу в реале.
- Пару раз? Нет, котенок. Если ты меня увидишь хоть раз, ты захочешь видеть меня снова и снова.
- А ты?
- А я всегда хочу тебя видеть.
- Кстати, Принц. У меня дела в Фуллертоне во вторник. И никаких дел в среду. Ты меня понимаешь?
- А будешь ли ты еще здесь днем в среду?
- Я вообще-то про вечер вторника.
- У меня будут дела во вторник, но только после девяти вечера. Так что, возможно, после работы я смогу тебя увидеть.
- Вот и отлично. Мне хватит этой пары часов. Только я не чувствую твоего энтузиазма. Ты не рад?
- Я рад. Я хочу тебя увидеть. Почему девчонки вечно думают, что если парень не выделывает коленца, то он не рад... Я просто обескуражен. Столько всего навалилось...
- Нэсси, телефон мигает, - кричит с кухни Аня.
- Кто?
- Давид.
- Ладно... – отъехав от компьютера на стуле, Агнесса встала, тряхнула головой, словно переключая канал в сознании, и направилась к телефону, словно на экзекуцию.
- Ты почему телефон не включаешь?
- Забыла, любимый!
- А сейчас что?
- А сейчас случайно заметила, что огонек загорелся.
- Ну, твое счастье, а то знаешь, снова бы я тебе шею намылил.
- О да, конечно, как всегда... – Агнесса уже привычно «возвела к небу глаза», отвечая на заезженную шутку.
- Не веришь?
- Верю, ты у меня такой, - суровый!
- Что делаешь, дурашка?
- Так, сижу за компьютером.
- Дети спят?
- Естественно.
- Что купить к ужину?
- Ты сегодня у меня ужинаешь?
- Да, и сплю. Что-то привезти?
- Ну, хлеба может быть... а что тебе приготовить? Когда ты будешь?
- Минут через сорок, если не будет пробок. Гречка есть?
- Хорошо, сделаю.
И в этом хорош. Его хоть три раза в день гречкой корми, или картошкой в любом виде. Что сделать, чтобы вернуть хотя бы часть своих чувств к нему? Что может бы такого в этом Принце, что она, ни разу его не видя, так на него запала? Агнесса уже далеко не впервые задумывалась над этим вопросом, анализируя, рассуждая, вычисляя и сопоставляя. Она даже обнаружила в нем – по тем фотографиям, которые он ей прислал в обмен на несколько ее изображений, - совокупность черт сразу нескольких своих бывших возлюбленных. Личико у него, - детское, с мерцающими веселым любопытством глазами – от самой первой ее, романтической студенческой любви. Рот, - сочный, крупный, чаще будто обиженно поджатый, – пожалуй, от мужа. От него же – рост под два метра. Широкие сильные плечи – это скорее Давид. Высокий лоб и шелковистые пепельно-каштановые волосы – это еще один поклонник из юности, статный красавец Арам, который, впрочем, так и остался только увлечением. Все остальное – большие, «выразительные» руки, трогательный и ласковый взгляд, красивая посадка головы на по-мужски сильной шее, и, наконец, родинка на лице – это были общие черты, объединяющие всех возлюбленных, которые были у Агнессы. Уникальность Принца состояла еще и в том, что на его лице красовалось сразу несколько родинок – как раз в тех местах, где они были у остальных. Она не могла поверить своим глазам, когда ей пришла в голову эта мысль. Вот они – все в сборе, малышки, – на одном смазливом личике случайного американца. Как тут не поверить в провидение?
- Что ты знаешь о своих европейских корнях, Принц?
- В основном немецкие, но есть еще английские со стороны матери и совсем немного польских. А у тебя?
- Очнись, Принц, я армянка!
- Я помню это котенок. Но я также помню, что ты наткнулась на меня в поисках своих родных. Моя фамилия не может быть армянской.
- Ах, забудь про это, - это другая история. Я – чистокровная армянка.
- Кстати, могу ли я записать тебя в свой список как представительницу Ближнего Востока? У меня как будто пока не было никого оттуда. Возможно, мне нужно будет дать тебе какой-то почетный приз как первой представительнице региона.
- По-моему, определенно можешь, Принц, только не спешишь ли ты? Спрячь свой список подальше, потому что переписка не в счет.
- О да, ты права, я не подумал об этом. За это ты почетного приза точно не получишь. Разве что сертификат. Ха-ха-ха. Но у меня на самом деле чувство, что между нами давно все было.
- Вначале я погляжу на тебя во вторник.
- Котенок, не забывай кто здесь кто. Программу нашей первой встречи составляю я.
- Программу?
- Да, вот смотри: 1. Приветствие. 2. Ты целуешь меня. 3. Затем следует то самое наказание непослушного котенка пыльной тапкой, о котором мы много раз здесь говорили. 4. Обязанности котенка по отношению к Принцу. 5. Расслабление.
- Звучит воодушевляюще. Знать бы еще, что включают обязанности.
- Ты ведь говорила, что большая девочка. Догадайся.
- Я-то девочка большая, но судя по твоей недавней биографии – ты сущий подросток, так что тут могут быть расхождения.
- Ты как-то говорила, что знаешь, какие обязанности есть у женщины по отношению к ее мужчине. И в программу нашей первой встречи штопка моих носков не входит, котенок.
- Вот видишь! Ты должен был это отметить! Что же еще не входит в программу нашей первой встречи?
- Готовить, стирать и убирать. Теперь подумай и реши, что же еще может делать женщина для своего мужчины.
- Хм, - может быть заниматься с ним сексом?
- Черт возьми, котенок! А я надеялся, что мы еще долго будем тянуть эту линию!
Конечно, это не первая для Агнессы совместная ночь с Давидом после того как у нее завязалась переписка с Принцем. Но почему-то именно сейчас, когда она уже знает, что во вторник ей предстоит встреча – реальная встреча, - с Принцем, который, возможно, затмит для нее всех прежних возлюбленных вместе взятых – именно такие были у нее ощущения при мысли о встрече с ним, - у нее исчезло всякое желание быть с Двидом. Отвечая на его ласки, и так и эдак внушала она себе мысль, что изобличать себя в лицемерии и фальши пока рано. Ей не в чем признаваться Давиду, она пока еще не влюблена в Принца. В самом деле, не сообщать же своему бойфренду о каждом потенциальном ухажере! Давид явно не самая подходящая кандидатура в жилетки. Несмотря на всю природную мягкость и легкость его характера, он, выросший в южных широтах, не лишен нахрапистого самолюбия, которое в определенных обстоятельствах может быть крайне разрушительным даже для давних, стабильных и глубоких отношений. Мужчины вообще редко мирятся с такой разновидностью фиаско – а уж южные тем более. Агнесса даже ловила себя на мысли, что ей будет искренне жаль Давида, если он окажется в положении того, кому «нашли замену». Мужчин вообще обескураживают такие ситуации. Особенно, красивых. Они как-то по определению не ожидают такого расклада. Потому-то ей всегда было жаль именно красивых мужчин. Они ее всегда трогали своей уязвимостью. Может быть, потому, в частности, она их и любила – через жалость, - помимо эстетических соображений.
- Чье это? – с наигранной свирепостью вопрошает Давид, ухватившись за нее сзади.
Повернув к нему лицо для поцелуя, она лишь простонала, что вполне могло сойти за «положительный» ответ, но Давид настойчиво повторил свой вопрос. Не желая что-либо говорить, Агнесса решила прикинуться слишком занятой и принялась жадно целовать его плечи, лицо и шею, тщетно стремясь разбудить в себе нежную страсть, которая еще так недавно сопровождала каждую их встречу. Она изрядно сердилась на себя за то, что ее не возбуждает этот столь вожделенный до недавнего времени запах мужчины, его сильные гладкие руки, сильный торс, его горячее дыхание наконец. Что с ней? Где ее пресловутая животная страсть к мужскому полу? Где ее хваленые суперчувствительность и возбудимость? Черт побери, она, оказывается, не мастер многозадачности.
Арминэ, закончив чтение очередного женского бестселлера, которые здорово отвлекали ее от тягучих и мучительных раздумий о своей непростой доле, снова погрузилась в обычное свое состояние апатичной заторможенности, которая делала ее милое личико каменным и еще более бледным, чем оно обычно было. В этот воскресный вечер она особенно тяжело переживала свое одиночество, потому что, позвонив Давиду на мобильный, она услышала лишь автоответчик, а такое могло быть только в одном случае. Давид был просто патологическим телефономаном. Он не расставался с трубкой даже на ночь, и всегда подходил к телефону, в какое бы время суток ни поступил входящий звонок. Арминэ всегда могла найти повод позвонить Давиду. Так уж сложились издавна их соседские отношения, что любой звонок из Еревана был мог стать предметом для обязательного отчета.
И как-то странно этим вечером, после прочтения романтической истории с многочисленными эротическими сценами, после безуспешного звонка Давиду, воображение Арминэ взыграло особыми красками и унесло ее в дебри, пожалуй, за гранью допустимого, - с ее точки зрения во всяком случае. Но она, как ни странно, не стала себя останавливать и с какой-то упрямой и даже слегка злой одержимостью продолжала подпитывать свои фантазии, рисуя себе Давида в объятиях Агнессы. Ей вдруг пришла в голову экстравагантная идея просто влезть в шкуру Агнессы и попробовать в реальном времени насладиться близостью с Давидом. Бедняжка Арминэ! Могло ли ей прийти в голову, насколько далека была Агнесса от чувства наслаждения и счастья в эту минуту! Арминэ пришлось однажды ночевать с матерью на той самой кровати, где обычно были вместе Давид с Агнессой, и она могла достаточно достоверно ориентировать свое воображение. Вот он, ее герой, ее печаль, ее любовь – страстно целует Агнессу, прижимая ее к подушке. Та, конечно, обвила руками его широкую гладкую спину и хаотично поглаживает ее, время от времени впиваясь в нее ногтями, - кисть Арминэ напрягается. Вот колено Давида резко вклинивается, разделяя ноги Агнессы, потом он ловко ее подхватывает локтем под колено, и та вскрикивает от неожиданности, - из уст Арминэ звучит еле слышный стон. Ей некого стесняться в пустой квартире, но она даже наедине с собой не позволяет себе пошлостей. Давид, наконец, прильнул к губам Ангессы так, что той уже трудно пошевелить головой, и она, жмурясь от бесплодных усилий высвободиться, затем просто подчиняется действиям Давида, поглаживая его торс свободным бедром и придерживая его руками за нижнюю часть спины, - Арминэ зажмуривается и принимает позу эмбриона. Потом вдруг, почувствовав тупую резь в низу живота, она порывисто вскакивает и начинает носиться по комнате из угла в угол, будто о чем-то страстно размышляя.
Да, да! Она напишет ему письмо. Она уже знает, что именно будет в этом письме. Только как написать его? Доверить такое послание Интернету или любой другой технологии она никак не может. Написать от руки – вещдок. Она просто попросит его уничтожить послание по прочтении, - но где гарантия, что он это сделает? Она попросит Давида просто положить письмо в ее стол на работе, когда ее там не будет. Потому что она не знает, сможет ли смотреть ему в глаза после того, что ему напишет. Она почти уверена, что пожалеет о том, что собирается сделать. Но она не может остановиться, поскольку она не может сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего. Это нечестно! Нечестно по отношению к самой себе! Хватит думать о благе других, в самом деле! Она живет только раз, и она не может разбрасываться своими чувствами. Не может отдать свою любовь ни той простушке Седе, ни этой кошке Агнессе. Она у нее одна на всю жизнь, эта любовь, - а другие себе еще найдут, им не впервой!
Аня была единственным человеком из близкого окружения Агнессы, рассматривавшим ее авантюру с Принцем скорее пессимистически. Но и ей было весьма любопытно узнать, как же пройдет их встреча. Всякий раз, когда у женщин заходил разговор об этой истории, Аня поджимала рот и скептически качала головой. Каким бы он ни был очаровашкой, красавцем, «принцем» или «королем» - судьба соединила его с женщиной, у которой от него трое детей. Это связь на всю жизнь. Да, Агнессе не нужен ни брачный сертификат, ни его счет в банке. Но неужели ей не важны его чувства? Он ведь ее совсем не любит! Ведь это она больше настаивает на встрече, а не он! Он просто увлечен, а скорее всего - податлив по натуре. Она его ведет, и он ведется. На хитрые замечания Лены о том, что Аня сама могла увлечься Принцем, даже не сознавая этого, - и потому ей не хочется, чтобы у Агнессы с ним что-то получилось, Аня краснела, расплывалась в добродушной и даже радостной улыбке и возражала, приводя в качестве доводов разницу в возрасте – ей всего двадцать четыре, - семейную ситуацию Принца, а также то, что он не в ее вкусе, так как она предпочитает темноглазых брюнетов. Будучи сама темноглазой брюнеткой, Аня была удивительно фотогенична. Все ее фотографии – даже случайные кадры – изображали классическую красавицу. Однако, в реальности это была чрезмерно худая, или, как выражалась Агнесса, «изумительно тонкая» девушка, с длинным, но жидковатым волосом, бледнолицая, с круглыми, широко расставленными глазами и острым носиком, - премиленькая – но не та красавица с фотографий. Она всегда была до странности многословна по поводу ситуаций у других, но неизменно молчалива по поводу своих собственных дел. Единственное, что было о ней известно – это место ее работы. Поэтому, в ее отсутствие Агнесса с Леной иногда пытались рассуждать о ее делах – по-доброму, - но разговоры эти были короткими, ибо говорить было практически не о чем. Когда Аня, распустив шелковистые волосы, надев высокий каблук и столь отличительную для русских девушек в Калифорнии мини-юбку, накрашенная и благоухающая дорогим парфюмом, вечерами исчезала, она то и дело бросала на прощание неизменное: «Ну, я побежала. Скоро буду». Даже купив машину, она объявила об этом подругам пост-фактум. На вопрос «когда же ты успела, почему мы ничего не знали о твоих планах?» Аня как-то обыденно заметила, что ничего не планирует, а просто делает, и молча.
- Что ты наденешь на встречу с ним, Нэсси? – спрашивала Аня вечером в понедельник, - Ты ведь помнишь, что он любит всякие нежные, женственные платьица...
- Да, но поскольку легенда такова, что в его город я еду по делам, у меня должен быть менее легкомысленный прикид, - назидательно возразила Агнесса, рассматривая огромную ягоду клубники, которую она держала в руках, гадая, съесть ее или воздержаться.
- Вы уже договорились как и где увидитесь?
- Ну, поскольку я еду поездом...
- Почему поездом?
- Ну, во-первых, я хочу быть с ним в его машине, пусть почувствует немного власти надо мной, и вообще – это так романтично, когда мужчина встречает или провожает женщину на вокзале.
«Ты сможешь подъехать ко мне на работу, котенок?»
- Нет, я туда приеду на машине клиента, а как только с ним закончу – он возвращается сюда, а я остаюсь в Фуллертоне, чтобы встретиться с тобой!
- Но как же ты доберешься потом домой?
- Почему тебя это волнует? Поездом. Удобно, экономично и экологично.
- А где мы увидимся?
- Ты скинешь мне эсэмэску, как только выйдешь с работы, и я скажу тебе, где я.
- Это означает, что ты, наконец, должнa дать мне свой телефон.
- Ах, и в этом Ladies First! Твое счастье, что у меня важные и срочные дела поблизости от тебя. Иначе никогда бы нам не свидеться!
- Ты понимаешь, Стэн, что любое мое волнение отражается на ребенке? На твоем ребенке, Стэн! – восклицает в трубку Шэннон.
- Я все понимаю, Шэннон. Ты, главное, не волнуйся, потому что наш ребенок – твой ребенок! - от этого страдает.
- Ты причина всех моих волнений, Стэн! Ты не понимаешь, как мне тяжело, как мне важно, чтобы ты был рядом, как я несчастна здесь одна, с детьми на руках, пока ты там живешь как тебе хочется!
- Я все прекрасно понимаю, Шэннон, успокойся! Дай мне еще время.
- Дорогой, я собираю вещи, и если в ближайшие выходные ты ко мне не въедешь, в понедельник здесь уже не будет ни меня, ни детей.
- Шэннон...
- Думаю, недели тебе хватит на раздумья.
Продолжение следует
Писать Давиду от руки Арминэ все-таки не решилась. Она подумала, что лучше всего будет распечатать текст на принтере. В случае чего всегда можно уйти в отказ. Но, поскольку на рабочем компьютере и в рабочей обстановке она вряд ли бы могла сосредоточиться, чтобы составить такой текст, ей пришлось накануне дома набирать его на своем мобильнике, чтобы переслать текстом себе на электронную почту, а на работе уж без проволочек распечатать и удалить из всех баз. В этом письме Арминэ прежде всего просила у Давида прощения за то, что ему, возможно, будет неловко и досадно после того, как он узнает, в чем суть ее послания. Она выражала уверенность, что Давиду все давно известно о ее чувствах к нему. Она утверждала, что надеется на его мужское благородство и способность не предавать огласке то, что касается ее просьбы. Она заверила, что прекрасно понимает все обстоятельства прошлой и нынешней жизни Давида и сознает все последствия своего шага. Она несколько раз повторила, что единственным мужчиной которого она любила и будет всю жизнь любить – был и останется он, Давид. Но, прекрасно понимая, что он не испытывает к ней ничего похожего, она тем не менее просила его стать ее первым мужчиной, потому что именно для него она так долго и верно себя хранила. Ей хочется посвятить свою девственность ему, - без всяких с его стороны обязательств. Она хочет как-то закрыть эту ситуацию, и разрешить ее тем или иным образом, чтобы избавиться от своего чувства и жить дальше. Она клятвенно обещает, что это будет тайной, известной только им двоим, и ни одна живая душа не узнает об их поступке. Она просит его не беспокоиться об огласке. Ни Агнесса, ни Седа, ни ее мать Стэлла, ни его родители, – никто ничего не будет знать. Она же, с чувством чего-то состоявшегося и завершенного, сможет, наконец, раскрыться для дальнейшей жизни. Таковы были мысли, высказанные ею в письме, но одному Богу известно, что на самом деле планировала эта очаровательная светловолосая головка...
Черт возьми! И почему именно во вторник! Этот дурацкий день, накануне выходного, который на этой неделе взяла Шэннон... она теперь неизменно приезжает ко мне с детьми в эти вечера. Я всегда рад видеть детей, да и против компании Шэннон я обычно ничего не имею, когда это уместно. Жаль, что у котенка дела здесь именно сегодня, а не в другой день. Но ничего не поделаешь, я не упущу возможности увидеть ее, наконец, хотя, признаться, это очень волнительно. Я чувствую, что мне будет непросто, но не могу пока понять, в чем именно. Меня не покидает ощущение, что я не хотел вообще когда-либо узнать о существовании этой женщины. Я жил спокойно и по-своему счастливо. Она же привнесла в мою жизнь некое чувство завершенности, о недостатке которой я понятия не имел. Мой взгляд на собственное будущее – ранее весьма четкое и предсказуемое, стал настолько неопределенным, что я почувствовал себя героем мыльной оперы, с которым в любой день может случиться нечто неожиданное и не обязательно приятное. Не будь Шэннон, котенок бы сделал меня необыкновенно счастливым, по крайней мере на время. Не будь котенка, я бы не был так расстроен и убит всей этой мелодрамой с Шэннон. Но поскольку Шэннон – это часть мира моих детей, я постоянно ловлю себя на мысли, что котенок – это скорее боль, чем счастье. Она написала, что уже закончила все дела и ждет меня в Старбаксе.
До окончания рабочего дня еще целый час. Потом мне придется потратить еще минут двадцать, чтобы доехать до этого Старбакса. Она объяснила, что выбрала заведение именно возле железнодорожной станции, чтобы, если вдруг что-то помешает нам встретиться, она была близко к поездам. Вот я уже написал ей, что выехал с работы. Вот я уже запарковался у Старбакса. На ватных ногах, слыша стук в собственных висках, я медленно направляюсь ко входу в кофейню. Уверен, что она, зная время моего прибытия и ожидая меня, неизменно следит за происходящим снаружи – благо две внешние стороны Старбакса абсолютно прозрачные. Оказавшись в Старбаксе, я окинул взглядом переднюю и левую часть помещения и, поняв, что котенка там явно нет, смело направился вправо. Уверен, что со стороны это выглядело так, будто я знал, куда идти. Конечно же, вон она. У правой стены, за маленьким столиком, уткнулась в книжку комиксов, держа одну руку на телефоне – в ожидании моих посланий.
Мне было достаточно одного мгновения, чтобы убедиться в полной достоверности всех моих ощущений. У меня все внутри будто обвалилось. Это было похоже на «до» и «после». Я понял, что жизнь моя вошла в некий необратимый процесс. Проскользнула даже юморная мысль сбежать, пока она меня не видит, но я, конечно, не сделал бы этого. Поздно, слишком поздно. Вот она подняла глаза от книжки и с недовольной миной, щурясь, смотрит наружу сквозь стеклянные стены. Потом, повернув голову, встречается со мной глазами. Я в нескольких шагах от нее, и я продолжаю движение. Она встает. Я раскрываю ей объятия для приветствия, но она, будто не заметив этого, просит меня вытащить из розетки зарядник к ее телефону, так как розетка находится с другой стороны стола. Я вытаскиваю, протягиваю ей провод и сажусь напротив, облокотившись на столе. Столик маленький, и наши лица в паре дюймов друг от друга. Ей даже пришлось слегка выпрямиться на стуле.
- Какой ты большой... – не меняя выражения лица, даже не улыбнувшись, произнесла она еле слышно.
- Шесть с половиной футов, крошка. - Я смотрю в ее лицо, классически совершенное, отточенное, дико привлекательное, и пытаюсь скрыть свой восторг.
Я смотрел на нее и понимал, что оба мы готовы ко всему сию минуту, ибо вся предваряющая часть любовной игры прошла у нас в переписке, и мы, вопреки опасениям, безумно нравимся друг другу в реале.
- А ты выглядишь лучше, чем на фотографиях, - лениво заметила она.
- Ага. Я знаю. Ты не пощиплешь меня за щечки, как обещала? – Я подставляю ей свое лицо, придвинувшись почти вплотную, и чувствую, наконец, ее бешено манящий запах.
- Это были не обещания, это были предупреждения. Но, во-первых, с твоей недельной щетиной у меня отпало к этому всякое желание...
- Я не бреюсь именно с тех пор, как ты пригрозила оттаскать меня за щечки. А во-вторых?
- А во-вторых, не здесь.
- Почему не здесь? – восклицаю я.
- Что ты разорался? – она наклоняется ко мне, и я чувствую, как ее колено под столом упирается в мое бедро.
- Разве я ору? – я зажимаю ее колено обеими ногами.
- Конечно. Почему ты такой шумный? – шипит она, и мне нравится, что она не отнимает колено.
- А что?
- Как «что»? На тебя обращают внимание!
- Я привык к этому, это не проблема. Так что? Как насчет пощипать? – мои бедра мерно покачивают ее ногу из стороны в сторону, и она совершенно не реагирует на это, словно происходит что-то обыденное и повседневное.
- Нет. Не здесь. Пошли отсюда!
- Но куда мы пойдем?
- Интересно, все американцы так глупы, или ты уникум. – И она стала копаться, складывая в сумку книжку, зарядник и телефон. – Ну что, поехали?
- Встань.
Она встала и уставилась на меня в ожидании того, что я сделаю то же самое.
- Повернись спиной.
- Что такое? Зачем?
- Делай что я говорю. Немедленно.
- Нет.
- Я должен посмотреть, выдержишь ли ты наказание.
- Выдержу, не волнуйся.
- Повернись, сейчас же! – мне действительно не терпится увидеть все ее изгибы и округлости.
- Не строй из себя идиота, и пошли отсюда, – выйдя из-за стола, она спокойно направилась к выходу, будто знала, где я припарковался.
Имея полную картину перед глазами, я, довольный собой, зашагал за ней, рассматривая ее сзади. Ладненькая малышка. Не к чему придраться. Она ниже меня на целый фут, но мне не привыкать.
- Сюда, крошка, - я показываю ей, где припаркована моя машина, и, набравшись смелости, шлепаю ее сзади.
Реакция не заставила себя ждать – я получил в ответ удар такой силы, что если бы не видел, кто и как это сделал, – решил бы, что это пинок.
- Ты такая сильная, когда сердишься...
- Имей в виду, я умею боксировать.
- Вот как...
- За что ты меня избил? – наигранно возмущаясь, восклицала она.
- «Избил»? Это была лишь маленькая демонстрация, крошка, – и я открыл ей дверцу машины.
Оглядевшись, она обнаружила детские сиденья в розовый цветочек и завизжала от восторга.
- Гляди-ка, какая прелесть!!! Для маленьких солнышек!!!
- Ну так что, - усевшись за руль, я не спешу включать зажигание, - будем, наконец, целоваться?
- Ты в своем уме – не видишь, напротив машина...
Я увидел, что в машине припаркованной нос к носу к моей, на пассажирском сиденье восседает старая азиатка.
- Эта телка? Да ей наплевать на нас, котенок!
- А мне не наплевать! Поехали отсюда!
Решив повести ее в «Темный Бар» и зная, что там не принимают к оплате ничего кроме наличности, я стал наматывать круги по кварталу в поисках банкомата.
- Что ты делаешь? – заносчиво осведомилась она, заметив, что мы раз за разом оказываемся на одном и том же углу.
- Ищу банкомат, котенок. Там, куда мы с тобой сейчас пойдем, принимают только кэш.
- Не теряй драгоценного времени, Принц, у меня есть деньги,- безапелляционно заявила Агнесса, и я наверняка согласился бы, будь на ее месте кто-то другой, но тут но почему-то заупрямился.
- Я не хочу, чтобы ты тратила деньги, котеночек. Но ладно, пойдем, а позже разберемся.
Бар находится в отдаленном и не самом благопристойном районе города, и улицы там обычно пустынны и плохо освещены. Но в то время, когда мы подъехали и вышли из машины, майское солнце все еще светило вовсю. Обняв за талию, я повел ее через дорогу к бару, и когда мы оказались на противоположном тротуаре, что-то – неожиданно для меня самого – заставило меня схватить ее в охапку так, что она повисла у меня на руках, и прильнуть к ее губам. Она ответила на мой поцелуй, но, услышав звук проехавшей машины, вдруг задергалась, вырвалась из моих объятий, назвала меня тупицей и, громко рассмеявшись, стремительно направилась к нише, где и был вход в бар. Довольный собой и результатом своего «эксперимента», явно обещавшим дальнейшую ее покладистость, я нагнал ее у входа и, поздоровавшись с черным вышибалой, мы вошли в бар через низенькую металлическую дверь.
Позвонив Агнессе вначале на домашний, затем на мобильный, и не застав ее по обоим номерам, Давид по обыкновению дернул левым плечом и с характерной миной на лице, которую можно было прочесть как «мое дело предложить, твое дело отказаться», продолжил бодро спускаться по лестничным пролетам к своей машине. Заметив рядом на уличной парковке машину Арминэ, он широко улыбнулся и стал искать глазами хозяйку. Однако, не обнаружив ее в зоне видимости, решил, что она зашла к землячкам по соседству, и спокойно направился к своему авто. Критически разглядывая пыльную машину, он все же вернулся к мыслям об Агнессе, и его рука потянулась было к телефону, но в последний момент вместо телефона из кармана был извлечен ключ от машины. Возгордившись этим своим «поступком» Давид принял самодовольное выражение лица и уселся в машину. Пристраиваясь на сиденье и орудуя проводками от всевозможных устройств, он продолжал думать об Агнессе. Ему нравилось о ней думать, говорить о ней, говорить с ней. Он чувствовал себя будто выше статусом в такие минуты. Ему очень нравятся ее ум, ее характер, ее манера говорить, ее темперамент, ее внешность, наконец! Будучи яркими представителями общего знака Зодиака, они легко понимали друг друга, и дружеские чувства были далеко не на последнем месте в их отношениях. Но самым привлекательным в Агнессе была для Давида ее сексуальная раскрепощенность. За свою многогрешную жизнь Давид повидал многое, и, разумеется, вряд ли кто-либо мог бы удивить его чем-то новым и невиданным. Просто в Агнессе сочетались все составляющие, которые Давиду приходилось раньше искать и находить в разных женщинах, чтобы чувствовать полноту сексуального жития-бытия. Впервые за всю свою жизнь Давид был рекордно моногамным в течение стольких лет, и ему это даже нравилось. Планка, на которую его подняли отношения с Агнессой, оказалась вне досягаемости тех женщин, которые были так или иначе доступны Давиду, и потому у него возникал к ним лишь чисто эстетический интерес, которым он с удовольствием и беззастенчиво делился с Агнессой при виде каждой смазливой мордашки или аппетитной фигурки. Не в состоянии выдерживать невиданное доселе напряжение неизвестности, он позвонил Агнессе снова.
- Мамы нет? – обратился Давид к ребенку, снявшему трубку, - где она?
- По делам, и сказала, что будет поздно – прозвучало в ответ.
- А вы что делаете? Уроки на завтра приготовили? – Давид начал свою обычную шутливую перепалку с детьми, которых, кажется, обожал всех поголовно.
- На завтра ничего не задали.
- Это тебе так кажется. Сейчас приеду – проверю. Понятно?
- Ага.
- Будет звонить мама – передай, чтобы срочно со мной связалась.
- Хорошо.
Обнаружив, что оставил дома папку с рабочими бумагами, Давид вышел из машины и вернулся в свою квартиру. Когда же он, держа в руках документы, возвращался из спальни к выходу, то увидел на полу вдвое сложенный лист бумаги, и понял, что его просунули в узкий проем под дверью. Наклонившись, Давид, с характерным для подобных ситуаций выражением смеси удивления, опасения и любопытства на лице, подобрал листок и стал изучать его содержание.
Разумеется, сказать, что это далеко не первое письменное признание в любви, которое получал Давид, - это ничего не сказать. Он сам не вел счета ни таким признаниям, ни женщинам, которые у него были. Более того, это не было для него первым предложением «сделать женщиной». Но впервые в жизни получал он нечто подобное от человека, находившегося столь далеко за гранью его сексуального восприятия. У Давида возникла «спасительная» мысль, что это, возможно, шутка, возможно, даже, шутка самой Агнессы – пусть и не самая удачная, и даже грязная, но вспомнив, что видел у здания машину Арминэ, Давид понял, что обмануть себя даже на время, чтобы собраться с мыслями, - не получится. Он не стал перечитывать письмо. Каждая фраза, и даже порядок, в котором они следовали, были ему до боли знакомы. Единственное, что теперь стояло у него перед глазами – это милое и невинное личико Арминэ, и он пытался сочетать эту картинку с тем, что он имел счастье только что прочесть.
- Вот это да! - вырвалось у него полушепотом.
Будучи джентльменом от природы, Давид с одной стороны не допускал мысли о том, чтобы пойти навстречу этой абсурдной просьбе запутавшейся в своих желаниях девушки. Но с другой стороны, он понимал, что если Арминэ будет настаивать, он вряд ли сможет отвертеться. Скандал катастрофически вероятен. А скандала Давид хотел бы меньше всего. Сложив листок бумаги обратно, он подошел к журнальному столику и, присев на корточки, взял простой карандаш и размашисто, по диагонали, написал на оборотной стороне: «Арминэ-джан, я всегда знал о твоем детском отношении ко мне, но я предполагал, что у тебя это должно было давно пройти. Если ты сама трезво подумаешь, то поймешь, что это всего лишь наивная романтичность. У меня своя жизнь. Ты знаешь, что я никогда не смогу сделать того, о чем ты просишь».
Раскрасневшийся, дрожа всем телом, с папкой документов и сложенным листком в руке, Давид спускался по лестнице к своей машине, и впервые за пару лет как бросил, ему вдруг дико захотелось курить. Он не пытался разобраться в природе охватившего его волнения, так как она была слишком проста: дело в Агнессе. Он уже видел себя разговаривающим с ней об этом, обсуждающим что делать и как поступить, но разум подсказывал ему, что это категорически исключено. Человек, с которым Давид готов наиболее охотно делиться всеми своими переживаниями и проблемами, к сожалению, - или к счастью, – является одновременно предметом его глубочайшего и серьезного чувства, породившего отношения, которые он никак не готов подвергать какому-либо риску. К счастью, машина Арминэ стояла на прежнем месте, и Давид смог просунуть листок на водительское сиденье через щель в окне передней дверцы. И, хотя нужно было ехать по делам в иммиграционную службу, больше всего на свете Давиду хотелось бы сейчас встретиться с Агнессой, - просто увидеть ее и поболтать ни о чем.
- Котенок, что ты будешь пить?- спросил я.
- Здесь делают мохито? – обратилась она к бармену.
- К сожалению, нет, мы коктейлей не делаем.
- Вот как...
- Может быть, возьмешь пива, как и я, котенок?
- Нет, я не люблю пиво.
- Тогда красного вина, или белого? – предложил бармен, почему-то хитро подмигнув мне.
- У вас есть мартини?
- Конечно!
- Тогда мне яблочный.
Когда пришло время платить, я заметил, что котенок полезла в сумку.
- Вы принимаете только наличные? – осведомился я для верности.
- Нет, можно и кредиткой, - ласково улыбнувшись, ответил бармен.
- Вот как, - значит, давненько я здесь не бывал, - и я полез в карман, заметив одновременно, что котенок захлопнула сумочку.
- На самом деле, мы всего полгода назад стали принимать платежи кредитками, - бармен кокетливо прищурился мне, переведя затем заносчивый взгляд на котенка.
- Это и есть «давненько», - я, схватив свое пиво, обнял котенка за плечо и мы направились в дальний угол бара, присев на черный кожаный диванчик, протянувшийся по всему периметру темного и совершенно безлюдного в этот час помещения. Поставив свои напитки на столик, - я удивляюсь, как ей удалось не пролить ни капли из этого широкого конусообразного, переполненного до самых краев бокала с пьяной вишенкой внутри, - мы тут же, без каких либо предисловий, принялись целоваться, - будто репетировали эту сцену раз пятьдесят. Я уверен, что если бы производилась видеосъемка, то запись не имела бы ни единой погрешности.
- Сними это, - я слегка приспустил на ее плече вязаный жакет, и она охотно избавилась от него.
- Впрочем, тебе это мало чем поможет, Принц, - шептала она, не отрываясь при этом от моих губ, - как видишь, я одета прилично.
- Значит, я проделаю себе путь снизу, - и я полез обеими руками под ее плотную блузу, нащупав на редкость нежную, шелковистую кожу на ее спине.
Глухо взревев от нахлынувшего восторга, я, кажется, потерял голову и, подхватив ее бедра, ловко усадил ее на себя, спиной ко мне. Выгнувшись как кошка, она запрокинула голову и стала пытаться достать мои губы своими, но я в это время активно покрывал поцелуями ее спину, задрав ее блузу до затылка. Мы оба не сразу заметили, как подле нас возник черный вышибала. Ему пришлось несколько раз произнести слово «сэр», прежде чем я оторвался от своего дела и обратил на него внимание.
- Сэр, я пришел Вам заметить, что Вы очень близки к тому, чтобы покинуть наше заведение.
Соскочив с меня, котенок произнесла, что сожалеет, уселась рядом и принялась приводить в порядок одежду. Я же, не в состоянии что-либо говорить, лишь кивнул в ответ и стал машинально стряхивать со своих колен неизвестно что. Повернув голову вслед удаляющемуся вышибале, я успел заметить победоносный взгляд бармена.
- Ты привел меня в монастырь, Принц?
- Это все потому, что мы тут одни, котенок. Будь здесь куча народу, поверь мне, никто бы не обратил на нас внимания.
- Что же делать, Принц?
- Ничего, котенок, продолжаем целоваться, просто задействуем самоконтроль.
- Я ненавижу самоконтроль.
- Ах ты непослушный котенок! – я принял разгневанную мину и, одной рукой слегка приподняв ее над подушкой, звонко шлепнул другой рукой по обтянутым джинсами ягодицам. – Это тебе второй удар из семидесяти положенных.
- Снова ты меня бьешь? Я разве не говорила тебе, что...
- Помолчи, котенок! – и я снова прильнул к ее губам, потом к шее, потом к плечам, пока не наткнулся губами на ее дурацкий свитер. В эту минуту мне пришла в голову мысль, которая заставила меня схватить ее за волосы на затылке и повернуть к себе лицом.
- Ты ведь встречаешься с кем-то, котенок? Не поверю, что ты воздерживалась все эти месяцы, что мы в переписке.
- А ты, Принц?
- Это другое. Я могу встретиться с тонной девушек, но у меня не пропадет при этом желание увидеть тебя. Ты же, если встретишь кого-то поближе, уже не захочешь больше меня видеть! Отвечай на вопрос.
- Но я ведь здесь...
- Это случайность, потому что у тебя были дела в Фуллертоне! Не увиливай и ответь на мой вопрос.
- Что? Какой вопрос?
Моя рука на ее затылке усиливает хватку и теперь я вижу только ее шею и линию подбородка. Она даже не пытается высвободиться, а только глухо смеется.
- Встречалась ли ты с кем-то во время нашей переписки, и да поможет тебе Бог, если ты и сейчас попытаешься уйти от ответа.
Продолжение следует
В ту же секунду, услышав звонок на свой мобильный, котенок уверенно отвела мою руку и потянулась к лежавшей на столике трубке. Я явственно слышал мужской голос в эфире, и говорила она с ним то ли на русском, то ли на своем армянском, и мне не оставалось ничего другого как хлопать глазами и ждать, пока она закончит.
- Вот провидение и ответило на мой вопрос вместо тебя, котенок.
- Не глупи, Принц, это всего лишь мой клиент.
- Звонит тебе после рабочего дня?
- Это все культурные различия, милый. У американцев так не принято, а у нас – вполне возможно.
- Ты, котенок, видно, считаешь меня идиотом, но будь уверена, твой Принц когда-нибудь доберется до истины в этом вопросе.
- Перестань, солнышко, не будь таким эгоистом! В конце концов, я ведь не задаю тебе подобные вопросы.
- Ты это опять? Я ведь говорил тебе...
- Не говори мне больше про эти половые различия, не будь мужланом.
- Котенок, боюсь, что мне слишком поздно меняться.
- А мне тем более, - я тебя на год старше.
- А мне плевать, все должно быть по-моему.
- Ах, ну хорошо, хорошо, пусть будет по-твоему, - и она вдруг как-то изменилась в лице, сменив утомленное, высокомерное и ироничное выражение на нежное, милое, и покорное. Увидев мою реакцию, она усмехнулась: - я вижу, тебе больше нравится смотреть на глупые лица, нежели на умные.
Я не хочу вдаваться с ней в дебри мужской психологии и волевым движением привлекаю ее для поцелуя. Он длится бесконечно, я снова уношусь куда-то слишком далеко, чтобы быть способным обращать внимание на вышибал или барменов, мои руки путешествуют по всему ее туловищу, я произвожу ревуще-рычащие звуки, и все мое сознание, кажется, сконцентрировалось где-то в низу живота.
- Я хочу тебя, Принц! – и ее рука внутренней стороной запястья мерно втирается спереди в мои джинсы.
- Поехали в мотель, котенок.
- Но ведь у тебя дела сегодня после девяти...
- Черт возьми, наплевать на эти дела!
- А почему не к тебе? Ты живешь не один?
- Не в этом дело. Просто моя квартира сегодня будет занята. Поехали, малышка.
- Извини, Принц, но я имела в виду, что хочу тебя, а не то, что собираюсь переспать с тобой.
- А?.. Что? Какая разница?
- Скоро мой поезд, сладкий, мы ничего не успеем все равно.
- Ты переночуешь в мотеле.
- Одна – нет.
- Сожалею, но я не могу отсутствовать дома всю ночь.
- Тем более. Тогда поехали на станцию.
- Ты уверена?
Она смотрит на меня спокойно и с хитрой улыбкой, хотя я ясно читаю грусть и даже боль в ее глазах. Еще бы! Она ведь все понимает, но молчит, - ни упрека, ни недоумения, ни насмешки.
- Поехали, Принц, у нас будет еще время попрощаться на станции.
- Ты понимаешь, это только сегодня так... если бы ты приехала завтра...
- Понимаю, так совпало, - она, кажется, не верит мне.
- Ты ведь не думаешь, что я женат, котенок?
- Ты хуже чем женат! Довольно, Принц! Уж лучше бы ты был женат, - тогда хоть было бы все ясно.
- Что бы тогда было, котенок?
- Я бы тогда не стала с тобой встречаться.
- Ах, малышка, - тебе так только кажется...
На улице она направилась не к той машине, и мне пришлось подрулить ее плечами в нужную сторону. Она извинилась, посетовав на свою забывчивость и невнимательность. Но я прекрасно понимал, что котенок в растерянности. Она расстроена. Я расстроен тоже, но я заранее знал, как все будет. Ей же нужно время, чтобы осознать и смириться. По дороге на железнодорожную станцию, - минут пятнадцать от бара, - мы непринужденно болтали, и я даже спрашивал, когда она приедет снова.
- Никогда, Принц. Теперь твоя очередь путешествовать.
- Но если у тебя будет здесь работа...
- Это вряд ли. Такое случается крайне редко.
Когда мы подъехали к станции, до поезда оставалось с полчаса, и, не желая выходить из машины, мы просто отстегнулись и стали целоваться вновь, чувствуя на этот раз больше свободы и уединения.
- Мне было бы досадно узнать, что ты встречалась с кем-то во время нашей переписки, - бормочу я, и она лишь хихикает в ответ, - только обещай мне, что ты теперь будешь только моей, котенок!
- Как же меня достал твой эгоизм! – возмущается она.
- Да пойми ты, что эгоизм тут ни при чем! Это целая философия. Ты – женщина, ты приз, ты трофей. Ты отдаешь себя. Ты дающая. А мужчина – это завоеватель, он берущий.
- Не смеши меня, принц! «Берущий»! Много ли ты взял за свою жизнь? По-моему, это тебя взяли и посадили на поводок.
- Тут другое, ты не понимаешь! Я в целом, в общем о природе преследования женщин мужчинами.
- Оставь природу в покое, мы слишком далеко ушли от нее.
Мы снова целуемся, я добираюсь до ее груди, я в восторге от того, какие у нее маленькие и нежные соски, я впиваюсь в них намертво, кажется, причиняя ей определенную сладкую боль, - она обреченно стонет в долгом выдохе и обмякает в моих руках. Ее запястье снова оказалось у моего паха, и я вновь ощущаю ее ритмичные движения. Они сводят меня с ума, и я оказываюсь на краю пропасти, за которым – неимоверное и предвечное блаженство жизни.
Через минуту, когда я сижу обессиленный, еле способный время от времени открывать глаза, она смотрит на меня затуманенными ублаженной страстью глазами, нежно целует мое лицо, то и дело водит пальчиком по моим бровям, лбу, носу, губам, подбородку, словно дорисовывая что-то, она гладит мои волосы, очерчивает мои уши, шею, плечи, и я слышу ее страстный и в то же время успокоенный шепот:
- О нет, ты не берущий, Принц! Это невозможно! Ты всегда, всегда, всегда и для всех – только дающий!!!
Давид, еле маскируя растерянность обычными своими шутками-прибаутками, сидел поздно вечером за столом в компании Ани и Лены, и, попивая белое вино и чай с тортом, они обмывали новое приобретение Ани – подержанную «Хонду».
- Наконец-то будешь на колесах, - ворковала Лена, слащаво улыбаясь – я так об этом мечтаю!
- Пусть все твои мечты будут так же легко осуществимы, как мечта о подержанной машине! – заметил Давид.
- Не говори! – откликнулась Лена, - я собственно говоря не луну с неба хочу в этой жизни. Прежде всего, мне нужно найти способ остаться здесь...
- Только замуж, - прервал ее Давид.
- Да, и мне бы неплохо, - сказала Аня, - но пока я считаю, что покупка моей малышки будет первым шагом к дальнейшим успехам.
- Ну, выпьем за это, – и Давид долил вина в бокалы.
- Да, за мою девочку!
- Как ты ее здорово называешь – «малышка», «девочка», - я прямо таю от умиления и еще больше хочу себе тоже машинку! – воскликнула Лена.
- А ты, наверное, мальчика хочешь, да? – подмигивает ей Давид.
- Ха-ха-ха! Нет, я тоже хочу девочку, - Хонду, Тойоту...
- А Мерседес не хочешь?
- А это тоже женское имя! Просто я пока осиливаю только японский эшелон.
Будучи явно не в своей тарелке, Давид достал из кармана телефон, чтобы позвонить Агнессе, когда вдруг раздался звонок на домашний. Подбежав, ребенок мигом схватил трубку.
- Мама? Ты где? Уже едешь домой? Позвони Давиду.
- Принеси мне трубку, я с ней поговорю, - не в силах больше скрывать свое волнение, Давид даже привстал на стуле, чтобы в случае чего помешать ребенку повесить трубку. – Ты где, дурашка? Куда подевалась?
- По делам ездила...
- Куда?
- В Фуллертон.
- Так твоя машина у дома весь день припаркована.
- Я ездила поездом. Я уже возвращаюсь, буду часа через полтора.
- А мы тут отмечаем анину машину.
- Девочку, малышку! – весело и почти одновременно вставили обе девушки.
- Ну, оставьте мне кусочек тортика и немножко вина. Ты меня собираешься дождаться?
- Я у тебя собираюсь остаться.
- Давид, только не сегодня, прошу.
- Не понял...
Пожалуй, это было впервые за все годы, что они вместе. Все это время Давид неизменно пользовался безотказностью и доступностью Агнессы в любое время года, суток и биологических циклов. Он не помнил ни единого случая, чтобы у нее «болела голова», «не было настроения» или чтобы она «устала». Она стала для него настолько привычным и доступным «предметом обихода», что он почти возмутился ее демаршу.
- Я потом тебе все объясню.
- Объяснишь – что?
Девушки, прислушиваясь к разговору, напряглись и переглянулись.
- Да ничего. Просто у меня сегодня голова забита другим.
- Я это переживу, - с холодной иронией в голосе произнес Давид, явно не до конца доверяя словам Агнессы.
- Вот как? Ну, поглядим. – Агнесса повесила трубку.
- Ну что, скоро будет? - осторожно осведомилась Лена, стараясь не смотреть на Давида пристально.
- Сказала, через полтора часа. - Давиду стоило громадных усилий скрывать свои чувства досады, недоумения, опасения, и еще множество до боли незнакомых ощущений.
- Ой, это будет уже поздно. Мы уже, наверное, пойдем, - засуетились девушки и стали убирать со стола свои бокалы и блюдца.
Когда Аня с Леной ушли, Давид прошел в спальню к детям, чтобы убедиться, что они готовятся ко сну, перекинулся с ними парой дежурных фраз, и, вернувшись в гостиную, сел за компьютер.
Однако, за десять минут чтения новостей он ни секунды не переставал думать об Агнессе, о ее беспрецедентном непредвиденном отсутствии весь день, когда она не ответила ни на один звонок, не появилась нигде в Интернете, а объяснения, которые она дала, были туманны и лаконичны, - не говоря уже о ее «демарше». История с Арминэ, напряжение неизвестности в течение всего дня, да еще и дела официальные – вымотали Давида настолько, что он надеялся снять напряжение, пообщавшись с Агнессой и уснув потом в ее объятиях. Однако, ближайшие события сулили ему совсем другое. Он вдруг яснее ясного ощутил, что разговор с Агнессой может оказаться непосильным для него в эту ночь. Вероятнее всего, он не готов к нему. Возможно, он преувеличивает или драматизирует, хорошо бы, если так. Что бы там ни было, а лучше не рисковать, решило его подсознание. Еще через пару минут Давида в квартире Агнессы уже не было.
Подъезжая к своей станции, Агнесса получила от Лены сообщение на телефон о том, что Давид был смущен и растерян, хотя старался держаться молодцом. «Не ложитесь спать, я зайду к вам через полчаса», - написала Агнесса. «Ты же говорила, что приедешь только через полтора». «Это я сказала Давиду, чтобы он не ждал. Но раз он решил остаться, я зайду сперва к вам. Мне нужно вам все рассказать».
Не ведая, что Давид давно покинул ее гнездышко, Агнесса прошла мимо своей квартиры и, не пользуясь дверным звонком, осторожно постучалась в дверь квартиры, которую снимали Лена с Аней. Пройдя в комнату, она повалилась на диван и, звонко рассмеявшись, закрыла лицо руками.
- Ну что с тобой? Как все прошло?
- Мы тут Давида изо всех сил отвлекали на всякие разговоры о том о сем, – наперебой вещали девушки.
- Я в шоке, девочки. Это какое-то чудо! Это такое солнышко!
- Ну, это-то мы уже по фотографиям знаем, ты давай самое интересное рассказывай.
- Какие к чертям фотографии! – Агнесса пренебрежительно махнула рукой, - они и половины не отражают. На самом деле там такое ублюдище, я просто опешила, когда увидела его, я думала, что это сон! Я увидела его еще на улице, когда он подходил к Старбаксу, я поняла, что это он, и сразу уткнулась в книжку, - типа читаю. Но когда он подошел и я увидела его вблизи, – вы не представляете, что со мной было. У меня все внутри замерло, я боялась, что лишусь дара речи. Это настоящий принц, девчонки!
- Что вы с ним делали, куда ходили?
- Он повел меня в бар, и мы там много-много целовались, а потом он захотел в мотель, но я отказалась, - коротко ответила Агнесса.
- Правильно, не нужно все сразу, пусть он останется слегка озадаченным, - одобрительно заметила Аня.
- Вот и я так решила, - радостно подхватила спасительную идею Агнесса.
- И что? Будете теперь встречаться? – спросила Лена.
- Девчонки, у меня к вам только одна просьба... Если вдруг он как-то появится у меня... умоляю, ведите себя спокойно, хотя, предупреждаю, это будет непросто. Он ослепителен. Прореагируйте на него так, будто мы таких пачками видим. Не хочу, чтобы он зазнался. Нет, я, конечно, понимаю, что за свои тридцать девять лет он сам все понял и осознал, но давайте сделаем вид, что в нашем случае он промахнулся! – рассмеялась Агнесса.
- Он выглядит на столько? – с недоверием спросила Лена
- Что ты! - возбужденно парировала Агнесса, - Он может подцепить хоть пятнадцатилетнюю, честное слово! Он выгдялит на двадцать восемь, не больше!
- Ну, и ты у нас тоже как раз на столько же и выглядишь, - справедливо заметила Аня.
- Ах, нет, я не представляю, что он может во мне найти. У меня такое мерзкое чувство поганости по сравнению с ним! Я так четко сознаю, что это не он, а я настояла на встрече, что он бы, возможно, никогда не приехал специально за тем, чтобы меня увидеть!..
- Да ты не удивляйся, Несс, он ведь американец! – объясняет Лена, - А они стараются не навязываться, и всю инициативу оставляют за нами, женщинами.
- Тем более, он, - со своей занятостью детьми, беременной бывшей и всем остальным, - Аня, казалось, намеренно не дает Ангессе ни на минуту забыть о том, с чем она имеет дело.
- Господи, везет же некоторым мексиканкам! – всплеснула руками Агнесса, - Мне интересно, она хоть соображает, сознает, ценит - какое чудо подцепила?
- Да что ты так сокрушаешься, Несс? – Лена вскидывает свои невидимые брови, -Ты ведь всегда говорила, что муж у тебя был красавец, что все твои возлюбленные были те еще сердцееды, да и Давид твой хоть куда...
- Это все не то, Лена. Это все классика жанра – герои любовники. Тут другое. Тут нечто...нечто ангельски невинное, жалкое, нежное, и в то же время озорное, остроумное, капризное. Если бы он еще был глуповат, так нет же, умен как черт! Вот это сочетание меня подкупает.
- Ты, главное, не влюбись, Несс, - задергав ножкой, посоветовала Аня, - это чревато, поверь...
Агнесса пожала плечами и, коротко качнув головой, будто задумалась. С минуту женщины молчали.
- Но как же мне неохота сейчас идти домой и разговаривать с Давидом, - заныла Агнесса после паузы, - единственное, чего я хочу – это уединиться и мысленно пережить заново все, что случилось.
- Несс, ты ведь не собираешься сейчас во всем признаваться Давиду, - насторожилась Аня.
- Но я не смогу иначе, если он на меня насядет.
- Все-таки эйфория делает людей глупыми. Несс, тебе даже не идет такое, честное слово, - заявила Аня, - ты лучше сосредоточься, все взвесь, а уж потом будешь делать решительные шаги.
- Несс, и правда, пожалей его, - подхватила Лена, - не выдавай ему все так сразу. Кто знает, вдруг с этим принцем у вас и не сложится, - не забывай, что он может в любой момент переехать к бывшей своей.
- К детям, - мрачно поправила Агнесса.
- Суть от этого не меняется, - они будут жить как семья, не сомневайся, - язвительно произнесла Аня.
- Хоть бы Дав уже спал! Или как минимум лег в постель! Там бы я смогла его отвлечь от разговоров. Хотя одному Богу известно, как я не желаю его вообще видеть!
- Будь справедлива, Несс, он ни в чем перед тобой не виноват, - сказала Аня.
- Да, это все твои заморочки обязательно заполучить в койку понравившуюся игрушку, но почему из-за этой блажи должны страдать невинные люди, - Давид или та же бывшая твоего Принца... – тараторила Лена.
- Тихо-молча сделай свое дело и живи дальше как ни в чем не бывало, - продолжала Аня, - все равно ты сама знаешь, что Принц этот тебе даром по жизни не нужен.
- Теперь уже не знаю, Аня, - с обреченным видом вздыхает Агнесса.
- А знаешь, Несс, Аня права: тебе совсем не идет быть глупой, - рассмеялась Лена, - опомнись, женщина! Ты что? Ну пользуй его сколько получится, сколько сможешь, сколько захочешь, кто тебе мешает? Только не делай из этого основную линию своей жизни! Слушай внимательно: никаких признаний Давиду! Давай-ка мы сейчас с тобой прорепетируем, что и как ты будешь ему говорить.
Продолжение следует
Как ни странно, но Агнессе не пришлось ничего объяснять Давиду. И вовсе не потому, что он не остался в тот вечер. Просто потом, во время дальнейших его звонков и встреч они больше не касались этой темы. Агнесса, к своему собственному удивлению, смогла легко и свободно справиться с угрызениями совести и никак не выдать свои мысли, чувства и сам факт встречи с другим мужчиной. Давид будто не смел напомнить ей о том разговоре, когда она позвонила домой из поезда. Агнесса не спрашивала о том, почему он не остался в ту ночь, как обещал. Все, казалось, шло своим чередом. Общение Агнессы с Принцем в Интернете в рабочие часы; служебные, официальные и семейные дела Давида, оформляющего вызов детям и помогающего Седе материально, регулярно отправляя деньги в Ереван; ежевечерние посиделки у Агнессы или у девчонок – за сплетнями и чаепитием; телефонные звонки и посещения Давида. Только Арминэ, насмерть уязвленная и пристыженная небрежной, как ей казалось, припиской Давида к ее страстному письму, не смеющая с кем-либо поделиться переживаниями, не могла смириться с физической недоступностью Давида. Она порой сама признавалась себе в том, что вряд ли довольствовалась бы одним эпизодом, и наверняка рассчитывает на дальнейшие с ним отношения, - вопреки тому, что написала в письме. Но при всем при этом ее по-своему возмутила реакция Давида. Как он посмел отказать ей, зная, насколько ей было сложно и унизительно писать это письмо! Может быть, он не поверил ей, и раскусил ее истинные намерения? Что же это получается? Она не может на него рассчитывать, если ей вдруг что-то от него будет нужно? И Арминэ тут же одергивает себя воспоминаниями о том, как он ее в первое время в Америке подвозил, помогал, советовал, консультировал, - и с другой стороны, эти воспоминания еще больше ее расстраивали. Получается, что вся эта его помощь – ничего не означала для него кроме как оказание доброй услуги соседской девочке. Запутавшись в своих мыслях окончательно, Арминэ решила пойти ва-банк.
- Ну что, Принц, приближается уикенд. И, насколько я знаю, детей у тебя в этот уикенд не будет.
- Да, не будет. Я должен сделать кое-что другое в этот уикенд, но я не хочу это делать.
- Что же ты хочешь?
- Я хочу видеть тебя.
- И что же ты для этого сделаешь?
- Котенок, я говорил тебе, что мне дико нравится твоя спинка?
- Нет, не говорил.
- А еще мне нравится, как звучат мои шлепки по твоему заду.
- Принц, не отвлекайся от главной темы разговора. Ты приедешь ко мне на эти выходные?
- Я ненавижу эти сложные решения, котенок!
- Я тоже их ненавижу, потому и не создаю себе условия для них.
- У меня на этот уикенд – последний срок, когда я могу въехать к Шэннон. Она поставила мне ультиматум.
- Решай, Принц. Если ты въедешь к ней, то я считаю тебя женатым, и прекращаю с тобой всякое общение.
- Ты знаешь, что не сделаешь этого, котенок.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что ты не сможешь этого сделать. Я знаю теперь, что ты ко мне чувствуешь.
- Поглядим, черт побери!
- Не насилуй себя, котенок! Слушай свое сердце.
- Я слушаю его. Как только вы расстанетесь с ней снова, - дай мне знать.
- Ты будешь ждать этого?
- Во всяком случае, я не буду форсировать свои отношения с другими, Принц.
- Значит, я был прав, и у тебя есть другие? Маленький котенок рискует нарваться на мой гнев.
- Принц, не будь смешным. Ты теперь не имеешь права требовать от меня верности.
Когда после восьми вечера, как обычно после работы, Аня с Леной зашли к Агнессе, они застали ее в состоянии «рвать и метать». Образно, разумеется. Агнесса ничего не рвала и ничего не метала, более того, она даже не жестикулировала и не говорила на повышенных тонах. Но по ее застывшему в свирепой мине лицу девушки поняли, что случилось что-то неприятное.
- Ну что, Несс, приезжает Принц на эти выходные?
- Кого ты называешь принцем, Лена? – Агнесса качнула головой в сторону компьютера, будто это было местом обитания предмета их беседы, - этого пуделя на поводке? Это же рядовой подкаблучник, жалкое и ничтожное создание, которое способно только говорить красиво и агрессивно, а на самом-то деле!..
- По-моему, все типичные американцы такие, - вяло заметила Аня.
- Ему видите ли поставили ультиматум! Он переезжает к бывшей. – Агнесса закинула голову и сделала глубокий вдох и медленный выдох.
Наступило напряженное молчание, которое нарушил телефонный звонок.
- И этот – пожалуйста! – всегда так «вовремя» звонит, что так и хочется прибить его этим телефоном! Алло!
- Дурашка моя, привет, душка! – раздался голос Давида, такой родной, такой обыденный и такой неуместный.
- Привет... – Ангесса, казалось, уговаривала себя уделить несколько минут этому дежурному разговору ни о чем.
- Как дела? Что делаете?
- Сидим, чай пьем, дела в порядке.
- Что еще?
- Ничего больше, - еле сдерживаясь, с металльцем в голосе, отвечала Агнесса, косясь на смущенных девушек.
- Как там Аня со своей машиной? Уже обкатала ее?
- Как она могла ее обкатать, если у нее нет прав, а одна она ездить по закону не может.
- Да я вообще боюсь одна, - вставила Аня.
- А ты не могла бы с ней покататься? – резонно поинтересовался Давид.
- Ты ведь знаешь, наше с ней свободное время в дневные часы не совпадает, а ночью ни она не хочет, ни я не буду рисковать. Вот если бы ты мог ее потренировать, цены бы тебе не было.
- Кто? Я?
- Да, завтра и начнете. Она во вторую смену, а ты тоже вроде после трех.
- Ты решила распорядиться моим свободным временем, дурашка?
- Помоги человеку, ничего не сделается твоему свободному времени – покатайтесь по городу и по трассам часа два или три.
- Что-то ты раскомандовалась, дурашка. Давно по шее не получала?
- Ах, ну что ты! Вот прям кажный день получаю, ты у меня такой суровый!
- А толку, как вижу, никакого, - наглеешь на глазах.
- Ну так значит надо чаще...
После этого разговора Агнесса, казалось, уже была в более благостном расположении духа. Но, присев за стол, она снова помрачнела.
- Значит, теперь между вами все кончено, Несс, - резюмировала Аня.
- По идее да, должно кончиться. Теперь он будет у этой латины на привязи в ближайшие восемнадцать лет.
- Но я все же думаю, что ничего там толком у них не выйдет. Если они уже разошлись несмотря на наличие троих детей, значит, ничего надежного там не было. Потерпи, может со временем они и разойдутся, а пока не обижай Давида, - советует Аня.
- Во всяком случае, я ему сказала, что если разойдутся – пусть даст знать, - кивает Агнесса.
После небольшой паузы Лена нарушила молчание:
- Слушай, Несс, а давай-ка ты сохрани все ваши беседы с ним, - они у вас такие прикольные!
- Хорошая идея... это, кажется, меня отвлечет и заставит заодно проанализировать весь ход наших отношений.
- Жаль, что с самого начала уже не получится... аська так долго не хранит столько данных, - заметила Аня.
- Ну, за последние несколько недель там есть, да и на электронной почте немерено, - возразила Лена, - нужно сохранить для истории.
- Да, составлю документ и ...
- Только ради Бога, не храни его на своем компьютере! – восклицает Лена, - Давид у тебя часами просиживает за ним, - не дай Бог, обнаружит!
- Ну, я поступлю с этим документом так же, как и с фотографиями Принца – просто отправлю их себе на мыло – и для верности - на альтернативный адрес электронной почты.
В этот вечер Арминэ, вот уже несколько дней вынашивающая идею новой эмоциональной атаки на Давида, кажется, уже созрела для решительного действия. Проезжая по его кварталу, она увидела, что у него зажжен свет, и это означало, что Давид дома. Позвонив с закрытого номера на домашний Агнессы и услышав ее ответ, Арминэ удостоверилась, что они сейчас не вместе. Решив осуществить свой замысел, девушка, как ей казалось, шагнула в пропасть, но нисколько не сомневалась в праведности своего поступка.
Каждая за своим лаптопом, девушки, разделив корреспонденцию по срокам, помогали Агнессе копировать ее переписку с Принцем, отсылая ей готовые тексты, которые она потом вставляла в документ Ворда. К одиннадцати вечера колоссальный труд был завершен, и готовый документ в двести пятьдесят страниц отправился на альтернативный адрес электронной почты Агнессы, чтобы храниться там для потомков.
- Ну как? Отправила? – усталым, но довольным голоском щебетала Лена.
- Ага. Теперь можно и удалить его с компьютера, - ответила Агнесса.
- Не спеши удалять! Вначале удостоверься, он он там получен,– советует Аня.
- Резонно, - Агнесса одобрительно закивала, одарив Аню торжественно-уважительным взглядом.
- Да он и в исходящих сохранен наверняка! – пренебрежительно воскликнула Лена, и Агнесса одарила ее тем же уважительным взглядом:
- Да уж, верно говорят, что одна голова хорошо...
- А три лучше, - иронично закончила Аня.
- Теперь будет что оставить потомкам, и при этом не опасаться того, что Давид узнает, - весело резюмировала Лена.
- Девчонки, странно, но пока не дошло, - сказала Агнесса, не отрываясь от монитора.
- Должно было уже дойти – это же не телеграмма.
- Но не дошло...
- Несс, проверь. Может, ты и не отсылала вовсе...
- Да нет. Вот же, в исходящих оно есть. Отослала... – и это было все, что могла сказать Агнесса, потому что затем она просто обмерла и побледнела.
- Несс, что там такое? – напряглись девушки.
- Черт бы побрал этот список контактов, которые выплывают едва начинаешь набирать адрес! – вскрикнула Агнесса, отрывисто стукнув по столу обеими ладонями, - что делать? Как вернуть это? Вы посмотрите, кому я это отправила!
Подойдя к Агнессе и заглянув в монитор, обе девушки хором ахнули и, переглянувшись, стали заламывать руки.
Выходя от Давида, Армине выглядела заплаканной, и любому, кто бы ее увидел в этот поздний час, сразу стало бы ясно, что на душе у нее скребут кошки. Она зашла к Давиду поздним вечером, без предлога, заранее удостоверившись, что он один, и прекрасно сознавая, что ему обо всем известно. Лишние слова уже ни к чему. Именно так она решила действовать.
Пораженный ее вечерним визитом – без звонка, без повода, да еще после такого письма, - Давид не мог произнести ни слова в первые минуты, и они стояли, уставившись друг на друга без всякого смысла. Но потом, когда Арминэ, расплакавшись навзрыд, бросилась в его объятия, Давид стал горячо ее увещевать:
- Что такое? Что-то случилось? Арминэ-джан, если ты все из-за того же, то я просто не знаю, что еще тебе сказать.
Силясь оторвать ее от себя, Давид вцепился в ее плечи, и это его движение стало будто толчком для Арминэ, которая, упорно сопротивляясь его действиям, стала отчаянно целовать его рубашку на груди и его руки на своих плечах. Она не могла что-либо говорить, - просто не умела. Расстроенный, Давид какое-то время позволял ей столь нелепо и искренне проявлять свои чувства, но потом вдруг, будто разозлившись то ли на нее, то ли на себя, резко оттолкнул девушку и, отправившись в ванную, заперся там, до упора подняв рукоятку смесителя. Он смотрелся в зеркало, слушал «водопроводную музыку» и, опершись руками о тумбу, бормотал: «Что мне делать с ней? Что мне с ней делать?». Арминэ же, явно слегка ошарашенная своим непредусмотренным порывом, проводив Давида испуганными глазами, вдруг резко прекратила рыдания и уставилась в пустоту, будто сознавая, что произошло. Через минуту она просто выбежала из квартиры. Отвечая на телефонный звонок она обратила внимание, что уже около одиннадцати.
- Агнесса? Добрый вечер... Нет, я не дома... Зайти? А не поздно?.. Спасибо, я на работе могу это делать... А что случилось? Нет, Агнесса-джан. Поздно, неудобно, я не могу... Ну, в другой раз, а сейчас я не могу, нет... Спокойной ночи.
- Черт бы ее побрал! – Агнесса была вне себя, - какая-то она несговорчивая сегодня – у нее явно что-то случилось. В другое время непременно бы зашла, пять минут ходу.
- А что если элементарно ей все объяснить и попросить удалить файл? – сказала Лена.
- Ну, в общем, конечно, вариант, но рискованный, - промямлила Агнесса, - они как брат с сестрой, она очень ревностно относится ко всему, что с ним связано.
- Если копнуть поглубже, то там у нее может быть и нечто большее, чем «брат с сестрой», - предположила наблюдательная Аня.
- Вот видишь, тем более, - согласилась Агнесса, - рискованно ее посвящать в принцевы дела.
- А что если завтра с утра все втроем к ней на работу явимся, двое ее отвлекут, а третья удалит с ее почты документ?
- Под каким предлогом? И кто позволит кому-то сесть за ее комп, - если там еще две тетки рядом с ней работают, - возразила Агнесса.
- Надо что-то придумать, и срочно! – заныла Лена.
- Нет, девчонки, не буду я ничего придумывать... давай уж тогда предоставимся судьбе – раз так вышло. В конце концов, она вряд ли станет досконально изучать этот документ.
- Или вот что, Несси, - заговорщически щебечет Лена, - напиши ей вдогонку, что мессидж отправлен по ошибке, и пусть она его игнорирует и удалит.
- Да нет, - усмехнулась Аня, - я бы в таком случае точно полезла посмотреть, что же это за документ такой...
- Погоди, Несс, погоди, - Лена, грациозно взявшись руками за свою стройную талию, встала в третью позицию: - а там ведь не с самого начала ваша беседа? Ни имен, ни других первоначальных данных, там уже нет? «Принц» да «котенок»? А если где-то что-то проскальзывает узнаваемое, то это же надо выуживать! А в таком объеме вряд ли можно наткнуться на конкретный компромат. Что скажете, девочки, авось пронесет?
Порешив на этой хрупкой вероятности, девушки распрощались до следующего дня. Агнесса же, полностью поглощенная историей с возвращением Стэна в семью, всеми силами пыталась справиться с состоянием, в котором оказалась вопреки даже своим ожиданиям. Кто бы мог подумать, что ее так расстроит это вроде вполне логичное и ожидавшееся событие. Выходит, она надеялась на развитие отношений с Принцем? Честно отвечая себе на этот вопрос, она неизменно приходила к выводу, что ничего серьезного с ним ей не хотелось. Тогда откуда эта досада, это отчаяние, это разочарование, таким невыносимым грузом обрушившиеся на ее сознание и душу? Анализируя свое состояние, Агнесса частенько ловила себя на том, что задето ее самолюбие. Как же так? Ее променяли на... жену и детей! Она не смогла справиться с соперницей! «А все ли ты сделала, для этого, - учитывая, что на войне и в любви все средства хороши?» - спрашивала она себя. «В любви»? В какой любви? И с какой стати она должна была делать «всё»? Ведь всегда ранее – со всеми ее распрекрасными возлюбленными – ей не нужно было прилагать почти никаких усилий, чтобы обреченный мужчина оказывался у ее ног. С Принцем она практиковала ту же непринужденную, ироничную игру. Хотя, возможно, в случае с «уж лучше бы женатым» мужчиной, следовало действовать принципиально иначе.
Пролрлжение следует
Итак, во всей ее необузданной обиде и неуправляемой душевной муке задействован всего лишь беспрецедентный «провал» привычной стратегии и «обвал» женского самолюбия? И это все? Пожалуй, - отвечала Агнесса на свой же вопрос, не удовлетворяясь, впрочем, этим ответом. Здесь все-таки есть что-то еще. Она уговаривала себя проанализировать ситуацию до конца, чтобы просто возвыситься над ней. Когда что-то понятно от начала и до конца, оно перестает быть опасным или причинять душевную боль. Встать лицом к лицу со своей «бедой» - вот что было нужно Агнессе. Продолжая размышлять над своей историей с Принцем, она подробно останавливалась на каждой детали своего восприятия, прорабатывала каждую свою реакцию и, наконец, пришла к выводу, что здесь сыграла не последнюю роль комбинация внешних данных Стэна – двухметрового верзилы с по-детски невинным, живым, удивительно открытым и светлым лицом, - с его совершенно немыслимым поведением бесхарактерного, слабого и управляемого субъекта (или в его случае – объекта?). Неглупый парень, образованный и удивительно обаятельный, хотя, возможно, и весьма себялюбивый, - но в его случае это оправданно! – и при этом находящийся в сетях, примитивно и малобюджетно расставленных явно недалекой умом мексиканки!
Красотка? Агнессе даже не хотелось затрудняться мыслями об этом! Какой бы ни была красоткой эта Шэннон, она никак не могла тягаться с Агнессой в изысканности внешности и блеске ума. Кроме того, она ему наверняка давно осточертела своими перманентными беременностями и постоянным навязчивым присутствием. Годы семейной жизни – до того как она развелась со своим безмерно любимым мужем, отцом своих детей, - окончательно и бесповоротно укрепили Агнессу в убеждении, что страстно любимый человек не может и не должен превратиться в предмет домашнего обихода. Это убивает страсть и с годами преображает любовь в нечто другое, что по инерции называясь тем же словом, тем не менее любовью - в романтическом понимании слова - уже вовсе не является. Это уже лишь воспоминание о любви, последствие любви, надстройка над любовью, - все что угодно с примесью былой любви, но не сама любовь. Это как растворять уникальное вино то водой, то соками, а то молоком. Получится смесь – возможно, тоже уникальная, но уже не столь пьянящая и не столь будоражащая ум, сердце и память. Там будут «будоражиться» другие, более «практические» и «бытовые» чувства и чаяния, но никак не то, что делало жизнь такой сладкой, терпкой и яркой – как это бывало в период любви, - чистой, без примесей.
И последним фактором, столь стрессово повлиявшим на нее, как поняла Агнесса в результате настойчивого и скрупулезного анализа своего сердечного приключения, было стойкое ее убеждение в том, что Стэн – самый красивый мужчина на Земле. Она никак не могла отделаться от мысли, что ни один человек мужского пола, которого она видела вживую, на экране, фотографиях или в виде статуй – даже не приблизился к Принцу по тому визуально-эстетическому воздействию, какое он оказывает на Агнессу. Поэтому, когда Аня, работавшая в тот день во вторую смену, зашла к Агнессе на утренний кофе, она застала ее за компьютером, на экране которого то и дело выскакивали результаты поиска в картинках.
- Чем ты занята? Новый проект по работе?
- Нет, Аня... Просто рассматриваю изображения самых привлекательных мужчин всех времен и народов. Представь себе, никто из них не может сравниться с Принцем! Ну посмотри сама!
- А зачем ты это делаешь? – подозрительно покосившись, осведомилась Аня.
- Я не спала вчера полночи! Я думала. Я должна была понять, что происходит. Потому что я люблю понимать, что со мной происходит. Я привыкла всегда это знать и понимать.
- Что «понимать»?
- Аня, почему мне нет покоя? Зачем мне именно он? Да еще со всеми своими драмами и хвостами в виде истеричной латины и бесконечной череды детей?
- Затем, что ты чувствуешь его отношение к тебе. Поверь, Несс, тебе было б наплевать на него, если бы он в первые дни охладел, и вы просто перестали писать друг другу. Но вспомни, что первые же ваши сообщения были уже на волне страсти и игры. Это совершенно нормально, что ты так на него реагируешь! Тебя не интересует внешняя часть его жизни! Тебе важны его желания, его чувства, его интересы. А они у него наверняка связаны сейчас только с тобой, - ведь ты видела, что он тебе пишет! Почему ты должна быть к этому равнодушна, если он стал так по-человечески тебе близок? Поверь, скорее было бы ненормально, если бы ты спокойно отнеслась к вашему разрыву...
- Разрыву, - медленно произнесла Агнесса, будто заставляя себя смириться с положением дел, которое ей навязано этим словом. – Ты знаешь, Аня, почему я так спешу избавиться от своего чувства к нему? Пользуюсь тем, что выходные, и он не может мне писать. Потому что если он мне станет писать – я не уверена, что смогу его игнорировать.
- Удали его из контактов и заблокируй на всякий случай, - предложила Аня, и Агнессе почудилось недоброжелательство в этом казалось бы логичном совете. Видимо, голос Ани прозвучал слишком властно.
- Вот как? Ты думаешь, он не найдет способа связаться со мной как-то иначе? Нет, нет, мне нужно начинать с себя. Рубить под корень, понимаешь? Возможно, даже использовать Давида для этого, - попытаться снова в него влюбиться. Расстаться с ним на пару недель, уехать, - а потом истосковаться – и воспылать к нему былой страстью. – Агнесса рассмеялась над пафосностью своей тирады, и Аня подхватила эту волну веселья.
Арминэ, придя в понедельник на работу и первым делом зайдя на свой электронный почтовый ящик, увидела в списке новых писем послание от Агнессы, да еще со «скрепочкой». Послание было озаглавлено более чем странно: «Prince». Такое же имя было у файла, прикрепленного к письму. Поскольку вся переписка Арминэ с Агнессой состояла из пяти или шести посланий двух- или трехлетней давности, связанных с различными нюансами пребывания новичка в Калифорнии, сам факт получения письма от Агнессы был для Арминэ из ряда вон выходящим. Но она решила, что тут речь идет скорее о чем-то забавном, чем принято делиться среди друзей и знакомых. Девушке, с ее в общем-то добрым и невинным сознанием, ни на секунду не пришло в голову предположить, что это может быть компроматом на Агнессу. Тем более, что вряд ли та стала бы отправлять ей компромат на себя. Обнаружив, что документ состоит из нескольких сотен страниц английского текста, Арминэ поначалу растерялась. Кроме того, текст этот был страшно неорганизован, - не имел вступления, абзацей, ремарок – одни только реплики. Арминэ беспорядочно прокручивала этот текст колесиком мышки, время от времени цепляясь вниманием за различные его «эпизоды», и сама не заметила, как увлеклась этим занятием
***
- Вообще-то, как ни странно, ты первый незнакомый мужчина во всей моей жизни, с которым я разговариваю так нагло и либерально. Это, видимо, оттого, что ты мне нравишься.
- А как же ты говоришь с теми, кто тебе не нравится?
- Очень консервативно и республикански.
- Ну что ж, я рад, что ты говоришь со мной либерально, ибо это означает, что я тебе нравлюсь. Если же ты вручишь мне памфлет про Маккейна, я сразу пойму, что я в пролете.
***
- Ты мне дико нравишься, но ты действительно живешь аж в Солане? А в Фуллертон тебя не заносит иногда?
- Редко. Мне незачем ехать в Фуллертон кроме как по работе.
***
- Слушай, а ты не разыгрываешь меня? Ты вообще любишь издеваться над мужчинами?
- Есть такой грешок! Но я все это от любви, по-доброму!
- Ну сделай милость, расскажи, как это «по-доброму» ты над ними издеваешься?
- Зачаровываю, даю кучу пустых обещаний, динамлю, а потом наблюдаю, как они корчатся...
- Значит, и мне ты давала пустые обещания?
- Не помню, чтобы я вообще что-либо тебе обещала.
- Э, да ты, я вижу, непростой котенок! Мне придется надеть на тебя ошейник с надписью «Собственность принца, вернуть за вознаграждение».
- И ты думаешь, что некто, нашедший этого котенка, вернет его за какое-то несчастное вознаграждение?
- Ты права. Если бы я тебя нашел, я тебя не вернул бы, а оставил себе.
***
- Пришли мне еще парочку своих фотографий, котенок!
- По-моему, с тебя хватит! Я тебе уже прислала четыре, а ты мне – всего две!
- Ну, я ненавижу фотографироваться. Я ужасно нефотогеничен!
- Тогда и я не пришлю ничего больше!
- Собственно говоря, котенок, твой принц желает не просто твои фотографии, а фотографии особого сорта. И это приказ, котенок!
- Вот как? А может ли котенок – верный и послушный – присылать свои фотоггафии определенного сорта тому, кого совершенно не знает? Ведь я не уверена, что там сидит именно этот красавец, Принц с фоток, а не семидесятипятилетний виагрист, использовавший изображения внука!
- Хммм, котенок! Вообще-то непослушание обычно ведет к суровому наказанию, но в данном случае у тебя есть резон.
- Поэтому, я не стану тебе присылать ничего до тех пор пока не увижу твоего фото с бумажкой в руке, на которой будет написано то, что я скажу. И чтобы фото было сделано именно там, где я скажу.
- Черт возьми, как все сложно! И, кстати, почему ты, котенок, не любишь нас, семидесятипятилетних парней? Мы все такие опытные и утонченные!
- Вот как? Ну тогда я – твоя ровесница, старая карга! Идет?
- Хмм, не знаю-не знаю все зависит от того, насколько у тебя обвисшая грудь. Ты лучше подтяни ее, а то мне придется хлопнуть целую бутыль виагры.
- Ничего страшного, ты выживешь, – ты привычен к виагре!
- Кстати, для непослушных и язвительных старушек у меня есть еще и трость!
- А у меня есть метла, на которой я летаю, так что позаботься о том, чтобы прикрыть свою лысую башку, - чего доброго я размозжу ее тебе.
- Котенок! Ну почему так грубо? Я люблю котят нежных, робких, вежливых. Плохие котята получают у меня тапкой по задику! А ты ведь, наоборот, хочешь, чтобы я был вежлив и обходителен с тобой, открывал для тебя все дверцы, дарил тебе цветы...
- Ты счастливчик, Принц! Я уже несколько раз уходила с первого свидания – если мужчина мне не приносил цветы.
- Вот как? Тогда я действительно счастливчик! Потому что я бы цветов не принес. Я вообще их никогда не ношу. Уж на первое свидание – точно никогда.
- Ну, я поняла тебя! Ты, видимо, так и приходишь на все первые свидания – с тапкой, ошейником, тростью и... презервативом!
- Ну,все верно, только разве что не с презервативом, - я их не люблю.
- Шутки в сторону, Принц! Здесь никто не собирается становиться матерью твоего двадцать шестого ребенка!
- Двадцать четвертого, котенок, - если ты только не разродишься тройней!
- Ну, извини, промахнулась слегка!
- Не промахивайся так больше, котенок, потому что каждый такой промах дорого обойдется твоему роскошному задику.
- Ха-ха-ха, идиот!
***
- Что ты делала сегодня, котенок?
- Пекла и готовила.
- Что пекла?
- Тортик безе с кремом и сушеными ягодами.
- Звучит неплохо. Мне, кстати, нравится идея заставить тебя суетиться весь день на кухне, готовя для меня еду.
- Помечтай, милый.
- И чтобы на тебе был только один коротенький фартук и высоченные каблуки.
- Конечно, - куда же мне без фартука, – так я вся перепачкаюсь сливками, медом и облипну орехами.
- Черт побери, это тоже было бы неплохо. Ты вся такая раскрасневшаяся, уставшая, наклонилась над духовкой, просишь у меня позволения отдохнуть, а я беспощадно приказываю тебе продолжать печь.
- Ха-ха-ха, ну какой же ты придурок!!! Как же можно «продолжать» печь, если уже все закончено. А если не закончено, то как я могу просить у тебя разрешения отдохнуть!
- Будто я знаю, как это происходит! Это просто моя фантазия – и ты должна с этим жить!
- Обязательно! Ха-ха-ха!
Арминэ понемногу увлекалась чтением, время от времени отвлекаясь рутинными ответами на телефонные звонки. По мере ознакомления с «документом», она, конечно, поняла, что речь идет о женщине, живущей в Солане и мужчине, живущем в Фуллертоне, но даже при этом она никак не могла предположить, что один из собеседников – Агнесса. Ей довелось прочесть множество популярных любовных романов, но, как ни странно, именно эта переписка вызвала в ней искренний, неподдельный интерес, - по-видимому, тем, что наверняка была реальной, непридуманной. Незатейливые диалоги привлекали девушку своей игривостью, остроумием и обаянием, которое исходило от обоих собеседников. Углубляясь в чтение, девушка проникалась влюбленностью в героя и завистью к героине. Девушке было досадно за себя, так как она понимала, что никогда не сможет быть такой смелой и дерзкой в общении с мужчинами. Она стала даже по несколько раз перечитывать некоторые эпизоды, которые ей казались особенно эффектными с точки зрения воздействия на противоположный пол.
- Как жаль, что я не нравлюсь тебе так, как ты мне, Принц!
- Сумасшедшая! Котенок, поверь мне, я не мальчишка, и в моей жизни было много женщин – самых разных, с обоих побережий и из центральной части. Неужели ты думаешь, что я бы говорил с тобой столько времени, если бы ты мне не нравилась?
- Но ты такой безразличный, такой безынициативный, такой инфантильный! Мне кажется, что если бы не я и моя общительность, то мы давно бы перестали общаться. У меня ощущение, что ты отвечаешь мне только из вежливости – из вашей американской универсальной привычки улыбаться всем подряд.
- Общаться с тобой целыми днями, несколько месяцев подряд - из вежливости? Нет, котенок, я не настолько вежлив. Мне пишут, и немало, но я общаюсь далеко не со всеми. Я умею игнорировать, котенок.
- Значит, вот это, что ты проявляешь ко мне – и есть высшая степень твоего внимания к привлекающей тебя женщине?
- Это степень, которой я и сам от себя не ожидал, котенок. Представь себе, мне никогда не приходилось так долго общаться с женщиной, не видя ее, не слыша ее голоса, не зная ее запаха. Поверь, я не думаю, что когда-либо вообще общался с женщиной более соблазнительной, чем ты.
- Принц, на моем лице написано блаженство. Но ты был краток. Продолжай.
- Мы еще не виделись, но ты заводишь меня, - во многих смыслах, на разных уровнях, и для меня это ново. Такого я не испытывал никогда раньше. Никогда я не находил женщину столь романтически очаровательной, остроумно игривой и сексуально раскрепощенной в одном комплекте. Бывает либо одно, либо другое, либо что-то с чем-то, а в тебе – все и сразу. Я уже не говорю о том, как ты офигенно красива. И запомни эти мои слова, котенок, потому что я не из тех, кто станет их повторять раз за разом. Я не сентиментальный слюнтяй, хотя и у меня есть чувства. Просто я знаю себе цену. Поэтому, с этой минуты ты будешь хорошим котенком и никогда больше не станешь говорить, что не нравишься мне.
- Принц, ты сволочь!
- Но я честная сволочь, котенок! Я не солгал тебе ни единым словом.
В отличие от Арминэ, Агнесса не стала включать компьютер в понедельник. Более того, она вообще решила выйти из дома и проехаться за покупками, - чтобы развеяться, забыться, отвлечься. Однако, поскольку она никогда не была заядлой шопоголичкой, ей быстро наскучило бесцельное хождение по магазинам и случайное приобретение скорее ненужных вещей. Кроме того, она поняла, что ничего не меняется. Все ее мысли связаны с Принцем, перед глазами постоянно его лицо, - в сумерках привокзального вечера, с неимоверно чистыми и сверкающими глазами, лазерным лучом пронизывающими ее тело и душу. Она хочет чувствовать запах его губ, ей нужны его руки на ее плечах, она желает потереться головой о его туловище. И все эти ощущения, мысли, желания и воспоминания одно за другим, а то и «гроздьями» преследуют ее в каждом магазине, на каждом светофоре, под каждую звучащую из радио песню. И больше всего ее беспокоило то, что он наверняка написал ей, и ждет ответа. Вот уже три часа как он не получает ничего от нее в ответ, в то время как обычно она отвечала ему моментально! Черт возьми, в чем собственно дело? Почему она должна перестать с ним общаться? Чего и кого ради? Зачем себя мучить, терзать, насиловать? «Гордость? Какая гордость?! Наши горы слишком далеко и навсегда! А я хочу его, и он будет моим. Хоть раз, но непременно будет, или я - не Агнесса! А там поглядим!». С этими мыслями она мчалась домой, чтобы засесть за компьютер.
Подъехав к своему дому, она увидела на парковке Аню с Давидом, которые, весело переговариваясь, выходили из аниной машины после очередного урока вождения.
- Ань, ну как сегодня твоя «девочка»? – осведомилась Агнесса.
- Уже не девочка, - ответил Давид, вызвав взрыв дикого хохота у женщин, - Аня ее сегодня по фривэю прогнала!
- Поздравляю, дорогая! Теперь ты сделала еще шаг вперед! А то все по городу да по городу...
Агнесса выглядела счастливой, сияющей и возбужденной в своем решительном намерении продолжать общаться с Принцем несмотря ни на что, но Ане, которая еще не ведала об этом ее решении, была совершенно непонятна воодушевленность Агнессы.
- А ты – когда на работу? – обратилась Агнесса к Давиду, который, также будучи нимало удивлен веселостью своей подруги, смотрел на нее с некоторым недоумением.
- Сегодня я на пару часов позже выхожу, так что ты меня сейчас покормишь и все такое.
Вот и все, Принц. Кажется, теперь нет у тебя котенка больше! Она тебе больше не напишет. Вот уже шестой час пополудни, а она молчит. Она отвечала тебе моментально, где бы ни находилась – у нее всегда с собой или телефон, или лаптоп. Тебе достаточно было просто поздороваться – коротко, глупо, насмешливо, - и у вас завязывался разговор – милый, веселый, уникальный – на весь день! Придется отвыкать от этого теперь. Жаль, очень жаль. Я не думаю, что в моей жизни будет еще такая женщина. Но что поделать, я сам своими глупостями, своими слабостями – нажил себе свою судьбу, и, давай-ка честно! – моё место там, с моими детьми... и с Шэннон! Меня никто не заставлял тащить ее в постель через год после развода. Расхлебывать эту кашу буду я и никто другой. Котенок говорит, что мы, американские мужчины, слишком бесхарактерны? Я называю это хорошим воспитанием и здравым смыслом.
Продолжение следует
Спонтанность и стихийность, - Агнесса всегда их очень ценила. Больше всего на свете ее возбуждало, когда любимые мужчины заставали ее врасплох и склоняли к неуместному и неожиданному сексу. С Давидом в последнее время такое случалось не часто, и Агнесса вдруг решила воспользоваться его намерением заскочить к ней на пару часов перед работой. Несмотря на свое решение во что бы то ни стало и вопреки всему продолжить общение с Принцем, она решила дать себе последний шанс избавиться от этого наваждения. Давид появился здесь и сейчас как нельзя более вовремя. И, хотя секс не будет таким уж спонтанным, ибо он все равно «запрограммирован» на «после трапезы», он все-таки не был ожидаем. Агнессой планировалось совсем другое, а именно – общение с Принцем. Но она была рада, что появился повод отвлечься от этого намерения. Ей будет чем себя занять в течение рабочего дня, а Принц будет мучиться мыслью, что она навсегда для него потеряна. Так его, вражину! А пожалеть его можно и завтра и в любой другой день!
Необузданность, ненасытность и особую хищническую свирепость Агнессы Давид воспринял со смешанными чувствами. Ему нравилось думать, что Агнесса столь страстно воспринимает его, тем более, что за годы их отношений она время от времени проявляла такие случайные порывы особо необузданной страсти. Но с другой стороны, вспоминая тысячи мелочей и в особенности тот недавний случай с ее исчезновением на весь день, Давид не исключал переигранности и фальши в этой страсти. На самом же деле не было никакой фальши. Просто Давид принимал искреннюю взбешенность Агнессы за наигранную страсть. Агнесса была страшно рассержена на себя за то, что не чувствует ни малейшего желания физической близости Давида, и это раздражение заставляло ее жарче целовать его, дольше и активнее двигаться в разных эпизодах любовной игры, тяжелее дышать, громче и бесстыднее реагировать на его все действия. Как ни парадоксально, чем меньше ей хотелось и нравилось заниматься любовью с Давидом, тем более возбужденной и свирепой она выглядела. «В чем дело? – спрашивала она себя, - Вот же он, вот! Вспомни, как ты его любила, как мечтала о нем, когда он был далеко, как тебе не терпелось вновь его увидеть, как ты возбуждалась от одного его запаха, который оставался на постельном белье!».
День за днем читая полученный от Агнессы документ, Арминэ будто впервые в жизни начинала распознавать более-менее четкие этапы процесса соблазнения и очарования. Ей становилась яснее сама суть отношений между полами вообще, хотя конкретно «Принц» с «котенком» об этом почти не говорили, - но сам характер их переписки и вибрации, исходившие от этого своеобразного сюжета, исправно делали свое дело. Ни один из многочисленных любовных романов, – классических или современных «бестселлеров», - почему-то не вызывали у Арминэ такого чувства сопричастности и день ото дня углубляющегося понимания происходящего. Возможно, это было от того, что данный документ не был задуман как достояние широкой публики, и уж конечно не был растиражирован так, как книги, фильмы или журналы. Возможно и то, что Арминэ подсознательно узнавала в героине кого-то из близких знакомых, и автоматически прониклась к ней пониманием и сочувствием. Единственное, что было очевидно и несомненно – это искренний и с каждым разом усиливающийся интерес девушки к этой истории.
- Котенок, не расстраивай меня! Ты не знаешь, каков я в гневе, и тебе не нужно это знать.
- Кто, - ты? Не смеши меня, ради Бога, Принц! Я уже видела тебя, и ты меня больше не обманешь!
- Да что ты видела?
- Тебя. Мне было достаточно того, что было, чтобы понять кто ты есть.
- И кто же я?
- Плюшевый медвежонок!
- Ах, как же ты пожалеешь об этих своих словах, котенок, когда тебя постигнет мой гнев!
- Ну, отшлепаешь ты снова меня по заднице, - так это не страшно!
- Сладкая, я был чрезвычайно мягок и нежен с тобой. Но настоящего ты меня еще не видела, и ты этого не хочешь!
- С чего ты это взял?
- Да потому что ни одной леди, с кем я бывал, это не нравилось. Но если ты будешь себя хорошо вести, я, возможно, никогда на тебя не рассержусь, потому что я люблю бывать с теми, кто мне реально нравится.
- Значит, ты первым делом подпускаешь к себе тех, кто не «реально» тебе нравится, а потом делаешь все возможное, чтобы они больше к тебе не приставали?
- Такова жизнь, котенок, она бывает жестока!
- Принц, ты кретин!
- Котенок, не пытайся узнать, как именно твой принц наказывает за нехорошее поведение. Уверяю тебя, ты этого не хочешь.
- Я извращенка, Принц, так что, возможно, и захочу. Поэтому, я, пожалуй, буду вести себя плохо.
- Надеюсь, плохое поведение не включает встреч с другими мужчинами, потому что это обойдется котенку слишком дорого.
- Напрасно надеешься, мой суровый господин! Пока я не узнаю, что там может быть такого ужасного в исполнении плюшевого мишки, тебе придется терпеть все варианты моего плохого поведения.
- Ну тогда для начала я посажу тебя в ледяную ванну – это вызывает, пожалуй, большую часть слезного раскаяния у дам! А потом я, возможно, вырежу свои инициалы где-нибудь на твоем теле, чтобы мужики знали, что им нечего с тобой связываться. Да, и я буду вести видеозапись всех твоих страданий, чтобы потом заставить тебя служить мне, пока я буду это просматривать.
- Знаешь, что говорят русские, Принц? «Не пугай ежа голым задом»!
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Что это еще за хреновина? Что она может означать?
- Это означает, что холодной воды я не боюсь. Как впрочем и всего остального.
Я рад. Да, да я скорее рад тому, что случилось. Дети снова рядом со мной, и теперь мне некуда торопиться, можно общаться с ними бесконечно, до самого момента, когда им будет пора укладываться спать. Возможно, это лишь эйфория, но я чувствую себя по-настоящему счастливым. Шэннон изо всех сил старается быть милой и покладистой. Бедняжка моя! Я смог бы снова полюбить ее. Она подарила мне замечательных малышей. Я смогу, я постараюсь быть с ней ласков. Даже если она устроит какой-нибудь скандал, я постараюсь сохранять спокойствие и проявлять понимание - ведь она в положении! Знаю, будет нелегко, но это и есть моя жизнь и моя судьба. И я даже не уговариваю себя! Это так и есть! Да, я не хотел делать того, что требовала Шэннон! Но теперь, когда мне пришлось это сделать, я должен всеми силами постараться найти в этом положительные стороны. Мои дети – они этого заслуживают!
Все дни до самой пятницы Агнессе удавалось отвлекаться от мыслей от Принце и не отвечать на его сообщения, которых, впрочем было не так много. В понедельник после обеда он написал, что нуждается в поддержке и сочувствии, а вовсе не в равнодушном молчании. Не дождавшись ответа, он написал потом лишь во вторник, и это снова было одно-единственное сообщение за весь день. «Да, я въехал к своей бывшей, если это то, что ты хочешь знать. Но ты также знаешь, что я не хочу прекращать отношения с тобой». В среду Принц написал то, что по идее должно было оказаться последним штрихом в их общении. «Ты знаешь, я хочу с тобой общаться – пусть даже только так, виртуально. Я привык к этому. Тебе, видимо, не хочется впрягаться во всю мою долгоиграющую драму, и я понимаю твои мотивы. Но при этом я не понимаю ТЕБЯ! Впрочем, это неважно. Спасибо тебе, что была со мной все это время».
Что касается четверга, он выдался для Агнессы относительно свободным, и ей было особенно трудно не писать Принцу. Более того, его послания - хотя и тешили ее самолюбие, - но были мучительно трогательны для ее женского сердца, особенно, когда она сознавала, насколько трудно было Принцу, избалованному и себялюбивому, их писать. О, он наверняка не догадывается каково приходится ей! Она целыми днями думает лишь о нем, - с болью, досадой, отчаянием! Ей тоскливо без его общения, ей жаль его, ей совестно, что она его бросила. Она упрекает себя, что мучает обоих – воимя никчемного самолюбия. У нее все эти дни напролет было неспокойно на душе, а порой даже покалывало в левом боку, и в такие минуты она сознавала, насколько это глупо и бессмысленно так себя мучить. Однако, и в четверг ей удалось воздержаться от общения с Принцем, и она даже зауважала себя, хотя в минуту «самоуважения» горькая усмешка скользнула по ее лицу, выдавая ее истинное отношение ко всему происходящему. Давид же все эти дни, будто зная, как ей нужно общение и понимание, как нарочно почти не отходил от нее ни на шаг. То пригласит проехаться с ним за бытовой техникой, то нагрянет с выпечкой из армянской пекарни, то предложит сходить поужинать на побережье. Могла ли Агнесса знать, что Давид таким образом лишь скрывается от преследований Арминэ, которая с каждым днем, начиная с понедельникка, когда она начала читать переписку «принца» с «котенком», все больше и больше загоралась идеей испробовать на Давиде способы соблазнения, использованные «котенком», или предложить Давиду проделать несколько принцевых штучек, о которых она там вычитала. Она писала ему на электронную почту, извиняясь за глупое поведение и настаивая на встрече «в спокойной обстановке», во время которой можно было бы все «по-взрослому» обсудить. Давид не ответил ни на одно ее послание, - и лишь использовал любую свободную минуту, чтобы быть с Агнессой. И вот он, вечер четверга, когда Давид на работе, а Агнесса – вновь наедине со своей неутолимой и безысходной печалью, ничуть не утихнувшей за все эти дни, а лишь приглушавшейся присутствием Давида или подруг. Она слушает из наушников музыку на полную громкость, и в попытке избавиться от чувств к Принцу, она прослушивает один и тот же опус, просматривая при этом фотографии то Принца, то Давида, чтобы как-то уравновесить их в своем сознании. Давид, как обычно позвонил ей, когда у него выдалась свободная минутка на работе.
- Как ты вовремя! – искренне прокричала она в ответ на его приветствие.
- Я всегда вовремя, дурашка!
- Да, да, любимый, это правда!
- Как дела, что делаешь?
- Ты придешь ко мне сегодня ночевать, любимый?
- Не знаю, посмотрим, - если захочу. – Давид с удовольствием пользуется случаем подразнить ее.
- Ах, как мне жаль, что ты не можешь быть моим другом! – неожиданно для себя выпалила Агнесса, и поняла, что влипла. Теперь, если он начнет выспрашивать, ей не удастся что-то скрыть. Она слишком измотана и измучена.
- Не понял. А кто я тебе?
- Ну... я имею в виду, если бы я могла с тобой делиться все, чем только хочу!
- Я уверяю тебя, что ты можешь со мной делиться всем, чем хочешь, - произнес Давид, и ему самому показалось, что, возможно, с этой минуты пошел обратный отсчет для их отношений.
- Понимаешь, у меня один друг... он попал в такую передрягу...
- Какой друг, кто такой?
Агнесса поняла, что не готова выложить все карты перед Давидом, и нашла в себе силы солгать:
- Это касается Лены, ее дел. Так вот, она полюбила человека который был разведен. А как только у них наладились отношения, его бывшая жена стала угрожать ему, что заберет детей и переедет в другой штат, если он к ней не вернется. Представляешь, каково сейчас Лене?
- Лену я подвозил сегодня на пляж, если ты помнишь. И она была в полном порядке.
- Да, да. Но не станет же она тебе рассказывать про свои сердечные тайны. Да и я тебе это говорю лишь потому, что хочу понять логику мужчин.
- Какая логика, Несси? У мужика жена и дети, - куда она полезла?
- Они разведены, я тебе объясняю! Просто она... понимаешь, мексиканка! А ты ведь знаешь, какие они могут быть! Она устроила ему целое представление с декорациями, и он повелся!
- Ерунда какая-то. Скажи Лене, пусть не валяет дурака. Ей это не подходит. Она молодая, красивая, свободная девушка, и может найти себе достойного.
- Но она любит его!
- Это у нее пройдет. Она не дура.
Агнессе, как оказалось, нравится говорить о Принце – с Давидом, - пусть даже не в контексте истинного положения вещей, - и она не хотела прекращать этот разговор. Уверенный тон Давида и твердость его позиции придавали ей сил и успокаивали ее.
- Давид, ты понимаешь, он ведь расстался с женой больше года назад, - они развелись несмотря на наличие троих детей. Как ты думаешь, если она его шантажом вернула в семью, - он выдержит там или снова сбежит через некоторое время?
- Постой, каким шантажом? Пусть он ей не пудрит мозги. Объясни ей, что он все это придумал, чтобы она от него отвязалась. Если они были женаты, и у них есть соглашение о разводе, то там должно быть четко прописано, что ни один из них не имеет права без согласия другого переселяться с детьми даже внутри штата, не говоря уже о выезде за его пределы.
Продолжение следует
Это твоя новая книга, Багир?
Не книга, пока просто рассказ, он сейчас в процессе, выкладываю по мере написания. :)
Последние слова Давида – каждое из них! – будто острым ножом вклинивались в ее ум, сердце и сущность. Агнесса побледнела, будто из нее вышла вся кровь, и ощущала она себя именно так, - пустота, вакуум, полное отсутствие всякой возможности выйти из них. Повесив трубку, она медленно направилась к компьютеру, хотя никакого определенного намерения не имела. Ноги сами понесли ее туда, где она провела сотни счастливых часов, - счастливых тем, чем нигде и никогда раньше, - свободным, дерзким и общением с мужчиной, которого считала и продолжает считать самым замечательным и самым красивым на Земле, и который при этом неравнодушен к ней. Он хочет, чтобы «она от него отвязалась»? А как же его послания – в ответ на ее молчание? Он целых три дня писал ей, зная, что она не ответит! Ему это наверняка стоило больших усилий в деле подавления самолюбия и эмоциональной лени. Перед ее глазами, как у умирающего, многослойной вереницей пронеслись все его послания, слова, взгляды, поцелуи, движения, вся его мимика, все интонации его голоса. Она закачалась от болезненного блаженства, воспринимая этот поток в сознании, но очень скоро он был прерван телефонным звонком, хотя одному Богу было ведомо, как хотелось Агнессе побыть наедине со своими мыслями в эти минуты.
- В чем дело? Опять связь прервалась? – спрашивал Давид.
В очередной раз сделав над собой усилие, Агнесса глубоко вздохнула и ответила почти шепотом:
- Не знаю, ты пропал куда-то, я и повесила трубку.
- Что у вас еще интересного?
Это был один из самых ненавистных вопросов, которые Агнессе приходилось выслушивать по жизни. А уж в эту минуту – он был просто-напросто убийственным. Ей вдруг пришло в голову здесь и сейчас во всем сознаться Давиду, потому что чувства душили ее, а лгать и лицемерить было просто невыносимо.
- Давид, интересно то, что я должна тебе кое-что сказать...
Услышав эти слова, Давид почувствовал, что-то подкатившее к горлу и затем ударившее в виски. Он почувствовал также что-то горячее в глазах, но быстро убедил себя, что это не слезы, так как глаза продолжали оставаться сухими. Сделав глотательное движение и почувствовав, что в горле сухо, он прокашлялся.
- Ты что – забыла? Ты мне уже все рассказала про Лену и про ее идиота-любовника. И я уже сказал тебе, что ей нужно сказать и как ей это нужно сказать. Она еще не возвращалась с работы?
- Не знаю, не заходила. Может быть, сразу к себе прошла... – Агнесса, казалось, была в недоумении, но ей почему-то стало легче говорить, - она почувствовала, что участвует в какой-то дикой и манящей своей опасностью игре. – Что я хотела тебе сказать... да, я хотела сказать...
- Мы остановились на том, что этот бениамин пудрит ей мозги...
- Бениамин?
- Я говорю так, чтобы не сказать другое слово, - хочешь его услышать?
- Нет, нет, не надо... продолжай...
- Передай Лене, что он просто ищет развлечения, чтобы отдохнуть от семейной рутины. Объясни ей, что он никогда не был разведен, что он никогда уже не оторвется от семьи, что она для него просто очередная шлюха на стороне!
- Послушай, давай не выходить за рамки...
- Это я выхожу за рамки? – Давид почти перешел на крик.
- Ты сам – оторвался ведь от семьи?
- Я – это я!
- Давид, ну что за аргумент такой?
- Слушай, я всю жизнь и со всеми был честным. Я никому голову не морочил и мозги не пудрил. Всем про меня было все известно и понятно. Всем! Даже Седе, - и ей в первую очередь. А теперь пойди и спроси... этого бениамина – знает ли его жена о Лене, о Мадлене, о Мариелене и обо всех остальных, с кем он крутит... Он врет и там, и тут. Скажи Лене, что если ей нравится быть очередной дурой у хитро выделанного женатика, то лично для меня ее больше нет!
- Давид... почему ты так бурно реагируешь на историю Лены? – через долю секунды после этих слов Агнесса поняла, насколько глупым был ее вопрос.
Молчание в трубке длилось не менее пяти секунд – и это были едва ли не самые долгие пять секунд в ее жизни.
- Зачем ты это спросила?
- Чтобы узнать...
- А я не уверен, что тебе нужно еще что-то знать. Равно как и мне. Договорились? Я, по-моему, все сказал на этот счет.
Стоит ли говорить, что во время всех дальнейших встреч с Леной – в присутствии ли Агнессы или без нее, - Давид ни разу не заговорил с ней о ее сердечных делах.
Утром в пятницу Агнесса сидела у компьютера, готовая написать Стэну. После ночи раздумий она ни на минуту не задумалась ни над словами Давида, ни над тем, что на самом деле могло происходить в жизни Принца. Ее волновали лишь его слова. Он хочет с ней общаться! Он не желает прекращать встречаться с ней! Он привык к ней! Что же может быть убедительнее, правдивее, желаннее? С какой стати должна она держать себя в узде? Ведь ей нравится этот процесс обольщения и завоевания. Ей вовсе не нужен результат! Пусть Принц остается там, где он сейчас! Пусть декламирует стишки своим детям, водит их в Дель Тако и смотрит с ними «Улицу Сезам»! Ей нужна лишь его любовь, его поклонение, его восторг и, наконец, его тело. Остальное, пожалуй, пусть достанется «Панчите».
- Ты ведь не думал, что я такая бессердечная и равнодушная что мне наплевать на твои страдания, Принц?
- Нет, этого я не думал. Я понимаю, когда кто-то не желает ввязываться в чужие проблемы. Просто мне бы не хватало тебя.
- А при всем прочем - ты счастлив?
- Ну, мне бы хотелось поддержки и сочувствия, но я пойму, если ты не пожелаешь вдаваться в это безумие...
- У тебя есть родители? Что они говорят о том, что ты называешь безумием?
- Я не так часто с ними общаюсь, так что им пока не известно, что я переехал к ней. Я наверняка скоро сообщу им, но не думаю, что они скажут что-то особенное. Они в основном не вмешиваются в мои дела.
- Я просто запуталась, Принц! Я никогда не была в подобной ситауации, и теперь не знаю, как поступают в таких случаях хорошие женщины и добрые друзья.
- Это совершенно нормально думать в первую очередь о себе. Поэтому, если тебе кажется, что мое желание быть с тобой не совпадает с твоими интересами, то ты не обязана быть со мной.
- Ради Бога, Принц! Все, что связано с тобой – всегда соответствует моим интересам! Кстати, я вот что хотела тебя спросить... Дело в том, что когда я уезжала с детьми из России, с меня по закону требовался документ, подписанный их отцом, в котором он дает свое разрешение на переселение детей. Разве здесь нет таких законов?
- Ты знаешь, я, пожалуй должен был поинтересоваться этим, потому что мне ни разу не пришло в голову, что она может не иметь права...
- Господи, какой же ты болван! Ведь если у вас есть соглашение о разводе, там наверняка должен быть такой пункт!
- Не знаю, я был настолько обескуражен всей этой ситуацией, что никогда не думал о ней в этом смысле. Думаю, я должен позвонить своему адвокату, чтобы узнать, есть ли такой документ.
- Не верю своим глазам!!! Ты был «обескуражен» в течение долгих недель, и ни разу не подумал о законе? Послушай, откуда ты такой глупый? Ты с Марса?
- Ха-ха-ха, это было не слишком похоже ни на поддержку, ни на сочувствие!
- Ты хочешь поддержки и сочувствия? Тогда получи, тебе должно понравиться: это я, глупая, виновата, что вовремя не надоумила тебя задуматься над столь элементарным решением.
- Ты права. Мне понравилось.
- А теперь на полном серьезе: ты действительно ни разу не подумал о том, чтобы позвонить адвокату?
- Я говорил серьезно. Неужели у тебя никогда не было проблемы, которую ты пыталась решить всеми мыслимыми путями, но только не самым очевидным?
- Боюсь, что не припомню такого... Но как тебе живется, Принц?
- Не знаю, я счастлив быть снова с детьми, и это единственное, что мне на самом деле важно.
- А ты думаешь поговорить с адвокатом?
- Что-то в этом роде. Я не знаю. Я столько времени боролся с этой ситуацией, и мне так тяжело далось это решение, что я теперь просто в прострации. Поговорим о чем-нибудь другом, котенок.
Продолжение следует
- Идиот, идиот, идиот!! – в веселом бешенстве кричала Агнесса, рассказывая вечером подругам о своем чате с Принцем. Вы представляете, - он даже не подумал о законных путях!
- А может просто врет, как и все женатики, - скептически предположила Аня.
Переглянувшись со смутившейся такой прямоте Леной, Агнесса пожимает плечами:
- Я лично исхожу из того, что он мне говорит. У меня нет оснований ему не доверять, - и снова сменив тон со спокойно-уверенного на иронично-шутливый, восклицает: - но в таком случае он просто и-ди-от!!! Ну что мне делать с этим, - что? Не могу избавиться от этой одержимости им. И я уже не уверена, что мне будет достаточно одной телесной встречи с ним. Я явно к нему привязываюсь. Как мне отвязаться от него, - как?
Веселый тон Агнессы, полный самоиронии и какого-то необъяснимого радостного недоумения, придавал ей такое редкостное очарование, что Аня с Леной искренне улыбнулись и заразились этим игривым и капризным настроением.
- Я помню, ты тут перебирала красавчиков для сравнения со Стэном, - сказала Аня, - и как успехи?
- Да никак, - ничего не помогает. Ни одного не нахожу привлекательнее для себя.
- А если представить, что они так же как Стэн – в восторге от тебя, хотят тебя видеть, - и при этом представить Стэна голливудской звездой, которая о тебе понятия не имеет? Так пробовала? – тараторит Лена.
- А ты уверена, что всех красавчиков пересмотрела? – перебивает Аня, - Ты на модельных сайтах была?
- Нет... там ведь один молодняк... – лениво отозвалась Агнесса.
- А напрасно, Несс! - Лена с радостью подхватила идею Ани, - Тебе ведь не они лично нужны, а их внешность, - для сравнения, я правильно понимаю? Ты хочешь убедить себя, что есть на свете красавчики и покруче, не так ли?
- Как это ни тупо, как это ни смешно, но это именно так, - с наигранной горечью в мимике и в голосе подтвердила Агнесса.
- Да даже я сейчас могу тебе навскидку назвать чувака, который круче твоего Принца. – Лена устремилась к компьютеру, - вот, смотри, как тебе этот?
- Ух ты, кто это? – пожалуй слишком искусственно воскликнула Аня, а Агнесса, скептически пожав плечами, последовала за подругами к компьютеру.
- Это Уильям Леви, - ответила Лена, - молоденький, но посмотри, Несс, какой! Чем хуже твоего Стэна?
- Вот когда улыбается разве что – впечатление схожее, - мямлит Агнесса. - Хорош, не спорю, но не дотягивает. У Принца рот крупнее и соответственно улыбка «лучезарнее».
- А вот этот? Йон Хэмм! Твой ровесник между прочим, - назидательно вещает Лена, - ну, тут, конечно, я предвижу, что ты «наедешь» на его рот.
- Да, губы у него тонкие, а так вроде хорош, мачистый такой, – но не наше амплуа. Сравнивать некорректно.
- Да и на что тебе сдался этот подкаблучник? – брезгливо вопрошает Аня, атакуя Агнессу со своего объезженного конька - всячески обесценивать Стэна, - разве тебе не хотелось бы мачистого?
- А посмотри на этого! - встревает Лена, не дав Агнессе раскрыть рот, - Уверена, ты найдешь его очень похожим на Принца.
- Да, действительно, очень похож, - лицо Агнессы вмиг сделалось серьезным и даже смущенным, - по крайней мере, рот и глаза... И такая же щетина вот на этом фото... Этот тоже молоденький?
- Ну, относительно, - но это же неважно. Вот, запомни, Крис Эванс.
- Ну, хорош, конечно, и амплуа то же, но у нашего-то более лучезарный вид, и сияющие глазки...
- И рот крупнее... – вставила Аня.
- Про чьи глазки вы так тут говорите, что даже не слышите моего стука? – Давид, открыв дверь своим ключом, вошел в квартиру и стал вытаскивать из карманов телефон, бумажник и всевозможные ключи, выложив все это по обыкновению на полочку у двери, и это должно было означать, то он явился с ночевкой.
- Красивых мужчин обсуждаем, - кокетливо-легкомысленным тоном ответила Лена.
- Ну, я не сомневался, что вы тут обо мне говорите.
- Совершенно верно! – ответила Лена, и Агнесса не преминула подхватить эту волну:
- Безусловно, несомненно и однозначно.
- Естественно! – рассмеялась Аня, и уютный веселый вечер пошел своим чередом.
Разговор с котенком всколыхнул меня снова. Я прожил первую неделю с Шэннон и детьми, день за днем отвоевывая у котенка пространство в своем сердце и разуме. Я выкуривал ее из всех ниш моего сознания, которые она успела занять, и многие из которых, как оказалось, вообще пустовали до моего знакомства с ней. Черт побери, не помню, чтобы мне когда-либо в жизни приходилось делать нечто подобное! Сознательно, усилием воли, по капле выдавливать из собственного сознания восприятие женщины; настойчиво примирять себя с тем, что происходит дауншифтинг, и ты вряд ли уже когда-либо будешь на том же уровне. Это было везение, счастливая случайность. Я мог прожить всю жизнь, не встретив ее и не узнав, каково это быть в отношениях с леди, сочетающей все самое привлекательное, что приходилось раньше искать, находить и ценить в разных женщинах. Что же будет теперь? Шэннон... Шэннон и дети. Достойный обмен, и я сам сделал этот выбор. Конечно, подумай я заранее обо всех путях решения ситуации с Шэннон, - я, возможно, и не вернулся бы к ней. Но я не жалею ни минуты. Теперь, когда мы все вместе, и я вижу, как дети рады моему неизменному присутствию, я все больше и больше ощущаю себя частью своей семьи, к которой я принадлежу, и иначе не будет никогда. Что мне котенок? Я хотел, чтобы она была моей отдушиной, потому что жизнь с Шэннон и детьми в любом случае не сулила мне ни покоя, ни свободы, не говоря уже о ярких, эмоционально и ментально глубоких чувствах. Но за те дни, что она не отвечала на мои послания, то ли мое самосохранение, то ли мое самолюбие, то ли еще какие-то мои «само-» словно открыли для меня второе дыхание, и я успешно боролся с присутствием котенка в моих мыслях и желаниях. Когда же она вдруг ответила мне, все полетело к чертям. Меня словно выкинуло с катапульты, и я полетел в неизвестном направлении.
- Котенок, мы должны встретиться. Я хочу исправить все, что было не так в прошлый раз.
- И в чем будет выражаться процесс исправления?
- Я сделаю многое из того, чего не смог сделать тогда.
- Не знаю, что ты там себе вообразил, парень, но я лично встречусь с тобой только для поцелуев.
- Постой, как ты меня назвала? Парень?
- Я больше не стану называть тебя Принцем, потому что принцы свободны и не обязаны являться домой к девяти вечера.
- Котенок, ты выбрала неподходящее время для того, чтобы сердить своего хозяина. Наша встреча не за горами, и мой гнев не успеет остыть. Он обрушится на тебя в полном объеме, а я ужасно бы не хотел, чтобы мой котенок попал в беду.
- Ничего не поделаешь, Принц... то есть, парень, - такова жизнь. Если ты больше не Принц, то я не могу тебя называть Принцем.
- Котенок, я приказываю тебе быть разумнее. Потому что только что, сказав слово «Парень» ты заработала себе один... нет, уже два дополнительных наказания.
- Понятия не имею, о чем ты, ибо наша следующая встреча пройдет в твоей машине, и мы будем целоваться, как и в прошлый раз.
- Если ты рассчитываешь, что я позволю тебе отделаться поцелуями на этот раз, - ты просто какой-то сумасшедший котенок!
- Ну, тогда огласи мне весь список действий, чтобы я была готова.
- Ты будешь готова, котенок, я уверен в этом. А оглашать я ничего не буду, чтобы не спугнуть тебя. Все указания ты будешь получать в процессе, когда ты будешь слишком занята для того, чтобы быть шокированной.
- Ха-ха-ха, помнишь про ежа?
- Котенок, что ты делаешь завтра во второй половине дня?
- Разумеется ничего, милый! А если бы что-то делала, то непременно бы отменила!
- Прекрасно. Сейчас я скопирую тебе адрес маленького отеля, в котором я забронировал номер для нас, - приезжай туда завтра в любое время, а я подъеду как только закончу дела на работе.
- А где он, этот отель, - в Фуллертоне? Ты не забыл, что я туда не поеду больше?
- Я не забыл, котенок. Он находится на полпути между нами, в Санта-Ане. Добираться нам по часу. Вот его адрес, а называется отель «Ла Реконкиста».
Продолжение следует
Кажется, впервые в жизни у Агнессы возникла такая срочность. Завтра!? Как он посмел! Забронировал номер, не зная о том, сможет ли она туда явиться. А скорее всего он, наверняка избалованный покладистостью женщин, был просто уверен в том, что она сделает невозможное для того, чтобы не упустить случая встретиться с ним. И он прав, черт подери, как это ни досадно! У Агнессы было появилась на секунду мысль «обломать ему рога», но она ее отбросила сразу же и по двум причинам: во-первых, ей самой дико не терпелось его видеть, и как можно скорее. А во-вторых, она, уже испытавшая к нему чувство неистребимой, чуть ли не материнской жалости в те дни, когда не отвечала на его послания, слишком явственно предчувствовала, что непременно и сильно пожалеет о том, что отказалась от этой встречи лишь для того, чтобы просто «приземлить» его. Перед ее глазами постоянно будет стоять его милое, наивное личико с васильково-лучистыми, дерзкими глазками и большим, будто надутым в обиде ртом, который он все время зажимает, чтобы не выглядеть наивным младенцем, и лишь в минуты веселой искренности смело и широко улыбается, обнажая всю свою американскую челюсть. Агнесса больше не способна сознательно причинить обиду этому созданию, которое, несмотря ни на пол, ни на гигантский рост, ни на возраст, ни на все его слова и поступки, тем не менее воспринимается ею как добрый и ласковый малыш-ангелочек. Кроме того, он скорее всего не «оценит» ее отказа. Эффекта не будет никакого, поскольку он, как ей казалось, не способен вообще мыслить в направлении своего фиаско. Его своеобразный оптимизм просто не оставлял ему никакого пространства для критики своего мужского «я». Ей порой казалось, что он собственно потому и притягивает к себе неприятности, что вообще не верит в их существование и не остерегается их. «Залетела» бывшая? Ну что ж, с кем не бывает. Заставила вернуться? Ну что ж, - это тоже не конец света. Не подумал вовремя о юридической стороне вопроса? Да, не подумал, но и это не катастрофа. В общем, на Агнессу Стэн производит впечатление уверенного в себе оптимиста-пофигиста, которому ее «воспитательный» отказ явиться в отель был бы что мертвому припарки.
Дочитав, наконец, по прошествии нескольких дней, присланный Агнессой файл, Арминэ нашла себя в крайнем недоумении и смятении. Дело вовсе не в том, что ей было интересно и в удовольствие просматривать его, - к этой мысли она уже успела привыкнуть и смириться с ней. Недоумение Арминэ было вызвано тем, что история прервалась на совершенно непонятной ноте. В последних строках документа «котенок» предлагает «принцу» сообщить ей, как только он снова разойдется со своей бывшей. Отсутствие дальнейших диалогов наводило на мысль, что он, судя по всему, так и остался у своей «бывшей». Расстроенная, Арминэ чувствовала себя будто обделенной, обманутой, - словно у нее отняли кучу времени, усилий, обнадежили – и потом оставили ни с чем. Она настолько привыкла к этой истории и сроднилась с ее персонажами, что ей было глубоко и искренне важно знать, кто они, эти люди, и что они делают сейчас. Она лишь теперь всерьез и вплотную задумалась о том, к чему Агнесса прислала ей этот файл, и откуда он вообще взялся. Может быть, через Агнессу удастся узнать кое-что об этой паре. Перелистывая подшивку, которую она сделала, распечатав этот документ, Арминэ то и дело натыкается на знакомые и уже полюбившиеся фрагменты чужой переписки, которые она непременно планировала использовать в своих отношениях с Давидом.
***
- Сладкая моя, я общаюсь с тобой лишь пару дней, но уже чувствую, что ты, оказывается, такая игривая! Способна ли ты вообще написать что-нибудь, что я не нашел бы очаровательным и забавным?
- Конечно, способна! Я могу сказать тебе, что беременна – представляю, как бы ты офигел.
- У беременности есть много положительных сторон. Вот только мысль о том, что не от меня, конечно, была бы своего рода ударом в пах.
- О, нет, тогда я, пожалуй, не буду так шутить. Никаких ударов! Там я люблю только целовать.
- Ты сведешь меня с ума, женщина! Не будь я на работе... ты понятия не имеешь, что ты делаешь со мной, говоря такое! Я хочу увидеть тебя!
***
- Как ты провела выходные, милая?
- Ходили в клуб, танцевали.
- Мне зарычать?
- А тебя никто не удерживал, - ты мог бы приехать и присоединиться к нам!
- У меня были дети в эти выходные.
- Да и если бы не было, – все равно бы ты не приехал! У тебя всегда находятся дела поважнее, и ты не можешь никак вырваться, чтобы, наконец, увидеть меня, хотя только и твердишь о своем желании встретиться.
- Я очень хочу с тобой встретиться, ты это знаешь. Но с моим сложившимся и устоявшимся графиком да с этим расстоянием между нами - это так сложно устроить!
- Ты просто лентяй – или твое желание видеть меня недостаточно сильно. Я тебе не настолько нравлюсь, чтобы ты сделал над собой усилие.
- Ты мне нравишься, милая, иначе я не говорил бы с тобой так долго. Но я действительно расстроен тем, что мы на таком расстоянии. Впрочем, возвращаясь к главному вопросу дня, – с кем и куда ты ходила? Мне нужны все детали.
- Мы ходили в новый, недавно открывшийся клуб, - и нас было трое, такая русско-армянская компания веселых и красивых девушек. Ты доволен?
- Не заговаривай мне зубы, - ты знаешь, что меня интересует. Общалась ли ты там в клубе с мужчинами?
- В такой сутолоке и в таком шуме – общаться? Мы только танцевали, милый!
- Мне зарычать?
- Послушай, о чем вообще разговор? Я тебя не спрашиваю о твоих хождениях по клубам!
- Сладкая, я мужчина. А мужчинам свойственна верность. С кем бы я ни встретился и что бы я ни сделал – мое отношение к тебе не изменится, я буду так же любить тебя, как и раньше, и никуда от тебя не денусь. А вы, женщины – стоит вам встретить другого, как вы полностью переключаетесь и готовы бросить всё и всё забыть.
- Поверь мне, солнышко, что ты самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо видела, - пусть пока только на фотографиях. Неужели ты думаешь, что за одну ночь в клубе я смогу встретить кого-либо лучше? Ты – мой Принц!
- Твой Принц тебя понял. Но это ничего не меняет, - ты будешь наказана.
- За что же?
- За то, что пошла в клуб, что общалась с другими мужчинами, что танцевала перед ними.
- Ха-ха-ха!
- На твоем месте я бы сейчас не смеялся, а был бы смертельно напуганным маленьким котенком!
Отложив подшивку, Арминэ потянулась к телефону и набрала номер Агнессы.
- Агнесса-джан? Я не помешала тебе? Ты не на работе?
- Нет, Арминэ, привет! Я сейчас в Санта-Ане, у меня здесь встреча, но я пока одна, могу говорить.
- Агнесса-джан, помнишь, ты мне файл прислала на той неделе?
Агнессу, которая во всех своих переживаниях и думать забыла об этом случае, словно током ударило. Она лихорадочно стала перебирать возможные варианты объяснений, прикидывая заодно, все и внимательно ли прочла Арминэ и догадалась ли она о том, кто на самом деле тот «котенок». Она решила дать себе немного времени, чтобы опомниться.
- Какой файл, Арминэ?
- Такой огромный документ. Там бы диалог. Откуда он у тебя? Ты знаешь этих людей?
- Ах, диалог, - Агнесса вздохнула с облегчением, потому что, судя по заискивающему тону, Арминэ восприняла этот документ как нечто отдельное от жизни Агнессы или кого-либо из близких знакомых, - да, я вспомнила.
Агнесса сделала паузу, чтобы собраться с мыслями и вдруг поймала себя на том, что ей дико интересно мнение Арминэ обо всем, что та прочитала.
- А что там вообще было, Арминэ? Мне один знакомый прислал этот файл, приписав, что забавно, вот я и решила на всякий случай поделиться со знакомыми. А сама я не нашла времени прочитать. Там действительно было что-то уникальное?
- Ну, не то что бы уникальное, но там такой диалог, местами действительно забавный, и очень живой, волнующий.
- Там любовная история? – спросила Агнесса, надеясь услышать объективное мнение со стороны.
- Знаешь, я не уверена.Там явный интерес друг к другу, но они ничего толком не успели... у них была только одна встреча, а после этого он сказал ей, что возвращается жить к своей бывшей жене.
- А, значит, женатый отец семейства решил поразвлечься на стороне?
- Может быть, я не уверена. Он говорит, что в разводе...
- Врет, наверное...
- Может быть. Слушай, а ты не могла бы спросить у своего друга, откуда у него этот текст? Там все заканчивается так резко и непонятно... ощущение, что выпрыгнул парашютист из самолета, а до земли не долетел.
Как ни странно, но на этих словах Арминэ Агнессу вдруг стали душить рыдания и она сказала, что вынуждена прервать разговор, потому что появился ее партнер. Однако, поскольку в последнее время всякие поползновения зарыдать от досады неизменно заканчивались у Агнессы ироничным недоумением, сопровождавшимся мысленной фразой «ну давай, давай, порыдай тут мне еще для полного счастья!», через минуту после окончания разговора она уже весело улыбалась и читала с телефона очередное послание от Принца.
- Как я понял, ты уже там?
- Да, и уже приняла душ.
- Ты, надеюсь, помнишь, что на этот раз тебя ждет полная программа, котенок?
- А ты, надеюсь, помнишь, что я не собираюсь становиться мамой твоего очередного ребенка? Без презервативов секса не будет.
- Котенок, ты выбрала самый неподходящий момент для того, чтобы издеваться над своим Прицем. Я сказал тебе, что все будет по моему. Итак, мне сразу явиться в номер или ты хочешь немного прогуляться по округе? Ты ведь не бывала раньше в Санта-Ане?
- О да, ты просто стукни в дверь, когда появишься, и я тут же оденусь и выйду прогуляться с тобой по Санта-Ане, - за этим-то я сюда и пилила полтора часа, не так ли, болван!
- Э нет, котенок, если я дойду до двери, то я уже просто проникну внутрь. И не в одном только смысле!
- Я жду тебя, - дай мне поспать пару часов, пока ты закончишь на работе.
- Можешь. Я буду там около семи.
Продолжение следует
На самом деле, спать Агнесса вовсе не собиралась. Она лишь хотела создать определенную обстановку к прибытию Стэна. Оставив дверь незапертой, она разделась до нижнего белья и отправилась в ванную, когда раздался звонок на ее телефон.
- Нэсс, ну как ты там, - доехала? – щебетала Лена, - Я так волнуюсь, меня так возбуждает мысль о вас. Он ведь еще на работе, правда? Что ты делаешь?
- Да, он будет еще не скоро, я вот решила немного нафотошопиться перед его приходом, а то я с утра не успела накраситься.
- Значит, ты уже в номере? Слушай, я тогда больше звонить не буду. Но ты держи меня в курсе, звони как только сможешь, а то мы здесь просто в полуобмороке от волнения. Давида будем держать под контролем, - он сейчас с Аней катается.
После короткого разговора с Агнессой Арминэ, все еще находившаяся на работе, заглянула в свой календарь и, убедившись, что посещений больше не будет, решила оставшиеся полчаса провести за чтением полюбившегося «документа».
- Твой Принц в жутком настроении сегодня.
- В чем дело?
- Кажется, кое-кто залетел от меня.
- Вот как? У тебя есть подружка?
- Да если бы подружка! Это моя бывшая! Уже больше года как бывшая!
- Как же в таком случае это случилось?
- Не издевайся, котенок. Ты ведь знаешь, как это бывает!
- Да, но... ты не подумал о предохранении?
- Я никогда об этом не думаю, котенок.
- Да, по тебе видно, что ты вообще не из тех, кто думает. И что же теперь будет?
- Черт его знает! Она требует, чтобы я вернулся к ней, потому что иначе она переедет к своим в Миссури.
- Логично. Беременная, да с тремя детьми – конечно же нуждается в помощи близких.
- Но я не хочу к ней возвращаться. А с другой стороны, я не хочу, чтобы мой ребенок родился в Миссури. Мне пришлось бы туда ехать на роды.
- Ты должен быть на родах?
- Я был на всех родах, котенок!
- Знаешь что, Принц... если тебя, болвана, так легко облапошить, то возвращайся к ней.
- Облапошить? Что ты имеешь в виду?
- Да то, что она все спланировала, чтобы снова заарканить тебя.
- Ты хочешь сказать, что она запланировала эту беременность? Я не знаю. Она ведь все время твердила, что никогда в жизни не вернулась бы ко мне, что я был ужасным мужем, что я инфантилен и несерьезен.
- Мне просто интересно, все вы, американские мужчины, так доверчивы, или ты один такой уникальный?
- Я вообще уникальный, котенок. Так что, если не хочешь, чтобы я на первой же встрече поволок тебя в постель, - а я в этом преуспею, потому что могу быть убедительным, когда захочу, - то позаботься о том, чтобы надеть что-то не столь вызывающее, не столь откровенно демонстрирующее твои прелести.
- Знаешь, я боюсь, что эта тема сейчас не актуальна, ибо перед моими глазами сейчас стоит портрет Сары Пэлин.
- Проклятье!!! Нет!!! Я знаю, что это означает!!!
Распрощавшись с Аней и пересев в свою машину, Давид хотел было сразу направиться к друзьям, позвавшим его поиграть в карты, когда обнаружил, что у него есть полчаса, чтобы заскочить домой принять душ и переодеться после трудового дня. Увидев на уличной парковке возле своего дома машину Арминэ, он вновь решил, что она наверняка зашла к его соседям по зданию, - армянской семье из Ирана. Однако, когда он дошел до своей квартиры и уже отворил дверь, из-за ближнего угла по коридору появилась Арминэ и широко, слегка неестественно улыбаясь, смело пошла в его направлении.
- Неужели ты думаешь, что я так легко откажусь от такого мужчины как ты, Давид? – отчеканила она словно заученную фразу, изо всех сил пытаясь походить на «котенка», как она представляла себе эту женщину.
Ошарашенный такой резкой переменой в девушке, которую знал с самого ее рождения, Давид прищурился и, кажется, впервые в жизни посмотрел на нее с каким-никаким интересом. Решив не сбавлять напора, Арминэ продолжала одну за одной произносить фразы «котенка», заученные ею наизусть во время многочасового перечитывания обширной распечатки, ничуть не задумываясь о том, что любая фраза имеет определенный эффект, когда исходит от определенного человека, - обладателя определенной биографии, внешности, характера. Давид был поражен тому, насколько все это претило не только внешности, биографии и характеру Арминэ, но и его собственному восприятию этой девушки. Тем не менее, каким-то странным образом, его парализовали эти слова. Они казались ему удивительно близкими и до боли соблазнительными. Когда Арминэ перешла на шепот и вплотную приблизилась к нему, практически затолкав его в квартиру, он все еще продолжал смотреть на нее как на что-то новое, незнакомое и весьма интересное. Лишь через пару минут, когда они, упав на уютный диванчик возле полочки для обуви, уже обменялись многочисленными объятиями и поцелуями, он вдруг спросил, чуть ли не со смехом:
- Арминэ-джан, ты в своем уме? Что ты делаешь?
Однако, врожденным женским чутьем поняв, что находится на верном пути к цели всей своей сознательной жизни, девушка лишь рассмеялась, произнесла очередное «котенково» «помолчи, принц! Ты теперь мой, и я не успокоюсь, пока ты не сам в этом не убедишься!» и с кокетливым хихиканьем, продолжая целоваться с Давидом, принялась одной рукой расстегивать на себе офисную блузу, другой рукой производя аналогичные манипуляции с сорочкой Давида. Как ни странно, но с лица Давида в эти минуты не сходила все та же первоначальная улыбка восторга и любопытства. Какое-то доисторическое животное чувство, напрочь перечеркнувшее в этот момент все его воспоминания и принципы, заставило его почувствовать рядом с собой прекрасную взрослую женщину, полную непреодолимого страстного желания. Напор и страсть – вот два главных урока, которые прилежно извлекла Арминэ из полюбившегося в последние недели чтения.
Дожидаясь Стэна, Агнесса приняла в постели позу блаженного сна. Сейчас он появится и осторожно, чтобы не разбудить ее (ведь ему было сказано, что она будет спать!) откроет дверь, войдет, разденется и окажется рядом с ней. Не тут-то было! В дверь раздался такой громкий и резкий стук, что Агнесса подскочила. Подойдя к двери, она увидела в глазок Принца и вернулась в постель, решив дождаться, пока он обнаружит, что дверь не заперта. Однако, Стэн продолжал барабанить, так и не решившись просто повернуть ручку замка. «Интересно, если я не открою, он уйдет?» - подумалось Агнессе.
- Открыто, черт возьми! – вскрикнула она на очередной стук, но, судя по всему, звукоизоляция в «Ла Реконкисте» была достаточно эффективной. Стэн продолжал стучать, кажется, уже ногами.
Не желая дефилировать перед ним в нижнем белье, Агнесса заскочила в ванную и, накинув на себя полотенце, обреченно направилась открывать дверь своему бестолковому возлюбленному.
Продолжение следует
- Ты здесь? Можно?
Стэн стоял, наклонив голову, то ли хитро, то ли смущенно, будто пытаясь заглянуть в комнату, - он широко улыбался, его шелковистые, пепельно-каштановые волосы были слегка взъерошены, а лучистые васильковые глаза сияли ослепительной наивностью, которая чудно и эффектно гармонировала со строгим видом его темно-синего, почти черного джемпера. Агнесса не могла скрыть восторга, увидев своего принца, и, когда он протянул ей красную розу, она, подпрыгнув, кинулась к нему на шею, обвив ногами его торс. Ей будто именно сейчас стало особенно ясно, насколько она по нему соскучилась, и как сильно он нравился ей. Она запустила руки в его волосы и стала покрывать его лицо и шею то короткими, то долгими поцелуями, и, пока он, поддерживая ее на весу, входил в комнату и направлялся к кровати, она не переставала возбужденно, чуть не плача повторять:
- Малыш мой! Солнышко мое! Сладкий! Вкусный!
Она не давала ему своих губ, продолжая целовать его в лицо и шею, и ему пришлось на время смириться с тем, что глубокий французский поцелуй последует после того, как Агнесса нарадуется, наконец, своими «детскими» чмоками. Когда же стало ясно, что насыщение Агнессы затянется надолго, он просто повалил ее на кровать и, схватив ее обеими руками за запястья, прильнул, наконец, к ее губам.
Арминэ едва успела вытянуть конец ремешка из брюк Давида, когда вдруг раздался звонок на его мобильный. Будто вернувшись в «суровую» реальность –ибо звонить мог кто угодно, даже Агнесса, - Давид отстранил девушку рукой и, приподнявшись одним боком, вытащил из кармана мобильник.
- Звонят ребята. Они ждут меня на покер. Извини, мне пора идти, он встал с дивана и стал поправлять одежду.
- Ты оставишь меня?
- Арминэ...
- Я подожду тебя здесь! – прервала она его.
- Будешь уходить – проследи, чтобы дверь захлопнулась, вот так, видишь? - и Давид, спокойно продемонстрировав девушке способ оставить дверь запертой, попросту исчез за ней.
Для Арминэ было слишком очевидно, что он теперь может вообще сюда не вернуться, и пойти ночевать к Агнессе. Желая как-то оправдать в своих глазах этот явный провал, девушка глубоко вздохнула и сказала себе: «Это было неплохое начало. Все еще впереди. Я теперь точно знаю, как начинать. А продолжение случится само по себе. У меня, оказывается, есть этот талант! Я – умница!».
- Ты не принес презеравативов, не так ли, - Агнесса, не прерывая долгого поцелуя, несколько раз легонько стукнула Стэна кулачком по темечку – ты просто безмозглое существо!
В ответ он только рассмеялся и продолжал проделывать с ней все что угодно, кроме «основного действа». Она уже была полностью раздета, а его джинсы все еще оставались на нем. Он, казалось, был погружен в себя, и все его действия – хоть и страстные, сопровождавшиеся вздохами, рычанием и стонами, - происходили словно на автомате, по заученной, заезженной схеме.
- Гляди-ка, у тебя соски вдвое больше, чем мои! – ласково сюсюкая говорила она, поглаживая волосы на его груди.
- У меня вообще-то все больше, чем у тебя, котенок! – отвечал он, почти не открывая глаз и не переставая целовать ее и блуждать руками по всему ее телу.
- Да, кроме разве что головного мозга, - хихикнула она, вскрикнув затем после его сильного, короткого шлепка по ее ягодицам.
- Сколько раз ты назвала меня чуваком вместо принца?
- Мало...
- Много. И ты сейчас ответишь мне за все. Вот тебе!
На третьем часу бесконечно сладких, обволакивающе нежных ласк, прерывавшихся короткими прелестными диалогами, он, наконец, снял с себя джинсы, оставшись, впрочем, в своих облегающих боксерах, и Агнесса поверила было в то, что сейчас, наконец, он перейдет к решающему акту, но он просто сел у изголовья кровати, посадив ее верхом на себя, и вновь стал целоваться с ней, время от времени задавая ей вопросы и шлепая ее по ягодицам, если ему «не нравился» ответ.
- Кто я?
- Чувак...
- Вот тебе! Так кто же я? Принц?
- Нет...
- Вот тебе еще!
- Больно!
- Я знаю, но будет еще больнее! Так кто же я?
- Безмозглый?
- Но кто?
- Чувак?
- Вот тебе еще за чувака!
- Пора ехать, солнышко! Поздно!
- Пора, наконец, проникнуть! – и, резко подмяв ее под себя, он оказался на ней и одной рукой стянул с себя последнее, что на нем оставалось, другой рукой вцепившись в ее волосы на затылке.
Агнесса отвечала на его поцелуи и ждала пресловутого «проникновения», но он, казалось, так бы и продолжал до скончания века целовать ее и ерзать над ней, если бы, наконец, она сама не вытянула руку и не произвела решающего действия.
Всю дорогу домой, длившуюся менее часа по пустынной ночной трассе, Агнесса едва сдерживала слезы. На звонки Лены и Ани она решила не отвечать, и, лишь написав смс-ку о том, что переночует у Давида, припарковалась на улице у его дома. Давид! Давид! Давно она не испытывала столь мучительного нетерпения в ожидании встречи с ним. Ей был нужен этот контраст, - нужен как воздух! На часах половина двенадцатого, и он наверняка еще не спит! Проходя мимо его машины, она ощутила тепло и услышала характерное потрескивание, что свидетельствовало о том, что он лишь недавно вернулся домой. Ну да, он ведь говорил, что играет в карты сегодня вечером! Агнесса поднялась по лестнице, прошла по коридору и, достав связку ключей, открыла дверь в квартиру Давида. В первое же мгновение, оказавшись в ярко освещенном холле, она увидела полуобнаженную Арминэ, в призывной позе сидящую на большом диване у противоположной двери, и Давида, который стоял в метре от нее и что-то ей говорил. Увидев Агнессу, Арминэ подскочила, поджав под себя ноги, и прикрыла руками грудь. Давид, повернув голову в сторону двери, сделал было движение в направлении Агнессы, потом вдруг остановился и произнес:
- Она сейчас уйдет. Я сам не знал, я только что приехал, Несс. Несс... ты слышишь?
Агнесса стояла неподвижно без всякого выражения на лице и, казалось смотрела сквозь пространство. Потом, когда Давид еще раз назвал ее по имени, она вдруг, будто очнувшись, остановила на нем взгляд и проговорила вполголоса:
- А? Нет-нет, я потом. Все нормально. Я пойду, извини.
Продолжение следует
Она смущенно, с видом пристыженной старшеклассницы, медленно вышла за дверь, когда Давид, с криком «что – нормально?», бросился ее догонять. В коридоре он схватил ее одной рукой за талию и крепко прижал к себе, другой рукой вцепившись в нижнюю часть ее лица, чтобы она не могла отвернуться:
- Что «нормально»? Ты слышишь, что я говорю? Я только что приехал, я был у ребят, мы играли в карты! Она была здесь без меня. У нее это с детства, это старая история, но у нас никогда, никогда ничего не было!
Агнесса, хоть и смотрела в его глаза – пристально и спокойно – но, кажется, ничего не понимала и не желала слушать. Ей было совершенно не до того, что говорил Давид. Ей был лишь нужен его темперамент, его сильная рука, его горячее и крепкое тело. Ей лишь теперь стало до боли очевидно, что все ее предыдущие отношения приучили ее к совершенно иному «почерку» телесного контакта, нежели тот, который ей довелось испытать сегодня. Ее, если угодно, в эту минуту даже возбуждала мысль о том, что у Давида может быть другая женщина, пусть это даже будет безликая, – как она о ней думала, – Арминэ!
- Давид, отпусти меня, неудобно! - сказала она вполголоса, - Я все понимаю, но я лучше пойду.
Обескураженный безразличным тоном и странной реакцией своей возлюбленной, Давид слегка ослабил хватку, но этого было недостаточно, чтобы Агнесса могла высвободиться.
- Ты ведь пришла остаться? - и, не дожидаясь ответа, он стал страстно и жарко целовать ее, напрочь стирая с ее лица поцелуи, оставленные Принцем.
Агнесса , отвечая на ласки Давида, вспомнила, как всю дорогу притягивала к носу свою верхнюю губу, ловя на ней запах поцелуев Стэна. Арминэ же, неуклонно придерживаясь избранной линии поведения, вовсе не спешила одеваться. Уверенная в том, что Агнесса сейчас оттопырит Давида, и тот, разумеется, вернется в свою квартиру и спокойно позволит себя соблазнить, она сидела, полуобнаженная, прямо напротив распахнутой двери и нетерпеливо теребила диванную подушку. Когда же, через четверть часа, она выглянула в коридор, там уже не было никого, и царила звенящая полночная тишина.
Агнесса тем временем сидела в своей машине, рядом с Давидом, и он рассказывал ей истории из своей ереванской жизни двадцатилетней давности, пытаясь дать ей более объективное представление о ситуации с Арминэ. Более того, он даже рассказал ей о записке, написанной Арминэ, и о своем ответе на нее.
- Странный ты человек, - вяло, будто совсем не впечатлившись, прореагировала Агнесса, - она же просила тебя не рассказывать никому...
- А я никому и не рассказал. А ты – ты имеешь право это знать, потому ты – мое второе «я».
- Ты серьезно?
Давид смущенно промолчал, будто слова о втором «я» вырвались против его воли, и затем спросил:
- Ну что, остаешься у меня – или поедем к тебе?
- Это Арминэ отъехала?
- Да, это ее машина.
- Ну, иди тогда домой, увидимся завтра. Ты, наверное, устал сегодня.
- Ты ведь хотела быть со мной сегодня ночью...
- Да, хотела, но ты же видишь, как получилось. Извини, мне нужно домой.
- Все в порядке?
- Да, да, конечно, - она ласково поцеловала Давида и включила зажигание.
Поскольку Агнесса сообщила подругам, что не будет ночевать дома, они решили остаться у нее на ночь, чтобы дети не были одни. Поэтому, вернувшись домой, Агнесса была ужасно рада обнаружить, что ей можно будет безотлагательно выплеснуть накопившиеся эмоции.
- Аня, у вас есть дома что-нибудь эдакое?
- Да, у нас есть текила, сейчас сбегаю, - только ничего без меня не рассказывай!
- Я как раз переоденусь, - и Агнесса прошла в свою спальню.
Когда девушки, обе в пижамах, уселись на диван в холле, а Агнесса расположилась в кресле напротив, Лена ерзая от нетерпения, простонала:
- Так что же там у вас произошло? Говори скорее! Как все было?
- Не знаю даже, было ли это слишком хорошо или слишком плохо, потому что со мной такое случилось впервые. Там было практически все и почти ничего. Он до самого конца оставался в своих штанах, зато через минуту после его прихода на мне уже не оставалось ничего. Он всю меня исследовал-переииследовал, залез куда только можно и нельзя, исцеловал и изласкал всеми возможными способами, и только когда нам пора было уже собираться – изволил снять свои штаны.
- А ты-то что? – воскликнула Лена, - Почему сама не проявила инициативу с самого начала? Почему оставила его в штанах?
- Ну, я проявила инициативу, заставив его избавиться от верха, а дальше он просто не оставил мне шанса на что-либо. Он все время что-то делал, причем так сосредоточенно и деловито, что я не посмела его прервать.
Девушки переглянулись, хихикнули, и Аня предположила:
- А может быть, он того... импотент?
- Ах, вряд ли. Ведь под конец он все-таки отважился...
- Он принес презервативы?
- Нет...
- Неужели ты пошла на это?
- Я ему все время говорила, что не позволю...
- Ну, все ясно. Он ведь американец, - резюмировала Аня, - и ничего бы не сделал без твоего позволения. Признайся, что ты сама настояла на сексе!
- Да что вы называете сексом? Да у него же там... – Агнесса махнула рукой, - Я не поняла ничегошеньки из того, что он сделал. Все было так нежно, так коротко и так непривычно, что я буквально не могу вспомнить ничего из того, что он сделал в смысле вашего пресловутого «секса». Но секс определенно был, во всяком случае, с его стороны, потому что «результат» я могла почувствовать... Весьма обильный результат.
Переглянувшись, девушки рассмеялись.
- Несс, я обожаю тебя! – Лена послала Агнессe воздушный поцелуй.
- Так что же, - усмехается Аня, - получается, что наш Принц провалил сексуальный экзамен?
- В том-то и дело, что я не уверена. Ведь несколько часов до этого он был просто великолепен. Девочки, наверное, так занимаются любовью в раю. Я пару раз была на вершине счастья, в то время как он все еще оставался в штанах. Возможно, у него происходит такая своеобразная компенсация – божественными ласками – за несостоятельный секс, - я не знаю. Нужна еще одна встреча, потому что здесь, возможно, действительно сыграла роль его неуверенность и нерешительность из-за моих воплей о презервативах. Но когда все закончилось, он еще с полчаса лежал как мертвый, будто у него ушли все силы. Он разговаривал со мной, не открывая глаз, и лишь когда я напомнила ему о времени, он выругался, заставил себя встать и принять душ. – Агнесса просияла, - Bы не представляете, как он выглядит мокрым. Это же просто мальчик-звезда!
- Несс, - Лена в нерешительности посмотрела на Аню, будто желая заручиться ее согласием начать этот разговор, - мы сегодня весь вечер говорили о вас, и особенно о том, как и почему ты на него запала.
- Если вы найдете первопричину того, что мне самой до сих пор не ясно, то я буду не седьмом небе от счастья, потому что мне самой хотелось бы узнать, к чертям собачьим, почему я так на него запала!
- Ну вот... – Лена уселась поудобнее, - нет, он реально и красавчик, и умничка, и лапочка и все такое, это не вопрос. Но ты ведь не будешь отрицать, что он нравится тебе гораздо сильнее, чем ты ему. В том плане, что он, конечно, тоже запал на тебя, но ему намного легче дается это, чем тебе.
- Да, - подхватила Аня свою любимую «волну», - он и пишет тебе меньше, и инициативы не проявляет, и наверняка не мучается вопросами как да почему ты ему нравишься. Есть ты у него – ему и здорово, но он бы неплохо прожил и без тебя, если бы ты его бросила.
- Ань, нет, дело не в этом, - возражает Лена, - просто это и есть вся сила проявления чувств, на которую он способен по своей природе. Такая у него «психология». Речь о другом, речь о Несси, и о ее феноменальной влюбленности.
- Ну так что вы там обнаружили? Есть гипотезы?
- Несс, не поверишь, но все проще пареной репы. Просто он внешне дико похож на существо, которое ты любишь больше всех на свете, - рассмеялась Лена.
- Ну? – улыбается Аня, - догадываешься, о ком речь?
- Девочки, не томите, - я вся убиенная сегодня!
- Эти глазки, этот ротик, этот тяжелый носик, эти щечки, эти брови, этот любопытный взгляд, эта ослепительная улыбка! – верещала Лена, едва сдерживая восторг умиления.
- Твоя Лялька! – воскликнула Аня, - Одно лицо! Только у нее волосы длинные соответственно.
- Я всегда, сколько мы знакомы, не переставала думать, в кого она такая уродилась! Вроде ни ты, Несс, ни твой бывший муж, - ну никакими из ее черт не обладаете!
- Ну, генетика такая вещь, - констатировала Аня, - ребенок может пойти в любого предка, хоть до десятого колена. Тут уже и не разберешь.
- Несс, теперь ты знаешь, как справиться с этим своим «недугом», потому что ты как минимум уже знаешь его корни! – весело щебечет Лена, -И даже не пытайся отрицать, что Принц и твоя Лялька – на одно лицо!
- И самое главное, что ты явно как-то особо ласково и трогательно любишь Ляльку – в сравнении со старшими! – напирает Аня.
- И Принца ты с самого начала называла малышом, он тебя растрогал именно таким «амплуа», как ты выражаешься.
Пока девушки наперебой приводили свои доводы, Агнесса с еле заметной улыбкой на лице переводила взгляд с одной на другую и ее лицо с каждой секундой приобретало выражение веселого протеста.
- Девчонки я хоть и против этой версии, но ее определенно можно разработать и извлечь заметную пользу!
- Как ты добралась домой, котенок?
- Нормально, малыш мой!
- Должен сказать тебе, я замечательно провел с тобой время вчера в этой гостинице.
- Вот как? Ты считаешь, что все прошло замечательно?
- Конечно, все прошло замечательно. Что ты хочешь сказать?
- Я хочу сказать, что мне срочно нужно увидеться с тобой снова, чтобы заняться, наконец, сексом!
- Какого черта... О чем ты говоришь? Разве у нас этого не было? Да я почти уверен, что ты ушла оттуда уже не одна, а с моим ребенком!
- Не обольщайся, дорогой, у меня стоит спираль.
- Что это еще за хреновина?
- Это как раз для того, чтобы не покидать отели с твоими детьми.
- Проклятье! Это форменное мошенничество! Ты задела меня в лучших чувствах! Почему ты мне об этом не сказала? Я бы извлек из тебя эту штуку прежде чем допустить такие растраты!
- Неужели ты не почувствовал во мне ее усиков, когда тщетно пытался нащупать мою точку джи?
- Тщетно – черта с два! Я нажал на нее несколько раз, а ты ничего не помнишь, потому что падала в обморок раз или два от экстаза! Но ничего, в следующий раз я вырву из тебя эту хреновину!
- И у нас, наконец-то, состоится секс?
- Не понимаю, о чем ты? Чего там недоставало?
- Ты хоть помнишь, сколько он продлился?
- Достаточно, чтобы твой принц получил удовольствие. И для тебя это должно быть оптимальным временем!
- Вот как! Спасибо, теперь я,наконец, на старости лет буду знать, что сорок секунд – это мое оптимальное время!
- Ха-ха-ха! Это было сорок секунд?
- Скорее даже двадцать, потому что другие двадцать ты уже просто бился в экстатических конвульсиях, после чего просто умер на полчаса.
- Ну вот что, - если и дальше будешь послушным котенком, то я продлю твое оптимальное время до семидесяти секунд.
- Ха-ха-ха, ты действительно непрошибаем, парень! Откуда у тебя такой панцирь?
Продолжение следует
Переживая вчерашнюю неудачу с Давидом, Арминэ все же нашла в себе достаточно извращенной женской мудрости, чтобы увидеть в создавшейся ситуации и положительные стороны. Давид явно податлив на приставания, а она в свою очередь, уже наловчилась приставать. Это, оказывается, до безобразия просто. В ней, оказывается, это сидело то ли в силу ее личной, то ли общей женской природы, и лишь патриархальное воспитание и среда, в которой она росла и формировалась, сковали ее природные качества настолько, что ей понадобилось дожить до тридцати лет и переехать в другую страну, чтобы открыть и пробудить их в себе. Чтобы взять ситуацию с Давидом в свои руки, нужна лишь определенная способствующая обстановка, соответствующие условия, грамотно выбранные время и место. И даже то обстоятельство, что Давид накануне не вернулся в свою квартиру, а куда-то исчез с Агнессой, не обескуражило девушку. В душу Агнессы так или иначе заброшено зерно сомнения. И только от грамотных действий Арминэ – и немного от Его Величества Случая - зависит, как оно прорастет. Не появись вчера Агнесса у Давида (черт ее принес!) – сейчас все бы было иначе! Размышляя таким образом, Арминэ лениво просматривала электронную почту, зная, что у нее есть как минимум полчаса свободного времени, ибо ее клиент не явился на консультацию к назначенному часу. Она хотела было вновь войти в папку, где содержалась ее скудная переписка с Давидом – «не чета принцевой с котенком!» - подумалось ей в эту минуту, - когда увидела, как папка входящих «пожирнела» от нового сообщения. «Я не говорил тебе все это время, хотел сделать сюрприз. Я выиграл грин-карту, и уже три недели как в Лос-Анджелесе. Сегодня, наконец, взял машину и собираюсь в Солану. Встретимся?»
- Ашот... – невольно вырвалось у Арминэ, и она, повернув голову в сторону сотрудниц, вынуждена была объяснить свое неожиданное восклицание: - представляете, мой сокурсник выиграл грин-карту, и уже в Америке!
По дикому стечению обстоятельств, - а может быть, вполне даже предвиденно, - Ашот, самый верный из всех поклонников Арминэ, посвящавший ей стихи, забрасывавший ее нежными электронными посланиями, которые она удаляла, читая лишь по диагонали – выиграл иммиграционную визу и в числе других пятидесяти тысяч «счастливчиков» со всего света оказался в Америке! Точнее, - в штате Калифорния, - в паре часов езды от города, где жила Арминэ.
В эти же минуты, общаясь с Принцем по электронной почте, Агнесса получает послание из Москвы, от своего старшего брата, который несколько месяцев назад собственно и поручил ей начать поиски в Америке следов их немецких родственников, приведшие ее на связь с Принцем.
- Несс, если ты все еще не смогла выйти на связь с Робертом, который живет в Нью-Йорке, то мне сейчас стало известно, что он не единственный отпрыск в этой семье, и что в Калифорнии у него есть родной брат, Стэнли. Пробей контакты по этому имени с той же фамилией. Если найдешь – будет как нельзя более прикольно, потому что, как я уже говорил, они нам приходятся троюродными братьями. Мы биологически – правнуки одного и того же немца. Если найдешь, узнай у них об отце, - он должен быть еще жив-здоров, да и про деда и прадеда может что-то знать.
Схватившись рукой за отвисшую челюсть, Агнесса долго впивалась в монитор широко раскрытыми глазами, раз за разом перечитывая послание брата. Она не могла поверить в столь дикое совпадение. «Погоди, погоди, - уговаривала она себя, - мало ли в Бразилии педров? Мало ли в Калифорнии Стэнов с такой нехитрой немецкой фамилией? Да в одном только Твиттере ты их нашла несколько десятков! Спокойно, Нэсс, без паники!»...
- Они нам приходятся троюродными братьями. Мы биологически – правнуки одного и того же немца. – Агнесса перечитывала послание брата снова и снова, и ей раз за разом становилось все более очевидно, что именно в этом и будет ее спасение! Здесь и есть всему объяснение! Никакая это не любовь и не страсть! То, что не поддавалось никакому логическому объяснению и не укладывалось ни в какие из известных ей клише, - обрело теперь реальные очертания! Это просто подсознательная тяга, зов крови, не случайное, а вполне теперь объяснимое сходство с Лялькой и все прочие «прелести» этой ее замечательной, красивой и яркой жизни!
- Послушай, кролик, я сейчас задам тебе неожиданный вопрос, - можно?...
- Почему «кролик»? Ты видишь меня милым и пушистым?
- И это тоже...
- Но что же еще?
- Да ты хоть знаешь, со своей аллергией на животных, - сколько у кроликов бывает детенышей и сколько длится по времени их секс?
- Ах, вот ты о чем! Ты лучше будь начеку, чтобы я не вырвал из тебя твой имплантант и не одарил тебя детенышем!
- Да послушай же, что я хочу тебя спросить! Скажи, ты единственный детеныш у своих родителей?
- У меня есть младшая сестра и старший брат.
- Слушай, а хочешь, я угадаю, как зовут твоего брата?
- Ну, судя по твоей логике, должно быть что-то вроде «Заяц», но на самом деле его имя Роберт. Он двадцать пять лет назад уехал в Нью-Йорк, учиться на художника, и там и остался.
- А ты знаешь имя своего прадеда по отцу?
- В чем дело, котенок? Я никогда его не видел, он умер в Германии, - а мой дед приехал сюда почти сто лет назад! Что ты хочешь узнать?
- Я просто хочу сообщить тебе, что твоего прадеда, который умер в Германии, возможно, звали Максом.
- Ну, возможно. Я не знаю. Зачем тебе это?
В эту минуту Агнессе показалось, что она на самом деле вовсе не желает, чтобы Принц узнал об их родстве, пусть и дальнем. Ей вдруг стало жаль вот так одной фразой погубить едва зародившуюся романтику.
- Так, просто, - вдруг стало интересно, говоришь ли ты по-немецки.
- Несколько отдельных слов, котенок. У нас в семье не говорили по-немецки. Не забывай, что женская линия у меня из Британии.
«Ну и что! Что с того! Подумаешь! Я уже целовалась с ним, я даже можно сказать переспала с ним, - Агнесса усмехнулась, - какая теперь разница, кем он мне приходится! Детей с ним заводить я не собираюсь, а если бы и захотела, - что с того? Куча родни, не имеющей никакого отношения к общему прадеду! Минимальная вероятность нежелательных совпадений... Ах, что за глупости! Стоит ли вообще об этом думать!»...
«Серый, ты не поверишь, но Стэнли я нашла, - написала Агнесса брату, - он живет в полутора часах езды от меня. И мы уже виделись. Все в порядке, это наверняка он, потому что его брата зовут Роберт, и он действительно живет в Нью-Йорке. Как только сможешь приехать в Америку – непременно познакомишься с новоявленными кузенами». Это было все, что Агнесса решила сообщить брату на данном этапе.
«Я должна сперва справиться с этим сама, я не могу резать по живому. Я постепенно привыкну к мысли, что мы одной крови. Тьфу, какая чушь! Ну какой еще крови! Седьмая вода на киселе! Не хочу! Не хочу его потерять!»...
Продолжение следует
Воизбежание неуместных замечаний и доводов, Агнесса не стала посвящать своих подруг в факт своего родства с Принцем, пусть и далекого. Да и самого новоявленного троюродного братца она вовсе не спешила осчастливить новостью о том, что его немецкий прадед во время научной экспедиции на Кавказе накануне Первой мировой войны имел счастье соблазнить или скорее быть соблазненным знойной крестьянкой из армянской глубинки. Впрочем, подруги в последние дни были явно озадачены собственными переживаниями, причем, в обоих случаях – сердечного плана. Лена, у которой вот уже несколько месяцев была просрочена виза, в отчаянном нежелании возвращаться в Москву, завела отношения сразу с тремя американцами, - военным, студентом и дантистом, лихо лавируя между их звонками, встречами, которые они ей назначают, и визитами в гости на чай. Аня же вот уже несколько дней не перестает петь дифирамбы некоему брюнету, которого она обслуживала в ресторане, - когда тот пришел туда вместе с Арминэ.
- Несс, я не говорю, что он прямо писаный красавец, но в нем есть такая изюминка мужественности, надежности, ума, что я просто растаяла. Если он ее поклонник, то Арминке просто редкостно повезло, и если честно, я не считаю их подходящей парой. Слишком она бледноватая для него.
- Да, это ее сокурсник, который выиграл гринку, - проинформировала Агнесса, - и, говорят, он ее давний поклонник.
- Жаль. Тогда я в пролете получаюсь, - вздохнула Аня.
- Я вообще-то не думаю, что она с ним поведется, - подмигнула Агнесса, решив, однако, не распространяться о пожизненной влюбленности девушки в Давида.
- Что, серьезно? Ты что-то знаешь?
- Единственное, что я знаю, - это то, что ты можешь смело его окучивать, - смеется Агнесса.
- Ну что же, я поверю тебе на слово и начну это немедленно.
- Он, кстати, подал заявки на несколько мест здесь в Солане. Так что, возможно, если его возьмут на работу, он тут и останется.
- Ну, тогда, значит, сам Бог велел! – весело воскликнула Аня.
- А пока он не найдет себе квартиру, – поживет у Давида, - добавила Агнесса.
Довольная и вдохновленная этим диалогом, Аня вышла на работу, уже вынашивая несколько планов по наиболее верному окучиванию» Ашота. Арминэ же, хоть и пошла по его приглашению на ужин, вовсе не считала сие событие актом «ответа на чувство». Она скорее видела в этом обыкновенные «дружеские посиделки» со старым товарищем, тем более, что Ашот, весьма красноречивый и «романтически смелый» в виртуальном общении, вел себя довольно корректно и тактично при общении личном. Видимо, годы разлуки и расстояние создали определенного рода дистанцию между бывшими однокашниками. Это, конечно, вовсе не означало, что чувства Ашота сколько-нибудь ослабли, но для Арминэ, у которой они попросту «путались под ногами», временная ситуация с «почтительной дистанцией» между ней и Ашотом была как нельзя более уместна. Более того, извращенно-изобретательный, как оказалось, ум Арминэ подсказал ей уникальный способ отвлечь от себя внимание Ашота, дав ему почитать распечатку котенковых диалогов с Принцем. «Так ты сообразишь, как здесь люди общаются, какие слова используют, у тебя улучшится английский» - говорила она вслух, - в мыслях же она искренне надеялась, что Ашот наверняка увлечется чтением и «подсядет» на котенков тип женщины, к которому он по идее совершенно и категорически не должен относить Арминэ. Однако, по прошествии нескольких дней, когда Ашот ознакомился с документом, он в разговоре с Арминэ высказал весьма неожиданную для нее идею:
- Ты знаешь, мне очень понравилась эта девушка, которая там чатится. Парень непробиваемый идиот, а она ничего так. Жаль, что никогда такого типа женщину я не буду воспринимать всерьез.
- Жаль? Почему?
- Потому что для обладания такой женщиной нужно много воли и мужества. А кроме того, определенный склад мышления, который мне лично претит. Но это никак не отменяет факта универсальной привлекательности таких женщин. Знаешь, кого она мне напоминает?
- Кого?
- Подружку Давида, Агнессу, - она несколько раз приходила к нам. Вот ему она подходит. Вот он может ее контролировать и держать на привязи. Я бы не смог. И этот «котенок» - такая же. Кстати, она, оказывается, тоже в Солане живет?
- Да, как будто.
- А откуда у тебя этот документ?
- От Агнессы как раз пришел, по е-мейлу.
- Вот как? Очень интересно...
После этих слов Ашота они сменили тему разговора, но оба взяли на заметку определенные обстоятельства, связанные с Агнессой. Ашот был озадачен тем, что Агнесса за каким-то иксом прислала Арминэ документ, дико напоминающий ее переписку с любовником. Арминэ же не переставала ловить себя на том, что и ей теперь, после замечания Ашота, «котенок» кажется очень похожим на Агнессу. Факт же проживания котенка в Солане лишь подпитывал интерес обоих «анализаторов» ко всей этой истории.
Да, я многое обещал – то ли себе, то ли Господу, но Он свидетель, - у меня нет больше ни терпения, ни сил. У детей, кажется, просто неиссякаемый источник энергии где-то под хвостом, и чем больше они доводят меня до белого каления, тем обильнее этот источник. Я собственно не против этого. Дело скорее в Шэннон. Она, кажется, почувствовала мое намерение быть покладистым и настойчиво испытывает меня на это качество. Она все чаще оставляет меня с детьми, отправляясь на курсы для беременных, - словно не родила уже троих. На мое недоумение она мило улыбается и говорит, что ей нужно делиться своим обильным опытом с другими молодыми мамашами. Кроме того, я остаюсь с детьми тогда, когда Шэннон взбредает в голову пойти на шоппинг или на встречу с подружками. Она прекрасно знает, что в определенные дни я играю в баскетбол или смотрю с друзьями игры в спортбаре, но вот уже несколько раз она будто подгадала свои «срочные» дела так, чтобы я обломался с этими своими видами деятельности и был вынужден остаться дома с детьми. У меня почти не остается ни единой свободной минуты после работы или по выходным. Она звонит мне – а в последнее время, когда я перестал отвечать на ее звонки – пишет мне сообщения с требованием быть дома не позже семи, и называет кучу причин, которые в итоге оказываются надуманными. Я изо всех сил ищу – и нахожу! – положительные стороны во всей этой круговерти, и, кажется, внешне я выгляжу вполне пристойным и спокойным семьянином. Я правда, за эти дни приболел пару раз, - вначале желудочным гриппом, потом чем-то вроде простуды, когда было трудно дышать и дико болела голова. Котенок не преминула заявить мне, что это связано с моим образом жизни, который я подсознательно считаю навязанным мне и нежелательным для меня. Понимая, что она рассуждает со своей точки зрения и из своих желаний навязать мне мысль о бессмысленности проживания с Шэннон, я тем не менее стараюсь не думать о ее словах именно в силу того, что они мне кажутся слишком уж справедливыми, а сил и воли менять что-либо сейчас у меня пока нет. Слишком тяжело мне досталось это решение – воссоединиться с Шэннон и постараться сделать все возможное для комфорта моих детей, - и теперь я чувствую себя зомбированным, находясь дома. Котенок говорит, что я занимаюсь самообманом, и что дети не имеют никакого отношения к тому, с какой женщиной я желаю встречаться. Она пишет, что дети – это счастье, а вовсе не повод быть несчастным. Я, кажется, понимаю, что она имеет в виду, но стараюсь не думать об этом, и всегда перевожу разговор на другую тему.
Продолжение следует
Как ни странно, инстинктивный порыв Арминэ ознакомить Ашота с перепиской между принцем и котенком, - чтобы отвлечь от себя его навязчивое внимание, - мог показаться наивным и бессмысленным лишь на первый взгляд. Ашот был парнем любознательным, наблюдательным и рассудительным, и при всей своей давней и беззаветной влюбленности в Арминэ, он, тридцатидвухлетний мужчина, не мог не чувствовать и не сознавать градации женщин. Кроме того, воспитанный в патриархальных традициях, он четко отделял секс от супружеских обязанностей, семейную рутину от развлечений тела и духа, «матримониальную влюбленность» от романтической страсти.
Отношения Давида с Агнессой, которые ему пришлось наблюдать на фоне ознакомления с принцевой перепиской, вызывали у него двойственные чувства. Он знал, что у Давида в Ереване жена и дети, и что Давид по сути нарушает священные семейные устои. Однако, он нисколько не осуждал его, так как всеми фибрами души понимал каждый из порывов Давида, которые тот выказывал в присутствии Агнессы или даже пытался тщетно скрыть. Ашот невольно сравнивал Агнессу с «котенком» из переписки, и его возбуждала мысль о том что эта женщина тоже живет в Солане. Если же она так же очаровательна как Агнесса, то Ашот просто-напросто готов пойти на многое, чтобы с ней познакомиться. Разумеется - с целью ни к чему не обязывающего флирта, яркого приключения, запоминающегося события в жизни. А она несомненно очаровательна, ибо существуют определенные необъяснимые вибрации, которые исходят даже от набранного текста, от стиля общения, от самих тем для этого общения.
Есть определенного сорта уверенность, юмор и бесшабашность, свойственные только примирившимся со своей комплекцией толстушкам с милыми лицами или отчаянным дурнушкам с плохой или не плохой фигурой. Бывают скромные и тихие серые мышки, которые при определенных условиях могут – или не могут превратиться из гадкого утенка если не в белого лебедя, то как минимум в пестренькую уточку. Есть наглые и заносчивые яркие красавицы с холодным расчетом и завышенными требованиями к жизни. Есть восхитительные глупышки, которые, блистая красотой и отменным вкусом, не представляют полноценного интереса для человека, которому нужна не только постель, но и «игры разума». И есть при этом очаровательный романтизм, сексуальная раскрепощенность, «офигенная красота», блестящий ум, душевная щедрость и талантливо игривый юмор, которые сочетаются в том самом типе женщин, который Ашот называет «универсально привлекательными», а читая высказывания принца о котенке – полностью соглашается с ними.
- Я очень хочу увидеть тебя, Принц, но я не знаю, каков ты в реале. Имей в виду, что ты мне можешь и не понравиться, и тогда ничего между нами не будет.
- Ну уж нет. Если я тебе не понравлюсь, то тебе придется сделать над собой усилие и высмотреть во мне внутреннюю красоту.
- Ха-ха-ха, а не многого ли ты хочешь, мой Принц?
- А еще твой принц хотел бы всегда носить тебя в маленькой золотой клетке, чтобы ты всегда была при нем, и он мог играть с тобой в любое время, когда ему захочется.
- А котенок уже налюбовался своим мышонком, - теперь ему хочется немного с ним поиграть.
- Ха-ха, и как же ты будешь играть со мной?
- Я так понимаю, мой принц только что признал себя мышкой?
- Я больше обратил внимание на элемент игры, хотя аналогия мне показалась немного странной. Но я уверен, что твои представления об играх со мной несильно отличаются от моих.
- Ну, на данном этапе я могу играть с тобой лишь отвлекая тебя от работы своими посланиями, а ты со мной – угрожая мне суровой расправой за непослушание или воображая, как я приседаю перед тобой в реверансе.
- Ты права, я воображаю это довольно часто, хотя гораздо чаще – как мои руки блуждают по тебе.
- Воображая свои руки блуждающими по мне – где ты их имеешь на самом деле?
- Ха-ха-ха-ха, котенок!!! Конечно, на моей клавиатуре! Ну ты и язва!
- Значит, доступность клавиатуры – это одно из условий для того, чтобы ты мог вообразить свои руки на мне? Боже, какое несчастье...
- Знаешь, иногда из твоей манеры говорить я делаю вывод, что ты гораздо моложе, чем утверждаешь. Скажи своему принцу правду: сколько тебе лет?
- Сумасшедший, я старше тебя! Я гожусь тебе в бабки!
- Ха-ха-ха, если ты в том возрасте, какой себе приписываешь, то ты едва ли могла бы быть моей старшей сестрой.
- Короче, мне сорок лет, один месяц и четырнадцать дней, и я могу отсканить свои водительские права для тебя. Просто я не очень опытна по жизни и к тому же избалована. Но я, кажется, понимаю твой намек. Ты хочешь, чтобы у нас с тобой были братско-сестринские отношения?
- Ха-ха-ха-ха-ха, видала??! Вот об этом я и говорю! Ты так хороша собой и игрива! Совсем не характерно для женщин этого возраста. Если твой господин выяснит, что ты не всегда была до конца честна с ним, то я надеюсь, ты сознаешь все последствия? Мне пора идти, котенок, но будь уверена, твой Принц докопается до истины в этом вопросе. you're so good looking and playful though... not common in women that age... if your king finds out you're not completely truthful with him at all times, i'm sure you realize there will be consequences
Когда раздался звонок в квартиру Давида, Ашоту пришлось отложить увлекательное чтение и направиться к двери. Увидев на пороге длинноволосую красотку с ярким макияжем и в кожаной мини-юбке, Ашот слегка оторопел.
- Я к Давиду, - меня зовут Анной.
- Проходите, Анна, Давид скоро должен появиться, - расшаркался Ашот, хотя на самом деле Давид ожидался дома только поздно вечером, - впрочем, Аня и сама это знала.
- А это удобно? Я не помешала Вам?
- О чем разговор, как Вы можете помешать? Я как раз собирался ставить кофе. Или Вы хотите чаю?
- И мне кофе, если Вас не затруднит!
- Ну, я тогда на кухню, а Вы располагайтесь! – и Ашот указал девушке на кресло.
Аня, видимо, не обратила внимания на жест Ашота и, медленно и задумчиво, с хитрой улыбкой на лице пройдясь по холлу, уселась в итоге на диван, на котором несколько минут назад сидел Ашот. Бросив короткий взгляд на распахнутую журнальчиком распечатку, Аня хотела было отодвинуть ее, чтобы не помять, но что-то заставило ее пробежаться глазами по тексту, и она тихонько ахнула.
- А по какому делу Вы хотели видеть Давида, если не секрет? – выкрикнул Ашот из кухни.
- Не секрет, конечно! Он учит меня вождению. Я недавно купила машину... Правда, мне немного неудобно перед ним, - ведь он человек занятой, работает. Но, раз уж он так любезен, да и Агнесса не против, то почему бы мне не воспользоваться... – произнося эту тираду домашней заготовки, Аня не сводила глаз с распечатки, гадая, как она могла тут оказаться, - прямо в квартире Давида! Арминэ и никто больше! Распечатала ее и теперь раздает для чтения. Вот было бы «здорово», если бы оказалось, что и Давид почитывает это! Что же делать?! – Аня машинально захлопнула «журнальчик».
- Вы знаете, Вам просто несказанно повезло! - Ашот вернулся с подносом, на котором стояли чашки, дымящаяся турка и вазочка с шоколадом, - Я здесь недавно, - и пока совершенно не у дел. Ашот, - и молодой человек протянул руку, представившись.
- Очень приятно. Я, правда, не совсем понимаю, в чем мне повезло...
- Вы, видно, что-то напутали в своем календаре. - Ашот налил кофе в чашку и поставил ее перед Аней, - Дело в том, что Давида сегодня практически не будет дома. А повезло Вам в том, что у меня десятилетний водительский стаж, и уже имеются американские права. Понимаете, к чему я веду, если принять во внимание факт моей временной праздности?
- Кажется понимаю, - хитро улыбаясь и кокетливо покачивая торсом, Аня за спиной пропихивала распечатку в щель между кожаными подушками в спинке дивана.
Продолжение следует
(технический перерыв в теме на 8 дней) ;).
Когда Арминэ, уже после рабочего дня, позвонила в дверь квартиры Давида – якобы под видом посещения сокурсника и друга, - дома никого не оказалось, и Арминэ решила позвонить Ашоту на мобильный. Ашот, который в это время был занят весьма веселым и приятным делом – учил Аню парковаться, - взглянув на телефон, решил не отвечать на этот звонок.
- Что-то важное? – спросила Аня, притворившись смущенной из-за того, что отвлекает Ашота от важных дел.
- Нет, не особо. Это дело может подождать. – Ашот улыбнулся и пристально посмотрел на Аню, поймав себя на том, что впервые в жизни звонок Арминэ был для него столь неуместен, нежелателен и безразличен. В эту же минуту он слегка удивился тому, как и по какой причине ему не захотелось, как при предыдущем звонке от Давида, - просто отойти в сторону, оставив Аню на пару минут, и ответить на звонок. Впрочем, Ашот решил, что сейчас не время для самоанализа, и продолжил объяснять Ане, как вести себя при виде школьного автобуса.
- Алло, Давид? – Арминэ, не застав никого в квартире Давида, сочла это достойным поводом, чтобы позвонить ему, - Я не могу найти Ашота, он не отвечает на звонки, ты не знаешь, где он?
- Он ответил мне минут двадцать назад. Скорее всего, сейчас у него музыка включена, и он не услышал твой звонок. – Давид от всей души надеялся, что Ашот преуспеет в своих ухаживаниях и избавит его, наконец, от навязчивой, бездумной и столь нежелательной страсти Арминэ, - попробуй перезвонить ему через несколько минут.
Однако, последовав совету Давида, Арминэ вновь напоролась на ненавистный автоответчик. Нет, ей не нужен был Ашот как таковой, - она лишь хотела сообщить ему, что в соседнем офисе требуется программист, и он мог бы претендовать на эту работу.
Вечером, ужиная с Давидом за низеньким журнальным столиком в холле у дивана, Ашот вдруг засуетился. До этого они говорили об Ане, и Давид, заинтересованный «пристроить» Арминэ, старался убедить Ашота в том, что Аня, хоть и красивая девушка и замечательный человек, но «не наша», и в дальнейшем могут возникнуть мелкие разногласия, способные перерасти в крупные и серьезные недоразумения. Ашот решил возразить Давиду: ведь Агнессу тоже трудно назвать «нашей» - она выросла вне Армении, да и образ мыслей ее и поведение далеки от «образцово-патриархального», и тем не менее, Давид с ней прекрасно и замечательно гармонирует. И Ашот непременно бы возразил, если бы в этот момент не вспомнил, что здесь, на этом месте лежала подшивка Арминэ, как раз с ярким и показательным участием женщины, так сильно напоминавшей ему ту самую Агнессу.
- Что ты ищешь? – спросил Давид.
- Здесь у меня была распечатка, - видимо, куда-то завалилась.
Аня же, коротко рассказав подругам о своем успешном и удивительно плодотворном в деле окучивания Ашота дне, «вытащила», наконец, главную карту:
- Несс, ты хоть знаешь, что я нашла у них там на журнальном столике? У тебя есть ключ! Тебе нужно срочно проникнуть к ним под покровом ночи и забрать оттуда это!
- Что «это»? – прищурилась Агнесса, не будучи уверена в степени серьезности этого разговора.
- Документ, который ты отправила Арминке – распечатанный, подшитый и затертый почти до дыр! – торжествующе произнесла Аня.
Агнесса и Лена ахнули в один голос, и подруги стали рассуждать о том, кто именно является читателем этого шедеврального документа. То, что производитель распечатки не кто иной как Арминэ, - уже не оставляло у Агнессы сомнений хотя бы с учетом того, что та звонила ей с вопросами по поводу дальнейшей судьбы персонажей.
Ашот же вместе с Давидом стали героически перетряхивать все что только попадалось им под руки, и в итоге все-таки обнаружили распечатку за диванной подушкой. На вопрос Давида о происхождении этого журнальчика Ашот ответил коротко:
- Арминэ дала почитать, говорит, интересно.
- И что, действительно интересно?
Решив не пробуждать у Давида любопытства по поводу этого документа, Ашот пожал плечами и, немного смутившись, ответил:
- Иногда вкусы девушек не совпадают с нашими. Ей кажется интересным, а по мне – просто чтиво от нечего делать.
Давиду оказалось вполне достаточно этого объяснения, и он, хитро улыбнувшись и бросив взгляд на неубранный стол, заявил, что переночует сегодня у Агнессы. После его ухода Ашот стал листать подшивку, не переставая, однако, размышлять о том, что иначе кроме как усилием человеческой воли она не могла оказаться за этими подушками.
- Я так расстроен тем, что все это случилось именно теперь, когда я познакомился с тобой, котенок!
- Почему ты так драматизируешь? Вы были женаты, у вас было трое детей, но вы тем не менее развелись. Ты ведь не станешь снова наступать на те же грабли!
- Наступать на грабли? Не понимаю о чем ты, котенок. Это должно быть ваш армянский сленг?
Наткнувшись на эти слова, Ашот нахмурился и перечитал эту часть. Да, так и есть, «армянский сленг», - впервые за время их беседы упомянуто национальное происхождение котенка. Он уже читал эту часть, но тогда попросту не заметил этого замечания Принца, ибо тогда по первости у него не было ассоциаций с Агнессой, да и читал-то он тогда по диагонали.
Агнесса же, думая о том как вызволить распечатку из квартиры Давида, неизменно приходила к выводу о бессмысленности этого шага, поскольку документ всегда можно распечатать заново... если только он сохранен.
- Котенок, ты свободна на будущей неделе? Я хотел бы снова взять ту комнату в Реконкисте.
- Ты ведь знаешь, что вечерами я всегда свободна для тебя. Ты ведь все равно будешь там только после рабочего дня...
- Да, малышка, пока только так, но у меня намечается отпуск, и я могу смошенничать, сказав дома, что мне дали всего десять дней, в то время как мне дадут пятнадцать. И тогда мы сможем быть вместе каждый день с утра и до самого позднего вечера – так как я целых пять дней смогу выходить на встречу с тобой как на работу!
- Ах ты проказник! Кажется, общение со мной идет тебе на пользу!
- Да уж, ты та еще мошенница, и я учусь у тебя плохому!
- Главное что ты иногда задействуешь головной мозг, - это уже радует.
- Я думаю, тебя должно радовать все, что я делаю.
- Ну, положим, это не совсем так.
- Неужели ты снова начнешь сетовать на те сорок секунд?
- А почему бы мне на это не посетовать, это же было позорище и посмешище!
- Ха-ха-ха, - пока это между нами и в четырех стенах – нет ничего ни позорного, ни смешного, котенок!
- Но я всегда смотрю на вещи и со стороны.
- Но чего тебе не хватало? Ты получила исчерпывающее наслаждение в самом начале, я это почувствовал. Я был мягок и нежен с тобой как ни с кем и никогда!
- Но не только это было мне нужно! Ты мне ничего не дал сделать!
- Что ты имеешь в виду? Ты ведь вроде меня всего исцеловала!
- Не всего!
- Ха-ха-ха-ха, святые угодники! Да ты нимфоманьячка! Тебе нужно, чтобы сперма летала по комнате, или я ползал за тобой с полотенцем? Или тебе было нужно, чтобы я подвесил тебя на «качелях» и стал подключать к тебе разные машинки – дрррррррррррр-дррррррррррррр-дрррррррррррррррррррр!!!!!!!
- Что ты несешь, идиот? Ты кидаешься в крайности, а я говорю об обычном человеческом сексе! У меня никогда не было ничего с мужчиной кроме обычного человеческого секса!
- Ну хорошо, котенок, я шучу, - и потом, не забывай, что всегда есть следующий раз! Ты мне все объяснишь, все покажешь – я ведь не читаю мыслей!
- Боюсь что со временем тебе придется научиться читать мои мысли!
- Согласен, это справедливое требование. Но только со временем.
Продолжение следует
Несколько недель, прошедших после «эпической» встречи в Ла Реконкисте, Агнессе в общем и целом приходилось бороться не только со своим теперь уже перманентным желанием видеть Принца и быть с ним, но и с собственным отношением к Давиду. Как некстати пришлась вся эта история с Арминэ! И почему только ей вздумалось приставать к Давиду именно сейчас, когда Агнессе было так важно и так необходимо спокойствие в жизни и порядок в мыслях! Теперь же она совсем запуталась в своих ощущениях, желаниях и эмоциях! Проявляя внешне нейтральное отношение к присутствию Арминэ в жизни Давида, Агнесса тем не менее все чаще ловила себя на предательски неистребимом и щекочущем эмоциональной новизной чувстве ревности. Стоило ей представить себе Давида в объятиях Арминэ, как у нее возникало ощущение ухода земли из-под ног. Ей, разумеется, удавалось быстро и четко справляться с этим ощущением, - так как она все-таки не считала Арминэ сколько-нибудь достойной себе соперницей ни в едином компоненте. «Да, да, - то и дело повторяла она себе, - у нее нет ни моей эффектности, ни моего характера, ни моих талантов, ни моего ума, ни моей свободы в действиях». Какие у нее преимущества передо Агнессой? Знает Давида раньше? Ерунда! Его землячка, общающаяся родным и милым его уху ереванским говором? Это не помогало ей все эти годы! Девственница? В ее случае это скорее недостаток! Моложе? Агнесса выглядит ее младшей сестрой! Все эти «факторы», очень яркой и реальной картиной вставали перед ее глазами и в ее сознании, быстро и успешно справляясь с минутными ощущениями ревности и неустойчивости.
Впрочем, к великому огорчению Агнессы, физическая близость Давида не стала для нее желаннее и приятнее на фоне всех этих обстоятельств. Несмотря на всю привычность и предпочтительность для нее сексуального стиля Давида, Агнесса не могла не мечтать о новой встрече с Принцем, когда тот наверняка снова одарит ее нежными и «бесконечными» ласками, заставляя ее поверить в то, что секс как таковой – лишь малая и не самая значимая часть наслаждения в огромном мире любви, преклонения и обоюдности. Каждый раз при мысли о ласках Принца у нее неизменно вставала перед глазами картина: она лежит на чистом зеленом лугу, среди васильков и ромашек, и на нее – под райское пение птиц падает воздушно-легкое прозрачное покрывало – белое, с голубыми и розовыми разводами, и вопреки всем законам физики и логики, оно падает на нее бесконечно, так и не покрывая ее, но одаривая неземным блаженством. Интимная часть отношений с Давидом, - в сравнении с этой райской картиной, - представлялась Агнессе суетливой возней в глиняной луже, когда тебя со всех сторон обмазывают разноцветной жижей, растирая и массируя, жестко, методично, невзирая на твои пожелания, - и лишь потом отпускают в душ, - отмываться. Нет, это не насилие, - это просто другой вид наслаждения! И, по всей видимости, Агнессе необходимо и то и другое.
Давид же, вопреки внешне казалось бы обычному поведению Агнессы, в котором ни один из неосведомленных не мог бы заметить малейших признаков ее неверности, то и дело отгонял от себя мысли о том, что его возлюбленная может быть увлечена другим. Он уже давно не сомневается в наличии третьего лица в их отношениях, - и не только из-за той «знаменательной» беседы по телефону, когда Агнесса с присущей ей честностью лгала ему о «драме Лены», то и дело – чуть ли не намеренно, - разоблачая себя интонацией, репликами, восклицаниями. Он уже знал свою партнершу достаточно давно, чтобы любой ее жест, любая пауза в речи, любая смена выражения на лице – не могли пройти мимо его внимания, - именно и особенно после того разговора. Однако, что-то подсказывало Давиду, что отношения «на стороне» не зашли у Агнессы достаточно далеко, так как в этом случае он ожидал от нее полного и безвозвратного отчуждения. Теперь, думал Давид, нужно просто вступить в незримое соперничество с этим неведомым везунчиком, который оказался способен пробиться в уже давно занятое сердце Агнессы. И, как ни странно, история с Арминэ вовсе не казалась Давиду уместной и полезной в данной ситуации, и он готов был сделать все что угодно для того, чтобы Агнесса ни на минуту не усомнилась в его верности.
В свою очередь, Арминэ была скорее рада тому, что Ашот стал меньше ей звонить и писать. Ей даже не были интересны причины столь резкой перемены. Она уже сообщила ему о новом месте в офисе по соседству, и остальное было уже делом его смекалки. Ей же хотелось как можно скорее и как можно вернее завоевать Давида, - пусть для начала только физически. И снова, как всегда в последние месяцы, призвала она на помощь диалог принца с котенком, который раз за разом подсказывал ей реплики, движения и линию поведения, и благодаря которому она ощутила себя женщиной, способной добиваться желаемого с помощью всего, чем ее – оказывается! – наградила природа!
- Ты сволочь, Принц!
- Но честная сволочь, котенок! Ни единым словом я не солгал тебе!
- Но ты замалчиваешь свои чувства ко мне, а это нечестно!
- Я уже сказал тебе, котеночек, что я не из тех, кто истекает кленовым сиропом из задницы, окей? И на твоем месте я бы не особо доверял таким типам. Я также сказал тебе, что ни с кем в моей жизни я не разговаривал так долго, так увлеченно и с таким интересом. Ты знаешь, девушки могут прибегать к множеству способов вызвать интерес, но тебе это удалось практически с места, будучи собой.
- Расскажи, Принц, к каким способам прибегали девушки, чтобы вызвать твой интерес? Точнее, расскажи о самом эффективном.
- Хорошо, только запомни, что даже при этом интерес был недолгим, и отношения не продлились больше недели. Она просто застала меня врасплох и была первой, кто это сделал. Но секс для меня не настолько важен, чтобы на нем строить отношения. Мне обычно нужен полный комплект для счастья, а ты, похоже, и есть такой комплект!
Итак, вооружившись «рекомендацией» Принца, Арминэ воспользовалась ею с такой легкостью и с таким блеском, что вернувшись с Давидом из якобы «деловой» поездки, она не преминула позвонить Агнессе и с абсолютно искренней признательностью поблагодарить ее за то, что та однажды решила поделиться с ней «забавным» документом.
- Ничего не понимаю, - пробубнила Агнесса, повесив трубку, - представляешь, Лена, позвонила сейчас Арминэ и говорит такая радостная и счастливая: «как же я тебе благодарна за этот файл, что ты мне прислала!». И еще там что-то прощебетала о том, как она счастлива. Что бы это могло означать...
- Да мало ли что, - равнодушно откликнулась Лена, у которой в эти дни были свои, гораздо более серьезные, как ей казалось, проблемы. Тем более, что Агнесса так и не поделилась с подругами о том, что увидела в квартире Давида по возвращении из Санта-Аны, - счастлива и счастлива, - я только рада за нее.
Понимая, что сейчас не время рассказывать Лене о том случае, Агнесса решила забыть на время об этом странном звонке Арминэ и снова погрузиться в непростой мир проблем свой милой подруги.
- Ты понимаешь, - вздыхала Лена, - я понятия не имею, от кого из них я залетела, - но я отдельно сообщу об этом всем троим, и уж по их реакции и буду действовать дальше.
- Но как ты могла быть так отчаянно решительна!? Я не ожидала от тебя такой неосторожности!
- Несс, у меня не было выбора, ты ведь знаешь, что в любую минуту меня могут депортировать!
- Почему ты так боишься? Сотни людей живут здесь дольше чем ты, и их никто не трогает!
- Да, но есть другие сотни, которых трогают и депортируют!
- Но обычно это в случае каких-то ЧП и криминала. Ты так далека от этого...
- Не хочу рисковать, да и не могу больше жить в такой неопределенности! Пусть меня даже депортируют – но я хоть буду знать, где я и кто я...
Продолжение следует
Аня, воодушевленная явной взаимностью Ашота, заметно похорошела и от нее, как однажды нелепо, но красочно выразилась Агнесса, исходила «счастливая радиация». Она проводила с Ашотом все вечера, катаясь на машине, гуляя по побережью, ужиная в ресторанах или танцуя в клубах. Все те милые женские посиделки, которые раньше происходили у женщин втроем, - в эти дни проходили лишь между Агнессой и Леной, которые, будучи искренне рады за Аню, сами находились в более схожих по запутанности и драматичности ситуациях. Ашот же, разрываясь между своим давним чувством к Арминэ , подкрепляемым навязанными патриархальным воспитанием понятиями о достойных и недостойных для женитьбы девушках, и своим искренним интересом к Ане подкрепляемым удивительным взаимопониманием и общностью во многих аспектах, гораздо чаще звонил Ане, чем Арминэ. И, если звонки Ане сопровождались веселой непринужденностью и глубоким личностным интересом, то разговоры с Арминэ носили более напряженный и даже официальный характер, - ему приходилось быть разборчивым не только в словах, но и в темах для бесед, и каждый раз уговаривать себя, что несмотря на скуку и однообразие – именно Арминэ является самой подходящей для семейной жизни и самой достойной из всех девушек, которых он когда-либо знал. Кроме того, разговоры с Арминэ длились не более пары минут, в то время как с Аней Ашот мог висеть на телефоне часами. Ане хватало ума никогда не спрашивать Ашота об Арминэ, а та в свою очередь – по совершенно иным причинам – ни разу не поинтересовалась тем, где и как проводит Ашот свои вечера.
При всем при этом Ашот не мог выкинуть из головы женщину из переписки. Чем больше он думал о ней, сопоставляя детали из переписки и факты, наблюдаемые в жизни, тем больше она напоминала ему Агнессу. Мысль о том, что Агнесса могла параллельно отношениям с Давидом переписываться с неким Принцем, была вне рассмотрения у Ашота, поскольку он тогда совершенно терялся в догадках, с какой целью она прислала Арминэ такой компромат на себя. С другой же стороны, он не мог поверить, что в Солане живет армянка – наверняка яркая, привлекательная, явно владеющая русским языком, - судя по тем пословицам и поговоркам, которые она использовала в переписке, свободная, незамужняя, - которая не была бы при этом известна хотя бы кому-то в местной русско-армянской тусовке. И, поскольку Агнесса прислала этот документ, она наверняка должна знать эту женщину. Ашот решил проверить Агнессу на знакомство с «котенком» и, когда она как-то вечером пришла к Давиду выполнить его заказ на «фирменный тортик», Ашот то и дело появлялся на кухне, - то «поставить кофе», то вымыть чашки, то с предложением помочь. Хотя Аня и предупреждала Агнессу о том, что ее переписка была обнаружена в квартире Давида, Агнесса, как известно, не придала значения этому обстоятельству, а уж теперь, когда была увлечена выполнением «сладкого» заказа от общественно признанного возлюбленного, полностью утратила бдительность, откликнувшись на предложение Ашота и поручив ему помешивание заварного крема на медленном огне. Таким образом, Ашоту были созданы идеальные условия для «допроса с пристрастием».
- Со дна, со дна помешивай, Ашот, - с напускной строгостью критикует Агнесса, кокетливо-иронично улыбаясь, и не подозревая, что подобной фамильярностью лишь приближает «экзекуцию».
- Со дна, - а, хорошо, понятно, – и Ашот стал нарочито громко шкрябать ложкой по дну ковшика. Этот шум вполне мог позволить ему говорить так, чтобы Давиду, увлеченному в холле чтением новостей в Интернете, было практически не слышно, о чем они будут говорить на кухне.
- Ну и как там поживает наш Принц? – заискивающе, вполголоса спросил Ашот, глядя в упор на Агнессу.
Будто лишь в эту минуту вспомнив все обстоятельства, связанные с ошибочно отправленным файлом, Агнесса подняла глаза и, спокойно ответив на пристальный взгляд Ашота, произнесла:
- А мне-то откуда знать? Я ведь говорила ей, что этот файл попал ко мне случайно, и я просто переслала ей, чтобы она тоже похихикала, вот и все.
У Ашота не было ни желания, ни оснований не верить словам Агнессы, однако, он не мог оставаться в неведении и решил выведать все до конца.
- А кто эта женщина, ты не знаешь?
- Какая женщина? – Агнесса действительно не поняла, о ком спрашивал Ашот, и ему это показалось странным и даже подозрительным.
- Ну вот эта, которая «котенок», - чуть ли не издевательским тоном пояснил он.
- Ах, эта... – Агнессе и на этот раз захотелось услышать мнение со стороны, и она решила немного пофинтить: - А зачем тебе?
- Ну, так, личный интерес. Хочу познакомиться с ней.
- Ты серьезно? – усмехнулась Агнесса, - А в чем дело?
- Ну, понравилась мне она, - в легким раздражением, будто удивляясь, что его не понимают с полуслова, сказал он, поспешив, впрочем, добавить: - в определенном смысле.
- Что это значит, - «понравилась в определенном смысле»? – заносчиво осведомилась Агнесса, отняв у Ашота ложку и схватившись другой рукой за хвост ковшика.
- Это значит, - ответил Ашот, отстранившись от плиты, оттесненный Агнессой, и подойдя к ней с другой стороны, - что я хотел бы познакомиться с женщиной интересной, умной, красивой и раскрепощенной, - похожей на тебя!
- По-моему, у тебя уже есть такая женщина в поле зрения...
- Аня? – усмехнулся Ашот, - Аня имеет потенциал для этого, но это требует времени. Так что лет через десять она может быть и станет такой, - это как вино. В ней нет пока этого возрастного лоска.
- Ну, будет...
- Нет, мне нужно это не потом, а сейчас... И я вообще-то хочу увидеть именно ту женщину, - ты знаешь ее или нет?
- Слушай, а тебе не кажется, что та женщина на минуточку занята?
Полностью уверенный теперь, что Агнесса знакома с «котенком», Ашот решил не сбавлять напора.
- Кем это она занята, я не понял? Этим женатым ничтожеством? Да я в две минуты выбью у нее из головы все мысли о нем.
- Вот как? Ты это можешь?
- Сто процентов даю! Сомневаешься? Я спорю!
- Но как ты это сделаешь?
- Я просто открою ей глаза на то, кто он такой по сравнению с ней. Она заслуживает лучшего.
- И этот лучший – ты? – вскинув голову, усмехается Агнесса.
- А ты так не думаешь?
- Влюбленный в одну, гулящий с другой и ищущий знакомства с третьей?
- Агнесса, ну ты не про то...
- А по-моему, как раз «про то».
- Во всяком случае, я не женат, и не морочу никому голову.
- Между ними тоже все довольно ясно, - они взрослые люди...
- Но страдать будет она, а не он!
- Каким образом?
- Элементарным! Он женат, при детях, при семье, ему терять нечего. А вот она теряет драгоценное время попусту.
- Не волнуйся, Ашот, не теряет...
- У нее есть кто-то, кроме этого подонка?
Еле скрывая свою злость на Ашота за столь грубые выражения в адрес самого дорогого ее сердцу существа, Агнесса, кажется, уже была готова выложить ему всю правду, так как ей стало до боли невыносимо лгать о самой важной и самой досадной ситуации в своей нынешней жизни. Однако, увидев, насколько решительным и смелым был Ашот в своем отчаянном желании познакомиться с «котенком» и защитить ее от ненужного и «опасного» наваждения, она не осмелилась выложить перед ним все карты.
- Ну откуда мне знать, Ашот? Я просто чувствую, что и до знакомства с этим Принцем она наверняка была не одна, - свято место пусто не бывает.
- Ты права, - в задумчивости согласился Ашот, - но я почему-то почти уверен, что ты ее знаешь, просто не хочешь нас знакомить. И почему-то не хочешь ответить мне, есть у нее кто-то помимо этого придурка или нет.
- Ашот, я так устала говорить на эту тему, – совершенно искренне и с глубоким вздохом откликнулась она, - вот взбей-ка лучше эту массу, - у Давида нет миксера, а тут нужна мужская сила.
-Никакая мужская сила, - Ашот, забрав венчик из рук Агнессы, принялся взбивать крем, - физическая мужская сила, - не сравнится с внутренней силой некоторых женщин переносить и переживать такие драмы, которые сами же себе и создают. Все-таки мы, мужчины, всегда ищем более легкие пути.
- Ты прав, - рассмеялась Агнесса, - мы, женщины, не ищем легких путей!
- Да ищете, ищете, только такие обычно не интересны приличным ребятам. А вот те жемчужинки, которые ищут трудных путей – по определению стремятся к каким-то козлам и придуркам, оставляя умных мужиков на произвол судьбы... в виде расчетливых стерв.
Агнессе была интересна эта беседа, но она скорее испытала облегчение, когда на кухне появился Давид и, вмешавшись в разговор, полностью сменил его тему и в итоге попросту увел Ашота с кухни.
Помимо всего прочего, Агнессе вот уже несколько дней не давали покоя мысли о странном звонке Арминэ, которая благодарила ее за присланный файл. По тому, как Агнесса представляла себе эту девушку, та не должна была осмелиться даже поднять глаза в присутствии Агнессы после того, что было в тот вечер на квартире у Давида. Откуда в ней взялась эта наглость – звонить и благодарить за файл! Однако, в отличие от Агнессы, которая переживала и недоумевала исключительно в себе и без каких-либо планов и намерений, Арминэ не желала бездействовать. Убедившись, что даже после ее «победы» Агнесса и Давид продолжают встречаться как ни в чем не бывало, Арминэ поняла, что намек по телефону Агнессой полностью проигнорирован или не понят. Нужно рассказать ей все при личной встрече. Эта самоуверенная кошка должна, наконец, получить по мозгам и убедиться, что она теперь не единственная женщина в жизни Давида!
Продолжение следует
Арминэ дождалась Агнессу возле начальной школы, куда та приехала забрать младшую дочь. Припарковавшись на привычном для ребенка месте у тротуара, Агнесса вышла из машины и стала ждать появления детей из ворот заднего двора школы, хотя до окончания занятий оставалось еще минут пять. Арминэ прибыла сюда гораздо раньше, и поэтому, увидев Агнессу, она сразу же оставила свою машину и направилась к сопернице.
- Арминэ? – Агнесса, кажется, в ту же секунду догадалась, с какой целью появилась здесь эта девушка, и ей не нужно было много времени, чтобы приготовиться к «труду и обороне», - какими судьбами ты здесь?
- Я хотела с тобой поговорить, Агнесса-джан, это очень важно.
- Прямо здесь и сейчас? – по-доброму, снисходительно и даже с сочувствием в голосе осведомилась Агнесса, мило улыбаясь.
- Не знаю, - Арминэ, кажется, растерялась от такого обращения, но очень быстро взяла себя в руки и продолжила: - Вообще-то разговор всего на одну минуту. Я просто считаю, что ты имеешь право это знать.
Воспользовавшись риторической паузой, которую допустила Арминэ, Агнесса прервала ее:
- То, что ты влюблена в Давида? Я это уже поняла.
- Агнесса-джан... – Арминэ будто растерялась от второй уже безуспешной попытки вызвать у Агнессы искреннее любопытство, и решила больше не тянуть кота за хвост: - Давид был со мной, понимаешь?
Будучи в общем-то готовой к этому «пассажу», Агнесса героически сохранила прежнее выражение лица, как если бы ей сообщили сводку погоды на ближайший вечер:
- А, ну да, хорошо. А ты сейчас куда?
- Ты не так поняла меня, наверное; - Арминэ начала нервничать, - мы были вместе с ним, понимаешь? Как мужчина и женщина.
Широко улыбнувшись, Агнесса вскинула голову и повторила:
- Хорошо, хорошо, я рада за тебя. Жаль только, что он не посчитал нужным поделиться со мной этой новостью. Видимо, не придал ей значения. Так ты куда сейчас?
- Мне на работу еще... а что? – полностью растерявшись, Арминэ будто была готова заплакать, хотя ей было невдомек, что творилось в сознании у ее собеседницы.
- Ну, если будет что-то нужно, не стесняйся, я всегда готова помочь тебе с любой проблемой, - Агнесса стала оглядываться по сторонам, делая вид, что высматривает ребенка, хотя ей просто хотелось на пару секунд «развеяться» и спрятать лицо от собеседницы.
«Я была к этому готова, не так ли? Так к чему эта драма? И вообще, - что это меняет? Подумаешь! Давид все равно со мной, и не надо забывать, крошка, что ты и сама не образчик верности!»... Быстро справившись таким образом с комом в горле, Агнесса, с еле заметной улыбкой на спокойном лице, обратила непринужденный взгляд на смущенную девушку и спросила:
- У тебя что, - перерыв?
- Да, с часу до двух, - ответила Арминэ, изо всех сил соображая, как ей действовать дальше, поскольку столь вожделенно предвкушаемой ею агонии агнессиного самолюбия пока не наблюдалось.
- А ты уже обедала? – Агнесса задала этот вопрос так, как если бы Арминэ была ее ребенком или младшей сестричкой.
- Я могу обойтись и без обеда, я ведь должна была с тобой поговорить...
- Ну что ж, - Агнесса захлопнула заднюю дверцу своей машины, после того как подбежавшая дочурка нырнула в салон, - мы же вроде поговорили. У тебя еще есть время пообедать. Я обещаю тебе, что обязательно дам тебе знать... – и она, то ли притворяясь, то ли действительно еле сдерживая смех, уселась за руль и включила зажигание.
- Дашь знать – что? – спросила совершенно обескураженная Арминэ, сделав пару шагов и наклонившись к водительскому окну с опущенным стеклом.
- Дам знать, как только Давид выйдет у меня в тираж. Не обещаю, правда, что это случится скоро. Не забудь пообедать.
С этими словами Агнесса уехала с парковки, сияя от восторга по поводу разыгранной ею сцены. Выруливая по коротким и узким улицам центральной части Соланы и вполуха слушая лепет дочери, рассказывающей о своем школьном дне, она широко улыбалась и то и дело повторяла про себя: «Нет, в это невозможно поверить! Это было просто как по нотам! Это можно было снимать одним куском и без единого дубля!». Странным образом, звонкий смех, которым Агнесса сопровождала свои мысли и короткие реплики в веселой беседе с дочерью, сочетался с бурным потоком слез из ее глаз.
Шэннон до странности тяжело переносит свое положение. Такого я не припоминаю у нее ни в одну из предыдущих беременностей. И не скажу, что плохо помню все прежние случаи.
- Просто я слишком много переживала в первые недели, а это сказывается! – то и дело повторяет она, и я понимаю, что главная ее задача – навязать мне чувство вины.
Я мог бы возразить ей целой кучей доводов, но не считаю уместным делать это сейчас, и просто отворачиваюсь к монитору.
- Ты мог бы отвлечься на секунду от Интернета? Какого черта ты там вообще делаешь?
- Я здесь, Шэннон, я слушаю тебя и готов сделать все, что ты пожелаешь.
Мои слова наверняка показались ей неискренними или даже издевательскими, так как ее лицо исказилось в какой-то мученической гримасе, и она всплеснула руками:
- Ты никогда не сделаешь всего, что я пожелаю! Ты никогда не перестанешь быть собой!
- Милая, если я не такой, как тебе нравится, за что же ты меня так любишь? – спросил я, с одной стороны желая избежать конфликта, а с другой – искренне интересуясь ответом на свой вопрос.
- Я люблю не тебя, а то, что я мечтаю видеть в тебе! То, что я надеюсь когда-нибудь в тебе найти! – кричит Шэннон, и мне приходится встать, подойти к ней и, обняв, постараться успокоить, чтобы она не разбудила детей своим криком.
- Ты ведь знаешь, что тебе нельзя волноваться. Ты ведь так здорово настраиваешь будущих мамочек на тех занятиях, а сама почти не следуешь своим же советам!
Она будто раздражается пропорционально тому, как я мил и заботлив по отношению к ней.
- Я волнуюсь только из-за тебя! Ты причина всего, что со мной происходит!
- Шэннон, я здесь, я с тобой, я всегда рядом, и всегда готов тебе помочь...
- Ты думаешь о чем-то другом. И я это чувствую, я в этом уверена! Ты не со мной в душе и в мыслях! И тем противнее мне все твои заботы и вся твоя мягкость. Тебе наплевать на меня, и это ясно!
Я не могу больше сдерживаться, и буду теперь говорить с ней на равных, - будь что будет! Если она сама не волнуется о своем ребенке, то, видимо, ей лучше знать, что ему нужно.
- Шэннон, ты помнишь, как мы воссоединились? Ты ведь сама на этом настояла. Ты заставила меня. Ты знала, что я не хотел этого.
- Зачем ты мне это говоришь? Ты разве не понимаешь, как больно мне это слышать?
- Я вообще не хотел про это говорить, но ты вызвала меня на этот разговор.
- Ты ужасен, Стэн! Ты делаешь все, чтобы я вызывала тебя на такие разговоры, а потом убиваешь меня своими словами! Меня и своего ребенка!
- Успокойся, прошу тебя! – я снова обнимаю ее, зажмурившись, пытаюсь внушить себе, что это всего лишь обычное дело в супружеской жизни, - «двое ссорятся-двое мирятся», и мне становится тошно от самого себя, потому что я ощущаю себя чужим здесь, в этом доме, среди своих детей и рядом с их матерью, столь несправедливо и пошло обвиняющей меня.
Я злюсь на себя, злюсь на Шэннон, но почему-то не злюсь на Котенка, хотя именно она вторглась во все ниши моего существа, - в мою жизнь, мое сознание, в мои чувства, в мой ум и в мое сердце. Да, и туда тоже, черт подери! Только виновата ли она в этом? Я ей несколько раз повторял, что прекрасно ее пойму, если она откажется от общения со мной. Она же все время делала упор на то, что не хочет бросить меня в беде. Теперь я не уверен, что ее присутствие в моей жизни не есть большая беда, чем жизнь с нежеланной, но все-таки давно уже родной и близкой женщиной. О нет, я не готов отказаться от Котенка! Не теперь! Однажды, когда мне пришлось несколько дней подряд привыкать к мысли о том, что я потерял ее навсегда, я уже агонизировал так, как никогда раньше в своей жизни. Я больше не хочу этого. Уже тот факт, что она не смогла прийти в Ла Реконкисту на вторую встречу со мной выбил меня из колеи, поскольку я был полностью уверен, что она обязательно придет! Она же заявила, что у нее неожиданно заболел ребенок. Я буду с ней встречаться, чего бы мне это ни стоило! Просто я сознаю, что это мне может обойтись дороже, чем я думал. Шэннон прервала мои мысли:
- Что ты делаешь там, в Интернете? Почему ты не посидел со мной в обнимку перед телевизором?
- Я... я собственно искал работу и жилье в Солане.
- Где? Почему? – Шэннон нахмурилась, но я заметил, что идея ей понравилась.
- У нас маленькие дети, и я подумал, что Солана – это гораздо более подходящее место для них, чем Фуллертон, – ты не согласна? Побережье, чистый воздух, больше парков, музеев и детских площадок в городе, спокойнее и безопаснее.
- Странно, ты никогда раньше не задумывался об этом... – напряглась Шэннон.
- Когда-нибудь нужно начать думать! – весело ответил я, довольный и счастливый тем, что мне не приходится лгать ей, так как я действительно искренне считаю, что моим детям гораздо лучше расти в Солане, чем в Фуллертоне! Правда, не будь Котенка, вряд ли мне пришла бы в голову мысль о переезде.
Закончив работу, Давид решил заскочить к себе, чтобы помыться и переодеться, прежде чем он направится на встречу с Агнессой. Ашот, как водится, уже гуляет где-то с Аней. Хотя он уже устроился на работу, с квартирой ему пока не везет, да и Давиду, как оказалось, было намного удобнее жить на пару с Ашотом, - как с финансовой, так и с чисто человеческой точек зрения. Ему наверняка доставляло кое-какие неудобства то обстоятельство, что Ашот то ли влюблен в Арминэ, то ли рассматривает ее как будущую жену, - потому что случившееся между ними несколько дней назад наверняка бы не понравилось Ашоту, не говоря уже об Агнессе. Давид просто не представляет, что он мог тогда сделать и как поступить, чтобы предотвратить случившееся. Арминэ заявила, что ее машина в ремонте, и что ей срочно нужно быть в Ранчо Бернардо, чтобы забрать присланную матерью из Еревана посылку, которую привез человек, якобы остановившийся в Ранчо Бернардо проездом и потому ограниченный во времени. Эта ситуация была вполне подходящей, чтобы Давид не просто уступил, но и с удовольствием согласился выполнить просьбу Арминэ. Правда, он предложил Арминэ просто взять его машину, но она заявила, что выпила вина с подругами и, следовательно, не может сесть за руль.
Забежав по какому-то неизвестному Давиду адресу в Ранчо-Бернардо, Арминэ вернулась с парой пластиковых пакетов, которые должны были «олицетворять» посылку от Стэллы. Бросив их на заднее сиденье, она села на свое пассажирское место спереди, и они тронулись в обратный путь. Прекрасно помня все детали, указанные Принцем, Арминэ дождалась, когда машина окажется на трассе, не допускающей движения медленнее чем семьдесят миль в час, - а Давид, - если не было пробок, - на трассе всегда брал не менее восьмидесяти, - Арминэ, уже не будучи той робкой девочкой и сознавая все возможности соблазнения, ранее неведомые ей самой, просто сказала пару фраз, процитированных Принцем, и повторила все действия, которые он описал в своем послании Котенку. Давид не мог ни сопротивляться, ни свернуть с дороги, ни остановить машину, ни спорить и возражать, когда Арминэ медленно, но смело расстегивала его брюки, когда она орудовала у него в паху вначале руками, а затем, нагнувшись над ним, - уже губами и языком. Ему было важно лишь одно: удерживать руль и следить за темной дорогой. Остальное Арминэ проделала сама до самого конца, и даже тогда она не сразу выпрямилась, а долго еще продолжала покрывать поцелуями объект своего столь долгого вожделения. Давид молчал всю дорогу, путаясь в досаде за самого себя, разочаровании в своих отношениях с Арминэ, страхе перед дальнейшими событиями, сулившими конфликт с Агнессой, и в воспоминаниях о первом своем подобном опыте. Да, - в отличие от Принца, которого когда-то «застали врасплох» впервые, Давид уже имел счастье испытать нечто подобное много лет назад, - с той лишь разницей, что тогда рядом была единственно любимая и желанная на тот момент женщина, с которой они заранее планировали проделать этот трюк на трассе. Теперь же Давид ощущал себя вывалянным в грязи, и ему хотелось лишь одного – как можно скорее высадить Арминэ с этими треклятыми пакетами, и никогда больше не видеть ее. Он уже дал себе слово никогда не оставаться с ней наедине ни при каких обстоятельствах, хотя сам же потом раскритиковал себя за такое малодушие. Он не должен бояться оставаться с ней наедине. Он должен научиться твердо ей отказывать. Да, да, раз за разом, сколько потребуется. Черт побери, в конце концов, она откровенно не нравится ему как женщина!
Продолжение следует
Арминэ же, поскольку действительно выпила «для храбрости» в тот вечер, была наутро счастлива с одной стороны – тем, что достигла какого-никакого результата с Давидом, и обескуражена с другой стороны ввиду полного отсутствия какого-либо ощущения «счастливого приобретения». «Ничего не изменилось, - опозорилась только», - то и дело повторяла она себе. Впрочем, сдаваться девушка не спешила, решив идти до самого конца. Случившееся имеет право на продолжение. Он теперь не может оставить ее ни с чем. Между ними теперь есть тайна, которая их объединяет! Давиду наверняка понравилось, - он в конце концов просто мужик, такой как и все, и не откажется от «продолжения! То, что Давид не отвечал на ее звонки и е-мейлы с извинениями, никак не умаляло ее решимости действовать дальше, и именно тогда она решила поговорить с Агнессой. Поскольку, как уже известно, Агнесса – во всяком случае, внешне, - не придала значения случившемуся, девушка поняла, что нужно искать новые способы достижения своей цели. Как ни странно, Давид стал ей нравиться теперь еще больше, мучительнее, до слез!
- Привет, дурашка! – весело воскликнул Давид, когда Агнесса открыла ему дверь в этот вечер, - Соскучилась?
- О, как всегда! – подхватив волну веселья, Агнесса ласково поцеловала его и подтолкнула к столу, - садись, будешь ужинать с нами.
- Обязательно!
Осведомленность об измене Давида странным образом веселила Агнессу и в то же время придавала остроты и яркости ее чувствам к нему. Она теперь не переставала прикидывать, как бы все обернулось для ее чувств, не будь в ее жизни Принца. Чем дольше она думала об этом, тем более убеждалась в том, что Принц, видимо, был послан ей как ангел спасения, потому что будь Давид так же страстно и глубоко любим ею, как полгода назад, откровение Арминэ принесло бы ей нестерпимые страдания! Давид же, поскольку ему было невдомек о разговоре Арминэ с Агнессой, был приятно удивлен тому, как она была мила, ласкова и радостна, и у него возникло ощущение новизны и возрождения чувств. Ироничная, высокомерная, не вмеру умная и язвительная, - сегодня она казалась ему ранимой, хрупкой и даже слегка глуповатой. Но, поскольку он сознавал, что перед ним все та же ироничная и умная Агнесса, ему особенно хотелось как можно скорее воспользоваться этим временным перевоплощением и насладиться им, пока не поздно. Ему нравилось, как мило она хихикает в его объятиях, как капризно стонет, как забавно ее передергивает от его «манипуляций». И, хотя все это было не ново для их отношений, Давид все-таки успел за последние полгода соскучиться по этой «энергетике», внезапно возникшей сегодня между ними. Он словно очутился в прежних временах, когда их чувства были беспечны, радостны и ничем не омрачены. «Она, кажется, разочаровалась в том типе», - подумалось Давиду, когда Агнесса вдруг в самый разгар интимного действа стала заливаться слезами.
- Ты что? – тяжело дыша, промычал он, - что случилось, родная?
- Я знаю... я знаю о том, что у тебя было! – надрываясь от рыданий, отвечала она.
Искренне не понимая, о чем речь, Давид приподнялся на локте, чтобы лучше разглядеть в полумраке лицо своей возлюбленной. Однако, то ли старая привычка, то ли врожденный мужской инстинкт все время оправдываться, даже если не знаешь в чем тебя обвиняют, наложили на его лицо столь глупую маску бессмысленной и неуместной улыбчивости, что Агнесса зарыдала с новой силой.
- Я знаю, что ты спал с Арминэ! – она вырвалась из его объятий и уткнулась лицом в подушку.
Остолбенев, - если так можно выразиться о человеке, находящемся в горизонтальном положении, - Давид решил, что любая пауза сейчас будет губительна. Он терпеть не мог такого рода выяснения отношений, они набили ему оскомину не только в первые же годы после женитьбы, но и задолго до нее. Однако, здесь и сейчас он был поражен тому, насколько ему нравится вся эта ситуация, и как ему в то же время важно – жизненно важно! – оправдаться перед Агнессой и успокоить ее. Никогда прежде подобные разборки не доставляли ему такого своеобразного удовольствия!
- Несс, ну-ка повернись ко мне, - он схватился за ее плечо, но она отпихнула его.
- Я знаю, что это глупо, Давид, прости... Я сейчас успокоюсь.
- Что «глупо»?
- То, что не смогла не сказать тебе... Это просто вырвалось, - так получилось, я не смогла сдержаться.
- И все равно, Несс, ты напрасно так переживаешь, потому что я с ней не спал.
- Как? – не поворачиваясь к нему лицом, Агнесса все же приподняла голову над подушкой, - А как же то, что случилось между вами, когда ты мне говорил, что вы должны были поехать в Ранчо Бернардо?
- Да, мы поехали, она на две минуты зашла к своим знакомым, забрала вещи, мы вернулись в Солану, и я высадил ее. Больше мы с ней не виделись.
Прекрасно понимая, что Арминэ вряд ли стала бы придумывать и рассказывать такое о себе, Агнесса решила, что Давид что-то недоговаривает.
- Ладно, Давид, не хочешь – не рассказывай. Но я знаю точно, что между вами уже что-то случилось.
- Вот именно – «что-то»! - Давид перешел на крик, но вовремя одумался и продолжал вполголоса: - Навязанный мне оральный секс на дороге, когда я был за рулем на скорости 80 миль в час, ты считаешь изменой с моей стороны?
Услышав слова Давида, Агнесса застыла на несколько секунд, а потом вдруг, вспомнив о звонке Арминэ с благодарностью за присланный файл, звонко рассмеялась.
- И ты... и ты не мог ее остановить?
- Нет, Нэсс, я мог только помочь себе поскорее покончить с этим, контролируя движения ее головы.
- Она наверняка приняла это за ласку...
- Плевать мне на ее восприятия! Я сказал, что не мог рисковать собой, ею, и, возможно, еще кем-то на фривэе, вступая с ней в единоборство или слишком углубляясь в процесс. Поэтому, если ты думаешь, что я получил удовольствие и был счастлив, то ты просто дурашка, – с этими словами Давид ласково трепал Агнессу за загривок, как собачонку, и она, широко улыбаясь, повернулась к нему и нежно обняла его.
У нее возникло новое, незнакомое доселе чувство злорадства по отношению к Арминэ, которая столь страстно, беззаветно и самоотверженно жаждет того, что она, Агнесса, имеет в любом желаемом ею количестве и в любое время. Встречаясь с Принцем, она не ощущала того же возбуждающего злорадства в отношении Шэннон, поскольку та вообще не знает о существовании Агнессы, и к тому же, Принц все время при ней! Впрочем, Агнессе, как ни странно, никогда не хотелось оказаться на месте этой мексиканки – по многим причинам. Слишком взрослой и опытной была она для того, чтобы столь примитивно завидовать.
В телефонном разговоре с матерью Арминэ представила ей случившееся как полноценное интимное действо, избегая подробностей и уточнений. На следующий день Стэлла с мужем были уже в гостях у родителей Давида с серьезным разговором.
Продолжение следует
Одержимый идеей непременно познакомиться с героиней переписки, Ашот решил попробовать выведать все у Ани. Впрочем, считал он, для этого нужно выбрать подходящий момент, ибо Аня, хоть и выглядела довольной и счастливой их отношениями, все же не проявляла той беззаветной преданности и преклонения, которые обещали бы ее покладистость и откровенность. Однако, прощупать почву ему не терпелось уже сейчас. Они сидели на террасе Старбакса в самом сердце делового центра Соланы, и Ашот решил, что уличный шум, звуки моторов, сирен и разноязычный гвалт могут слегка поспособствовать притуплению аниной бдительности.
- Ты знаешь про этот файл, который Несс разослала всем своим друзьям и знакомым?
Аня, - которой довелось «пережить» обнаружение распечатки в квартире Давида, - вовремя поняла, о чем речь, но в упор не соображала, как ей ответить на этот вопрос. Поскольку предполагалось, что Агнесса разослала файл всем знакомым, Аня не могла не получить его. Однако, не зная намерений Ашота, она решила дать себе время на раздумья. Лениво ковыряясь зеленой затычкой в своем куске пирога, она равнодушно откликнулась с томной улыбкой:
- Ну и что?
- Что «ну и что»? – фамильярничает Ашот, - Ты читала его?
- Так, слегка, невнимательно. Почему ты спрашиваешь?
- Ты вообще в курсе, про кого там, - чья это переписка?
У Ани перехватило дыхание от напрягающей идеи о том, что Ашот мог догадаться об участнице диалога, и она уже инстинктивно подготовилась к «труду и обороне».
- Какое это имеет значение?
- Ну... – не готовый делиться с Аней своими планами завести пикантное знакомство, Ашот был застигнут врасплох этим встречным вопросом, - чисто психологически интересно узнать, что там у них происходило дальше.
- А ты вообще уверен, что это реальные люди? – нашлась Аня, - Неужели ты думаешь, что Агнесса стала бы распространять среди знакомых чужую реальную переписку?
- Ну, то, что она реальная, я не сомневаюсь, это стопроцентно.
- С чего ты решил?
- С того, что для целенаправленной комичности там слишком много драмы и наоборот. Да и шестое чувство тоже кое-что подсказывает. Некоммерчески сделано, понимаешь?
- Не знаю, - вздохнула Аня, всем своим видом показывая, что ей неинтересна эта тема, - если я правильно помню, там вроде все на логичной ноте и завершилось: он вернулся в семью, а она решила положить конец общению.
- То есть, по-твоему, она сейчас свободна?
Обескураженная неожиданным вопросом, Аня стала нервно стучать затычкой по бумажному стаканчику.
- Ты даже не знаешь, когда все это происходило, - ведь могло пройти много лет!
- Нет, это события последних месяцев, потому что они говорили там о смерти L*!
- Ах, ну да...
- Так что, ты действительно ничего не знаешь о них? Особенно о ней, - ведь она живет в Солане!
Аня решила применить другую оборонительную стратегию. Беззвучно рассмеявшись, она выпалила:
- Ну это же не деревня!
- Но она армянка!
- Ах, вот что тебя задело! Так сходи в армянскую церковь и поинтересуйся у прихожан, - кстати, ты знаешь ее имя?
- Да нет, в том-то вся проблема! – горячо восклицает Ашот.
Просияв, Аня сделала глубокий вдох и посмотрела на Ашота нежно и даже с благодарностью. Ашот же, разочарованный малообнадеживающими результатами своего расследования, даже не заметил того облегчения, которое было написано на анином лице. Желание познакомиться с котенком усиливалось у Ашота с каждым днем. Ему казалось, что он уже знает эту женщину вдоль и поперек, и ему ничего не стоит завоевать ее и пережить несколько – а если повезет, то и немало – замечательных по своей эмоциональной, интеллектуальной и сексуальной насыщенности встреч. Котенок стала для него чем-то вроде вожделенной «гейши».
После того, как Арминэ поделилась с матерью известным обстоятельством своих отношений с Давидом, развитие событий в этом своеобразном человеческом многоугольнике приобрело невиданную стремительность. Давиду пришлось пережить неприятнейший разговор на скайпе с матерью, в котором он наотрез отказался что-либо объяснять, ограничившись настойчивым заявлением о том, что между ним и Арминэ никогда ничего не было, и что неплохо бы попросту вспомнить все обстоятельства ее детства, отрочества и юности и понять, что у девушки с возрастом «совершенствуются» способы проявления чувств и методы достижения цели.
- Но ты разве не хочешь задуматься о своем будущем? – спрашивала мать, - С Седой у вас уже все кончено, потому что ни ты не вписал ее в заявление о воссоединении семьи, ни она не настаивала на этом. Дети скоро переезжают к тебе, и вы сможете развестись. Что дальше? Ты ведь молодой мужчина! Чем она тебе не пара?
- Тем, что она мне никогда не нравилась, мама.
- Помню, ты то же самое говорил о Седе, но все-таки послушался нас и женился на ней.
- Это неудачный пример...
- Ну, не всегда ведь мы не правы.
- Дело в другом. Она мне не просто не нравится, а откровенно неприятна, понимаешь? И не заставляй меня объяснять. Кроме того, – если Стэлла тебе еще не доложила, – я здесь не один, и если хочешь знать, я люблю эту женщину.
- Давид, не всегда те, кого мы любим, этого заслуживают.
- Она заслуживает мама, потому что с ней мне хорошо. И весь этот разговор бессмысленный можно уже прекращать.
Перейдя на другие темы, а затем закончив сессию в скайпе, Давид стремительно встал из-за компьютера и, хотя на часах был уже двенадцатый час ночи, взял телефон и выбрал номер Арминэ.
- Арминэ?.. Я прошу тебя никогда больше не произносить мое имя в разговорах с твоей матерью или с кем-либо вообще. Ты уже превысила меру. Я думаю, ты могла бы вести себя приличнее.
Немного помолчав, Арминэ собралась с мыслями и ответила:
- Сейчас у нас с тобой не такие отношения, чтобы я соблюдала приличия. Ты мой первый мужчина, и ты это знал!
- Что ты несешь, безголовая? Какой «первый»? Ты меня держишь за осла? Не знаю как во всем остальном, но в этом ты на сто процентов не новичок! Я не хочу больше говорить с тобой, просто не теряй достоинства.
- Я его потеряю, если не буду с тобой.
- Ты не будешь со мной, потому что это зависит только от меня.
- Ошибаешься. Спокойной ночи!
Когда Арминэ повесила трубку, Давиду вдруг стало впервые в жизни ясно, насколько порой лицемерными и «себе на уме» могут быть девушки, которые воспитываются в патриархальных традициях и строгости, и которые кажутся образцом скромности, прилежания и благочестия. Насколько более искренни и открыты могут быть те, кто с детства привыкли говорить что думают, не быть зажатым в тисках сомнительных в наши дни понятий и делать все, что считают нужным и правильным, приобретая реальный жизненный опыт! Начинать это во взрослом состоянии – дико и неестественно!
Продолжение следует
Нет, мне решительно не нравится то, что происходит сейчас между мной и котенком! Она отвечает мне односложно и очень скоро исчезает по каким-то делам, не предполагающим нахождение за компьютером. Мои дни проходят в полном недоумении и неуверенности в том, что ожидает наши отношения в будущем. Весь день теряет свою яркость, если я не пообщался с ней вдоволь.
- Котенок, что ты скрываешь от меня? Что у тебя происходит?
- Принц, ты не представляешь, как мне хочется тебя увидеть! Это единственное, о чем я думаю! Но навалилось столько дел и обстоятельств!
- Ты ведь знаешь, во что тебе обойдется каждый день моего мучительного ожидания!
- Ах, если бы ты действительно мог быть таким же мачо на деле, как на словах!
- А я и есть мачо, котенок! Ты будешь удивлена, но я никогда не плачу, когда мне делают прививки или забирают кровь! Что может быть мачистее?
- Ну ты и оптимист!
- Да, я оптимист, только это никак не изменит моего намерения взыскать с тебя по полной в наш следующий раз.
- Да, ты на самом деле оптимист, потому что даже когда кто-то делает второй номер перед тобой – ты говоришь, это печенье.
- А?.. Ты сейчас заработала еще пять..... нет, еще целых семь хлопков для своей роскошной задницы.
- Пожалуй, запиши, а то забудешь, - не надейся на свою безмозглую шатенистую голову.
- Шатенистую? Что это за слово такое? Ты ведь в курсе, что я говорю только по-английски.
- Нет, я не в курсе, - я думала, что ты говоришь и на мексиканском тоже! У тебя ведь полно мексиканской родни!
- Так... ты помнишь, какого цвета было у тебя сзади после нашей первой встречи? Так вот, это тебе покажется бледно-розовым по сравнению с тем, что будет в следующий раз.
Отправившись к Агнессе на следующий после звонка к Арминэ вечер, Давид еле дождался ухода Лены с Аней, которые, как водится, ужинали у нее. Впрочем, девушки не могли не заметить странной молчаливости Давида и его озадаченно-напряженных взглядов на Агнессу, которые тот тщательно, но тщетно пытался скрыть.
Как только девушки распрощались и Давид с Агнессой утихомирили детей в спальнях, он вытащил ее на балкон и, предложив ей сигарету, - что вызвало ее недоумение, ибо Давид считался противником ее курения даже при том, что она курит лишь пару сигарет в неделю, - закурил сам и начал:
- Я вчера говорил с мамой по скайпу. Она спрашивает, что я думаю о своем будущем.
Сделав затяжку, Агнесса закашлялась.
- Она спрашивает, почему я не женюсь...
- На ком? – пытаясь казаться спокойной, спросила Агнесса.
- Вообще, – соврал Давид.
- Как можно задавать такой вопрос, не имея кого-то в виду...
- Она имела в виду любую женщину, поскольку предполагается, что я здесь как бы не в монахах живу.
- Но ты еще не разведен...
- Это дело пары дней, – раздраженно парировал Давид, явно недовольный отсутствием какого-либо энтузиазма со стороны Агнессы, - я высылаю в Ереван деньги, пару нотариально заверенных бумаг, и мои ребята все там возьмут под контроль.
- А как же твоя половинка? – вертя сигаретой над пепельницей, с кривой улыбкой на мертвецки бледном лице, Агнесса явно пыталась избежать разговора о женитьбе.
- Не издевайся, Несс. Моя половинка – это ты. А Седа – это главное недоразумение моей жизни! – Давид не мог отвести глаз от ее нежного запястья и с трудом сдерживался, чтобы не обнять ее за талию, - ибо разговор этот предполагал некий налет официальности.
- А кто не главное?
- Слушай, хватит мне пудрить мозги. Ты ведь прекрасно понимаешь, что со всеми моими прежними отношениями у меня давно завязано.
- Давид, ты знаешь почему нам так здорово вместе?
- Знаю. Потому что мы созданы друг для друга.
- Потому что мы живем отдельно и можем постоянно отдыхать друг от друга, успеваем соскучиться, не обременяем друг друга ничем.
- Не глупи, Несс. Мы бы прекрасно ужились и под одной крышей.
- Я знаю, Дав, я не сомневаюсь в этом, но это будет уже не та форма отношений, которая мне больше всего нравится. Я не хочу рутины, не хочу повседневности, доступности, обязаловки, повязанности...
Давид продолжал смотреть на ее руки, лишь время от времени поднимая глаза для короткого взгляда в ее лицо.
- Я уже была замужем, и со временем все притупилось, все стало таким... таким смертельно обыденным, - даже при том, что жили душа в душу, - все равно, мне было ужасно жаль нашей прежней страсти и романтики. А с тобой – как видишь, и через долгие годы все как и прежде.
- Разве? А что ты скажешь про последние полгода?
- Ты о чем? – Агнесса предательски побагровела.
- Сама знаешь, о чем.
- Будь мы женаты, все могло бы быть и хуже...
- А не лучше?
- Нет, нет...
- Значит, продолжаем жить в грехе?
Невольно рассмеявшись, Агнесса качнула головой.
- Что ты хочешь от этой жизни?
- Жизни, Дав. Не как у всех, не по шаблону, не по кальке, а своей, уникальной и красивой.
- Значит, когда ты была замужем, – ты была «как все»?
- Понимаю, о чем ты, - конечно, далеко не все женаты, - но я не люблю обязаловки, стандартов, рамок...
- Значит, по-твоему, любовь не предполагает брака?
- Если она не должна превратиться в навязанную привязанность, притупиться, стать «братско-сестринской» или дружеской, то нет, - не предполагает. Потому что любовь не может быть без секса.
- А кто тебе сказал, что в браке любовь без секса?
- В браке скорее уже секс без любви, Дав. Без той, нарядной, первоначальной, как у нас с тобой по сей день.
- Так любовь без секса или секс без любви?
- Дав, нелепое сочетание того и другого, если угодно. - Агнесса нервно погасила и помяла окурок в пепельнице. - Что это за любовь, если секс в ней как рутина? И что это за секс, если там уже не та любовь?
- Ты ведь не хочешь, чтобы я стал это объяснять своим? – усмехнулся Давид.
- Да, - и еще: ненавижу быть обязанной кому-либо что-то то объяснять.
- Ты фантазерка, но опустись на землю...
- Я типичный представитель своего зодиакального знака, и твоего, кстати, тоже. Ты должен понимать меня с полуслова.
- Я понимаю, дурашка... Но я все же не такой «воздушный» как ты! – Давид, наконец, крепко обнял ее, прижав к себе, и, кажется, смирившись – возможно лишь на время, - с ее доводами.
Арминэ, будучи в последнее время особо не в силах выносить разлуку с Давидом и неясность в их отношениях, решила воспользоваться своей дружбой с Ашотом и якобы навестить его. Она надеялась застать Давида дома, но, узнав, что тот сегодня с Агнессой, - еле скрыла досаду и разочарование. Однако, поскольку визит уже нанесен, его следовало провести и завершить, посидев с Ашотом хотя бы полчасика. Дальнейшие события – к огорчению Арминэ, которое ее одновременно слегка удивило, - и к удивлению Ашота, которое его одновременно развеселило, - показались бы весьма неожиданными и странными всем, кто знал даже самую малость об истории их отношений.
Продолжение следует
Дело в том, что Ашот, предложив Арминэ угощения, уселся напротив нее и принялся рассуждать о поведении... Давида.
- Я не одобряю того, что он собирается сделать. Он сам не понимает, что все портит и ломает.
- Что «портит и ломает»? – насторожилась Арминэ.
- Он пошел предлагать Агнессе пожениться. Да-да, так и сказал: мы уже неправдоподобно долго встречаемся – пора и честь знать.
Арминэ, бледная, с окаменевшим лицом, уставилась на Ашота, ожидая его дальнейших рассуждений на «заданную» тему.
- Что «портит и ломает»? – повторила она свой вопрос с точностью до оттенков интонации – будто открыв тот же звуковой файл.
- Свои же чувства, да и ее тоже. Ты думаешь, между ними все будет так же красиво и гладко, как сейчас – если они поженятся и станут жить вместе?
- А... почему ты в этом сомневаешься? – Арминэ явно хотелось услышать от Ашота, - которого она всегда считала очень наблюдательным и хорошо разбирающимся в людях, - что-нибудь «обнадеживающее» об отношениях Давида и Агнессы. – Разве мало браков, которые не распадаются?
- Во-первых, я не сказал о распаде, – я лишь сказал о стопроцентном дауншифтинге. Во-вторых, речь не столько о Давиде, сколько об Агнессе. Насколько я успел ее узнать, она не из тех, кто создан для стандартной семейной жизни. Мне почему-то даже кажется, что она ему откажет. Хочешь, поспорим?
Арминэ, разочарованная объяснениями Ашота, окончательно сникла, подумав о том, что Агнесса, возможно, и отказала бы Давиду, если бы между ними не состоялся тот разговор возле школы. Теперь же, когда Агнесса почувствовала вкус возможной потери, она может и не решиться на отказ.
- И ты думаешь, что она ему откажет?
- Я в этом практически уверен. Это тот же тип женщины, что и «котенок» из твоего файла. Слушай, кстати... ты так и не узнала, кто эта женщина? Неужели в Солане армянка с такими данными может затеряться среди своих?
- Да нет, я не знаю ее, - а тебе-то она зачем?
Удивившись и в то же время веселясь своей «свободе» в общении с Арминэ, - одно присутствие которой совсем еще недавно вызывало у него восторженный трепет и напряженное «матримониальное» оцепенение, -ах, эта Америка! Как скоро она меняет людей, делая их свободными почти от всего, что не имеет практического значения! – Ашот смело и честно, -хотя и кратко, - ответил:
- Мне интересно увидеть эту женщину и пообщаться с ней.
- Знаешь, мне тоже, но... никто про нее ничего не знает.
- Дикость какая-то! Жаль, что там даже имя ее вычислить невозможно! – с досадой воскликнул Ашот.
- Значит, тебе нравится эта женщина тем, что она похожа на Агнессу? – кокетливо улыбнувшись, спросила Арминэ, - я почему-то привыкла думать, что у тебя другой вкус.
- Не помню, Армин-джан, говорил я это тебе или нет, но я считаю, что есть тип женщин, которые вне вкуса и вне оценки, - они просто универсально привлекательны, - для девяноста девяти и девяти десятых процентов гетеросексуальных мужчин!
- А я – для какого процента мужчин привлекательна? – продолжая играть в капризное кокетство, осведомилась Арминэ.
- Ты? – Ашот беззвучно рассмеялся, и его лицо сделалось ласковым и снисходительным, - Есть такие женщины, которые просто-напросто созданы для одного единственного человека на Земле. Ну, или для такого редкого типа людей. Это другая крайность. Так что, милая моя, ты бы понравилась только небольшому проценту определенно настроенных и определенно воспитанных людей, к которым я отношу... относил и себя тоже.
- Относил? – Арминэ повторила это слово и с удивлением почувствовала, как у нее резануло где-то в груди от мысли, что Ашот уже не относится к ней по-прежнему.
В разговоре возникла пауза, и Ашот, прищурившись, потянулся за сигаретой,в то время как Арминэ, смакуя и оценивая свою реакцию, была полна возмущения и разочарования. Как же она может рассчитывать на ответные чувства совершенно равнодушного к ней Давида, если даже пылкий воздыхатель Ашот смог к ней охладеть, увлекшись женщиной, «похожей на Агнессу»?
- А если бы я вела себя так же, как Агнесса или этот «котенок» - ты бы разве не счел меня распущенной?
- Армин-джан! – назидательно возвестил Ашот, отбросив зажигалку, - кесарю-кесарево, Богу-Богово.
- Что?
- Ну, могу и по-другому сказать – «зачем корове седло?». Ты хороша именно такая, какая есть, - а если бы ты стала повторять чужие манеры и стиль... – он пожал плечами, - иногда это срабатывает, но это очень тонкая игра, и она требует умения, правильных ставок и установок.
Последние несколько слов Ашот сказал по-русски, и это придало особую торжественность и весомость его мыслям, заставив Арминэ невольно поймать себя на том, что именно правильных ставок и установок она и не сделала при попытке завоевать Давида, копируя предполагаемое поведение «котенка».
- Поэтому, - продолжал Ашот, - если бы ты вдруг стала вести себя как Агнесса или «котенок», то не вызвала бы у меня ни восторга, ни умиления, а наоборот... в лучшем случае – недоумение.
- А в худшем?
- Пойми, Армин-джан: то, что эффектно и неотразимо у одних, выглядит навязчиво и противоестественно у других. Это целая наука, целая школа, - как без ошибок и без нелепостей сменить образ действий и имидж вообще. А если делать это абы как, то можно наломать кучу дров по пути...
Разговор с Агнессой Давид решил продолжить в спальне, когда она будет в особом состоянии нежной истомы и «обмякшей ублаженности», - он привык считать, что в эти короткие минуты женщины более податливы и сговорчивы.
- Дурашка...
- А? Что такое, любимый?
- Давай-ка мы сделаем вот что... я просто надену тебе кольцо, - и мы не будем пока говорить о женитьбе. Просто пусть всем будет ясно, что мы обручены.
- Кольцо... а тебе?
- Ну, и мне тоже...
- Ух ты!
- Ага... и никто больше не станет приставать ни ко мне, ни к тебе, правда?
Расхохотавшись, Агнесса обняла Давида, и он понял, что практически «спасен». Сама же Агнесса была рада лишь тому, что о женитьбе пока не идет никакой речи. Принц по-прежнему занимал наиболее важное место во всех ее помыслах, желаниях и порывах. Она не могла припомнить ни одного случая в своей жизни, чтобы мужчина вызывал в ней столь глубокое и столь долговременное чувство вожделения и болезненной, перманентной, чуть ли не истеричной страсти. Бывало такое и с мужем, и с Давидом, - но не столь долго и не столь мучительно - видимо, из-за того, что их она видела чаще, и они были у нее «в кармане» - в отличие от Принца, который «навеки повязан» с другой женщиной. Агнесса уже привыкла к своему состоянию, и почти не обращала внимания на факт «лицемерия и неискренности», которые объективно сопровождали ее отношения с Давидом, ибо субъективно она никоим образом этого не ощущала, прекрасно сочетая в себе вожделение и нежность в отношении Принца и добрые, подкрепляемые давней близостью и личностной привязанностью чувства к Давиду. Даже спать с ним в последнее время стало вполне терпимо а порой даже и приятно для нее, – в отличие от того, что было до разговора с Арминэ. Более того, она с каждым днем укреплялась в мысли, что не столько не желает потерять самого Давида, сколько отказывается уступать его кому-либо, тем более, когда возникла ситуация соперничества. Чертовы самолюбие и эгоизм, которые она так насмешливо и высокомерно осуждала в других, и с которыми никак не могла справиться сама!
На другое утро Арминэ подловила Давида на парковке и, не дожидаясь его неприветливой тирады, произнесла полуиздевательским тоном:
- Ну что, Дав, тебя можно поздравить?
- С чем? А, да, поздравь меня. Я женюсь на Агнессе.
Глаза Арминэ наполнились слезами, но она, преодолев себя, тряхнула короткой густой шевелюрой и дерзко вскинув голову, спросила:
- А Седа? А развод?
- С этим я разберусь. Главное, что Несс согласна быть со мной.
- Ты знаешь, как мне больно все это слышать? Давид, ответь мне на один вопрос. Есть ли на Земле женщина, которая любит тебя дольше, чем я? Есть ли такая, которая свернула бы горы, чтобы только жить в одной стране, в одном городе с тобой? Через что мне только не пришлось пройти, чтобы добиться этого, ты ведь даже не знаешь!
- Ну, я примерно представляю... - Давид осекся, встретив ее голубой, влажный взгляд, - Извини, Арминэ-джан, но твои глупости – это только твои глупости. Я не обязан под них подстраиваться. Не знаю, что еще тебе сказать.
И, чуть ли не вприпрыжку подойдя к двери своей машины, он стремительно уселся на водительское сиденье, и через несколько секунд машина уже исчезла из поля зрения Арминэ, которая, постояв с минуту, направилась было к своему автомобилю, когда увидела, как из Приуса, припарковавшегося у здания, где живет Агнесса, вышел броский молодой человек замечательно высокого роста и стал озадаченно прохаживаться и высматривать вход в здание, будто пытаясь сориентироваться. У Арминэ возникло необъяснимое и непреодолимое ощущение давнего знакомства с этим человеком, - она будто уже знала о его росте, о его «нордической внешности», о его больших чувственных губах, «аппетитно врезающихся в щечки», о его глазах, «мерцающих васильковым любопытством», а также о «младенческом очаровании», которое, как писала «котенок», вызывает у всех женщин материнский инстинкт и желание покормить и приласкать. Не веря своим глазам, Арминэ начала движение в сторону Приуса, будто ноги сами несли ее независимо от ее намерений. Бросив короткий взгляд на неестественно медленно двигавшуюся в его направлении девушку, молодой человек юркнул в ворота, открытые изнутри пожилой парой жильцов, весьма вовремя вышедших прогуляться.
Продолжение следует
Суетливо копаясь в сумочке, Арминэ нащупала, наконец, телефон и стала набирать номер.
- Ашот! Ты уже вышел на обед? Нет еще? Слушай, я сейчас видела Принца! Это точно он, - ты сам убедишься. Таких нет больше, чтобы настолько совпадали с описанием! И потом – я просто шестым чувством это как-то поняла. Да вот здесь, на Лаурел-Авеню, напротив плазы! Понятия не имею. Да, только поскорее!
Лена, позавтракав с Агнессой и распрощавшись с ней, когда та вышла по делам, решила остаться и убрать посуду. Услышав звонок в дверь, Лена решила, что, вероятно, Агнесса забыла ключи и вернулась за ними. Каково же было ей увидеть на пороге Принца!
- Привет, красавица, - как-то обыденно, словно с давней знакомой, поздоровался он, - меня зовут Стэн, я пришел к... Агнессе... Я правильно произнес ее имя?
- Да, она живет здесь. - Лена растерянно улыбнулась, не в силах скрыть смущение и восторг.
- Скажи ей, что у меня мало времени, и я просто хочу увидеться с ней на пару минут.
- Странно, что вы разминулись, - заметила Лена, слегка оправившись от потрясения неожиданным визитом, - она ведь только что вышла... хотя она, видимо, пошла по другому коридору – к подземному паркингу...
- О, спасибо я попробую ее там найти.
- Ну, если не найдете, позвоните ей... у Вас есть ее телефон?
- Звонить ей бесполезно, она никогда не отвечает, во всяком случае, мне.
- Да нет, это просто она звук постоянно отключает, а вибрирование не всегда чувствуется, особенно, если телефон в сумке, - горячо восклицает Лена, словно пытаясь продлить разговор.
- Так в какую сторону мне нужно? – чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, спросил Стэн.
- Это вот тут, левее, потом вниз по лестнице, и там будет вход в паркинг. А что ей передать, если Вы ее не застанете? – кричала Лена ему вслед.
- Скажи, что я был в Солане на интервью по работе, но потом мне нужно было срочно возвращаться в Фуллертон. Пока!
Принц, однако, не успел вовремя попасть на подземную парковку, и, не застав там уже никого, он был вынужден проделать обратный путь через здание, чтобы вернуться к уличным стоянкам. Он коротко поздоровался с молодой парой, сосредоточенно изучавшей его авто, и, не сказав ничего больше, сел за руль и уехал.
- Ну что скажешь, Ашот-джан? Можно верить моей интуиции? – улыбалась Арминэ.
- Похож, похож, - ответил Ашот, - жаль, что я вовремя не сообразил разговорить его...
- Но он явно слишком торопился, он был закрыт для разговоров.
- Да, но у нас уже достаточно данных: номерной знак с фуллертонской дилерской фирмой, да еще эти детские сиденья, - у него явно есть маленькие дети.
- Да он, это он! С абсолютной точностью могу сказать! – воскликнула Арминэ.
- Так что он мог тут делать? Ну, явно ошибся адресом, потому что слишком скоро уехал. Да и вообще, судя по документу, они расстались с котенком как минимум пару месяцев назад, так? Что ему еще делать в Солане?
- Приехал намылить шею Агнессе за то, что она разослала его тайную переписку всему Интернету, - пошутила Арминэ, и они весело рассмеялись.
- Ну что, поехали, пообедаем, – предложил Ашот, и они направились к плазе, где помимо магазинов и офисов, расположилось несколько кафе и ресторанов.
У Лены же была назначена встреча с врачом, за которую она должна была заплатить полную цену наличными, ибо у нее не было ни вида на жительство, ни страховки. Она собиралась в этот же день, заполучив справку о беременности, объявить о будущем ребенке всем троим потенциальным отцам, которые понятия не имели о существовании друг друга. Впрочем, с двумя из них были использованы защитные средства, и Лена была практически уверена в отцовстве третьего. Однако, поскольку даже с защитными средствами – если не использовать их по всем правилам, - беременность не исключена, Лена была готова смело объявить о своей беременности всем троим: и дантисту, и сержанту, и студенту. К последнему она испытывала наибольшую симпатию, - да и внешне он ей нравился больше, чем двое других, которые были постарше и менее привлекательны. Однако, симпатия эта не предполагала беззаветной и безумной страсти, - у Лены была лишь одна цель: закрепиться в Америке и, таким образом, не быть вынужденной рано или поздно возвращаться в Россию. Что же касается материальной стороны вопроса, то, конечно, дантист был наиболее выгодной партией. Брак же с сержантом сулил ей периодическое долговременное отсутствие мужа дома, бесплатное жилье, медицинскую страховку, скидки в лучших магазинах и, главное, льготное обучение практически в любом вузе. Проблема была лишь в том, что ни с кем из потенциальных мужей Лена так и не говорила о своей визовой ситуации, и она не имела никакого представления о том, как каждый из них прореагирует на сообщение о будущем отцовстве. Именно это – реакция на беременность – и послужит для нее отправной точкой к решению о том, кого же из них продолжать «обрабатывать», оставив двоих других в стороне.
Я пока не сообщил котенку о своих планах переехать в Солану. Уверен, что наиболее уместным будет сказать ей об этом постфактум, когда все решится окончательно. Она наверняка будет рада и счастлива, и я смогу видеть ее так часто, как захочу! Однако, поскольку сегодняшнее собеседование прошло не в самой многообещающей обстановке, да и босс, как я успел понять, гей, - я не особо рассчитываю на результаты сегодняшней поездки в Солану. Других же откликов на мои заявления пока не поступало. Поэтому я не оставляю идеи встретиться с котенком в Ла Реконкисте в ближайшее время. Я искренне надеюсь, что чем больше мы будем встречаться, тем слабее и обыденнее станут мои чувства к ней, и я буду способен управлять ими, не вызывая никаких подозрений и нервных срывов у Шэннон. Одному Богу ведомо, как мне уныло и тоскливо рядом с ней, да еще при мысли о будущем ребенке. Бедное, ни в чем не повинное создание! Я уже люблю его, – но именно жалость и досада за то, что эта беременность была незапланирована и нежелательна – по крайней мере для меня – и подпитывают эту любовь, и я не считаю это нормальным. Я понимаю, что глупо и неправильно жить двойной жизнью, но мне кажется, я все-таки заслуживаю несколько счастливых минут в стороне от всего этого безумия, которое мне как-то странно и незаметно навязала Шэннон за несколько лет нашего брака. Котенок говорит, что я наверняка любил Шэннон, раз женился на ней. Я же не уверен, что мне вообще знакомо это чувство... я слишком эгоистичен и легкомыслен, чтобы впасть в него. Всегда, находясь с девушками, которые мне очень нравились, я скорее получал удовольствие от их восторга, их чувств, их привязанности, - это было лестно, и мое самолюбие просто купалось в лести. Других чувств я просто не знал. Любовь же, проявляемую по отношению ко мне, я принимал как ни к чему не обязывающее должное, а страдания девушек – как их собственные проблемы, вызванные их же глупостью. Я был всегда добр, ласков, практически безотказен, и я не понимаю, что их всех так расстраивало. Не думаю, что они были бы довольны, если бы я просто выбрал одну из них и замкнулся лишь на ней. Я же был доступен всем и во всем, кроме, конечно, долговременных серьезных отношений.
Что касается женитьбы, то, как это часто бывает, «глубоко продуманный подход» дал прямо противоположные результаты. Что-то в этой жизни смолоду научило меня не особо доверять красивым и образованным девушкам. Большинство из них, как показывал опыт моих молодых лет, – стервы и зазнайки. Они хороши постели, хороши для ни к чему не обязывающих встреч, и у меня никогда не было проблем с ними. Когда же мне исполнилось тридцать, девушки стали просто гроздьями виснуть на мне с предложениями o женитьбе, - будто чувствуя, что я сочту этот свой возраст поворотным. Я выбрал самую спокойную и неприметную из них. Женитьба – дело серьезное. Мой выбор поверг в шок не только моих поклонниц и друзей, но и мою семью. Мой старик, когда я объяснил ему свой выбор, покачал головой и с грустной улыбкой заметил, что чем тише воды, тем глубже они текут, - но я – из глупого упрямства, - сделал по-своему. Между мной и братом Робертом так до сих пор продоложается негласная конкуренция в борьбе за звание паршивой овцы в семье. Я лично считаю таковой себя, так как несмотря на «состоявшуюся» семейную жизнь, не чувствую себя счастливым и довольным. Роб же, не имея ни семьи, ни детей, счастлив и доволен. В общем, мы дополняем друг друга в паршивости. Он к тому же дико романтичен, и так ни разу и не женился именно потому, что «не нашел свой идеал». Помню, правда, как я – неожиданно для самого себя, - был взбешен по поводу его соответствующего замечания о котенке, когда та появилась среди моих друзей в социальной сети. Сам я редко там бываю, но мы с котенком решили наладить и эту линию контактов. «Как-то эта молодая леди не вписывается в круг твоих быдловатых подружек по сети» - заметил Роб на другой же день после ее появления в моем списке. Впрочем, с этим было трудно не согласиться, и не за это я рассердился на брата. Просто потом он спросил, не замужем ли она, потому что ему она кажется тем самым долгожданным идеалом. Я мог бы поклясться на Библии, что впервые в жизни ощутил непреодолимое чувство собственничества и необъяснимого опасения – даже не опасения, – реального страха! – что котенка может увлечь кто-то другой. Смешно и бессмысленно, особенно, при моей семейной ситуации, - но это так! Это была не та моя юношеская ревность, основанная только на самолюбии и чувстве соперничества. Здесь у меня возникла реальная боязнь настоящей личностной потери, катастрофы, краха. И, едва допустив предательскую мысль о том, что вот, наконец, к сорока годам ко мне пришло настоящее чувство любви, я трусливо решил погасить его в себе. Я общался и общаюсь с котенком, не говоря ей и десятой доли того, что на самом деле чувствую и желаю. Я вообще не привык распускать сопли, но никогда раньше мне не хотелось этого так сильно, как теперь. Я стал сентиментален, но мне удается сохранять внешние признаки своего привычного состояния себялюбивого пофигиста.
Продолжение следует
Агнесса просто физически не имела времени полноценно пользоваться социальной сетью, поэтому, бывала там редкими наскоками и по особым уведомлениям. Когда ей пришел запрос на знакомство от пользователя с совершенно непонятным, наверняка вымышленным именем, она поначалу растерялась и стала разведывать его контакты. Поняв, что никто и ничто не объединяет ее с этим юзером, она отсрочила подтверждение. Через несколько дней запросчик написал ей сообщение, в котором просил ее если не добавлять в свой список, то хотя бы просто поговорить. Обратив внимание на то, что собеседник живет на противоположном побережье, Агнесса выразила недоумение столь настойчивым его желанием общаться на таком расстоянии, на что тот заявил, что впервые за свои сорок с лишним лет чувствует в ней неповторимо единственную подходящую себе женщину. Давно привыкшая к самого разного рода комплиментам и даже уставшая от них, Агнесса все-таки была польщена, поскольку она была всего лишь женщиной, - а для них – даже для самых умных - комплименты всегда уместны, - даже самые нелепые. Дополнительную интригу в ситуацию внес для Агнессы тот факт, что этот юзер наверняка практически не знал ее как человека, собеседника и друга, и тем ценнее был его комплимент, и тем более проницательным и чувствительным он ей казался. Он, судя по всему, не был интернет-персоной, так как даже единственное фото в его профиле представляло собой какую-то нерелевантную картинку. Не имея ни малейшего представления о внешности нового собеседника, Агнесса тем не менее заинтересовалась его личностью. Больше всего удивил ее тот факт, что она была способна вообще чем-либо заинтересоваться при столь неуправляемой и неутоляемой влюбленности в Принца и co столь запутанной ситуацией с Давидом, который «надел на нее кольцо».
Будучи убежденной приверженкой теории о том, что ничто в этой жизни не происходит случайно, Агнесса дала шанс развиться этому диалогу, и в общем-то не пожалела. Собеседник обладал чувством юмора, широкими познаниями во многих областях, включая экономику, политику, а также эзотерику и иже с ней, и единственным, что, пожалуй, вносило определенный дискомфорт для Агнессы, было обыкновение Ветра (под таким именем он и был зарегистрирован в социальной сети) время от времени горячо признаваться в любви и осыпать ее изысканными комплиментами, часто в поэтической форме или в виде строчек из разных известных и не очень песен. Она тем не менее никак не реагировала на эти излияния, и посему через пару сообщений они уже снова говорили о чем-то отвлеченном. Тем не менее, считая Принца своим доверенным лицом, она то и дело делилась с ним некоторыми изысками от Ветра, и, конечно же, львиную долю этих сообщений составляли комплименты и любовные признания.
- Ты представляешь, что мне написал мой новый знакомый из социальной сети? Вот, полюбуйся, копирую.
- Ты считаешь нормальным для приличного человека писать такое незнакомой женщине, которая его в глаза не видела?
- Но ведь красиво, поэтично!
- Да это типичный туфтеж закоренелого романтика, у которого наверняка нет и никогда не было в жизни других забот кроме как упиваться своими своими фантазиями и культивировать свой романтизм.
- Стэн, ты слишком категоричен!
- Я уверен, что он рассылает это многим другим женщинам, а потом блаженствует от того, как они тают. Что ты с ним связалась? Уж о твоем-то детекторе лажи я был весьма лестного мнения!
- Может быть, я нахожу в нем то, чего мне недостает от тебя?
- Тебе всего достает от меня! И вообще, как насчет того, чтобы встретиться? И предупреждаю, я не желаю слышать никаких отговорок! Даже если ты слегка не в порядке – мне все равно! Завтра! Ты знаешь, где...
Не будучи согласной с Принцем в его мнении о Ветре, а также делая Принцу скидку на том, что он, вероятно, просто ревнует, Агнесса продолжала общаться с Ветром, и в какой-то момент, когда он целый день не появлялся в сети, она поймала себя на том, что ей чувствительно недостает его посланий. Кроме того, ее сильно интриговало его упрямое нежелание прислать свое фото, несмотря на ее многочисленные просьбы. Допустить мысль о том, что он попросту непривлекателен, Агнесса не только не хотела, но даже и не могла, так как интуиция подсказывала ей совершенно иное.
- Ну все, завтра мы, наконец-то увидимся с моим Принцем, и кто бы только мог представить, как я по нему соскучилась!!! – воркует Агнесса, не в силах скрывать свое возбуждение при укладывании вещей в сумочку.
- Да уж, вот теперь я тебя понимаю лучше, чем в прошлые разы,- весело заметила Лена, - ради того, чтобы переспать с таким хоть раз, – уже стоило появиться на свет!
- Лена, ты ли это? – бросив на подругу короткий взгляд исподлобья, мрачно заметила Аня.
- Ань, Агнессу задушить нужно за то, что она нам толком его не описала!
- Не поняла, за что? – усмехнулась Агнесса.
- Ты почему не предупредила нас, что твой Принц – это просто... ах, ну просто бэбичка и... ангел во плоти! Правда, я его так и не потрогала, так что насчет плоти даже не уверена.
- Я ведь говорила...
- Говорила! – весело передразнивает Лена, - мало ли что говорит влюбленная женщина! Ты должна была это все время повторять, потому что... ну да, на фото невозможно увидеть, как у него глаза пыхают. Это же просто лазер какой-то!
- Успокойся, Лена, что с тобой? – ворчит Аня, - Ему ведь под сорок...
- Да я же не замуж за него собралась, - хотя если хочешь знать, он выглядит на двадцать пять, ну на тридцать, если с натяжкой, - я его видела вот как тебя сейчас!
- И к тому же ему не нравятся блондинки! – добавила Аня.
- Как? Откуда эти сведения? – И Лена с наигранным возмущением, уперев руки в талию, - все еще девственно стройную, - уставилась на Агнессу, - почему я этого нигде не читала?
- Видимо над этой частью работала Аня, - рассмеялась Агнесса.
- Да, я работала над этой частью.
- И что конкретно он писал? Может быть, ты не так поняла? – не унималась Лена.
- Он писал, что его сводят с ума женщины с темными волосами, то есть, по сути, ничего особенного про блондинок. А, нет, там было еще, мол что если у него они и были, то только в виде исключения, и эти случаи как раз напрочь отбили у него всякую охоту к дальнейшим с ними встречам, - отчеканила Аня так, будто зачитывала текст на радио.
- Скажите пожалуйста, какой избирательный! – искусственно надув губки, ворчит Лена, - но он наверняка знает, что русские девушки – самые красивые на свете!
- Да, я ему говорила про это как раз в той же ветке беседы, - вставила Агнесса, - но он заявил, что на его взгляд, это неправда.
- Вот подлец! – веселилась Лена.
- Не то слово, - сволочь! А когда я стала настаивать, он заявил, что это типичный туфтеж.
- Да я его придушу! Ох уж эта мексиканская реконкиста! Теперь-то я соображаю, насколько далеко она зашла, если такие парни пропадают!
- Ну такой у человека вкус, – простодушно объясняет Аня, - мы еще его жены не видели – боюсь, что и она весьма и весьма на любителя.
- Ну, а где вы видели нормально выглядящую мексиканку? – высокомерно усмехается Лена, - Только в кино... В жизни я не встречала ни одной.
- Да кто их знает... – осторожно мурлычет Агнесса, - эмигрируют-то оттуда не самые благополучные, а какая у них ситуация с социальным расслоением, ты сама знаешь. Все богатые – типа не имеют ни единой капли местной крови, у них все сериалы на эту тему. Там по внешности судят – чем светлее, тем более вероятно, что богат или из обедневших идальго, или чей-то там внебрачный... Так что, мало ли кто мог сюда эмигрировать, - ну не мог же он выбрать себе в жены прям совсем никакую!
- Ну, увидим как-нибудь, надеюсь... – вздохнула Лена, что явно предвещало смену темы для разговора.
- Расскажи лучше, как твои кандидаты в мужья поживают... – Агнесса угадала направление мысли подруги.
- Все сложно, Несс, - Лена сделала трагичное лицо, - они все, - все! – предлагают пожениться! – и она громко рассмеялась, оглянувшись на Аню, которая, судя по всему, уже слышала ее рассказ, и теперь, натужно улыбаясь, готова была выслушать его еще раз, - Ты представляешь, в какой я идиотской ситуации? Я ведь должна буду двоим из них по какой-то загадочной причине отказать! И они ведь не перестанут общаться со мной после этого, - и выяснится, что я вдруг вышла замуж за другого...
- Погоди, Лена, а почему ты сказала об этом двоим другим, если первый же предложил пожениться? – прищуривается Агнесса.
- Да это же американские тормоза, - они ж не в первую минуту это предложили! Первый, Даг, замялся сначала, весь побагровел, стал тревожно так оглядываться по сторонам, будто он раздетый, спрашивать меня, уверена ли я, разглядывать меня в поисках огромного живота и так далее, и ни слова до следующей нашей встречи. А неопределенность в такой ситуации повергает в панику, и я просто не могла на другой же день не поговорить со вторым, Тони, а этот вообще... стал чуть ли не материться, - ну, не на меня, конечно, на ситуацию как таковую, мол что за хрень, какого черта, как это вообще могло произойти, если мы были предельно осторожны... Ну, я как бы сразу тогда сникла и говорю ему, мол не переживай, тебя мол это ни к чему не обязывает, - а в душе сами понимаете что творилось. И он тоже – только на третий день позвонил и предложил встретиться, чтобы сказать о женитьбе... А я-то ведь к тому моменту уже и Алексу все рассказала. Ха-ха-ха, представляете, что за бардак теперь будет?
Продолжение следует
Видя несколько дней подряд Агнесу и Давида с кольцами на руках, прислушиваясь к праздным разговорам на эту тему, а также на фоне угасающего внимания Ашота, Арминэ чувствовала неизбывную тоску и особо остро воспринимала свое одиночество. Ей казалось, что жизнь пролетает мимо нее, унося все шансы, все прелести, все соблазны, а она будто заперта в клетке и не может никак дотянуться до всего этого. Она имела хорошую работу, достаточно друзей и подружек, регулярно устраивающих вечеринки и пикники, жила уже не одна, а на пару с девушкой, оплачивая теперь лишь половину стоимости квартиры, да и вообще могла себе позволить многое из того, что недоступно для многих девушек на постсоветском пространстве. При всем при этом у нее в сознании стояла какая-то непреодолимая блокировка на любые чувства к молодым людям. Она, десятилетиями, во всех возрастах и на всех этапах личностного развития влюбленная в одного и того же человека и направлявшая все свои действия на достижение целей, связанных с этой любовью, никак не могла,а возможно, уже и не хотела почувствовать что-либо новое и иное, более слабое по накалу, более блеклое по драматизму. Недавний разговор с матерью слегка отрезвил Арминэ, но отнюдь не помог ей избавиться от намертво вросших в ее сознание чувств и желаний.
- Девочка, ты поставила нас в неловкое положение. Его мать говорила с ним, и он ей все рассказал. Кому из вас мы должны верить? Я Давиду верю, он взрослый человек и никогда не имел на тебя виды. Как ты могла так его оговорить?
- Он так и сказал – «ничего не было»? – из глаз Арминэ брызнули слезы обиды и отчаяния, - Мама, чем тебе поклясться, что между нами что-то было?
- Мне не клятвы твои нужны, девочка, мне нужен твой здравый смысл, мне нужно, чтобы ты, наконец, повзрослела! После того, что он сказал, - разве я могу настаивать? Тем более, что я действительно ему верю. Что бы ты там ни придумала, - а он считает, что между вами ничего не было. Понимаешь ты это?
- Я только чувствую мама! - чувствую, а не понимаю. И я клянусь, что между нами было достаточно, чтобы он признался в этом!
- Но он так не считает, детка, что я могу сделать? Мы больше сорока лет соседствуем с этими людьми, - зачем ты хочешь внести раздор между нами? Между прочим, о Седе не забывай. Она говорила, что и не подумает подписывать бумаги по разводу, пока окончательно не решится вопрос о выезде детей. Но это ведь блеф, она и после их не подпишет. Так что детка, не теряй зря время, не трать нервы, не растрачивай свою жизнь. Ашот говорил, ты в полном порядке, - вот и пользуйся этим пока молодая и красивая. Как он к тебе сейчас?
- Кто? Ашот? Да не знаю, мама, не знаю... Мне не до него.
- Арминэ-джан, послушай-ка! Пора тебе уже начать прислушиваться к нашим советам. Мы достаточно терпели твои капризы и даже дали тебе шанс попробовать свои силы. Хватит! Не имеешь своей головы – пользуйся нашей, пока не стало слишком поздно! Ответь «да» Ашоту и дело с концом. Поняла?
Пораженная невиданной доселе строгостью и решительностью матери, Арминэ практически лишилась дара речи, и не смогла произнести ничего кроме слова «мама».
- У мамы терпение не безгранично, и я не могу краснеть за тебя ни перед твоим отцом, ни перед нашими соседями. Я все время была на твоей стороне и покрывала тебя как могла. Но теперь это уже невозможно, - ты вышла за рамки. Твое доброе имя – и наше тоже! – под угрозой после того, как мы поговорили с Газарянами. Немедленно дай положительный ответ Ашоту и объявите о своей помолвке! Пусть вся эта непонятная история с Давидом выглядит нелепым недоразумением. Только так ты сможешь смыть позор, - немедленным замужеством. Ты поняла меня?
- Хорошо, мама, я поняла.
Повесив трубку, Арминэ поймала себя на странном ощущении резкого перемещения в пространстве. Разговор с матерью перенес ее в Ереван с его нравами, понятиями и во всем осведомленными соседями, подругами и родней. Она испытывала настоящий трепет от голоса матери и от самих ее слов. Когда же разговор был окончен, девушка вдруг ощутила безграничную силу свободы, независимости и самостоятельности, которыми так щедро наделила ее страна, в которой она проживает, давая ей право поступать исключительно в соответствии с собственными желаниями, мыслями и соображениями. Сидеть на мешке с золотом – и просить по телефону в долг несколько монет, - какова нелепость! Она – в Америке! Никто и ничто не помешает ей жить по-своему!
- Котенок?..
- Странно видеть тебя онлайн в столь поздний час, милый! Тебе ведь на работу завтра!
- Я поспал вечером, и теперь не могу уснуть. Скоро пойду. Ты не забыла про завтра? Что ты делаешь?
- Так, ничего особенного. Все спят, и я гуляю по Интернету.
- Только не говори мне, что тот пошляк снова тебе пишет!
- Конечно же пишет, только он вовсе не пошляк!
- Ты еще не встречалась с ним?
- Сумасшедший! Он живет в Ню-Йорке! Хотя недавно он написал, что готов приехать в Калифорнию только для того, чтобы встретиться со мной.
- Что за... я запрещаю тебе отвечать ему впредь. Хотя парень заслуживает объяснений, так что для начала ты должна просто сообщить ему, что тебе нельзя с ним разговаривать, и никогда больше не писать ему и не читать ничего от него.
- Ха-ха-ха, да за кого ты меня держишь, милый!
- За послушного котенка, который всегда делает то, что ему велено. И так было всегда, не правда ли?
- Всему есть предел, бывший мой Принц! Я не могу упустить случая прочитать о себе, например, такое, полюбуйся.
- Святые угодники! Да это же лажа! Примитивная, протухшая, старая как мир лажа! И откуда только этот придурок знает, что твое тело пахнет фиалками? Вы действительно еще не встречались?
- Не будь идиотом, дорогой! Я уже отвечала тебе на этот вопрос.
- Зачем ты с ним общаешься?
- Мне любопытно... я хочу увидеть его хотя бы на фото. Он загадочный...
- Да... Жаль, что ты так никогда и не разгадаешь эту загадку. Ведь я запретил тебе...
- Ну пожалуйста!!! Я очень тебя прошу, ну только разок на него взгляну и потом перестану с ним общаться.
- Если ты его увидишь, он, возможно, тебе понравится. И поэтому, я говорю «нет» котенок!
- Ты это серьезно?
- Не вздумай пытаться убедиться в этом. Лучше просто перестань ему отвечать. Обещаешь?
- Какой же ты эгоист! С тобой просто невозможно! Ты и с женой своей такой же?
- У меня нет жены. И не уводи разговор в сторону!
- Ах, нет жены! Ха-ха-ха! Ну конечно, это всего лишь мать твоих четверых детей, с которой ты живешь под одной крышей и не можешь никуда вырваться без ее ведома, - какая же она тебе жена?
- Черт побери, котенок! Я завтра возьму с собой тапку и не остановлюсь, пока она не разлетится в пыль о твою задницу!
- Какую еще тапку?
- Желтую, с физиономией Гомера Симпсона, который выдает по высказыванию на каждое нажатие. То-то ты наслушаешься его цитат завтра!
- Не сердись, милый! Скажи лучше, ты действительно не любишь блондинок?
- Какого черта? О чем мы говорили? Ты решила перекраситься?
- Ну, просто ответь на вопрос.
- Я просто всегда предпочитал брюнеток. И мой отец тоже без ума от них, и дед... по-моему, это у нас родовое.
- Твои мама и бабушка – брюнетки?
- Ну, не совсем... но и не блондинки. И потом, можно предпочитать одно, а жениться на другом. Черт возьми, ты думаешь, я забыл, что ты должна мне кое-что пообещать? Ах, мой наивный, сладкий котеночек!
Странным образом, не более чем через минуту после окончания разговора со Стэллой, раздался звонок от Ашота. Арминэ даже допустила мысль о том, что они могли сговориться. Однако, за эту минуту – до звонка Ашота, - в голове девушки пронеслось столько разных мыслей и идей, что она была чуть ли не другим человеком к данному моменту.
- Ашот! Привет! Послушай...
- Привет, Арминэ, у меня к тебе два слова...
- Да, у меня к тебе тоже! А ты про что?
- Я?.. Как дела?
- В норме, - слегка издевательски парировала Арминэ, будто призывая его перейти прямо к делу.
- А как у тебя вообще... я имею в виду на личном фронте?
- Никак... А почему ты спрашиваешь? – насторожилась девушка.
- А ты не понимаешь?
- Ашот, прошу тебя... Давай сначала я скажу тебе кое-что! Слушай... ты никогда не думал... ну, так, невзначай... тебе не приходило в голову, что Агнесса – это и есть котенок?
- Да ты что, Армин-джан, как это возможно, объясни?
- Что делал Принц у ее дома? И потом, по стилю – ты сам говорил – похоже на нее. Да и по обстоятельствам жизни, которые котенок описывал, ну там дети, дом, работа, - все ведь совпадает.
- Ну как тебе могло такое взбрести в голову? Арминэ, скажи честно, тебе все еще небезразличен Давид? Здесь кроются корни всей этой ерунды, которую ты сейчас говоришь об Агнессе?
- Да я вообще-то о тебе думала, Ашот! Ведь это ты интересовался котенком! Но я теперь почти уверена, что это Агнесса. Мне что-то неожиданно стукнуло в голову буквально две минуты назад!
- Ты забыла учесть одну маленькую деталь, - так, пустячок.
- Какой?
- А такой, что Агнесса сама прислала тебе этот файл. Как ты думаешь, стала бы она это делать, если бы это была ее переписка?
- Там между прочим нет ни единого намека на имя этого котенка, а это уже подозрительно...
- Так зачем все-таки она могла прислать тебе это?
- Не знаю...
- И потом, она ведь все время была с Давидом, - они не расставались.
- Ну и что? Есть женщины, которым недостаточно одного мужчины, они хотят покорить как можно больше, и чем больше, тем лучше! Она из таких. Разве ты не чувствуешь?
- Я чувствую нечто иное, - и я тебе говорил это уже не раз: это мужчины обращают на таких больше внимания, а дальше уже идет просто следствие.
- Правильно, мужчины обращают внимание, потому что она вся на показуху!
- Можно быть втрое больше «на показуху», чем Несс, но ничего кроме равнодушия и раздражения не вызывать. Здесь нужна еще и красота, магнетизм...
- Ну вот видишь? И Давид говорил о ней как о чем-то единственном и неповторимом! Если она такая редкость, то как могло в Солане оказаться сразу две таких?
Продолжение следует
Никогда прежде Агнесса не находила себя более красивой и сияющей, чем сегодня, - ни в восемнадцать, ни в тридцать, - никогда прежде! Она не могла налюбоваться собой, поминутно останавливаясь перед зеркалами то в ванной, то в спальне, то в прихожей. Ничего особенного не делала она, - все как всегда: расслабляющая ванна, маникюр, косметические маски, самые обычные процедуры по приведению себя в «идеальное состояние», но, - думала она, - никогда прежде не делала она это с таким вдохновением, страстью и любовью, а если и делала, то попросту не помнит об этом сейчас! - и вот он, результат налицо! Она искренне верила, что едет на встречу с самым красивым мужчиной на земле, и, хотя это будет уже не первая с ним встреча, - именно сегодня она увидит его после долгой и мучительной разлуки, которая сделает эту встречу яркой, незабываемо страстной и эмоционально переполненной! Столько всего им предстоит еще открыть друг в друге, столько прочувствовать, столько испытать! Это будто была яркая и красивая книжка, каждая страничка которой открывалась медленно, сложно и сладостно-мучительно, делая ее тем более интересной, занимательной, притягательной. Агнесса получала истинное удовольствие от этого процесса и сознавала, что именно это ей и нужно, - потому что она не ценит и не признает того, что дается слишком легко и просто. Она научилась благословлять всю эту ситуацию с принцевой несвободой и ограниченной доступностью, потому что ее богатое и гибкое воображение слишком четко рисовало ей картины его предполагаемой свободы, и она моментально тушевалась и замыкалась, представляя себе не только его постоянную доступность – это было бы еще полбеды, - но и его всеобъемлющие присутствие, эгоизм и контроль, наверняка характерные для него в отношениях с женщиной, которая ему по-настоящему нравится, и способные рано или поздно - скорее даже рано – сделать их страсть обыденной и даже навязчивой. Даже если она и не утратит своей силы, - в ней не будет больше того стремительного и яркого романтизма с налетом щемящей драмы и сладостной тоски в ожидании очередной встречи. Агнессе вовсе не хотелось лишаться этих «острых ощущений» - в пользу обыденности и «стандартизации» ее романа. У нее уже были – и не раз! – случаи «стандартизации романов» вплоть до замужества, - и, к сожалению или к счастью, - опыт этот показал полную несовместимость ее натуры и ее свободного духа с подобным положением вещей.
В то утро Арминэ, которая с каждой минутой лишь укреплялась в своем убеждении относительно идентичности котенка, была полна решимости и энтузиазма как можно скорее разоблачить Агнессу в глазах Давида и открыть себе, наконец, путь к его сердцу, который очевидно лежал лишь через труп соперницы. Она раз за разом перечитывала особо «подозрительные» куски диалога, - уже рисуя себе его участницей Агнессу, и все больше и больше убеждалась в своей правоте. Правда, время от времени она задавалась все тем же упрямым вопросом о том, что могло бы побудить Агнессу разослать эту переписку своим знакомым, но, считая ее женщиной легкомысленной, Арминэ довольствовалась версией, что Агнесса, возможно, обожает выставлять напоказ свои проделки, как это свойственно всем, кто считает себя вправе эпатировать и шокировать. И пусть она, как считает Ашот, сто раз заслуживает такого права! Но в этом случае ей придется объяснить это Давиду! Он не поймет и осудит! И тогда они поссорятся, и он, наконец, станет свободным для Арминэ! Она - единственная, кто его любит больше и дольше чем любая другая женщина на земле! Почему она должна от него отказаться? Ради этой ненасытной кошки, которая, состоя в отношениях с таким редкостным мужчиной, осмеливается заводить романы на стороне? Арминэ просто обязана раскрыть Давиду глаза на истинную сущность женщины, которую он считает образцом и идеалом. Да, обязана! И пусть, судя по документу, отношения на стороне давно прекратились, но где гарантия, что она не восстановила их или не завела их с кем-либо еще?!
Что касается Ашота, то для него идея о том, что Агнесса и есть котенок была насколько абсурдной, настолько – а может быть и более – интересной и занимательной пищей для размышлений. Он был всегда склонен к анализу, и получал удовольствие от процесса. Перечитывая документ и воображая теперь Агнессу в качестве котенка, он не находил ни единого повода для сомнений, хотя честно и настойчиво пытался найти таковые. Ни по ощущениям, ни по фактическим данным не удавалось ему обнаружить ни малейших расхождений с тем, что могло бы быть в случае, если бы это была Агнесса. Единственным «недочетом» всей этой истории было для Ашота присутствие Давида в жизни Агнессы. Даже будучи мужчиной, Ашот откровенно не понимал, для чего бы женщине искать и находить кого-то на стороне, при наличии такого любовника как Давид, - а уж история с их «обручением» и вовсе ослабляла шансы Агнессы на обладание званием «котенка» в глазах Ашота, поскольку если Агнесса и есть котенок, то она явно склонна к полигамии, и конечно же отказала бы Давиду в претензиях на брак. Впрочем, поскольку документ показывает, что с Принцем у них все кончено, то и тут у Агнессы, - при всех ее склонностях и пристрастиях - могла сработать извечная подсознательная женская склонность «прикрепляться» к мужчине, - даже когда к этому нет ни экономических, ни социальных, ни «воспроизводственных» предпосылок. Впрочем, больше всего в этой ситуации Ашота беспокоило поведение Арминэ. После вчерашнего разговора с ней ему стало ясно, что она готова прямо сейчас броситься к Давиду со своими «доброжелательными» соображениями насчет Агнессы. А куда ведет дорога, вымощенная добрыми намерениями, Ашот уже знал слишком хорошо. И вовсе не чувства Арминэ волновали Ашота в его опасениях, а реакция Давида и угроза стабильности их отношений с Агнессой. Ашоту было бы жаль, если бы этой симпатичной паре пришлось пережить сложный период или чего доброго разрыв. Не будучи до конца уверенным в идентичности котенка, он все же не исключал «причастности» Агнессы, но даже при этом он не считал возможным ни при каких обстоятельствах делиться с Давидом соображениями на эту тему.
Агнесса в то утро не могла думать ни о чем кроме своей предстоящей встречи с самым желанным мужчиной в своей жизни. Да, так ей казалось, потому что она попросту не могла вспомнить, кого и когда раньше она жаждала больше. Умом она понимала, что наверняка в ее жизни уже бывали такие моменты, но они начисто стерлись из памяти теперь, когда у нее после долгих лет затишья возникла столь экзотическая и ослепляющая страсть. Мало того, что она никогда не встречалась ни с одним американцем, - он оказался к тому же самым привлекательным мужчиной, каких она когда-либо видела, а особую пикантность придавала этому роману экзотическая история кровного родства с возлюбленным, - которая вполне подходила для мелодрамы. Что может быть занимательнее и замечательнее в жизни современной свободной женщины?
Все утро на работе Агнесса беспрестанно выслушивала замечания коллег и студентов о том, как она необычайно хорошо выглядит, и какое от нее исходит чуть ли не физически ощутимое излучение счастья и всепоглощающей любви. С работы Агнесса вырвалась как только смогла, сразу после обеда, и, не заезжая домой, направилась в Санта-Ану. Она – в отличие от прошлого раза, - тщательно подготовила все домашние дела к своему вечернему отсутствию, предусмотрела все обстоятельства, приготовила несколько блюд на ужин детям в соответствии с их капризами, а если зайдет Давид, то и Давиду; договорилась с подружками кто и когда заберет из школы ее малышку, что и как нужно отвечать Давиду, восколько ее ждать и как себя вести по ее прибытии, если вдруг Давид окажется рядом. Ей хотелось пораньше оказаться в Ла Реконкисте и, возможно, прогуляться по Санта-Ане, наедине с собой, без риска встретиться с кем-либо из знакомых, а потом, перед самым приходом Принца, забраться в пенную ванну и дождаться его там, на этот раз заранее предупредив его сообщением, что дверь будет открытой. Он войдет, его чистая и ослепительная улыбка озарит ее душу, обдаст все ее существо нежным и умиротворяющим теплом, и он, словно забывшись, швырнет красную розу в пену, бросится на колени перед ванной, схватит ее за волосы на затылке и с силой прильнет к ее губам своими. Да, так все и будет, - именно так, а не иначе!
Держа в руках подшивку, Арминэ – не то что бы решительно, но и не робко – направлялась домой к Давиду. Она решила пропустить обед, использовав время перерыва на разговор с Давидом, - да и аппетита все равно у нее не было со всеми этими стрессами. Основным же фактором, заставившим Арминэ увидеться с Давидом днем, а не после работы, оказалась уникальная ситуация, когда сразу два клиента, ожидавшихся после обеденного перерыва – оба отменили свои посещения, что давало Арминэ дополнительный свободный час. Она восприняла это как знак и уже ничто не могло остановить ее в неконтролируемом желании как можно скорее опорочить соперницу в глазах возлюбленного, имея на руках «вещдок».
Давид, увидев Арминэ на пороге, предположил, что та зашла либо к Ашоту, - который, к слову, был на работе, либо с каким-то срочным сообщением по работе. Меньше всего ему хотелось думать, что она пришла выяснять отношения, но после истории с пресловутым «обручением» ему было намного проще и спокойнее видеть ее. Приняв из ее рук подшивку, которую Арминэ вручила ему с торжественным лицом и со словами «это тебе к сведению», Давид был весьма удивлен и не стал этого скрывать.
- Не понял, я должен все это прочитать? Это ведь на английском! И так много! Мне лень... что тут такое?
- Тебе лень прочитать то, что пишет твоя Агнесса?
- «Пишет»! Мало ли что она пишет? У нее работа такая! Что тут? – и Давид стал беспорядочно листать подшивку с возмущенно-капризной миной на лице.
- Здесь чат, переписка, беседа, диалог, называй как хочешь! – объявила Арминэ, - Мужчина и женщина. Он – отец троих детей, которому тридцать девять лет, живет в Фуллертоне. Она – тоже имеет детей и живет в Солане, и все время говорит ему, что старше его на год. Есть несколько мест, где совершенно очевидно, что...
- Арминэ, постой, тпру!!! Ты мне можешь объяснить, откуда это взялось у тебя? Ты что, хакнула ее чаты?
Понимая, что прямой ответ на этот вопрос является слабым звеном в процессе выливания ушата помоев на Агнессу, Арминэ решила изменить направление беседы:
- Что для тебя важнее: откуда это у меня или что там в сущности?
- Арминэ, начнем с того, что я этого попросту не стану читать. Есть такое понятие – этика, оно тебе должно быть знакомо хотя бы в теории. Во-вторых, я верю не текстам сомнительного происхождения, а своим глазам, ушам, пальцам – он выставил перед ее лицом свой безымянный палец, - и другим органам чувств и наслаждений.
- «Этика»! – в отчаянии воскликнула Арминэ, едва сдерживая слезы, - Да это вся Солана наизусть знает! И Ашот читал! И он знает, что это Агнесса там участвует в диалоге!
Девушка, выросшая с Давидом в одном городе, прекрасно знала, на какие «кнопки» следует нажимать в той или иной ситуации, - для достижения той или иной цели...
Продолжение следует
Весь этот день Давид пытался дозвониться до Агнессы, но ни дома, ни работе ее не было, а сотовый не отвечал. Лена и Аня оказались доступны по телефонам только к вечеру, и сказали Давиду, что Агнессе предложили срочную работу по синхронному переводу, и она сорвалась, попросив их объяснить ему все. Немного успокоившись, Давид решил дождаться Агнессу у себя, так как девушки заверили его, что по возвращении она собиралась зайти к нему. На самом деле, разумеется, Агнесса вовсе не собиралась этого делать, - ей было лишь нужно, чтобы Давид не заявился к ней в этот вечер. Не удивительно, что тем вечером Давид Агнессы так и не дождался, зато дождался Арминэ. Несмотря на присутствие Ашота, который, впрочем, собирался на свидание с Аней, девушка совершенно бесцеремонно обратилась к Давиду:
- Ну что, прочитал, ознакомился? Убедился?
- Тут абсолютно не в чем убеждаться, - обычный треп от нечего делать, - лениво отозвался Давид, косясь на Ашота.
Считая себя вправе вмешаться, - поскольку разговор шел на повышенных тонах, Ашот, моментально сообразивший, что тут происходит, усмехнулся и произнес:
- Арминэ, оставь эти бредовые идеи насчет Агнессы. Это не она и не о ней, дураку ясно. Тем более, что она сама прислала тебе этот документ ради прикола.
- Ну вот! - просиял Давид, - Оказывается, - она сама тебе это прислала! – и он рассмеялся, пытаясь воспользоваться присутствием Ашота для разрядки обстановки, хотя, успев к тому моменту прочитать некоторые части диалога, Давид яснее ясного осознавал, что это есть не что иное как часть истории Агнессы, которую та пыталась приписать Лене, – Даже странно, что она это вообще сделала.
Арминэ, взбешенная поведением мужчин, подошла вплотную к Ашоту, натиравшему ботинок у полочки для обуви, и, потрясая руками, заверещала:
- Ну что ты, ну что ты прикинулся шлангом? От чего ты ее оберегаешь? Где твоя принципиальность? Ты ведь тоже понимаешь, что это Агнесса!
- Да кто тебе сказал, что я это понимаю? – Ашот обернулся к Давиду: - Дав-джан, даже не сомневайся: я уверен, что все это обычный интернет-прикол, и Агнесса тут ни при чем, а если и «при чем», то только тем, что тоже читала и разослала знакомым.
Наступила неадекватная пауза, которую решился прервать Ашот, чувствуя себя ее виновником:
- А если даже это она участвует в беседе, то это просто журналистское расследование по теме американских мужчин и их повадок, - Агнесса иногда проводит разные эксперименты, я читал пару ее статей на эту тему.
Тирада эта закончилась громким, - пожалуй наигранно и напряженно громким смехом обоих мужчин. Окончательно слетев с катушек, Арминэ воскликнула, заламывая руки:
- Вы оба – лицемеры! У вас не осталось никаких понятий о чести и достоинстве! Вы не способны посмотреть правде в глаза! Вам нравятся порочные женщины! Ашот, ты прикрываешь Агнессу, потому что она тебе нравится! Попробуй это сейчас опровергнуть! Ведь ты сам мне это говорил!
- Ну всё, довольно! – резко сменив тон и выражение лица, Давид сделал пару шагов в сторону Арминэ, будто готовый схватить ее и вышвырнуть.
Для него она давно перестала быть милой и трогательной девочкой из соседней квартиры. Слишком сильно она переменилась за последние недели, - это был уже совершенно иной, новый человек. Он стал видеть в ней чуть ли не кровного врага.
– Теперь ты пытаешься вбить между нами клин? Кому может не нравиться Агнесса? Это еще ничего не доказывает...
- Молодец, Дав-джан! Это как раз то, что я хотел сказать. Арминэ, пошли? – и Ашот уверенно взял девушку за локоть.
- Вот где она сейчас? – уперлась Арминэ, - Ты знаешь, Давид, где сейчас твоя Агнесса? Уже десять вечера! Ее машины нет на парковке!
- Она скоро приедет, Арминэ-джан, не волнуйся, - иронично-снисходительно увещевал Ашот, вытаскивая за собой девушку из квартиры.
- Не обращайся со мной как с дурой! Мы с тобой оба видели, как этот бессмысленно длинный... мужской вариант Клаудии Шиффер ошивался возле дома Агнессы! Я здесь одна говорю все как есть. А вы оба... – резко вырвавшись, Арминэ ринулась в Давиду, взяла его под руку и стала тащить к выходу.
- Пошли, пошли, поищем ее! Возьми свой телефон!
С кривой снисходительной усмешкой на лице, Давид переглянулся с Ашотом, схватил со столика телефон и все трое вышли из квартиры.
- Мне одно непонятно, Армин-джан, - ласково произнес Ашот, захлопнув за собой дверь квартиры, - почему ты так обозлилась на Несс? Что она тебе сделала лично?
- Она – ничего! Я на нее и не злюсь! Женщина живет как ей хочется! Меня вы, - вы оба! - удивляете! Для чего все это «традиционное» воспитание которое я получила? Кому оно нужно, если наши мужчины его совершенно не ценят и тянутся к таким как Агнесса? Почему я должна была всю жизнь беречь свою честь? Кому она нужна? Какому-нибудь пещерному уроду, который запрёт меня дома? Кому? Какой современный, интересный человек обратит на меня внимание, если не буду вести себя как... как «котенок»?
Давид шел рядом и старался не вмешиваться в беседу «молодых», искренне надеясь, что рано или поздно Ашот, наконец, уговорит Арминэ обручиться.
- Ну, ты преувеличиваешь, Арминэ-джан. Каждому свое, - все не могут быть одинаковыми.
На улице Ашот ускорил шаг, направляясь к Ане, которая поджидала его у машины, извинился за опоздание и открыл для нее дверцу. Проводив взглядом отъехавшую машину Ашота, Давид мрачно посмотрел на Арминэ и стал демонстративно набирать номер Агнессы. Сотовый не ответил, и он набрал домашний.
- Вы еще не спите? Мама еще не пришла? Когда? Хорошо. Я скоро приду.
- Ну что? – тихо и сочувственно, будто речь шла о состоянии больного, осведомилась Арминэ, - она уже дома?
- Она только что звонила им и сказала, что будет через минуту.
- Ты блефуешь, Дав! Пошли! Ну, пошли, встретим ее!
Как только Давид и Арминэ вошли в ворота комплекса, с лестницы, ведущей наружу из подземного гаража, появилась Агнесса, и, ничего не замечая на своем пути, стремительно направилась к своей парадной.
Разочарованная, Арминэ, тем не менее, последовала за Давидом, который бросился Агнессе наперерез. Она все еще надеялась стать свидетельницей допроса, кторый Давид должен непременно учинить Агнессе в связи с ее недоступностью весь день и столь поздним возвращением домой. Однако, как ни странно, Давид всего лишь обнял ее и заявил, что ей очень идет это новое платье. Замерев на минуту, словно лишь теперь пробудившись от своих дум и вернувшись в реальность, Агнесса некоторое время переводила взгляд с Давида на Арминэ, потом вдруг, пробормотав что-то вроде «идите к черту – вы оба!» - ринулась в парадную и побежала вверх по лестнице. Остановившись в конце пролета, она вдруг, будто опомнившись, обернулась и, увидев, как Давид и Арминэ, ошарашенные, медленно движутся в ее направлении, выкрикнула уже во весь голос, сорвавшись на плач:
- Я сказала пошли к черту! Убирайтесь, оба!
Агнесса исчезла за пролетом, и Давид, взглянув на Арминэ все тем же своим мрачным взглядом, будто уже предназначенным только для нее, констатировал:
- Кажется, ей не понравилось видеть нас вместе. И когда ты только отвяжешься от меня, Арминэ...
- Давид, не притворяйся шлангом хотя бы сейчас! Ты ведь понимаешь, что дело совсем не в этом.
- Я действительно, пока не знаю, в чем дело, но мне другое не понятно, как и Ашоту, - почему ты такая язва? Что тебе нужно? Я люблю ее, и пока это будет возможно, я буду с ней. Тебе это понятно?
- Ага! Даже если она...
- Никаких «даже если», - просто буду с ней и всё! – Давид потерял терпение и перешел на крик, - Мне наплевать на твои тексты, на все твои предположения, - просто не лезь не свое дело! - и Давид, резко схватив девушку за руку, поволок ее к воротам.
Продолжение следует
- Иди домой, Арминэ, а я дам Несс полчаса прийти в себя и позвоню ей...
- Боже мой! Давид! И это после того, что она сейчас выкинула? – с презрительной миной на лице воскликнула Арминэ, - На каком хлебе, на какой воде ты вырос? Во что ты превратился в этой Америке?
- Чего ты ждала от меня? – усмехнулся Давид, - Чтобы я с ней расстался из-за этого? Плохо же ты знаешь жизнь!
- Ты что – слепой? В ней нет верности, нет надежности, стабильности, - она, как бабочка, перелетает с цветка на цветок.
- С чего ты вообще это взяла? Откуда такие выводы?
- А тебе для таких выводов нужно, чтобы у нее было пятьдесят мужиков? Разве не ясно, что и от мужа она ушла просто потому что он ей надоел, - без особых веских причин?
- Откуда ты это знаешь?
- Да просто понимаю, Давид! Я женщина! Я готова поспорить, что муж ее был отличным парнем!
- Да что ты за всезнайка такая? – Давид искренне развеселился, будто вновь видя в Арминэ капризную трогательную малышку из соседней квартиры, - Кто тебе это сказал?
- Вам, мужчинам, нужны только факты! А я говорю про свои ощущения. Ты ведь знаешь Несс, - у нее губа не дура! Она бы не вышла замуж за кого попало, - он наверняка был ничего себе... А теперь и ты у нее на очереди «выйти в тираж»!
Последние слова Арминэ произнесла по-русски, и Давид напрягся:
- «Выйти в тираж»? Это в каком смысле?
- А ты у нее спроси! Она сказала мне, что обязательно сообщит, когда ты выйдешь у нее в тираж!
Давид рассмеялся, однако, девушка была довольна собой, так как чувствовала, что этот смех лишь маскирует недоумение и досаду. Капля камень точит, - считала она, - и рано или поздно, несмотря на все свои чувства и симпатии, Давид поддастся на ее уговоры, - главное – не останавливаться, не опускать руки.
- Несс, ты почему так рано? Мы тебя ждали не раньше двенадцати, - робко осведомилась Лена, успев заметить растрепанное состояние подруги, - ты в порядке?
- Да... Я в порядке... Какого черта тут делал Давид? Вы ему не сказали, что я собиралась к нему?
- Сказали, конечно. И он тебя должен был ждать...
- Дети уже спят? – рассеянно спросила Агнесса, швырнув на диван сумочку.
- Ну, я их уже отправила по кроватям, может быть, еще и не заснули, – Лена смущенная и растерянная, вначале будто кол»»»»ась в своем желании напрямую спросить Агнессу, что произошло, но в итоге все же решилась: - Несс, что случилось? На тебе нет лица...
- Аня уже ушла?
- Да... Ты хочешь подождать ее, чтобы рассказать обеим сразу?
- «Рассказать»!.. Нечего рассказывать! Мы не встретились. Он не приехал... - Агнесса опустилась на диван и стала снимать шпильки.
- Но как? Почему?
- Я ждала его к семи... А он лишь в восемь написал мне короткую эсэмэску. Прости мол, я сегодня никак не смогу быть с тобой. И это все, понимаешь? Ни единого потом сообщения, ни единого звонка, ни слова – по сию минуту!
- Несс, что могло случиться? – в ужасе, будто реагируя на известие о конце света, пролепетала Лена. – Ты позвонила ему? Ответила на его эсэмэску?
- Нет...
- Но почему?!! – в отчаянии вскричала Лена, - как ты могла быть такой равнодушной?
- Лена... – Агнесса замерла на пару секунд, будто в поисках второго дыхания, - он был слишком лаконичен и холоден... почему я должна была требовать объяснений, если он сам не счел нужным их мне дать? Почему он не написал ничего больше за все эти часы, что я молчу?
- Несс, у меня нет слов. Что за железная выдержка у тебя? И откуда в тебе эта никому не нужная женская гордость? Ты хоть представляешь, каково ему не получить от тебя ни звука после того, что он тебе написал? Да я бы горы свернула, чтобы найти его и узнать, что произошло. Ведь, сама посуди: он так хотел этой встречи, так ждал ее, ты его уже столько раз обламывала!
- Вот я и подумала: неужели он решил заплатить мне той же монетой – обломать? – Агнесса подняла на подругу отчаянно недоумевающий взгляд.
- Да ну что ты! – Лена, разулыбавшись, бросилась к подруге, и, упав рядом с ней на диван, схватила ее за плечи: - В нем нет такого коварства. Он ведь настолько солнечное существо! До сих пор стоит у меня перед глазами! Он чудный! Никогда не думай так о нем!
- Хорошо, - с ироничной готовностью согласилась Агнесса, - в таком случае, что я должна думать о его поведении?
- Ха! – воскликнула Лена так громко и звонко, что сама же со смехом зажала себе рот, косясь в сторону спален, - да миллион разных вариантов там может быть! Зачем сразу предполагать самое плохое?
- Ага... Это из серии «ты ж такая умница, придумай что-нибудь сама»! - мрачно констатировала Агнесса, вставая с дивана и направляясь к компьютеру. – Посижу немного в Интернете – вдруг он уже что-то написал... А нет, так просто развеюсь.
- Несс, ну я тогда тоже пойду к себе, раз ты уже дома... - мне завтра на работу рано, - может и высплюсь на этот раз...
- Спасибо, Лена, спасибо за все, и за то, что поговорила со мной о нем... Ты ведь знаешь, на Земле есть только два человека, которые знают все о моей истории с Принцем...
- Ну что ты, не за что, золотая моя! – и, ласково обняв подругу, Лена распрощалась с ней и исчезла за дверью.
Ветер! Как это здорово получить от него столько милых, трогательных и романтических посланий! Он пишет вне зависимости от ее ответов. Вот прогремела гроза – и он пишет. Вот пролетела пара голубей – и он вновь пишет об этом Агнессе! А вот это письмо он написал в связи с песней, услышанной по радио. Мило и трогательно... но это наверняка скоро надоест. Навязчиво и... как там говорил Принц? Примитивно? Не то что бы примитивно, - Ветер пишет красивым, изысканным, грамотным языком, и его стиль вряд ли можно назвать примитивным... - но слишком приторно само по себе. А если бы это делал Принц? Ха! Тогда он был бы уже не тем Принцем, который так ей нравится!
- Ты пришла моя, королева?
- Здравствуй, Ветер! Я бесконечно рада видеть тебя в онлайне!
- Как это мило! Никогда прежде ты не писала мне такого!
- Просто сегодня был не самый лучший день в моей жизни...
- Вот как? Ну что ж, это случается, но ты должна запомнить, что я всегда, в любую минуту готов сделать все возможное, чтобы утешить тебя. Так в чем же дело? Ты устала?
- Устала... но не в этом беда. Беда в том, что... день прошел совсем не так, как мне бы хотелось. В общем, это не лучший день в моей жизни. А почему ты не спишь? Я ведь знаю, что на Востоке уже поздно.
- Я немного обеспокоен, королева, - дело в том, что и для меня сегодня не самый приятный день... То есть, день был вполне обычным, а вот вечером позвонила мать и сказала, что с братом случилась беда.
- Что же случилось? Ты уже видел его?
- Брата? Я бы очень этого хотел, королева, но это затруднительно. Он живет в Калифорнии. И потом, он уже вне опасности, все худшее позади.
- А что случилось, Ветер? Он попал в аварию?
- Нет, королева, он куда-то спешил и превысил скорость... и его остановила полиция. И в тот момент, когда ему выписывали штраф, из проезжавшей машины какие-то мексиканцы стали стрелять по этому полицейскому. Видно, было за что мстить ему. А попали в моего брата.
- Какой ужас! Неужели такое возможно?
Общаясь с Ветром, Агнесса была поражена тем, насколько ей безразлично то, о чем ей пишет Ветер, - насколько она эгоистична в своих личных переживаниях по поводу несостоявшегося свидания и полной неопределенности в отношениях с Принцем, насколько она равнодушна к ужасной истории с братом Ветра, и насколько она лицемерна в своих восклицаниях о том, как это ужасно. Но что ей оставалось делать? Ей очень хотелось отвлечься, с кем-то общаться, и пусть уж это будет Ветер, рассказывающий о своем брате.
- В этой жизни все возможно, королева. И это более ужасно, чем может показаться. Его ведь могли убить. Ему несказанно повезло, - но он потерял много крови. Впрочем, ничего странного, что попали в моего брата, - он у нас крупная мишень.
- Как ты можешь так шутить...
- Я лишь констатирую факты. Я ведь тоже не мелкий, но у брата плечи шире. Туда и угодила мексиканская пуля.
- Слава Богу, все позади.
- Да, королева, но как только он очухается, я должен буду серьезно поговорить с ним, так как я не верю в случайности.
- Не понимаю...
- Этот случай – знак предупреждения ему. Он должен изменить свою жизнь, свое поведение. Он наверняка делает что-то не так в своей жизни, раз такое с ним приключилось.
- Ах, Ветер! И тут ты со своими кармическими теориями! Это была дурацкая случайность!
- Королева, случайности – это часть хода событий. Я уверяю тебя, что, не зная подробностей о жизни брата, могу с уверенностью констатировать, что он делает что-то неправильное в жизни.
- А кто знает, Ветер, что в этой жизни правильно, и что нет?
- Ты не знаешь, королева?
- К сожалению, мне очень сложно разобраться. Тем более, когда замешаны чувства.
- Что происходит? Расскажи мне.
Вот оно! Это лучшее, что может произойти сегодня! Поговорить, поделиться, поплакаться, - и в ком она может найти более подходящую жилетку как не в Ветре! Взрослый, мудрый, спокойный, влюбленный в нее к тому же! Это именно то, что ей нужно! Звонок? Кто это может быть? Давид, конечно же! Нет! Она не подойдет! Она не желает его слышать сейчас! В эту минуту ей нужен только Принц, - пусть даже в виде темы для разговора с Ветром!
- И ты оказалась способна на такое? Даже после того, как он принял решение и сделал выбор?
- Я не смогла, Ветер. Я очень хотела, но это мне оказалось не под силу.
- Ах, брось! Жизненный опыт научил меня никогда не допускать ни чувств, ни эмоций с теми, кто состоит в браке, точка. Это самый простой способ обжечься, - всегда! Я имею в виду, брось, он сделал свой выбор, он вернулся туда, куда ему надлежит. Пройди через это. Неужели это и есть то соперничество, которое мешает мне достучаться до твоего сердца, королева?
- Перестань, Ветер, я даже не знаю как ты выглядишь, - и ты думаешь, что я могла бы полюбить тебя только по посланиям? И вообще, мне сейчас так паршиво! Я ведь не знаю, что с ним случилось! Я так хотела бы думать, что он в порядке!
- Я понял за свою жизнь, королева, что любовь - как и сама жизнь – это самое нежное и хрупкое, что может быть. И вне зависимости от того, насколько мала или велика трагедия, - нужно сосредоточиться на себе и идти только вперед, без единой оглядки, взяв с собой всю свою любовь, оставляя свой разум открытым для полученного урока, сфокусироваться на «сейчас», а не на прошедшем. Он принадлежит к своей семье, и не хочет втягивать тебя в свою драму. Именно это и произошло, - ничего больше.
- Мне больно это слышать!
- Знаю, королева, ты хочешь сочувствия...
- Я лишь хочу быть уверенной, что он в порядке!
- Да наплевать на него! Конечно же он в порядке! Это была пятница? Наверняка он выехал за город со своими родственниками. Ты думала, он отчитается перед тобой об этом? Черта с два! Такие люди бесчувственны и глупы! А ты боишься задеть чувства того, кто так мерзко с тобой обращается! Неужели это и есть то, чего ты хочешь для себя, - ты, заслуживающая лучшего в этой жизни! В твоей власти положить конец этой боли, - да, именно в твоей власти! И его жена заслуживает счастья в своей жизни. Ты подумала о том, каково бы ей было узнать о вас? Поставь себя на ее место. Женщина – такая как ты! – умная, нежная, прекрасная и страстная! – заслуживает, чтобы ее сердце было в надежных и сильных руках того, кто сочтет за величайшую честь привилегию находиться с ней рядом! И это я, любовь моя! Это я, твой верный слуга и твой Король!
«Ну вот, - снова Остапа понесло! - промелькнуло в голове у Агнессы, когда она читала это сообщение от Ветра. – Лажа! Лажа! Лажа!!! Как был прав мой Принц... мое солнышко! Где ты, сладкий мой? Что с тобой, моя умничка? Да черт возьми, напиши ты ему, наконец, несчастная! Напиши! Какая к чертям гордость? Будь немного эгоисткой! Успокой свое сердце!»
Продолжение следует
интересно кто нибудь кроме Весны в этом форуме читает новую рукопись Багирки? )
ну если да, то где комментарии и примечания? чтобы я общее представление составил о чём её новый опус :rolleyes:
Вутымина - видать люди думают, кто-то oбидится, если тут будут комменты. Ан совсем наоборот! Они тока на пользу будут - и самому сюжету -и скорости написания.....:))
Bagirka не обольщайся, может просто в этом форуме никто не читает твоё ново произведение :rolleyes:
ну комуто и - двух стихий достаточно было, и не охота субвариации перечитывать, комуто может вообще не охота миланхольные романы по инету читать, тем более без цветной эротической обложки
Может быть, может быть!:) А я говорю о тех, кто все комменты пишут мне по другим каналам, а в темах аналогично высказываться то ли стесняются, то ли просто опасаются. Короче, всякое бывает. ;)
Не сумев придумать текст для сообщения Принцу, Агнесса решила отложить «судьбоносное» событие на утро, когда у нее, возможно, появятся идеи по теме послания. Утром же, когда Аня зашла, как обычно, поболтать перед уходом на работу, Агнесса заявила ей, что просто «в упор не видит», что именно можно написать в такой ситуации.
- Несс, мне никогда не нравилась эта твоя история. Ну, я была, конечно, рада за тебя, когда ты светилась счастьем и радовалась новым свежим ощущениям, но это лишь одна сторона медали. Вспомни, как вообще заканчивались истории с женатиками у всех, кого ты когда-либо знала. Все тот же стандартный сценарий: он исчезал в самый «проникновенный» момент отношений, причем с какой-то невнятной формулировкой или даже вообще без объяснений. Мужчины, - они ведь больше всего на свете боятся выяснения отношений, не любят оправдываться, не любят отрицательных эмоций, драмы. Слабаки и эмоциональные трусы! А женские слезы для них – хуже смерти!
У Ани была одна особенность – любой текст произносить вполголоса, мурлыча, без зрительного контакта, производя при этом какие-то манипуляции с посудой, едой или одеждой, - и, как ни странно, это придавало ее словам особый вес и убедительность. Агнесса же – выслушивая нотации от особы на полтора десятилетия моложе, чувствовала себя подростком. Кроме того, у нее промелькнула мысль о том, что особенно охотно нотации читают те, у кого – как им кажется, - начинает налаживаться личная жизнь. Раньше Аня действительно была менее разговорчивой и категоричной на данную тему.
- Но я никогда не плакала перед ним! – недоумевает Агнесса, - да и с отношениями у нас все было предельно ясно!
- Это ты не плакала, и это тебе было все ясно. А вот его панчите – не думаю. И она наверняка постоянно капала ему на мозги своей беременностью, страданиями и подозрениями. Этого ни один мужик не выдерживает, а уж такой как он – безвольный и податливый... Он просто слинял, и ты сама это сознаешь! Не удивляйся, если он никогда больше не напишет тебе, не позвонит и вообще не ответит ни на одно твое сообщение.
- Да какое там сообщение... Я даже не представляю, что ему писать на таком фоне. Видела бы ты его эсэмэску – короткая, холодная, сдержанная, будто и не он писал вовсе. А Ленка считает меня бесчувственной, и уверена, что я должна непременно ему ответить.
- Ну давай, давай вспомним вместе. Как у вас все было: он тебе все время врал. Он и не разведен был вовсе! Переписываться и флиртовать – это он был не прочь, это его устраивало. А как только логически дошло до вопроса о личной встрече – он тут же выдает тебе историю о неожиданной беременности его якобы «бывшей», и о ее требованиях. Ну коню ж понятно, чего он ждал от тебя как от женщины с самолюбием! Ты, по его плану, должна была отказаться от него, пожелав ему всего наилучшего. Ты этого не сделала, - а он-то кто? Тот самый слабый мужик, о котором я говорила - сам-то он тебя отвергнуть не в силах, кишка тонка! Джентльмен! А потом – что? Вы увиделись, понравились друг другу, - вспомни – он ведь тогда еще якобы жил один! Но почему-то не повел тебя к себе, а предложил мотель! Ну яснее же ясного, что женат! А как только дело дошло до следующей встречи, как он заявил тебе что перебирается к бывшей, к детям, что «вынужден» это сделать. А вспомни, как он ответил тебе на твое замечание о юридической стороне вопроса. Он, оказывается «не подумал об этом»! Ты в это веришь? Ну что он – совсем идиот? Нэсс, ну слишком много странных фактов, чтобы все их списать на случайность. Ну зачем тебе эти непонятки, эти приключения, это во чужом пиру похмелье? Не забывай о своем возрасте! Ты порхаешь, будто тебе двадцать. Я согласна, что зеркало показывает тебе совсем другое, и что мужики сворачивают шеи, – в таких условиях трудно осознать твой возраст. Но в этом возрасте многих замужних женщин бросают мужья, у них портится характер, это критическая грань. У тебя же наоборот все только налаживается, все приходит в норму, и ты этого не ценишь, а гоняешься за призраком. Тебе он нравится даже теперь, - после того, что он выкинул вчера?
- Да, нравится... – задумчиво отвечала Агнесса, - Аня, я ведь люблю его не за мужские достоинства или личные качества... Мне не нужно от него ничего этого – вообще! Я просто хочу, чтобы он был – был! – в моей жизни!
- Даже если он тебя не любит?
- «Любит» - вообще-то сильно сказано, но я ему нравлюсь...
- Нэсс, ну а кто ему не нравится? Ты единственная у него? Вспомни, что он писал про своих девчонок!.. Это же кобель тот еще!
- Ах, Аня, я не заморачиваюсь такими вещами. Кобель - и пусть кобель! Девчонки - и пусть девчонки, – я-то у него сама по себе! И когда он со мной – он ведь только со мной!
- Ха-ха-ха!!! Нэсс, ты меня просто обезоруживаешь иногда! Полигамка!
Последовавшие за несостоявшимся свиданием выходные Агнесса провела относительно спокойно, в надежде, что с понедельника Принц выйдет на работу, окажется у компьютера и, наконец, все объяснит. Они поболтают, договорятся о следующей встрече, у нее упадет камень с души. Только ни в понедельник, ни в последующие дни он не написал ей ни слова. Стоит ли говорить, что каждый день, начинавшийся надеждой, проходивший в ожидании и заканчивавшийся очередным разочарованием, Агнесса жила будто в аду. Друзья, дети, родственники, любящие люди, коллеги, домашние животные, - неправда, неправда, неправда, что они помогают справляться с болью потери и с переживаниями! Ни на секунду не могла она отвлечься от терзающих мыслей! И чем больше и заботливее ее поддерживали, тем мучительнее ощущала она свою потерю. Давид, - который лишь раз, коротко, неохотно, будто из одного приличия, поинтересовался причиной ее странного поведения в ту пятницу, - был, казалось, удовлетворен столь же коротким и небрежным ответом «день не удался, извини, - бывает». Агнесса в эти дни с особым «упоением» отвечала на его звонки, словно компенсируя ему моральный ущерб за свое некрасивое поведение, да еще в присутствии Арминэ. Стоит ли говорить, что делала она это вовсе не в целях «компенсации» Давиду, а скорее просто - отвлекаясь от терзающих ее сердце мыслей о Принце, от неизвестности, от недоумения. Она вдруг стала говорить Давиду больше ласковых слов, настойчиво звать в гости. Ей вдруг стало доставлять особое удовольствие выслушивать его пространные телефонные отчеты о том, когда он накануне лег, когда проснулся, принимал утром душ или нет, восколько вышел на работу, к кому заезжал, кто что сказал, кто кому позвонил, и какие придурки и чайники ему встречались на дороге. И, как ни странно, эта черта Давида, которая с некоторых пор начала ее раздражать, вдруг вновь стала отвоевывать свои прежние позиции в восприятии Агнессы, и она была объективно в восторге от того, какой у нее красивый, милый, сильный и интересный любовник, какой у него замечательный характер, и какой он при этом мужественный и привлекательный. Она также пыталась «лечиться» сама, объясняя себе, что ничего кроме внешности не привлекает ее в Принце, что дело лишь в ее непомерно раздутом эстетизме, вере в несомненное влияние внешности на личность и судьбу, - а на самом-то деле, Принц-то этот не представляет из себя ничего особенного, - обыкновенный инфантильный и мягкотелый слабачок с претензиями на пошлый авантюризм. А тут еще и брат стал писать ей, задавая новые вопросы о родственниках, и особенно, о том, что живет поближе. «Да все у него нормально, Серый! Женат, трое детей, четвертый на подходе, а уж как он рад мне как кузине – просто передать не могу!» - небрежно отвечала она брату.
И конечно, Ветер! Вечерами, – если не было с ней Давида, - она проводила несколько часов кряду у компьютера, увлекаемая разговорами на самые разные – интересные и актуальные темы, в которых Ветер проявлял остроумие, юмор и зрелость. Он не спрашивал ее больше ни о чем, что касается ее «неправильной любви», и Агнесса чувствовала, что он попросту не желает больше слышать о ее чувствах, что ему нелегко, а возможно, и больно сознавать отсутствие взаимности, и ему приходится довольствоваться лишь ее общительностью и тем, что он ей все-таки по-своему необходим. А когда его начинало «заносить», Агнесса обычно меняла тему разговора на любую, даже самую скучную, - только бы он перестал изрыгать пресловутую «лажу».
- А как твой брат поживает? Ему уже лучше?
- Он довольно легко отделался, королева. Эти голодранцы стреляли из допотопного оружия, - будь они вооружены более современными моделями, ему бы раздробило кости, а тут просто была задета артерия. К тому же, его выставили из госпиталя уже через десять дней после операции, поскольку его страховка не покрывала большего срока нахождения в больнице, а сам он решил не платить, так как почувствовал, что уже идет на поправку.
- И что же он теперь, - уже работает?
- Вообще-то он пока ходит с фиксирующей повязкой, а поскольку это у него правая рука, то и работать ему сложно, но он собирается все же выйти со следующей недели.
- Ты уже устроил ему кармическую выволочку?
- Слегка, коротко, по телефону, - но слова обычно не так запоминаются, как тексты. Как только он будет способен проводить время за компьютером, я ему отправлю текст, который уже давно заготовил. Он прочтет его и непременно поймет что к чему.
- Дай Бог! Я только «за»!
- Тогда помолись за то, чтобы он меня послушался.
- Как так – помолиться? Я не умею, я не знаю текстов...
- Ничего не нужно знать, королева! Нет формулы или образца. Я, хоть и родился в христианской семье, - никогда в душе не относил себя к какой-либо религии. Я как-то с детства понял, что все религии – это лишь вариации одного и того же, и что каждый сам находит свой путь и свои нити для связи с высшими силами. Поэтому, просто – как тебе кажется наиболее комфортным, – попроси их вразумить моего брата, чтобы он определил свою ошибку и исправил ее.
- А ты еще не в курсе, что именно он делал не так?
- Нет, пока не в курсе, - мы не говорили, да это и неважно. Он должен сам выявить свои просчеты. Это кармический процесс, - осознание и решение. Главное – предотвратить повторения подобного, уберечь его семью от несчастий.
- У него есть дети? Кто?
- У него девочка и два пацана.
- Какая прелесть! Девочка – младшая?
- Старшая.
- Ну хорошо, обещаю «помолиться».
- Спасибо, королева. Ты, возможно, воспринимаешь это как игру, но уверяю тебя, ему это очень поможет! Особенно, если ты сделаешь это искренне, из глубины души.
- Я постараюсь, Ветер!
Продолжение следует
Никогда прежде не терзали меня настолько навязчивые и мучительные чувства и раздумья. Разочарованию моему и недоумению не было предела, когда я увидел, что она не написала мне ни слова за все эти дни. Вопрос теперь даже не в том, что я могу попросту позвонить ей и выяснить в чем дело. Вопрос в том, - стоит ли звонить; что именно я услышу и хочу ли я это услышать! Перебирая возможные версии ее молчания, я просто поражаюсь своим реакциям! Кто она? Кто? Просто женщина! У меня их были тонны! Почему ни на одну из них я не реагировал так? Я был умнее? Глупее? Сильнее? Почему при мысли о том, что она меня бросила и забыла – у меня темнеет в глазах и жизнь кажется пустой и даже глупой? Я хочу ее рядом! Я хочу просыпаться с ней... Черт возьми, это правда! Я никогда не сказал бы ей такого, но это так! Что заставляет ее молчать? Я ужасно подвел ее, но это было не нарочно! Что она себе думает? Неужели нельзя было ответить хотя бы на эсэмэску? Разве я дал ей повод разрывать отношения? Нет, насколько я ее знаю, - она не до такой степени обидчива! В чем же тогда дело? Черт бы тебя побрал, позвони ей наконец! Впрочем, она никогда не берет трубку... Все равно нужно позвонить. Ну, нет, не сию минуту, конечно! Пусть сперва Шэннон уйдет. Она меня так и не перестала донимать вопросами о том, куда это я направлялся в тот день, и почему так спешил. Я понимаю ее. Особенно в свете того, что так и не дал ей вразумительного ответа. Я, конечно, мог бы сказать, что ехал в Солану на интервью по работе, но этого не могло быть в половине седьмого вечера! Я вообще стараюсь меньше говорить и больше спать, - пусть она думает, что у меня частичная потеря памяти. Это вполне логично. Буду «знать и помнить» лишь то, что связано с работой. Да и на самом деле, мысли скачут из стороны в сторону, как перепуганные мухи в тесной банке, - бьются о стенки со всей дури и тут же меняют направление, - но тема лишь одна: мой котенок! Не дети, не Шэннон, не работа, - только мой сладкий маленький котенок! Глупо?.. Роб говорит, что случившееся имеет вполне себе определенные кармические корни, и я должен понять, что именно в моих поступках, образе жизни или даже мыслях могло привести к столь угрожающему результату. А с чьей точки зрения мне рассматривать ситуацию? То, что хорошо одному – часто трагедия для другого! Почему я должен думать о благе той, которая мне безразлична? Почему ради ее счастья должны страдать я или кто-то еще? Да и может ли она быть счастлива при таких обстоятельствах? Что за фарс? Я должен думать только о себе и о детях. И почему я не могу любить своих детей не будучи при этом на поводке у их матери? Черт побери, о чем вообще речь, если ничего не ясно с котенком? Я изо всех сил надеюсь, что Роберт не заморочил ей голову, пока меня не было на связи. Эх, если бы Котенок только знала, что этот сладкоголосый зануда – мой родной брат! Но я почему-то стесняюсь признаться ей в этом. Мне кажется, она станет уделять ему больше внимания, он станет ей еще более интересен. Проклятье, только не это! Да и работа в Солане – вот невезение! Мне пришло сразу два приглашения на интервью, которые я успешно проспал в госпитале, а также уведомление о повторном собеседовании в том офисе, в котором, как мне показалось, заправлял гей, – а повторное собеседование почти наверняка означало прием на работу, – и я благополучно прозевал и этот шанс, не имея возможности хотя бы сообщить о своих обстоятельствах!
Лена и Аня ужинали у Агнессы сравнительно раньше, чем обычно, потому что они вчетвером – Аня с Ашотом и Лена с Алексом – собирались на бейсбольный матч.
- Мне совсем не интересно, но иду ради галочки, - чтобы знать, что побывала, наконец, на этом стадионе. Да и с Ашотом – мне все равно, куда и зачем, – откровенничала Аня.
- Как у вас? – осведомилась Лена, активно поедая плов, - Он еще не заговорил с тобой «серьезно»?
- Пока нет, но явно собирается, - широко улыбнулась Аня, - он в последнее время стал слишком загадочным, и смотрит на меня все глубокомысленнее.
- Ха-ха-ха! Кажется, ты права, это верный признак!
Девушки еще минут пять весело болтали о своих делах, и лишь перейдя к десерту, обратили внимание на Агнессу – молчаливую и апатичную.
- Нэсс, что там с твоим Принцем? Так и не написал? – вкрадчиво проговорила Лена, пододвигая к Агнессе блюдце с куском пирога.
Агнесса лишь покачала головой и грустно улыбнулась, ничего не сказав, - будто у нее пропал голос.
- Ну, а ты сама? Нэсс, напиши ему, я прошу тебя! Ну не мог он так запросто...
- Лена, о чем ты говоришь? Зачем она должна ему писать – после того, что он выкинул! Почему она вообще должна так переживать из-за этого женатого бабника, - когда у нее есть такой надежный и любящий друг, как Давид!
- Аня, ну сердцу не прикажешь! И вообще, к чему эти спектакли с женской гордыней? Будь собой! Говори все, что думаешь и чувствуешь! Зачем себя подавлять? Перед кем притворяться? Где смысл? Я теперь и сама чувствую, насколько ей может быть больно, - а ведь я только раз его видела!
- Да в том-то и весь абсурд, что ей больно за нечто совершенно не стоящее того! Она не может рисковать своим будущим. Посмотри вокруг, скольких женщин в этом возрасте родные мужья бросают! А она-то куда денется, если лишится Давида и уж явно не получит этого своего «Принца»?
- Ха! Аня, перестань, ну что ты сравниваешь! Она же красивая баба, она еще лет двадцать... – бросив смущенный взгляд на Агнессу, Лена поспешила поправиться: - ну, десять лет как минимум будет в такой форме, что сможет подцепить кого угодно! Зачем ты ставишь ее в один ряд со своими клушами?
- Ха-ха-ха, чего это они вдруг «мои»? – рассмеялась Аня, - Они такие же «мои», как и твои!
- Так это не я, а ты вечно приплетаешь их в любом разговоре!
- Лена, у меня есть привычка смотреть на несколько шагов вперед...
- Это переводится как «жить головой»... А есть люди, которым гораздо интереснее жить сердцем.
- Да, жить сердцем, а проблемы получать совсем на другое место! Она сейчас в опасности! Ты знаешь, какие мне допросы устраивает Ашот по поводу того, «кто такая котенок»? Если бы я в тот день не увидела у него эту подшивку, я была бы не готова противостоять его напору и непременно бы раскололась так или иначе. Слава Богу, что я была морально готова к его вопросам!
Агнесса, еле сдерживая хитрую улыбку, демонстративно подперла рукой подбородок, будто усаживаясь поудобнее с целью послушать интересный диалог, когда вдруг раздался стук в дверь. Девушки умолкли и переглянулись. Давида сегодня не ожидали, а с Ашотом и Алексом были совсем другие договоренности. Ребенок, подскочив, бросился, как обычно, открывать дверь, и взору присутствующих предстала Арминэ во всей своей экзотической красе. Поскольку ни Ане, ни Лене Агнесса так и не удосужилась рассказать об обстоятельствах, связанных с Арминэ и Давидом, девушки восприняли ее появление спокойно. Они, конечно, помнили, что Арминэ получила и распечатала переписку, но были уверены, что ей никак не могло бы прийти в голову сопоставить Агнессу с «котенком».
- Проходи, чаю с нами выпьешь, - Лена, не вставая, потянулось к стойке и включила чайник.
- Спасибо...
- Ты с работы? – спросила Аня.
- Да, прямо с работы, дома еще не была. А вы куда такие красивые? На матч?
- Ну да.
- Агнесса... – Арминэ была даже довольна тем, что девушки рядом, поскольку они наверняка в курсе всех дел Агнессы, и будут служить ей хорошими «детекторами лжи», реагируя на все, что Арминэ собиралась сказать, - я снова по поводу того документа, что ты мне прислала. Мне так нравится его читать! Я так живо и реально все себе представляю! У меня такое ощущение, что я буквально знакома с этими людьми! Особенно, с ней!
- Боже, мне так нравится твой акцент, какой он очаровательный! – широко улыбнувшись, заметила Аня, пнув под столом ленину ногу.
- Да, я тоже обратила внимание! – заерзала Лена, - и, главное, у Агнессы его совсем нет!
- Агнесса не в Ереване росла, - многозначительно отвечала Арминэ, - а этот факт влияет на многие вещи...
- Ну да, вот с Давидом у вас похожий акцент, - закивала Лена.
- Спасибо! – Арминэ предательски раскраснелась и опустила глаза, будто ее только что сосватали.
- Да не за что, - рассмеялась Лена, - правда она и есть правда, куда от нее денешься?
Агнесса смотрела на девушек с восторгом и благодарностью, ловя их взгляды и еле заметно подмигивая.
- Я что хотела сказать... – Арминэ, которая давно уже научилась не позволять сбивать себя с толку, снова обратилась к Агнессе: - Мне ведь так интересно было бы знать, что там у них происходит, как все было дальше, - и, мне кажется, я видела как-то здесь этого Принца. Понимаешь, его трудно было бы не заметить.
- И что? Ты поговорила с ним? – с любопытством, очень похожим на искреннее, поинтересовалась Аня, наливая Арминэ заварку, - Лен, есть там кипяток уже?
Арминэ была поставлена в тупик этим вопросом, так как ей хотелось сблефовать, но, зная себя – свою белоснежную кожу которая предательски багровела при каждой попытке вранья, - она решила сказать правду:
- Да нет, я просто видела, как он заходил в ваш двор, а потом вышел и уехал на своем приусе. У него ведь приус, да, Агнесса?
- А этого мы не знаем, - твердо – пожалуй, даже слишком твердо, - заметила Аня, - в переписке он как будто нигде не упоминал о том, какая у него машина. Лена, ну давай уже чайник! Спасибо, – и Аня с каменным лицом долила кипятку в чашку Арминэ.
- А с чего ты вообще решила, что это именно он? – мило и спокойно улыбаясь, спросила Лена, которая чувствовала сопричастность с Арминэ, будучи сама визуально знакома с Принцем.
- Я именно таким его и представляла, - и по стилю общения, и по тому, как «котенок» его описывала в диалоге. Слишком много совпадений... Хорошенький такой утконосик...
Агнесса, которой все это время не давали вставить и слова, и которая была вполне довольна этим «эффектом», – вначале прыснула, но затем вдруг дико расхохоталась, не сумев сдержаться. Девушкам пришлось подхватить ее смех, и они завизжали от восторга, повторяя слово «утконосик».
- Я имела в виду, не нос, а губы. Хотя нос тоже... – Арминэ, недоумевая, смотрела поочередно то на Агнессу, то на Аню, то на Лену и чувствовала себя «вне колеи», - И еще глаза у него такие... Я не понимаю, почему вы все смеетесь?
Девушки продолжали хохотать, а что до Агнессы, то она попросту не могла остановиться, и из ее глаз ручьем полились слезы.
- Ой, нет... ха-ха-ха.... нет! Я не могу, я сейчас... – продолжая заливаться хохотом, Агнесса вышла из-за стола и прошла в ванную.
Через минуту она вышла оттуда, демонстративно подпирая стены, как если бы ее не держали ноги. На ее лице застыло выражение хитрого веселья, и она, тряхнув головой, будто в знак завершения сессии безудержного смеха, глубоко вздохнула и произнесла:
- Спасибо тебе, Арминэ! Спасибо тебе за «хорошенького утконосика» и за эти незабываемые минуты смеха, подобного которому, кажется не было ни разу и никогда в моей жизни... В общем так: котенок – это я. Как тебе это?
По «подстольному знаку» Ани, обе девушки громко расхохотались, все так же визжа и заламывая руки.
- Нэсс, ну ты даешь! Вот сказанула так сказанула! Армин, она шутит, ты ведь понимаешь!
- Нет! Нет! Я не шучу! – с наигранной настойчивостью, подхватив игру подружек, замахала руками Агнесса, - Котенок – это я! Лично я! Где мой утконосик? Подать мне его сюда! Я хочу моего утконосика!
- Да ну тебя, Нэсс, ты нас просто угробишь! Хватит сбивать с толку бедную Арминку! – не прекращая смеха, кричала Лена.
- Нет! Я – котенок! Вон даже Арминэ тут утконосика видела! Это он ко мне приезжал!
- Да тебя тогда и дома-то не было! – выкрикнула Лена и смех пошел на убыль...
- Как? И ты его видела? – сверкнув на подругу глазами, Аня пнула ее под столом снова.
- Ну да! Арминка, скажи, это ведь было в тот же день, когда в Солане выступала Леди Гага?
- Да, точно...
- Ну все! Это он! Я его тут видела. Но фишка в том, что это ничего не меняет! Несс не было дома тогда, так что он приходил не к ней...
- Уж не к тебе ли? – Аня произвела все то же «подстольное движение».
- Ну всё, всё! – закрыв лицо руками, залепетала Лена, - вы меня сейчас засмущаете! Хватит! Неважно. В общем... в общем... да ну вас! Не буду я ни в чем сознаваться...
- Ах ты партизанка! Значит, оторвала себе такого симпатяжку-утконосика – и скрывала от нас? – Аня игриво схватила Лену за горло, будто готовая придушить, а Лена, подыгрывая ей, затрясла головой, закатила глаза и высунула язык.
Что мне написать ей? Я и писать-то особо не в состоянии. Только левой рукой разве что... Поставлю лишь несколько вопросительных знаков.
- Что, чувак, лишился дара речи?
- Ррррррррррррррррр! Ты ведь знаешь, я ненавижу, когда ты называешь меня чуваком!
- А меня должно это волновать после всего, что было?
- А что было? По-моему, как раз ничего и не было!
- И мне интересно, почему! По какой причине! В силу чего!
- Я был занят... и старался быть хорошим мальчиком... Как ты?
- Спасибо, прекрасно. А кто тебя заставлял быть плохим?
- Никто. Просто у меня не хватает силы воли, когда дело касается женщин, которых я нахожу привлекательными.
- Значит, ты упражнялся в силе воли, стараясь не общаться со мной – я правильно понимаю? Или ты имеешь в виду что-то другое?
- Ха-ха, да тебя я и имею в виду... по большей части.
- Почему твои ответы приходят с таким опозданием? Ты что – занят чем-то еще?
- Я переписываюсь в настоящий момент еще с одиннадцатью женщинами, в этом все дело.
- Это тоже – из области «быть хорошим и практиковать силу воли»?
- По большей части.
- Я решила оставить женскую гордость и говорить все, что думаю. Мне не хватало тебя все эти дни.
- Я знаю, котеночек. Мне тоже. Если бы ты только знала, как...
- Я хочу тебя увидеть. Как можно скорее.
- Я тоже. Наберись терпения, хорошо? Мы увидимся не скоро.
- Но когда?
- Недели через три котенок. Извини.
- Понятно... Спокойной ночи.
Аня и Лена, которые уже вернулись с матча и внимательно следили за долгожданным диалогом, стали наперебой рассуждать о причинах столь странного поведения Принца.
- Удивляюсь тебе, Нэсс! Вот что они, видать, ценят в тебе, мужики-то! Ты неудобных вопросов вообще не задаешь! Не понимаю только, равнодушие это или что... Покладистая такая, тактичная, - аж до чесотки в области нимба! Как можно было так спокойно реагировать на такое странное заявление? Там же просто напрашивался жирный вопрос!
- А я не вижу ничего странного, – пожимает плечами Аня, - просто он заново женился на своей бывшей – и они уехали в круиз, - вернутся через три недели. Мне иногда так странно, что вы не чувствуете очевидных вещей!..
Продолжение следует
Увидев – впервые за все время, что встречается с Ашотом, – большой букет цветов на заднем сиденье его машины, Аня пришла в такую неуправляемую внутреннюю эйфорию, что ей стоило огромных усилий это скрыть. Она повела себя внешне как обычно, - улыбнулась и села в переднее кресло, но одному Богу ведомо, что творилось у нее на душе! Она даже не могла определиться, что именно ее так радует и волнует: личные отношения, чувства к Ашоту, которые должны вот-вот найти свое достойное и надлежащее «определение», или возможность остаться в Америке, долгожданная, вожделенная и чуть ли не мифическая, - разные варианты которой она безуспешно перебирала вот уже несколько лет! Он привел ее в тихий, уютный и весьма дорогой ресторанчик на соседнем острове, на который они попали на частном катере. Изысканный интерьер, полумрак, с иголочки одетый пианист у белого рояля, а также пара свечей на каждом столике, - создавали неповторимую и в то же время наиболее благоприятную, по мнению Ани, обстановку для самого желанного в жизни каждой девушки разговора. Ей казалось, что эти минуты она раз и навсегда запомнит как самые счастливые в своей жизни! Минуты исполнения мечты! Двойной мечты!
- Анюта, нам надо поговорить, и очень серьезно. – Ашот смотрел на нее исподлобья, и говорил каким-то тихим, хрипловатым голосом, будто пытаясь придать ему весомость «старческого» звучания.
- Давай поговорим, - но почему такое мрачное лицо? – кокетливо поглаживая края тарелки длинными, чуть дрожащими пальцами, Аня мило улыбалась и закатывала глазки.
- Аня, мне пора жениться... понимаешь?
- Жениться - понимаю, только не понимаю слова «пора». Это так срочно?
Аня задала этот вопрос чисто риторически, чтобы поддержать беседу, а вовсе не потому, что желание Ашота жениться казалось ей поспешным.
- Срочно, потому что тянуть больше некуда. Понимаешь, у нас такая культура, такие понятия, что если самостоятельно стоишь на ногах, то нужно заводить семью. А не заведешь – возникнет много вопросов и нареканий.
- По-моему, это везде так, а не только у вас, - заметила Аня, которая, хоть ей и не терпелось дойти до самой сути в этом разговоре, не могла не отметить очевидного.
- А у нас, между прочим, даже если и не стоишь твердо на ногах, – все равно, по достижении определенного возраста, возникают многочисленные вопросы к неженатым или к незамужним.
- Значит, к тебе возникло много вопросов? – ласково улыбнулась Аня.
- Эти вопросы возникли давно, но я их успешно избегал. Теперь уже у меня нет ни оправданий для ухода от этой темы, ни желания уходить от нее.
- Что же изменилось? – Ане едва удавалось скрывать свой восторг и нетерпение.
- Я живу вдалеке от родных, и в связи с этим они опекают меня тщательнее, чем раньше, когда я был в их поле зрения. Они хотят, чтобы я был под присмотром, чтобы не попал в «недобрые» руки, чтобы не связался с кем не следовало бы, - это такой инстинкт у наших мам, бабушек, тетушек... Ну, и мужская половина родни тоже – находится под влиянием этих настроений...
- Да, настроения в обществе создают женщины, - усмехнулась Аня, которой на самом деле не терпелось услышать главное из уст любимого.
Ашот смотрел на Аню задумчиво и испытующе, будто не решаясь перейти непосредственно к делу.
- Понимаешь, Анют, есть определенная специфика в этих вопросах. Я хотел бы угодить во всем родным, но и себя не обидеть при этом.
- А совместить эти два обстоятельства – не судьба? – со скучающим видом проговорила Аня, сделав глоток воды.
- Нет, это никак не возможно. Именно поэтому, я и предлагаю тебе быть моей подругой.
- Подругой? Подругой жизни?
- Можно и так сказать. Конечно, жена – это тоже подруга жизни, но и хорошая любовница – не меньше, а скорее даже больше подруга.
Будь Аня компьютером, то по тому выражению лица, которое она приняла, можно было бы сказать, что он завис.
- А совместить жену и любовницу в одном лице – не судьба? – спросила она, наконец.
- Анют... ну не укладывается это в моей голове, никак! И не только в моей. Это вопрос культуры. Я не знаю, возможно, в будущем, когда не будет в живых родителей, дай им Бог здоровья и долгих лет... А сейчас я будто живу для них. Понимаю, для тебя это звучит дико, но я должен показать им, как я уважаю их, как я благодарен им за то, что они для меня сделали, как мне важно их мнение.
- Для меня это не звучит дико, Ашот. – Аня все еще лелеяла надежду на то, что эту беседу еще не поздно перевести в нужное ей русло. – Дико для меня то, что доказывать родным уважение нужно за счет своих желаний и своего счастья. Эдакое самопожертвование.
- Это вековая мудрость, Аня, и не нам с тобой ее ломать, – слегка раздраженно констатировал Ашот, косясь куда-то в сторону, будто сам не будучи согласен с тем, что говорит.
- Ашот, давай перейдем к делу. О чем ты хотел поговорить? Ты ведь говорил, что собрался жениться?
- Да. На той, которую мне прочат в жены мои родные.
- Это Арминэ?
- Да, Анюта. Но я обожаю тебя и не хочу потерять. Ты готова к этому?
- К чему? – прищурилась Аня.
- У тебя будет все, что нужно. Ты будешь в полном порядке. Я могу приезжать к тебе когда захочу, и я всегда должен знать, где ты и что ты делаешь. И чтобы ни один – ни один! – мужчина не мог к тебе прикоснуться даже вот так – пальцем! – и он ткнул пальцем в ее оголенное плечико.
- Ашот, это бред, - Аня криво усмехнулась и, сделав еще один глоток воды, швырнула салфетку на стол и встала из-за стола: - Где здесь выход? Когда следующий катер в Солану?
Никогда в жизни не чувствовала она себя столь мерзко, и никогда ей не было так противно находиться рядом с мужчиной, чем здесь и сейчас.
Агнесса в эти дни была под действием того самого червячка сомнений, которого так щедро подкармливала Аня. Все, что говорила подруга, казалось ей вполне логичным и звучало весьма складно.
- Почему ты так редко выходишь на связь, - много работы?
- Я редко бываю у компьютера, котенок! Мне тоже не хватает общения с тобой как в старые добрые времена.
- А что заставляет тебя откладывать нашу встречу на столь долгий срок?
- Я слишком занят сейчас, котенок! Я сожалею о том, что мы увидимся не скоро. Но мы все равно увидимся, и обещаю тебе, что мы утолим нашу тоску исчерпывающим образом.
- Какое ответственное заявление, – учитывая предыдущий опыт!
- Снова ты про первый раз? Вспомни, что я все-таки взял свое...
- Ты? Это я взяла свое. Ты бы так и не решился на последнее действие, если бы я сама не заставила тебя...
- Ха-ха-ха, ты заставила? Это я тебя заставил, котенок, и я был в восторге от каждой секунды...
- О да, - от каждой из этих двадцати секунд!
- Ха-ха-ха-ха, я бы на твоем месте попридержал свой сарказм, язва!
- Прости, прости, прости, мой сладкий, – просто я вся в таких сомнениях, в недоумении, мне не понятно, почему я должна еще столько времени не видеть тебя... я все время думаю, что, наверное, просто не очень нравлюсь тебе...
- Проклятье! Ты снова заговорила об этом? А почему тебе не приходит в голову, что ты как раз и есть та самая первая и единственная, которая мне нравится так, что я ничего не могу с этим поделать, как ни стараюсь? И я ненавижу это! Я не управляю собой, это разрушает мою жизнь, и все равно стремлюсь к тебе, хочу тебя видеть! Перестань к чертям собачьим задавать мне этот вопрос! Он меня бесит!
- Я знаю, сладкий... но я, по крайней мере, услышала, наконец, вразумительный ответ. Правда, мне все еще не понятно, почему только через три недели...
- Потому что моя жизнь сейчас не вертится вокруг одной тебя, потому что есть куча всего, что мешает мне видеть тебя раньше, хотя я хотел бы этого больше, чем ты думаешь, и потому что просто так нужно!
Так и есть! Аня права. Он говорит все, что угодно, только не называет реальную, конкретную причину, а она может состоять как раз именно в том, о чем говорила Аня: панчита заставила его пожениться, и вот они в путешествии. Ну и что? Какое до этого дело Агнессе? Она и раньше не особо стремилась к чему-то большему со Стэном, чем романтические отношения. Но почему, чего ради он так тщательно скрывает от нее этот вполне ожидавшийся, логичный факт!
- Сладкий, между нами ведь все давным-давно ясно, и нам нечего скрывать друг от друга.
- На первый взгляд, как будто ясно, котенок. В чем я хотел бы быть полностью уверен, так это в том, что ты не повиснешь на моих плечах с разбегу, как в прошлый раз, а будешь нежным, ласковым и очень милым котенком.
- Я вообще-то не совсем об этом...
- А все остальное покажет время, котенок... Хотя я и сам не могу избавиться от чувства, что у тебя есть кто-то кроме меня, и что этот везучий сукин сын видит тебя чаще, чем я. Но, я думаю, мы не на том этапе наших отношений, чтобы я мог предъявлять какие-то требования.
В эту минуту слова Ани – о том, что Принц попросту заново женился на своей панчите, - показались Агнессе как никогда более справедливыми.
- Знаешь, я не пойму, когда ты шутишь и когда всерьез, милый! Раньше ты высказывался совершенно иначе по этому вопросу. Тогда ты шутил?
- Просто я был немного другим тогда... Прости, котенок, мне нужно идти...
Оглянувшись на щелчки и увидев, что в квартиру входит Аня, Агнесса перешла во Входящие и вздохнула:
- Кажется, ты была права, Аня, - судя по тому, как и какими словами он тут со мной общался сейчас – и с какой неохотой объяснял свое долгое отсутствие и редкое пребывание в нете... там действительно происходит воссоединение семьи... Только меня это совершенно не останавливает в желании видеть его опять!
- А его? – мрачно произнесла Аня, вернувшаяся со свидания с Ашотом.
- И его, кажется, тоже...
- Ну и Бог ему в помощь! Я так погляжу, американские мужчины не так уж далеко ушли от ваших армянских!
Продолжение следует
- Аня, не спеши отчаиваться, - сказала Агнесса, когда Аня вкратце описала ей свое «свидание» с Ашотом, - насколько я его знаю, там не все так безнадежно. – Немного подумав, Агнесса добавила: - И потом, если тебе будет уж совсем невмоготу, то Ашот может узнать такое о своей «невесте», что ему мало не покажется...
- Ты про что?
- Пока еще рано это форсировать, но ты мне в тысячу раз ближе и дороже, чем Арминка, и я не допущу, чтобы из-за нее ты страдала...
- Несс, ну при чем тут прошлое Арминки, если это он, - Ашот – такой дурак! Пусть получает то, чего заслуживает! Мне был важен его добровольный, осознанный выбор, и он его, кажется, сделал.
Тем временем Ашот пытался безуспешно дозвониться до Ани и то и дело оставлял ей сообщения на автоответчике, раздражая ее еще больше. Более того, с каждой минутой, мысли о женитьбе на Арминэ становились ему все более неприятны. Он любил ее – то ли по инерции – отголоском многолетнего безответного чувства, то ли в силу четкого разделения в сознании между любовью «приличной» - для родни, и «неприличной» - для себя, любимого. В свою очередь Арминэ, постоянно находясь под телефонно-скайповым давлением из Еревана, была в принципе готова в любой момент ответить на предложение Ашота. Она уже смогла в определенном смысле распланировать свою дальнейшую жизнь. Она никогда не перестанет добиваться Давида и, возможно, в один прекрасный день он станет ее любовником. Ашот – будет мужем, - «для приличия». И, даже если никогда в жизни не добьется она расположения Давида, – по крайней мере, ей будет чем занимать свои эмоции в дальнейшем. Как ни странно, девушка, хоть и понимала всю парадоксальность ситуации, она все же сознавала, что иначе никак не получится, ибо пришлось бы пожертвовать либо своими личными интересами, либо добрыми отношениями с родными, чего она не могла представить даже в страшном сне. Ее мечтой всегда было принадлежать одному только любимому, однако жизнь внесла свои коррективы, и девушка была готова с этим смириться, так как не видела иного выхода. Она была уже достаточно взрослой, чтобы не верить во все идиллические картинки отфотошопленного семейного счастья своих соседей, друзей и родных, которые они тем больше демонстрировали напоказ, чем меньше имели. Перед ней как на ладони, ускоренными картинками ростков, вырывающихся из-под земли, вставали все новые и новые обстоятельства жизни всех, кого она знала, и ей становилось жутко не по себе от сознания того, сколько фальши и лицемерия люди допускают в своей единственной и неповторимой жизни, кладя свое счастье, а порой и свое «я» на алтарь доисторических традиций, слишком уж болезненно вписывающихся в сегодняшние реалии. Она знала пары, поженившиеся по любви, - как им повезло! Но любовь иногда проходит, и пары эти продолжают жить семейной жизнью, терпеть, мириться, «научно обосновывать» – просто чтобы не «унижаться» разводом. И правильно! Ведь не все любовь в этой жизни! Есть ответственность, долг и милосердие, - но все это земное, предназначенное для испытаний и закалки. Любовь же – это награда, благословение и блаженство, а все это слишком дорого, чтобы каждый мог себе позволить! Потому в отношениях людей так много суррогата. Впрочем, Арминэ уже решила для себя – когда-нибудь! – набраться смелости и взбрыкнуть. Возможно, в будущем, когда будет более в себе уверена, и когда, к тому же, родители, возможно, станут более терпимы (что порой случается у людей с возрастом).
За те несколько недель перед новой, второй встречей Агнессы со Стэном в Ла Реконкисте, - случилось несколько примечательных событий. Но самым заметным для большинства участников истории было, пожалуй, известие о том, что детям Давида одобрили визу, и они могут в ближайшее время переехать из Еревана в Калифорнию на постоянное место жительства. Седа проявила неожиданное хладнокровие во всей этой истории, то и дело переговариваясь с Давидом о том, что с ними прислать, какая им будет нужна одежда, какие вещи, какие бумаги; сопровождая детей по всяким инстанциям, подписывая все, что необходимо; то и дело веля детям навещать бабушку с дедушкой, - родителей Давида, - в то время как раньше дети и сами делали это по собственной инициативе. Когда ее спрашивали, не хотелось бы ли ей самой присоединиться к детям и оказаться в Америке, - она отвечала, что, хоть и будет скучать по детям, но они уже почти взрослые, а она «в Америке никому не нужна», и что здесь, в Ереване, она «нужнее». Когда же ей задавали вопрос, нет ли у нее близкого человека в Ереване, она отвечала, что никогда бы не позволила себе, «будучи замужем», подавать такой пример своим дочерям. Поскольку у Седы не было ни родных, ни близких, памятуя о том, что вся ее семья погибла в Ленинакане, и нашлась лишь старая тетка, - и поскольку не было у нее и работы, - ей было довольно просто избегать навязчивых «участливых» вопросов и нежелательных тем для праздных разговоров. Она, казалось, настолько давно и покорно примирилась со своим одиночеством, что оно просто стало частью ее существа, и ей, кажется, было сложно представить себе другую жизнь или возжелать чего-то иного. «Мне теперь нужно будет присылать гораздо меньше денег, так как основную часть я тратила только на детей!» - заявила она Давиду, который, хоть и не был против того, чтобы обеспечивать Седу в Ереване, все же обещал ей воспользоваться связями и подыскать ей работу.
Что касается Ашота, то отказ Ани оказал на него неожиданное воздействие, и он все это время посвятил восстановлению отношений с Аней, повторному завоеванию ее былой симпатии. Впрочем, ему это давалось с большим трудом.
- Ты не хочешь выслушать меня? Для тебя более важны формальности, нежели реальность? – уговаривал он ее то в эсэмэсках, то в сообщениях по телефону.
Аня же решила не отвечать ни на одно послание и ни на один звонок Ашота до того момента, пока он не сделает ей предложение.
- Мне больше не о чем с ним говорить, кроме этого. Только этот поступок сможет восстановить мое отношение к нему. Все остальное – это не тема для меня! Мне нужно исключительно замужество! И не только потому, что он мне нравится!
Арминэ, хоть и пребывала в недоумении по поводу затянувшегося молчания Ашота, оно ей было лишь на руку, и ничуть не мешало жить так, как ей хотелось и моглось. А моглось-то ей не особо много, ибо Агнесса – счастливая и чем-то окрыленная в последнее время, то и дело вдохновляла Давида на новые «подвиги» в виде разных прогулок, встреч, подарков и новых витков обожания. Да и Агнессе нравилось теперь чувствовать, как ее эйфория по поводу приближающейся встречи с Принцем воздействует не только на чувства и реакции Давида, но и на все, с чем ей приходится иметь дело. Все спорится, поддается и удается – легко и весело, чуть ли не как по мановению волшебной палочки! Близость Давида вовсе не казалась ей излишней или нежелательной. Более того, она чуть ли не физически ощущала, что Давид явно подпитывается из ее будто неиссякаемого источника положительных эмоций и вдохновения. Если бы только мужчины могли точно знать, кто именно сейчас живет в сердце и в мыслях их окрыленной лицемерной возлюбленной, то, возможно, они и не всегда восторгались бы ее окрыленностью, ибо зачастую она вдохновлена и подпитывается мыслями о совершенно другом человеке.
В вечер накануне встречи, распрощавшись со Стэном на чате, Агнесса, которой было еще рано ложиться спать, решила ответить, наконец, Ветру, который уже на протяжении двух часов забрасывает ее приветствиями, признаниями и различными описаниями, которые она попросту игнорировала, ибо была слишком занята Принцем, не будучи способной отвлечься от него ни на секунду, поскольку либо обдумывала ответы ему, либо с восторгом и умилением перечитывала более ранние куски беседы.
Что касается Ветра, то он при всем при этом, каким-то странным, даже мистическим образом, стал для нее чуть ли не самым авторитетным наставником, гуру, даже «душеприказчиком»! Она, – не имея понятия о том, как он выглядит и почти ничего нем не зная, - чувствовала в нем неизбывные душевные силы, несомненную мудрость, эмоциональную надежность и духовное богатство. Она делилась с ним всем, что происходило в ее жизни, - обходя лишь личную тему. Ей – по какой-то причине, о которой она ленилась или попросту не удосуживалась задуматься, хотелось выглядеть свободной в глазах Ветра, - свободной от каких либо эмоциональных обязательств перед другими мужчинами. Да и Ветер давно уже не спрашивал ее про тот «неправильный» роман с женатым, и это его торжественное молчание если и было реально основано на его нежелании слышать о других мужчинах в жизни его «королевы», Агнессе оно казалось лишь его уверенностью в том, что высказанное им мнение было услышано, понято и принято к исполнению, и ей не хотелось, – а скорее она попросту стеснялась – сознаться Ветру, что ее чувства к «женатому» все так же сильны, актуальны и жизненно важны для нее. Чуть ли не впервые в жизни, – во всяком случае, впервые за долгие десятилетия – появился в ее жизни человек, перед которым ей могло бы быть попросту стыдно за что-либо, чего она никогда не стыдилась при других, - и в этом полностью его заслуга: его принципиальность, умение быть убедительно и бесспорно правым, его знания, его человеческая мягкость и, наконец, его глубокие и нежные чувства к ней, которые она не могла не уважать.
- Я здесь, Ветер! Прости, что не отвечала так долго.
- Я рад! Жаль только, что я не знаю причин, мешавших моей королеве отвечать мне все это время! Я ведь видел ее в онлайне!
- Я решила немного наказать тебя.
- Ауч! За что же это, королева?
- А за то, что ты до сих пор не прислал мне своей фотографии, а в профиле у тебя тут все что угодно, кроме твоего загадочного облика.
- Королева, внешность обманчива.
- Так любят говорить не очень привлекательные люди. Ты из таких?
- Не мне судить, но я уверен, что будь тебе известно, как я выгляжу, ты бы наверняка не стала воспринимать меня всерьез.
- Как это? Почему?
- Ну, во-первых, я выгляжу несколько моложе...
- Это, я скорее всего переживу. Что еще?
- А еще я выгляжу немного глуповатым.
- Как клоун?
- Ну хорошо, королева, я не хочу, чтобы ты мучилась догадками. Если ты обещаешь мне никогда больше не «наказывать» меня двухчасовым молчанием, то я сейчас сделаю пару фото специально для тебя. Как тебе условия сделки?
- Гениальные условия, Ветер! Я согласна и умолкаю до того момента, пока не увижу твои фото! Жду их на своем е-мейле.
Через несколько минут, открыв вложенные Ветром файлы, Агнесса на некоторое время застыла перед монитором, будто впав в прострацию. С экрана на нее смотрели глаза какого-то необычного цвета – голубого с фиолетовым отливом, заискивающие, чуть прищуренные, и наполненные при этом настолько глубокой и беззаветной нежностью, что Агнессе было трудно оторвать от них взгляд, хотя «отрываться» явно было на что. Это лицо – мужественное, волевое, с тяжелыми и прекрасными в своем первозданном совершенстве чертами, - показалось ей не просто знакомым, но даже родным! Ветер прекрасен! Нет, он просто великолепен! В этом изысканном черном пиджаке в тоненькую полосочку, в этой белой рубашке и с аккуратно повязанным галстуком цвета белого золота! Это было «лицо с обложки»!
«А теперь я переоденусь, наконец, в домашнее, сяду на свою кровать и призывно похлопаю по ней рукой, приглашая тебя, Королева, разделить со мной это ложе», - написал Ветер в послании, с которым прислал следующий файл. «Сяду» на кровать?» – подумалось Агнессе. Да он так там развалился, широко раздвинув поджарые ноги в джинсах, хитро и чуть устало улыбаясь слегка приоткрытым ртом, и положив на бедро огромную, красивую кисть с длинными, нервными пальцами, что Агнессе захотелось прямо сейчас оказаться в этой комнате и, не расстегивая пуговиц на этой шелковой белой сорочке – просто сорвать ее с него, обнажив несомненно натренированный торс!
- Послушай, Ветер, теперь я, кажется, понимаю, почему ты так конспирировался! Ты наверняка – известный актер! Твое лицо мне до боли знакомо, и на фото ты выглядишь так, будто находиться перед камерой – это основное твое занятие по жизни. Ты прекрасен, ты просто божественен, - только я не очень хорошо знакома с американским шоу-бизнесом. Скажи, кто ты? Как тебя зовут? Я обещаю, что никому не раззвоню об этом, хотя это будет и нелегко! Шутка ли – дружить со звездой!
- Я рад, что тебе понравились мои фотографии, королева, но я вынужден тебя разочаровать. Я не актер, я больше художник. А имя мое вовсе не такое известное, но раз уж ты все равно развенчала мою таинственность, то будем последовательными. Меня зовут Роберт Дитц-Майер. Как видишь, это имя не говорит тебе ни о чем...
Продолжение следует
Уставившись в буквы имени, как будто ожидая, что они как-то поменяются местами, Агнесса снова замерла в изумлении и долго не могла прийти в себя. Тысяча чертей! Родственник, которого она сама должна была по идее отыскать – сам на нее вышел. Теперь все ясно как белый день, - и при этом - никакой мистики! Все просто до безобразия! Он всего-то обнаружил Агнессу в контактах собственного брата и – решил пообщаться с ней! Агнесса пыталась тогда найти связующие нити, но не нашла их, так как в контактах своего брата, Принца, - Ветер почему-то не числился. Собственно говоря, Принц когда-то и сам написал Агнессе, что если он и просился к кому-то в контакты, то только к ней. Остальные несколько отдаленно знакомых женщин попросились к нему сами, а он, - поскольку пользуется социальной сетью неохотно и редко, не входил в контакт ни с кем из знакомых, друзей или родственников.
Родственников... брат... Еще один троюродный брат! Ну что ж, кажется, бедняжка Аня на этот раз была не совсем права, высказывая свою версию молчания и недоступности Стэна. Впрочем, могла ли и должна ли была Аня, - анализируя ситуацию, - допустить столь неординарный случай! Агнесса удивилась тому, насколько спокойно и с каким «чувством глубокого удовлетворения» приняла она вариант о том, что ее Принц мог стать случайной жертвой полицейско-криминальной разборки. Теперь, жадно перечитывая рассказ Ветра двухмесячной давности, она знает, что Принц наверняка ехал на встречу с ней, когда его остановили копы. Теперь она знает, почему он молчал, почему его эсэмэска звучала столь сухо и кратко, почему он откладывал встречу и, наконец, что именно он имел в виду, прося ее не наскакивать на него с разбега.
Агнессе теперь дико нравилось вспоминать, как Принц уходил от ответов на ее вопросы, избегая рассказов об этом случае. Ей виделось в этом поведении неотразимое мужество, неожиданная в его случае, - насколько она успела его узнать, - личностная самостоятельность и желание уберечь ее от волнений. Будь здесь Лена - чувствительная и сентиментальная, - и будь она в курсе произошедшего, то она бы попросту была шокирована тем, какой счастливой, радостной и сияющей выглядит сейчас Агнесса, узнав, что ее возлюбленного, мечту всей ее жизни – едва не прикончили на дороге. Настолько долго и мучительно волновали Агнессу причины его непонятного и неожиданного поведения, что теперь, зная их, она испытала облегчение, не идущее ни в какое сравнение по своей силе с тревогой и беспокойством о состоянии любимого и об опасности, которой он подвергался. Тем более, что он теперь наверняка в порядке, и уже завтра она увидит его. Более того, ее осведомленность об инциденте, - при желании Принца скрыть его, - приобретает особую интригу, когда она может тайком примечать его реакции.
Она, как было запланировано ею для прошлого раза, улеглась в пенистую ванну и стала ждать появления Принца. Она успела сообщить ему, что дверь будет открыта, - чтобы он не стучал, и чтобы ей не пришлось подходить к двери. Однако, все оказалось не так-то просто. Ровно в семь раздался стук, который Агнесса могла прекрасно слышать, так как дверь в ванную была открыта настежь. Закатив глаза в досаде и сделав глубокий вдох, Агнесса решила пустить ситуацию на самотек. Пусть стучит! Пусть барабанит сколько влезет! Она ему уже написала, что дверь открыта! А если он так глуп, что не понимает того, что ему говорят, - то пусть хоть обстукается! Интересно, если бы был пожар, - он и тогда бы стал дожидаться разрешения войти? Чем дольше и настойчивее раздавался стук, тем более зеленела Агнесса от злости, - но даже и не думала вылезать из ванной. Наконец, стуки прекратились и все затихло. Через минуту раздался звонок на ее мобильный. Так или иначе, Агнессе пришлось, проклиная все на свете, вылезти из ванны и пройти в комнату, чтобы взять с кровати трубку ответить на звонок.
- Алло!
- Котенок! Где ты сейчас?
- Я в номере, дорогой! – стиснув зубы, отчеканила Агнесса.
- Тебя там нет! Ты в каком номере? В том же самом?
- Естественно! А с чего ты взял, что меня там нет? – все тем же ядовито-ледяным тоном поинтересовалась Агнесса.
- Мне никто не открыл!
- Ты получил мое сообщеие о том, что дверь не будет заперта? – Агнесса, бросив полотенце на кровать, вернулась в ванную и улеглась в воду.
- Конечно! Только я не понял, в чем фишка.
- Фишка в том, безмозглое существо, что ты мог бы войти в комнату, не поднимая шума и не паникуя.
- Не понял...
- Черт побери, - просто открой дверь снаружи и войди, - без стука! Понял?
- Я могу это сделать?
- Да, можешь! Идиот! – отключившись от разговора, Агнесса швырнула телефон в сторону выхода из ванной и сделала глубокий вдох, пытаясь прийти в себя.
Наивность и тугодумство, которые иногда проявлял Стэн, всегда умиляли и очаровывали Агнессу, и она не могла долго сердиться на него за это, так как умом понимала все влияние воспитания и менталитета. Когда же она услышала, как открылась дверь в номер, от ее раздраженности не осталось и следа, и лицо ее озарилось радостью и восторгом.
- Малышка! Где же ты?
- Я здесь, солнышко!
- Черт, что это? Я едва не раздавил твой телефон! Я положу его над телевизором! – сияя лучезарной улыбкой, Стэн появился в проеме ванной и уставился на Агнессу.
Он, кажется, изрядно постройнел: от еле заметного брюшка не оставалось и следа, а на щеках почему-то появился румянец, которого Агнесса раньше не замечала, но который теперь казался ей настолько уместным и подходящим ему, что она восприняла его как неотъемлемую часть любимого образа. Вытянув ему навстречу обе руки, с которых ручьем стекала вода, Агнесса зажмурилась и замерла в блаженствующем ожидании, пока не почувствовала, как он присел возле ванны и, взявшись за ее волосы на затылке, вначале едва коснулся ее губ своими и лишь затем, будто дав себе время налюбоваться ею, обдал ее лицо жарким дыханием и слился с ней в глубоком и страстном поцелуе. Обвив мокрыми руками его голову, она, стараясь не касаться его плеча, продолжала покрывать поцелуями его лицо, теребить его волосы, и счастью и восторгу ее не было предела в эти минуты.
- Давай-ка, вылезай отсюда, котенок! – сказал он, наконец, и даже сделал попытку приподнять ее из ванны.
- Да, да, сладкий, - засуетилась Агнесса, - я сейчас выйду, - я сама, хорошо? Подожди меня в комнате!
Когда Стэн вышел из ванной, она стала вытираться, глядя на себя в зеркало, и ей показалось что лицевые мышцы попросту не слушаются ее, ибо счастливая улыбка буквально приклеилась к ее лицу!
- Только не вздумай одеваться, женщина! – и Стэн, отбросив красную розу в дальний угол кровати, развалился на ней в ожидании Агнессы.
Когда «свидание как таковое» началось, Агнессе показалось, что Стэн попросту – каким-то чудом! - заранее ознакомился со сценарием, который она написала в своем воображении, имея четкие и конкретные пожелания по развитию событий. Он будто знал уже, что ей хотелось немедленно заняться любовью, без всяких многочасовых предварительных ласк, которые так утомили их обоих в прошлый раз. Принц старался оставаться в своем поло, но Агнесса бессловесно настояла на том, чтобы он снял его, бережно помогая ему в этом. Любопытство заставило ее остановить взгляд там, где, по ее представлениям, должна была находиться страшная рана, но она увидела лишь серовато-розовый рубец не более пяти сантиметров в длину и едва заметное углубление на поверхности тела. Впрочем, Стэн постарался как можно скорее скрыть от Агнессы свои увечья и отвлек ее ласками и поцелуями. Почувствовав, наконец, в себе его плоть, она еле слышно простонала, шумно выдохнув, и крепко обвила руками его шею, когда он вдруг остановился и проговорил вполголоса, тяжело дыша:
- Это не очень хорошая идея, котенок!
- А?
- Я имею в виду, напрасно ты так напряжена! Тебе там нужно расслабиться, - иначе, как в прошлый раз, - счет пойдет на секунды...
- Делай все, что получается, любовь моя! Я пойму и приму все что угодно, обещаю! Пусть все будет, как ты хочешь!
- Я хочу, чтобы ты расслабилась, слышишь? – шептал он, целуя уголки ее рта, - Это то, чего я хочу!
- Я сделаю все возможное, чтобы получилось так, как ты хочешь, солнышко мое! – говоря эти слова, она получала удовольствие и, смакуя каждое свое слово, восхищалась тем, как можно запросто и при этом совершенно искренне разговаривать с любовником в подобном ключе.
И это – действительно любовник! Это не спонсор, не «папик», не «последний шанс», не «спасительный вариант», не «на безрыбье рак», не «срочная замена», не «ситуационный компромисс»! Это не суррогат! Это на самом деле – самый желанный и самый любимый человек на свете – без каких-либо предусловий и вопреки всему, что происходит в ее или в его жизни! Это - роскошь!
Продолжение следует
- А теперь ты мне ответишь на один очень важный и щекотливый вопрос котенок, - пробормотал Стэн, когда они уже вдоволь насладились нежными и упоительными последствиями страстного любовного действа, - ты мне ответишь, кто такой Джон.
- Что? Какой к чертям Джон? – Агнесса даже приоткрыла правый глаз, оставив левый блаженствующе-зажмуренным.
- Именно об этом я тебя и спрашиваю, котенок: кто такой Джон на фиг?
- В чем дело, не понимаю!
- За это время... которое, слава Богу, - если ты заметила, - составило гораздо больше сорока секунд, - ты несколько раз назвала меня Джоном.
- А?
- Я, конечно, понимаю, что Стэнли и Джон – это на редкость созвучные имена, но все же не до такой степени, чтобы полностью заменить одно другим, котенок!
- Ха-ха-ха-ха, сладкий! Ты ничего не понимаешь! Это у меня просто вырвалось... междометие такое, - армянское.
- Котенок, не нужно использовать культурные фишки для того, чтобы дурачить меня. Я хоть и не семи пядей во лбу, но все же не совсем идиот.
Стэн говорил все тем же утомленным и тихим голосом, не открывая глаз, не переставая поглаживать ее туловище, и Агнесса не могла точно определиться с тем, насколько серьезно следует воспринимать его претензии.
- Ты на полном серьезе считаешь, что у меня есть некий Джон, которому я изменяю с тобой и чьим именем я тебя называю?
- Ты практически озвучила мою версию, котенок! С одной лишь поправкой: ты изменяешь не ему со мной, а мне с ним!
- Ха-ха-ха-ха-ха!!! – Агнесса расхохоталась так, что Стэн уставился на нее во весь свой не уткнутый в подушку глаз, - Знаешь что? Я никак не предполагала, что мне придется в этом тебя просвещать! То, что я тебе говорила – это всего лишь восклицание, означающее, что ты – моя жизнь! Понимаешь? Ты – мое сердце, моя душа и моя любовь! Тебе ясно? – и, заерзав под покрывалом, она расплылась в блаженствующей улыбке и уткнулась лицом в его солнечное сплетение, будто подпитываясь от него жизненной энергией.
Никогда прежде не говорила она этих слов в большим наслаждением и с большей легкостью. Они изливались из нее неподдельной искренностью и в то же время легкой и беспечной, ни к чему не обязывающей игрой. Она наслаждалась новизной не только этой милой и трогательной личности, этого безмерно привлекательного и удивительно родного ее восприятию тела, и не только «дебютностью» языка на котором произносятся эти признания, но и полнейшей безответственностью ситуации, - при всей ее реальности и при всей искренности произносимых слов! – свободой и непосредственностью, раскрепощенностью на стадии полета. Она может говорить и делать все, что ей вздумается! И он – исчезнет из ее поля зрения через несколько часов! Он не надоест ей, не приестся, не осточертеет! Для этого попросту нет условий! И это можно протянуть сколь угодно долго! И ей это нравится! Она - на вершине блаженства!
- Сладкий, сладкий мой котеночек! – пробормотал Принц, глубоко вздохнув, и чуть ли не изо всех сил прижал ее к себе, - услышав при этом ее капризный стон, перешедший в смешок, - Я никогда в жизни никому не говорил... ну, кроме своих детей...
- «Я люблю тебя»?
- Ага...
- Я не жду от тебя этих слов, сладкий! Они слишком ко многому обязывают! Меня - в первую очередь...
- Но ты их сказала... то есть, имела это в виду, не так ли? – обратив ее лицо к себе, он пристально посмотрел на нее, и его тяжеловатые брови напряженно опустились к его широко раскрытым в трогательном васильковом любопытстве глазам, а уголки привычно поджатого крупного рта еще глубже «въелись» в литые щеки, мило и трогательно подернутые все тем же легким румянцем.
Агнессе стало не по себе от этого взгляда, и ей показалось, что наступает поворотный момент в чувствах и отношениях, к которому она не просто совершенно не готова, но и которого собственно и не желает! У нее возникло ощущение невесть откуда взявшегося серого облака в чистом небе.
- Я... понимаешь, сладкий, я тебя обожаю, и мне нравится быть с тобой, - как ни с кем и никогда, честное слово!..
- Спасибо, котенок! Ты мне нравишься тоже, и я еле сдерживаюсь, чтобы не наговорить тебе кучу сентиментальных глупостей, над которыми обычно потешаюсь. А сдерживаюсь я еще и потому, что... есть в тебе нечто такое, что делает тебя опасной для таких чувств, - опасной, как пропасть, над которой навис туман...
- Ты заговорил как Ветер...
- Ха-ха-ха! Похоже! Я сейчас будто писал провальное эссе на приемном экзамене в поэтическую школу... Кстати, я должен тебе кое-в-чем признаться, малышка...
- По поводу Ветра?
- Да... Как ты догадалась?
- Я видела его фото...
- Он понравился тебе? – Стэн задал этот вопрос все тем же полушепотом, которым вел всю беседу, но в глазах его появилась столь трогательная обреченность, что Агнесса не выдержала и бросилась жадно целовать его:
- Ты – мое единственное и неповторимое счастье! Не забывай об этом никогда, солнышко! Я обожаю тебя... ты – самый яркий и самый замечательный лучик из всех, что когда-либо освещали мою любовную жизнь!
- Ха-ха-ха-ха! Спасибо, котенок! Кажется, мы с тобой можем посоревноваться в провальности поэтических эссе!
Они весело и искренне смеялись, ерзая и ласкаясь, и когда смех затих и повисла расслабляющая пауза, Стэн прервал ее, не перестав широко улыбаться и поглаживать ее упругий живот:
- Послушай, а ты мне точно не солгала по поводу своего возраста?
- Да нет же!
- И у тебя действительно – дети?
- Конечно!
- И они у тебя все - свои?
- А?
- Ну, ты сама их родила или усыновила?
- С ума сошел! – рассердилась Агнесса, отстранившись и возмущенно уставившись на него, - конечно, сама!
- Почему ты сердишься? Что я такого сказал?
- Как - что? Ты спросил, - мои ли у меня дети или приемные!
- Ну да! Так они твои или приемные?
- А у тебя – приемные, негодяй?
- Нет, но я не понимаю, почему ты так взбесилась, - я ведь только спросил, котенок...
- И ты не понимаешь?
- Я только что спросил тебя... Я имел в виду, что... Я хотел сделать тебе комплимент, понимаешь?
Стэн выглядел настолько растерянным и оробевшим в своем недоумении, что Агнесса, растроганная и умиленная, ласково и жадно расцеловала его вновь:
- Прости, сладкий, прости, солнышко! Мы с тобой как два идиота, - нам еще нужно научиться понимать друг друга! И это так здорово, если разобраться!
Продолжение следует
Полностью уверенная в дальнейшем развитии событий на «личном фронте», Арминэ терпеливо ждала соответствующих действий со стороны Ашота, - приглашений, объяснений, объявления о помолвке. Она уже набросала себе схему дальнейшей своей жизни – не только телесной, но и эмоциональной. Ашоту же перспектива женитьбы на Арминэ с каждым днем казалась все более безрадостной. На фоне хладнокровного равнодушия и торжественного молчания Ани, которое делало мир Ашота черно-белым, а жизнь лишенной ярких впечатлений и искренней радости, мысли об Арминэ – еще год назад казавшейся ему единственно подходящей и страстно желаемой женщиной на Земле, - вызывали у него раздражение и досаду. Он понимал, что девушка ни в чем не виновата, и что именно поведение Ани портит ему всю картину.
Встретив Агнессу у выхода с работы, Ашот игриво и фамильярно подхватил ее под локоть и с широкой улыбкой предложил:
- Нэсс, посидим в Старбаксе?
Слегка потрясенная неожиданным появлением Ашота, Агнесса сперва растерялась, и у нее возник порыв избавиться от его общества, но, подумав об Ане, она решила слегка «прощупать» обстановку и произнесла:
- Нет, в Старбакс не хочу, - я планировала пробежаться по плазе, - составишь мне компанию?
- Ну, по плазе так по плазе. Мне нужно с тобой поговорить, и очень серьезно. Дело касается Ани.
Иронично усмехнувшись, Агнесса качнула головой и, похлопала Ашота по спине.
- Аня – отличная девчонка, и будь я мужчиной, я бы позавидовала любому, кто смог завоевать ее сердце...
- Будь ты мужиком, Нэсс, мы бы с тобой сцепились из-за нее, - рассмеялся Ашот.
- Так в чем же дело? Я не мужик, и твоя дорога совершенно свободна... как это ни странно. Чем я могу сейчас тебе помочь?
- Ну объясни ты ей, что положение любовницы намного выгоднее, чем жены – тем более, армянской.
- А?
- Ну, расскажи ей, что наши женщины вечно под колпаком у родни мужа, что обсуждается каждое их слово, движение, шмотка... Объясни, что слишком много ответственности в положении армянской жены: чистый дом, трехразовая кухня, одетые-причесанные дети, накормленные-уложенные спать гости, - я ведь вижу по ней, что она не потянет этот эшелон, – не то у нее воспитание и не те приоритеты.
- Ты сам себе противоречишь, Ашот! – чуть ли не с издевкой в голосе заметила Агнесса, - За что же ты любишь Аню, – если, по-твоему, - она не соответствует твоим представлениям об армянской жене?
Пораженный столь «прямолинейной» логикой, Ашот даже замедлил шаг и повернулся к Агнессе всем копрусом:
- Нэсс, как ты можешь так примитивно мыслить? Не ожидал от тебя! Разве любят за соответствие представлениям?
- Я ждала этого вопроса! Тогда встречный вопрос: женятся – по любви?
- Нэсс, уж кто-кто, а ты-то должна меня понять! Ты ведь из наших, жила среди своих, знаешь, что наши могут попросту съесть заживо, если что не так.
- Ничего подобного! Что ты несешь! Что за страшилки?
- Не знаю. Я всю свою жизнь прожил с таким ощущением.
- Не повезло...
- Не говори так, - я обижусь. Речь о моих родных в конце концов. Я собираюсь вызывать родителей, - они конечно же будут жить со мнoй. Как ты это себе представляешь при неармянской жене?
- У всех у нас есть родные. И я обожаю и ценю своих родных прежде всего за то, что они желают мне счастья, а не за то, что норовят контролировать мое личное пространство.
- Ну вот, начала философствовать! А я лично прекрасно понимаю это желание контролировать! Оно в корне верное, по сути своей.
- А твои чувства к Ане – что они такое «в корне по сути своей»? – передразнила Агнесса.
- Их корень я вижу в похоти, в тщеславии, в самолюбии... согласись, что это очень сильные, хотя и не самые приличные инстинкты.
- Ха! «Неприличные инстинкты»!
- Да. Но я не святой, и я не хотел бы отказываться от удовлетворения их. Я хочу, – как это делают многие... – Ашот умолк в поисках подходящего определения.
- И рыбку съесть и аквариум выпить? Послушай, ты ведь понимаешь, что я желаю Ане только лучшего, и поэтому, никогда не стала бы уговаривать ее идти на такую авантюру с тобой.
«Ей нужен только брак!» - едва не добавила Агнесса, но вовремя остановилась. Не желая вдаваться в разговоре с Ашотом в «эмиграционные» проблемы своих подруг, Агнесса была ограничена в аргументах. Ашот понятия не имел о том, что Аня с Леной находятся в стране на птичьих правах, и по идее могут быть депортированы в любую минуту.
- Я сейчас в таком положении, когда мне нужно заново добиваться ее любви и доверия, - чтобы она одумалась и не разрывала наши отношения.
- Ашот, единственный способ восстановить ваши отношения – это сделать ей предложение...
- Нэсс, это полнейший нонсенс! Просто я думал, что ты меня поймешь... в силу определенных обстоятельств...
- Не поняла, - каких?
- Извини, если шокирую тебя, но меня не покидает ощущение, что ты – «котенок»...
- Вот как... – Агнесса была приятно удивлена тому, как ее ничуть не напрягло это предположение Ашота.
- Жить с одним, и тайно переписываться и встречаться с другим – чем не аналогия? Какими соображениями руководствуется котенок?
- В документе нигде не указано, что у котенка есть муж, жених или бойфренд...
- Но у тебя-то – есть!
Как ни странно, Агнессе в эту минуту казалось совершенно нецелесообразным, а скорее даже унизительным отрицать, увиливать, юлить.
- У меня – есть... Но я – женщина! Я имею право...
- На что? На любовника при живом Давиде?
- Ну, если предполагаемый любовник... восполняет для котенка то, что давно померкло с пресловутым «Давидом», то для полноты ощущений...
- Вот! А я тебе о чем!
- Но я – женщина!
- Да у тебя в мыслях все вверх тормашками, Нэсс! – воскликнул Ашот, - Это именно мужчинам нужна полнота ощущений, а не женщинам! Дело женщины – растить детей и вести дом. А мужчина, чтобы быть полноценным отцом семейства, должен иметь «полноту ощущений», иначе рано или поздно он бросит семью, будь там хоть сколько угодно детей! – помолчав, Ашот добавил: - Или скончается от инфаркта! Что, собственно, часто и происходит...
Как ни странно, ни Арминэ, ни Ашот, поговорив с Агнессой на предмет идентификации котенка, так и не обзавелись однозначным мнением на этот счет. В случае с Арминэ помогли подружки, а в случае Ашота – его озабоченность собственными проблемами.
Впрочем, разговор с Агнессой так или иначе повлиял на Ашота. Во всяком случае, его телефонный разговор с матерью был бы совсем иным, не поговори он пару часов назад с Агнессой.
- Ты почему тянешь, Ашот-джан? Мы уже здесь всем рассказали, что у вас, наконец, все склеилось, - все ждут объявления о вашей свадьбе... Или Арминэ опять пошла на попятный? Не может быть! Ее мать мне говорила, что с их стороны все улажено!
- Мама, все не так просто. Надо подождать немного...
- Ждать больше нечего. Вы оба уже немолодые люди, и я не понимаю, что с тобой происходит, сынок! Ты ведь так любишь ее!
- Мама, любовь тоже не вечна.
- Сынок, я прошу тебя, не подведи нас! Неужели ты - из-за какого-то мимолетного увлечения - готов забыть любовь всей своей жизни? Я знала, что эта Америка до добра не доведет! Запомни, сын, ты –армянин, - в любой точке земли! Ты вырос здесь, ты дышал этим воздухом всю свою жизнь, и несколько месяцев или лет не должны тебя изменить. Будь собой! Будь собой!
- Мама, перестань! Собой я и пытаюсь быть... – при всем уважении, при всей любви к родителям, Ашот поймал себя на мысли, что будь они образованны наравне с ним, ему было бы легче достучаться до них, воззвать к пониманию и соответствующему восприятию его слов.
В данном же случае, - при всем их обаянии, уважении к ним со стороны соседей, родных и знакомых, при всей их доброте и любви к детям, - любая высказанная им мысль может быть понята ими превратно и воспринята как личное оскорбление. Малообразованные люди обычно насколько простодушны и добры в общем и целом, настолько строги и обидчивы по отношению к своим детям. В этом, конечно, нет ничего плохого, но для него – и хорошего в данном случае мало. Высшее образование у детей малообразованных родителей часто создает пропасть непонимания между ними.
- Собой? Ты пытаешься быть собой, игнорируя мнение родных, игнорируя свою любимую девушку, игнорируя наши вековые обычаи?
Последние слова привели Ашота в подлинное бешенство, и ему было сложно сдерживаться.
- Мама, а где у тебя уверенность, что это именно наши, - армянские! – обычаи? По мне, так они скорее арабские или турецкие! А нашим, истинно армянским обычаям, - еще наверное несколько столетий нужно, чтобы вернуть себе – отвоевать! - свое место в нашей жизни!
- Что? Что? – голос матери сорвался на крик, - Ты хоть сам себя – слышишь? Что Америка с вами сделала? Ашот! Возвращайся домой! Слышишь?
- Мама, я никогда не вернусь туда – во всяком случае навсегда... а вот вас – заберу, не сомневайся. Мам-джан, ты, главное, не волнуйся. Ты прoсто знай, что я все сделаю для того, чтобы вы были счастливы, - даже жизнь свою отдам. Но не свое сердце, - понимаешь? Прости...
Продолжение следует
Я чувствую себя на редкость счастливым и в то же время дико несчастным. И оба эти ощущения связаны только с Котенком. Шэннон и дети существуют отдельно в какой-то другой, будто зеркальной части моего внутреннего мира, и они несомненно делают меня счастливым и спокойным. Котенок же привносит в мой мир смятение, дрожь, яркость и неопределенность. Эти дикие краски, ослепляющие, увлекающие, завораживающие, - возникают в моем сознании всякий раз, когда я думаю о котенке или общаюсь с ней. Мне теперь всегда будет не хватать ее. Я бесконечно счастлив потому, что во время нашей последней встречи мы все-таки пришли к соглашению. И я дико несчастен от того, что это, как выяснилось, - единственно приемлемое для нее соглашение. Я знаю, что она ценит свою свободу. Я знаю также, что ее не прельщает, «стандартный», как она выразилась, семейный уклад. Я не силен в гороскопах, но, кажется, именно новаторство и бегство от стандартов – «фирменное» качество ее знака. Кроме того, я и сам чувствую, что у нас с котенком – при моем «богатом и плодотворном» прошлом – стандартный брак немыслим по определению.
Она почему-то попросила меня не говорить Робу о нас, - и это меня слегка удручает. Не то, что бы я сильно рвался в срочном порядке сообщить брату о моих отношениях с котенком, - но сам факт того, что она желает скрыть от него свою «несвободу» коробит меня неприятной подозрительностью. Я не стал интересоваться причинами, поскольку чувствовал, что она не желает их раскрывать. И потом, я решил дать себе шанс самому поразмыслить и разобраться в них. Итак, она видела фото Роба и наверняка, как всякая женщина со вкусом, не могла не оценить его породистой мужественности, которая придает всем его заочно паточно-сопливым речам совершенно иной, - пикантный и неповторимо оригинальный характер. Я не признался ей в том, что уже с самого начала – когда всячески обесценивал эти перлы, насмехался и издевался над ними, - прекрасно знал, кто является их автором. Думаю, это не та «истина», у которой есть шанс рано или поздно вырваться наружу – если я сам этого не пожелаю. Но что это меняет? Она все равно считает его великолепным, - и она права, черт побери! Так почему – почему она не желает, чтобы ему стало известно о нашей любви? А впрочем, все может быть довольно просто: она попросту стесняется его, - ведь ей хотелось бы быть безупречной в его глазах, - а не той, которая позволяет себе тайно встречаться с отцом семейства. Впрочем, наше с ней соглашение вроде должно было разрешить эту «проблему». Желая разобраться в этом самостоятельно, я решил воспользоваться возможностью переписки с братом на чате социальной сети.
- Ну что, - ты убедился, наконец, что Агнесса на самом деле вовсе не тот идеал, который ты ищешь?
- Странно, что ты задаешь этот вопрос именно тогда, когда я убедился в совершенно обратном! – виртуально разулыбался Роб мне в ответ, - Она оказалась единственной, - за всю мою жизнь! – в мыслях о которой у меня беспрецедентно гармонируют физическое и духовное. В ней я чувствую мужской ум, женственный характер, мужскую адекватность и женскую нежность. Это редчайшее сочетание качеств, Стэн. А если все это идет в комплекте со столь ослепительной экзотической красотой, то она превращается для меня в единственно желанного партнера – на всю жизнь!
- Ты ведь не видел ее!
- Ты имеешь в виду, что на фото может быть вовсе не она? Брось! Этот взгляд, эти губы, эти скулы, эта посадка головы, – все это идеально сочетается с каждым словом, которое она пишет!
- А что же она? Отвечает тебе взаимностью?
- О да, Стэн! Не сразу, но постепенно она прониклась ко мне тем, что я называю нежной привязанностью. Жаль, конечно, что это получило особый толчок лишь после того, как она увидела меня на фото... это выдает в ней несколько нездоровый эстетизм, который обычно не свойственен женщинам, привыкшим любить «ушами», но я собственно и не ожидал от нее «обычности». В конце концов, мне повезло с генами, и ее эстетизм найдет себе полнейшее удовлетворение. Хотя ты сам знаешь, как я всю жизнь старался увлечь женщин прежде всего своим внутренним миром, а не внешностью. На внешность могут попасться не самые глубокомысленные дамы, а я, как ты помнишь, всегда опасался тех, кого интересуют не наши душевные и человеческие качества, а наша польская колбаска!
- Ха-ха-ха, Роб, я давно уже забыл эту отцовскую присказку!
- Старик наш знает толк в этих делах! И я рад, что мне передались его способности распознавать стоящее, - и я распознал это в Агнессе!
- Вы договорились встретиться? – я задавал этот вопрос и удивлялся тому, как дрожу от волнения, поскольку, как ни странно, я вполне допускал мысль о том, что котенок может вести двойную игру, но мне все равно было бы неприятно убедиться в этом.
- Да, она прилетит ко мне, - как только я забронирую для нее билеты в оба конца.
- К тебе? В Нью-Йорк?
- Да, на неделю, - больше ей не удастся выпросить на работе.
Готовый сию же минуту рассказать брату о том, что Агнесса – моя любовница, я в то же время вспоминаю ее просьбу и мое обещание молчать. Я начинаю убеждать себя, что эта прекрасная и агрессивная в требованиях к любовной жизни женщина имеет право на свободный выбор. Я пытаюсь найти положительные стороны в этой ситуации: если она выберет меня – я буду не просто счастлив, но и горд тем, что не обошлось без соперничества – и какого! Если же она выберет его, то у меня будет шанс вернуть себе спокойствие и размеренную жизнь, избавиться от тревог и волнений... О нет, черт побери, мне это не удастся! Нет пути назад, - нет! Я не должен уступать ее! Да и потом, – наше соглашение! Оно многое означает! Договорилась ли она раньше с ним, чем со мной – или позже, – не имеет никакого значения! Потому что с ним она договорилась лишь встретиться, а со мной - ... Конечно! Пусть делает все, что угодно! Я прощу ей эту слабость. В конце концов, она все время была достаточно тактична, чтобы ни разу не задать мне вопроса об отношениях с Шэннон. Я уверен, что будь у нее далеко идущие планы относительно Роба, – она бы не стала вступать со мной в подобные соглашения. Я уверен также в том, что она выполнит условия нашего соглашения вне зависимости от того, насколько Роб понравится ей. Мой котенок – как это ни парадоксально - внушает мне доверие и чувство надежности, – даже при том, что, оказывается, способна вести двойную игру. Но не это ли делает ее той необычной и экзотически своеобразной леди, какой я ее обожаю?..
Около восьми вечера, нарезая лук, Агнесса увидела, как Лена, открыв снаружи своим ключом, стремительно вошла и приложилась к двери, будто хотела закрыть ее раньше, чем это бы сделал доводчик. Агнесса была вся в слезах и не сразу приметила перепуганный вид подруги.
- Вот, Давид заказал карабахские лепешки с зеленью, – теперь провожусь тут весь вечер.
- Давид ничего не заказывал – прозвучал из-за компьютера трубный голос, - не верь ей, Лена! Она сама предложила мне, и я любезно согласился! Вот увидишь, я съем не больше двух а она самолично уплетет все остальное!
- Меня депортируют! Меня теперь депортируют! За мной скоро явятся, заберут и оправят в Рашу!!! – дрожащим голосом, все еще не отходя от двери, повторяла Лена.
Давид встал из-за компьютерного стола и прошел к выходу, чтобы лучше расслышать тревожное бормотание Лены. Агнесса отложила нож, сполоснула руки под раковиной и устремилась к подруге, усадив ее на диван:
- Лена, успокойся, умоляю тебя! В чем дело?
Косясь на Давида, которому не были известны все подробности ее «махинаций» с мужчинами, Лена не осмеливалась начать рассказ, но Агнесса, уверенная в лояльности Давида, в искренней его симпатии к Лене, решительно кивнула ей, крепко ухватила за руки, давая почувствовать поддержку, и уставилась на нее выжидающе.
- Нэсс, я не понимаю, как так получилось, но мы были в баре с Тони, и нас там застукал Алекс! Будто Солана – это просто деревня!
- Алекс – это который полицейский? – неожиданно для обеих женщин, вмешался Давид.
- Нет, он военный, - ответила Лена, - полицейских у меня не было. Он звонил несколько раз, но я не отвечала, - не до него мне было. И вот – на тебе, явился!
- Он тебя запеленговал по местонахождению твоего мобильника, - усмехнулся Давид, - военный или полицейский – им ничего не стоит это провернуть!
- Ой, скорее всего так и было, - Лена остановила задумчивый взгляд на лице Давида, - он явился такой торжественно-строгий, а я как раз вовсю ласкаюсь с Тони, мы обсуждаем с ним наши дела... А Алексу-то я сказала, что весь день лежу, плохо себя чувствую... Вот он и трезвонил мне, чтобы узнать, как я...
- И что дальше? Они подрались? – нетерпеливо заерзала Агнесса.
- Подрались – не то слово, Нэсс! Весь бар стоял на ушах! Каждый из них орал, что я ношу его ребенка, что мы должны скоро пожениться, что второй тут лишний! Сначала Алекс толкнул Тони, а тот и так уже напился, еле на ногах стоял, мало что соображал, ну и отлетел куда-то в темный угол, там на что-то напоролся, грохот, крики, - потом оттуда вылез уже со стулом в руке и как запустит в Алекса, - ну, промахнулся, стул попал, естественно, прямо за стойку, снова звон стекла, снова крики, ну они оба вовсю, криком пересказывают друг другу всю историю отношений со мной, - у этих американских мужчин вместо языка - помело! Весь бар слышал, с кем я, когда я, где, почему и как, - представляешь? Нет бы молча и зло подраться – и потом только сесть и тихо, приватно и цивилизованно обсудить все дела! И, естественно, кто-то вызвал полицию, – слава Богу, в бар заглянул Булат – ну, этот турок-велорикша, - и ловко под шумок вывел меня оттуда, пока еще полицейские не явились... Он меня и привез сюда. Но представь, если они расскажут все это полицейским, и те начнут расследовать все это дело, доберутся до меня, проверят документы... Это ведь верный депорт!
- Подожди, Лена, я не понял, это - всё? – запальчиво воскликнул Давид, будто разочарованный слишком коротким рассказом.
- Ну да! За мной в любую минуту могут явиться и депортировать!
- Лена, успокойся! Полицейские к тебе могут и не явиться, - ты ни в чем не замечена, тебя там даже и не было. Тони и Алекс – вот кто устроили разгром.
- Но полиция начнет их допрашивать что да почему... и тут выяснится, что яблоко раздора – это я!
- Да хоть Хиллари Клинтон! – весело парировал Давид, - Это уже не интересует полицию! Они в любом случае не должны были так себя вести, - а ты ни при чем!
- Но, Давид, а где гарантия того, что они сами не попросят дознания, очных ставок и прочего... – робко осведомилась Агнесса, не на шутку перепуганная за подругу.
- И тогда полиция вряд ли явится на дом, – сдержанно, терпеливо, сменив тон и выражение лица, отвечал Давид, - они просто вызовут ее повесткой по почте. Там ее попросят предъявить удостоверение личности, - причем лишь для того, чтобы убедиться, что пришла именно она а не подставная... - а на нем сроки визы не указаны. А если бы и были указаны, то полиция – это одно ведомство, а иммиграционный офис – совсем другое. Полицию интересует правопорядок как таковой, а не визовые вопросы. Лена... успокойся, не нервничай и давай ужинать вместе...
- Не нервничать не получится, Давид... ведь у меня может сорваться спасительный брак...
- Хорошее дело браком не назовут, Лена! – сбанальничал Давид и спокойно вернулся к компьютеру.
Агнесса, держа подругу за плечи, встретилась с ней глазами и мягко и в то же время устало улыбнулась, будто и успокаивая ее, и скептически реагируя на заезженную шутку Давида.
Продолжение следует
Телефонный разговор с матерью, в котором Ашот впервые в жизни сорвался на тему упадочности и никчемности навязываемых ему традиций, придал ему еще больше решимости восстановить отношения с Аней. Он был еще очень далек от мысли о женитьбе на ней, но то, то брак с Арминэ стал для него практически «невыполнимой миссией», он сознавал четко. Стэлла же, то и дело слыша от дочери лаконичные и вялые комментарии по поводу бездействия Ашота в матримониальном направлении, решилась на новую поездку в Калифорнию, - на этот раз с мужем. Поскольку родители Ашота были на равных заинтересованы в браке детей, - тем более, что во всей этой истории красной нитью шла аргументация о недопустимости попадания их драгоценного чада в сети особы с «сомнительным прошлым», - Стэлла пообещала им вернуться уже с известием об обручении. Что касается Ани, то она, как и прежде, - что до знакомства с Ашотом, что во время него, что после разрыва, - как минимум пару раз в неделю пропадала вечерами с емкой формулировкой, «ну, я побежала», - распустив шелковистые, ниже талии, волосы, ярко накрасив глаза и губы, и одевшись так, чтобы все достоинства ее барбиобразной фигурки были особенно заметны.
- Наша Аня явно что-то мутит в параллельном измерении, - заметил Давид в один из таких вечеров, когда они возвращались с Агнессой из магазина и увидели, как Аня при полном параде садится в свою машину.
- И правильно делает, - язвительно отозвалась Агнесса, - в ее ситуации и с такими лицемерами, как твой Ашот – это святое дело.
- То есть, ты считаешь, что вести двойную или тройную игру – это не порочная природа человека, а всего лишь сила обстоятельств, заставляющая его это делать?
Расслышав в этом вопросе упрек в свой адрес и не будучи готовой развивать сейчас эту тему, Агнесса решила перевести стрелки:
- Давид! - с возмущенной раздражительностью, но не без веселья в голосе, воскликнула она, - ты-то хоть не строй из себя святошу! Вспомни сам свою молодость! Ты ведь не сожалеешь ни об одном своем поступке, и тебе ни за что не совестно!
- Сожалею я только об одном: что мы с тобой не встретились в Ереване тогда, когда ты там жила, - юная и совсем еще свеженькая на исторической родине, а я только вернулся из Армии. Или хотя бы чуть позже, когда ты еще не уехала в Москву, а я уже был по горло сыт своим спонтанным браком.
Помолчав с минуту, - будто замешкавшись в поисках ключей от входной двери, Агнесса вдруг посмотрела пристально на Давида и с каменным выражением на лице произнесла:
- А я бы тогда не повелась на тебя...
Это наверняка было правдой, - а не попыткой сострить или скокетничать. В те времена в Армении Давид не мог быть для нее такой «невидалью», какой он оказался здесь больше семи лет назад, когда она, едва приехав в Америку и попав в незнакомую среду, встретила «родную душу», - и Давид это осознал как нельзя более четко, потому и не среагировал на ее фразу, воспользовавшись тем что они вошли в квартиру, и им навстречу выбежали дети.
Как только Давид уснул, Агнесса вылезла из постели, накинула его рубашку и направилась в гостиную, - посидеть за компьютером. Хотя Стэн наверняка уже спит, - так как завтра рабочий день, - она все же рассчитывала найти от него послание, - пусть коротенькое, бессмысленное или глупое, - все равно они странным образом грели ей душу, и по прочтении их с ее лица еще долго не сходила счастливая и растроганная улыбка. Однако, не успев еще подойти к компьютеру, Агнесса увидела, как засветился ее телефон, и, взяв его в руки, прочла эсэмэску от Ани: «Не спишь?».
Через десять минут они уже сидели за чаем, и Аня рассказывала о своем вечере. Впрочем, рассказ ее касался вовсе не вечера как такового, а того, как Ашот постоянно вклинивался в него своими звонками.
- Почему ты не отключила телефон на фиг? – спросила Агнесса.
- У меня сестра в Волгограде рожает, - я не говорила?
- Ах, ну да...
- Я по-человечески попросила его не звонить...
- Ты все-таки заговорила с ним? – обрадованно воскликнула Агнесса.
- Нет, я написала ему эсэмэску. Но он продолжает трезвонить, вот и теперь, - смотри! – и Аня выставила свой андроид, на котором высветилась фотография Ашота, по-американски улыбающегося во все тридцать два зуба, - Нет, я не могу спокойно смотреть на его лицо! Мне так хреново!
- Ань, ты в самом деле ждешь, чтобы он сделал тебе предложение?
- Сама не понимаю, как это так выходит, но не просто жду, а даже мечтаю, - криво улыбнулась Аня, пряча глаза.
- Послушай, ты хоть в курсе, что он собирается вызывать родителей и жить с ними под одной крышей?
- Нет, не в курсе. Это правда?
- Это не просто правда, это закон жизни для него, – иначе он себе и не мыслит. Ты готова на это – даже ради любви к нему?
Выдержав паузу, Аня вдруг начала давить ложкой на блюдце кусок пирога, как если бы это была горячая картофелина.
- Нэсси, я и от своих-то родителей уже в семнадцать лет отделилась... Неужели он... погоди, сейчас я кое-что выкину, - прямо на твоих глазах. Мне терять нечего.
И, вдохновленная заговорщически-возбужденным видом Агнессы, Аня выбрала номер Ашота.
- Ну, привет. Уговорил, - я готова тебя выслушать. Чего тебе?
- Аня... – растерявшийся от столь неожиданного события – в виде аниной готовности выслушать его, Ашот не сразу нашелся что сказать, и поэтому, просто спросил: - как дела?
- Дела прекрасно, как всегда, но это не тема для разговора с тобой, тем более, в такой поздний час. Так чего тебе? Говори, пока я не передумала.
- Аня, только давай без хамства и подколов. Я все равно не буду сейчас говорить – нам для этого нужно встретиться.
- Нет, ты скажешь мне все сейчас, по телефону, а встретимся мы с тобой или нет – зависит от нашего разговора. Причем, ты уже знаешь, что еще одно слово на тему «любовницы», - и я никогда больше не отвечу тебе. Это железно.
- Не сомневаюсь. Но про «любовницу» речи больше не будет.
У Ани засветились глаза, но интонация не выдала ее радости и воодушевления.
- Так я слушаю тебя.
- Аня, я решил, что не стану жениться... на Арминэ.
Сделав рукой характерный жест, который Агнесса прочитала как «йесс!!», Аня хладнокровно ответила:
- Ну что же, значит, так и проживешь жизнь бобылем...
- Ну, не совсем бобылем, Ань... Я все-таки надеюсь, что у нас с тобой есть будущее.
- И какова моя роль в этом будущем?
- Ну, как ты сама захочешь... в лучшем случае – жены, а в альтернативном случае...
- То есть, в худшем?
- Нет, именно в альтернативном... понимаешь, есть некоторые нюансы...
- Слушаю тебя, - и Аня, стала медленно и торжественно кивать Агнессе, давая понять, что они подошли к «самой сути».
- В общем... нет. По телефону сложно. Ань, ну давай договоримся встретиться – хоть сейчас!
- Ашот, это наш последний с тобой разговор, и я пока так и не услышала в нем ничего, что бы меня подвигло на встречу с тобой.
- Разве? А слово «жена»?
- Это отличное слово, но я не уверена, что наши с тобой позиции совпадают в этом вопросе.
- То есть?
- Ты согласен, например, что муж и жена должны жить отдельно от родителей?
Поскольку в трубке повисла тишина, Аня сжала губы трубочкой и максимально вскинула брови, реагируя на то, как Агнесса, театрально-сокрушенно закрыв лицо руками, раздвинула затем пальцы, из-за которых были видны ее глаза, вознесенные к небу.
- Почему ты вдруг заговорила об этом? Кто тебя надоумил, - Агнесса?
- Я ведь слышала твое слово «нюансы», - и мне пришло в голову, что речь пойдет именно о том, чтобы жить вместе с твоими родителями. Так я не ошиблась?
- Я... Аня, если в моем воображении и есть идеальная картина жизни, то на ней ты – моя жена, живущая со мной и с моими родителями.
- Значит так, Ашот. Либо ты перерисовываешь свою «идеальную картину жизни», либо это был последний наш разговор. Спокойной ночи.
- Что ты натворила! – пораженная, воскликнула Агнесса, когда Аня повесила трубку, - Ты поставила его перед немыслимым выбором! Да и себе все испортила... Родители-то еще неизвестно когда здесь окажутся, - а тебе ведь так важно выйти за него! Потом бы ты, возможно, сама уговорила его жить отдельно. Не получилось бы у вас с совместной жизнью – так хоть с документами бы у тебя все наладилось. А теперь – что?
- А теперь я уверена, что он сделает выбор в мою пользу. Мне кажется я поставила ему этот ультиматум в самое подходящее время. Посмотрим, Нэсс.
С тех пор, как Роб рассказал мне о планах Котенка навестить его в Нью-Йорке, - к тому же за его счет, - мне стало слишком неспокойно за наши отношения с ней. Я частенько сержусь на себя за то, что позволил себе утратить бдительность и увлечься женщиной до такой степени, чтобы это чувство превратилось из радости в боль, и приносило не утешение самолюбию и повышение самооценки, - как это всегда было, - а скорее беспокойство, неуверенность и полное отсутствие контроля. Я чувствую себя щепкой, несущейся по течению, и меня бесит эта картинка. В чем дело, черт возьми! Почему я должен прогибаться под капризы избалованной стервочки, - даже если она и составляет все счастье и всю радость моей жизни? Почему я должен из-за мыслей о ней вести себя с детьми как зомби, лишать их радостных поездок по выходным – из-за мерзкого настроения, которого не думаю ни скрывать, ни объяснять кому-либо!? Почему вся моя терпимость, вежливость, игривость, веселый настрой и заботливое и заинтересованное внимание – достаются только ей одной, а моим домочадцам – только моя раздражительность, задумчивое молчание, замкнутость и апатия?
- Ты не представляешь, как я волнуюсь перед ее приездом, Стэн, - просто как мальчишка!
- Что именно тебя волнует, Роб?
- Воображая нашу встречу, я просто не знаю, как себя вести с ней.
- Тогда, может быть, вам и не встречаться вовсе! – съязвил я, еле скрывая раздражение, - тем более, что неизвестно еще, - вдруг у нее есть бойфренд! Ты не думал о том, что она не может быть одна?
- Я знаю все о ее любовной жизни, Стэн! Она рассказала мне об одном своем страстном увлечении, но я быстро опустил ее с небес на землю, так что с этим негодяем у нее давно уже покончено!
- С каким еще негодяем? – я был возмущен до глубины души тем, что котенок делился своими любовными историями не со мной, а с Робом.
- Она еще несколько месяцев назад встречалась с женатым человеком, который обращался с ней как с девочкой по вызову. Этот придурок все время врал ей о том, что то ли вот-вот разведется, то ли уже разведен, а сам продолжал жить с женой и пользоваться нежностью и доверчивостью Агнессы. А однажды этот сукин сын не явился на свидание и даже не удосужился объяснить ей причины, и потом несколько дней она «плакала на моем плече», сокрушаясь о том, что с ним наверняка случилось нечто ужасное. Слава Богу, я сумел втолковать ей, что этот мерзавец попросту ни во что ее не ставит, что он не любит ни ее, ни даже свою жену, а любит в этой жизни только себя, и готов питаться чужой любовью и чужими сердцами, ступая по ним своими ботинками, как если бы это были не сердца, а булыжники на мостовой...
Глубоко оскорбленный, я не выдержал и выдал следующий текст:
- Вот как! А она не рассказывала тебе случайно об одном на редкость липучем и приставучем лузере, который забрасывал ее слащавыми, приторными, будто слизанными у средневековых арабов и вымоченными в патоке славословиями, от которых стошнило бы даже прыщавую школьницу?
- С какой стати она стала бы делиться со мной тем, что ее не волнует и не трогает? Я – ее друг, и она доверяет мне и готова делиться с мной не всякими мелочами, а тем, что действительно важно и сложно для нее. Во мне она ищет поддержку, во мне она находит решение своих проблем, и именно меня она посвящает в мир своей души, - поэтому, всякие смешные и забавные глупости она оставляет для тех, кто ей менее важен, и кого она рассматривает не более чем как веселых знакомых, подходящих лишь для развлечений и легкомысленных пустопорожних разговорчиков.
Тяжело и глубоко дыша, я изо всех сил удерживал себя от того, чтобы не нарушить данное котенку слово. Одному Богу ведомо, как мне хотелось в тот момент, чтобы хоть кто-нибудь на свете оценил мои нечеловеческие, уникальные усилия, направленные на то, чтобы одним щелчком пальцев не уничтожить весь этот дурацкий спектакль, который Агнесса устроила Робу, и который он с таким упоением пересказывает мне. Как бы я хотел сейчас одной лишь фразой нарушить все их планы и смешать Робу все карты! Но пусть! Пусть она поедет к нему, пусть, черт возьми, он переспит с ней, - в этом-то я ни минуты не сомневаюсь! – и пусть после всего этого – она вернется и выполнит наше соглашение! Это будет даже эффектнее!
Продолжение следует
В последнее время Шэннон стала все чаще страдать какими-то неприятными, похожими на аллергические, недомоганиями. Я сочувствую ей, и мне жаль, если страдает и ребенок в ее утробе. Насколько я помню, раньше с ней никогда такого не случалось. Приближается время родов, и я надеюсь, что в скором времени все разрешится наилучшим образом для обоих. Она продолжает настойчиво обвинять меня во всех своих проблемах – телесных и душевных, хотя я все делаю или не делаю исключительно по ее желаниям и настроениям. Конечно, инцидент с покушением на копа стал для меня отличным поводом убедительно юлить и ссылаться на проблемы с памятью и восприятием, - но, поскольку на самом деле я в полном порядке, лгать и притворяться становится все сложнее и скучнее. По-видимому, у меня действительно нет актерского таланта, и я был совершенно прав, когда в колледже вовремя перевелся с актерского на операторский.
Впрочем, я даже рад этим проблемам с Шэннон, так как они пробуждают меня, возвращая в реальность и отвлекая от навязчивых и все более и более тяжких мыслей о Котенке, о том, что она значит для меня; от ревности к брату, который пока ничего не подозревает о моей связи с ней, и я не уверен, что он был бы в восторге от этого, - даже если бы не был увлечен моим котенком. Роб всегда отличался особым чистоплюйством, - даже внутри нашей чистоплюйской семейки. Я явно переоценил свою способность спокойно воспринимать похождения котенка, - видимо, основываясь на предыдущем опыте, когда был весьма равнодушен и бесстрастен в ситуациях с изменами. Я скорее использовал эти случаи, чтобы эмоционально терзать девушек, заставляя их чувствовать себя ничтожествами и заново добиваться моего расположения, выполняя любую мою прихоть. Я получал удовольствие от того, как они стараются во всем мне угодить, чтобы загладить свою вину передо мной, хотя никакого морального ущерба от их измен я не чувствовал. Нынешнее же положение дел демонстрирует мне отсутствие пресловутой самодостаточности, когда отношение другого человека определяет мою самооценку. С какой стати мое самовосприятие должно зависеть от того, как ко мне относится котенок или кто бы то ни было? Пытаясь успокоиться, я то и дело убеждаю себя, что дело вовсе не в самооценке, а в боязни потерять котенка, - то есть, чистейший эгоизм, - и это отвратительно, и не стоит ни внимания, ни, тем более, тяжких раздумий. Более того, - говорю я себе, - она совершенно безосновательна, эта боязнь, так как Котенок уже пришла со мной к соглашению, которое она вряд ли нарушит, потому что у меня есть стойкое ощущение того, что на ее слово можно положиться!
Арминэ поехала в Лос-Анджелес, чтобы там встретить свою мать в аэропорту. Никто из ее знакомых не знал о приезде Стэллы, - даже Ашоту предпочли ничего не сообщать заранее. Стоит ли удивляться тому, что произошло вследствие этой «конспирации»! Стэлла, находившаяся в нетерпении, основываясь на давно устаревших данных, слишком уж «по-своему» воспринимала отношение Ашота к Арминэ, - и посему была настроена встретиться с Ашотом без промедления, - сразу же по приезде из аэропорта в Солану. Она была уверена в лояльности Ашота и в той власти, которую имели над ним старшие, - будь то родители или их знакомые. Арминэ знала, что Давид сейчас на работе, - и Ашоту можно было сделать приятный сюрприз. Для любого эмигранта – давние знакомые с родины всегда представляют собой нечто щемяще приятное. Ашот должен был быть дома, ибо его машина была на парковке.
Подойдя к двери и посмотрев в глазок, Ашот оторопел на долю секунды, но невесть откуда взявшийся порыв смелости – будто наждачной бумагой прошедшийся по его прежнему воспитанию и миропониманию, заставил его спокойно и уверенно открыть дверь. Можно себе представить выражение лиц Стэллы и Арминэ, когда они увидели Ашота – в боксерах, без носков и с голой волосатой грудью. Основание его шеи, а также плоский и упругий живот были щедро выпачканы красной губной помадой, а волосы были всклокочены так, будто в них свили гнездо вороны.
- Аня, одевайся у нас гости! – выкрикнул Ашот, повернув голову в сторону спальни, и лишь после этих слов поздоровался с неожиданными посетительницами, - Вы проходите, располагайтесь, я только оденусь, мы тут были немного заняты. – Усмехнувшись то ли своим словам, то ли самой ситуации, Ашот исчез, и женщины услышали, как громко хлопнула дверь спальни.
- Бесстыжий гаденыш! – воскликнула ему вслед пораженная Стэлла и, взяв за руку дочь, едва скрывавшую свою ухмылку, устремилась к выходу из здания.
Выглянув из коридора и обнаружив, что гостьи исчезли так же «неожиданно», как и появились, Ашот, уже успевший надеть джинсы, закрыл входную дверь, к которой дамы и не подумали прикасаться, и вернулся в спальню. Аня – растрепанная и счастливая, прикрытая лишь своими длинными темными волосами, сидела на кровати, наклонив голову и хитро улыбаясь.
- Ты не представляешь, что ты со мной творишь, Аня! – произнес Ашот, отбрасывая рубашку, которую намеревался надеть для общения со Стэллой и Арминэ, - Я никогда бы не поверил, что способен на такое! А то ли еще будет!
- Ты про что? – насмешливо и лениво отозвалась Аня.
- Я про все, понимаешь? Про всё! – и, бросившись на кровать, он стал нежно и страстно обнимать и целовать девушку, не переставая повторять: - Только ты не бросай меня, хорошо? Будь со мной! Наберись терпения, сил, любви, - и будь со мной несмотря ни на что! Я обещаю, что горы сверну, если ты будешь со мной!
Агнесса же, вся поглощенная предстоящей поездкой в Нью-Йорк, была погружена в мысли о своих дальнейших действиях. Она слишком запуталась в создавшейся ситуации. Хотя Ветер и нравится ей достаточно, чтобы она могла допустить физическую близость с ним, она на этот раз слишком чувствительно и весьма «своевременно» сознавала, что он - ее родственник. К тому же, у нее был уже свой любимый – Принц, - которого она по-прежнему считала самым привлекательным из всех мужчин, каких она когда-либо знала. Однако, поскольку за все годы проживания в Америке, она так толком и не побывала в Нью-Йорке, а также в силу заманчивости бесплатной поездки, - не говоря уже о возможности встретиться с родственником и отчитаться об этом брату в Москве, - Агнесса решила, что поездка эта должна состояться.
- Так ты уверена, что хочешь поехать одна, без меня? – спросил Давид, когда Агнесса вкратце разъяснила ему ситуацию с новоявленным родственником, которого непременно нужно навестить по настоянию братьев.
- Конечно, дурачок мой! Я увижусь с родичем, сделаю с ним несколько совместных фото, отправлю их в Москву братьям, и все будут довольны и счастливы.
- Ну и чем я могу тебе помешать в этих делах?
Агнессе показалось, что Давид не доверяет ей, хотя она в общем и целом говорила ему правду. Она действительно не собиралась допускать телесной близости с Робертом, и на случай его настойчивости у нее было «припасено» намерение рассказать ему об их родстве.
- Да ничем ты не помешаешь, любимый, - просто совершенно не стоит тебе тратиться на дорогу, пропускать работу и срываться куда-то только для того, чтобы сопровождать меня. Я уже большая девочка, и сама умею путешествовать, - и Агнесса, подойдя в дивану, на котором сидел Давид, приподняла платье и влезла к нему на колени, обхватив его торс согнутыми ногами и обвив руками его шею.
- Я думал, тебе захочется, чтобы рядом был кто-то... – отвечал Давид, уклоняясь от ее поцелуев, но все же позволяя ей иногда «попасть в цель», - но раз уж ты такая самодостаточная...
- Перестань дуться! Нет на свете ничего нелепее обиженного мужчины!
- Разве я обижаюсь? – возразил Давид, приподняв брови и пытаясь высвободиться из ее объятий.
- А почему ты сейчас отталкиваешь меня? Ведь отталкиваешь! А я так хочу тебя целовать!
- Твои поцелуи только отвлекают нас от разговора!
- И пусть отвлекают! – И Агнесса стала нежно покусывать мочку его уха, перейдя на шепот: - Разговор-то все равно дурацкий...
Продолжение следует
Когда раздался звонок в дверь, оба они – Агнесса и Давид, - замерли на секунду, уставившись друг на друга. Аня – на свидании с Ашотом, Лена – на работе в ресторане, дети – все дома, и Агнессе с Давидом было невдомек, кто бы мог пожаловать в такой час.
- Стэлла! Вот это сюрприз! – воскликнула Агнесса, увидев Арминэ с матерью, - Как Вы тут?
- Сюрпризом для всех, - мило улыбаясь, отвечала Стэлла, обмениваясь поцелуями с Агнессой.
- Добро пожаловать, присаживайтесь! Вас кормить? У меня осталось кое-что от ужина.
- Нет, спасибо, Агнесса-джан, мы поели в «айхопе» по дороге из аэропорта, - ответила Арминэ, подойдя с матерью к дивану.
- Кофе я выпью, - добавила Стэлла, с широкой улыбкой пристально глядя на Давида, который, не успев еще сказать ни слова, только дожидался своей очереди поздороваться с ереванской соседкой.
Подойдя вплотную к Стэлле, Давид наклонился, чтобы пожать ей руку и поцеловать, и в этот момент обе они – и Арминэ, и ее мать, обратили внимание на следы губной помады на шее и одежде Давида.
- Сегодня такой день, мама. Не обращай внимания, - мрачно и не без иронии произнесла Арминэ, усаживаясь на диван.
- А кофе у нее между прочим не бывает, - не придав значения замечанию Арминэ, ибо смысл его был как минимум не понятен,
Давид решил весело поддеть Агнессу при посторонних, что было для него особым видом развлечения, - она ведь у нас не кофеманка. Я ей принес как-то молотый кофе, так на нем через неделю образовалась плесень...
- Как так – через неделю? – удивилась Стэлла.
- А так, у них с кофе взаимная непереносимость.
- Ты молотый кофе в морозилке держи, Анесса-джан, - мягко и в то же время назидательно вещала Стэлла, явно получая удовольствие от дачи «полезных советов» Агнессе в присутствии Давида.
- А кофе у меня все-таки есть, – не реагируя ни на поддевки, ни на советы, Агнесса потянулась к полочке над микроволновкой.
- Не понял... откуда?
- От Ани. А ей накупил Ашот, - и, сверкнув глазами на Арминэ, Агнесса протянула Давиду ручную кофемолку: - держи, намели пару ложечек.
- И мельничка есть? Откуда она у тебя такая – прямо типично ереванская? – чуть ли не с возмущением в голосе удивилась Арминэ.
- Все оттуда же... – с преувеличенной вежливостью отвечала Агнесса, - Ашот на день матери подарил.
К моменту, когда все четверо, сидя в креслах и на диванах вокруг низенького стеклянного столика, допивали кофе или чай, Стэлла уже успела поговорить с Давидом обо всех ереванских «реалиях», - новостях и слухах, обсудить всех общих знакомых и их дела. Арминэ, естественно, тоже участвовала в беседе, поскольку была в курсе всех событий и лично знала всех «персонажей», и лишь Агнессе приходилось молча слушать их беседу, чувствуя себя «чужой на этом празднике жизни». Арминэ сподобилась даже одарить Агнессу парой победоносно-заносчивых взглядов.
- Давид, нам с тобой нужно очень серьезно поговорить, - заявила Стэлла после повисшей паузы, - но не здесь и не сейчас, - и она бросила на Агнессу короткий, но многозначительный взгляд, в который можно было прочесть нежелание Стэллы говорить на заданную тему в присутствии этой женщины, - дело касается наших личных вопросов.
- Я... Да, конечно, только я не знаю, когда это можно будет сделать, потому что мы с Агнессой завтра уезжаем, - нам надо быть в Нью-Йорке.
Прекрасно понимая, что Стэлла в своем «личном» разговоре станет настаивать на его ответственности перед Арминэ, Давид посмотрел на Агнессу настолько умоляюще, что та просто не могла опровергнуть его неправду.
- Да, мы ведь уезжаем завтра, - извиняющимся тоном подтвердила Агнесса, теребя на пальце обручальное кольцо.
- А зачем вы туда едете? – настороженно поинтересовалась Стэлла, будто «Нью-Йорк» в переводе означало «передовая линия фронта».
- Нам нужно наладить кое-какие семейные дела, - отвечал Давид, сжимая кисть Агнессы, будто беря на себя ответственность за «отчет» перед Стэллой.
Поскольку развод с Седой у Давида был уже на мази, Стэлла слишком уж ревностно относилась ко всему, что могло вызывать любые подозрения в «ускользании» вожделенного жениха в чужие руки.
- Давид, нам нужно будет поговорить до вашего отъезда, и может быть даже он не состоится, - твердо и, пожалуй, слишком строго заявила Стэлла, вставая с дивана. – Когда у вас вылет завтра?
- Вылет у нас в восемь утра, - ответила Агнесса, также вставая и косясь на Давида с едва скрываемой ухмылкой на лице.
- Да, мы собственно и спать-то этой ночью может не будем... Вот что, Стэлла, поговорим прямо сейчас, если ты не возражаешь.
- Сейчас?
- Да, я лично не против разговора, потому что рано или поздно нужно все разрешить. И мое слово здесь таково, что мы с Агнессой собираемся пожениться, - и он снова посмотрел на Агнессу в ожидании подтверждения своих слов.
И, хотя речи о женитьбе как таковой между ними не было – кроме той беседы на балконе, - Агнессе пришлось, спасая его от настойчивости и напора отчаявшихся и готовых теперь на все соседушек по ереванскому подъезду, подхватить заданную им тему:
- Да, между нами собственно все уже решено.
- Ну, то, что решено между вами, это одно, Агнесса-джан. – с пафосом на лице, запрокинув голову и пряча взгляд, отчеканила Стэлла, - Мы с тобой женщины, и мы понимаем, что все это сегодня так, а завтра может измениться на сто восемьдесят градусов.
Повисшее молчание в ситуации, которая скорее веселила Агнессу, чем тревожила ее, наконец, было нарушено ею же. Поджав губы, чтобы не было заметно ее ухмылки, Агнесса смотрела на оторопевшего Давида в течение пары секунд, и потом произнесла спокойно:
- Давид, если это так серьезно, я могу поехать и одна, без тебя...
- Нет, - куда ты поедешь без меня? – не сразу, будто оправившись от шока, возразил Давид, - Какой смысл в поездке, если она пройдет без меня? – Давиду явно хотелось, чтобы эта поездка выглядела судьбоносной для Стэллы и Арминэ.
- Тогда мы можем ее отложить, чтобы вы поговорили со Стэллой!
- Несс-джан, ничего мы откладывать не будем, и поедем вместе. Стэлла здесь, как уже известно, почти на месяц, так что она успеет все мне сказать после нашего с тобой возвращения.
Продолжение следует
Я настолько обескуражен предстоящей поездкой котенка в Нью-Йорк, что у меня стала проявляться «защитная реакция организма» - в виде повышенного энтузиазма в общении с детьми и с Шэннон. Я стал искать спасения от навязчивых мыслей в постоянных играх с детьми, за чтением для них, во время прогулок с ними, которые инициировал сам, - к недоумению Шэннон. Она даже упрекнула меня в том, что я начал «становиться приличным семьянином» в тот момент, когда ей как раз пора было ехать на роды, и она не успеет вдоволь насладиться моим поведением, - которое, как она думает (и она права), наверняка является лишь временным всплеском загадочного происхождения. Я, как ни странно, рад каждому слову Шэннон, каждой ее глупости и каждой ее истерике. С другой же стороны, я все еще был раздражен тем, как и почему на меня воздействует история с Котенком, которая, между прочим, уже объявила мне о своей поездке в Нью-Йорк, якобы для встречи с каким-то братом. Лгунья и лентяйка! Ведь при ее уме и фантазии она могла бы придумать что-нибудь более изысканное и совершенное, - но она поленилась даже пошевелить мозгами, чтобы сочинить для меня что-то более стоящее! И раздражение это лишь подогревает во мне энтузиазм в активном и настойчивом общении с семьей. Да, Шэннон проста, незатейлива и предсказуема. Мне не скучно с ней лишь тогда, когда я сам решаю приложить усилия к тому, чтобы не скучать. Но она по крайней мере понятна мне, и наверняка не лжет. От новых навязчивых мыслей меня отвлек голос медсестры. Шэннон пришлось рожать в операционной, и я впервые не присутствовал при родах.
- Вы можете уезжать домой. Маму заберете завтра, а малыш должен остаться еще на несколько дней. У него осложнения с кровью, - несовпадение с материнской.
- Это исключено, – мы ней абсолютно совместимы...
- Это все, что мне известно, сэр, - кровь ребенка в конфликте с материнской. Приезжайте за ней завтра, и тогда же сможете поговорить с врачом.
Тупо и криво улыбнувшись, девица стремительно удалилась, будто на пожар, и мне не оставалось ничего другого, как отправиться домой, где сидела с детьми подруга Шэннон, и отпустить ее восвояси.
- Ты, пожалуйста, не волнуйся за меня, милый! Неделя пролетит очень быстро, и я снова буду с тобой! Если хочешь, можем прямо сейчас назначить день встречи в отеле.
- Нет, котенок! Сделаем это после твоего возвращения. Я не хочу загадывать, если не знаю даже, в каком настроении и с какими планами на будущее ты вернешься.
- Странный ты какой-то, Стэн! Что во мне может измениться по отношению к тебе после этой поездки? А впрочем, - ты прав, никогда не нужно бежать впереди паровоза.
- Ты будешь жить у родственников?
- Пока не знаю, сладкий! Я ведь никогда раньше с ними не встречалась. Но у меня есть там несколько друзей, у которых можно будет приземлиться.
Мне иногда кажется, что если бы не роды у Шэннон, я бы сделал все возможное, чтобы оказаться в Нью-Йорке вслед за Котенком, и просто подсмотреть со стороны за ней и за Робом. Я бы придумал срочную деловую поездку или уникальное предложение по работе, - от которого невозможно отказаться, - но я бы наверняка сорвался, - настолько чувствительно и горячо волновала мня вся эта ситуация. И то, что намерение быть рядом с Шэннон в момент появления моего ребенка взяло верх над этими разрушающе навязчивыми чувствами к котенку, было фактом весьма уместным и своевременным для моего самоощущения, хотя и не избавляло от переживаний полностью.
- Давид? Значит, ты все-таки не уехал?
Как ни странно, но Давид не успел еще привыкнуть к тому, что его то и дело подкарауливают у входа в квартиру, - вначале Арминэ, а теперь и ее мать. Он в течение трех дней даже ставил машину в подземный гараж, и возвращался домой ближе к ночи – только бы не мелькать в городе, - но, как видно, и это не помогло.
- Мне пришлось срочно вернуться, - но главное, что мы с Агнессой уладили там все дела, и она теперь там у друзей задержалась, - ей ведь неделю дали на работе. А ты как здесь?
- Хотела с Ашотом встретиться, - ведь я так ему и не успела передать все, что для него мать со мной отправила.
- Ашот сегодня не ночует дома, - с трудно скрываемым удовольствием проинформировал Давид, - так что здесь никого нет.
- Ну, значит, мы можем, наконец, поговорить о самом важном, - и Стэлла, не дожидаясь приглашения, прошла в квартиру и торжественно уселась на диван лицом к входной двери, чтобы иметь лучший обзор помещения и видеть все, что будет делать Давид.
- Стэлла, чем тебя угостить?
- Спасибо, Давид, - ничего не нужно. Просто посиди рядом и выслушай меня.
Сев напротив Стэллы, Давид выглядел вполне уверенным. Он чувствовал, что ничто не изменит ни его отношения к Агнессе, ни его планов на ее счет.
- Давид-джан, мне просто интересно, как долго ты еще будешь жить в этой неопределенности? Пойми меня правильно, я ничего не говорю плохого про Агнессу, - да, - она милая, интересная, умная, красивая женщина, и я понимаю, как ты к ней относишься. Но кто тебе сказал, что это самое важное для жизни? Я не мать тебе, но ты вырос на моих глазах, и клянусь дочерью, - я желаю тебе добра и счастья не меньше, чем желала бы своему сыну!
- Спасибо, Стэлла-джан! Это значит, что ты должна быть рада тому, что мы женимся с Агнессой.
- Да? Ты так понимаешь мои слова? Нет, милый! С Агнессой тебя ждет все что угодно, но только не спокойная семейная жизнь! Ты думаешь, ты сейчас счастлив? По твоему виду этого не скажешь! Я на твоем лице читаю неуверенность. Мужчина не тогда счастлив, когда он с любимой женщиной! Он тогда счастлив, когда он уверен в той, кто рядом с ним, - и тут не так важно, любит он ее или нет! А Агнесса... Я знаю этот тип женщин, Давид. Может быть, и ты знаешь, но не признаёшься в этом. Вот я бы не положила руку за то, что она сейчас делает там, в Нью-Йорке! И ты – тоже не поручился бы, даже если будешь это отрицать! Я не вчера родилась, и все понимаю!
- Стэлла-джан, есть вещи, которые двое решают только между собой, без посторонних, - Давид широко улыбнулся, но тень смущения и сомнения уже омрачила его лицо, и Стэлла уверилась в том, что критический этап форсирования психики Давида пройден, - остается только дожать.
- Знаешь что, ты эти американские штучки брось! Вспомни, к тебе приезжают дети. Они уже почти взрослые, и очень скоро может встать вопрос об их обручении. Какой удар ты готовишь их судьбам? Отец, женатый мало того что на разведенной женщине с сомнительным прошлым, так еще и на той, которая разослала всему городу свою переписку с любовником? Какой приличный армянский парень, или его родители – отнесутся серьезно к твоим дочерям? Пойми меня правильно, Давид-джан: все, что я говорю – это только тебе на благо. Я не удивлюсь, если выяснится, что у Агнессы есть любовник! И даже не потому, что я что-то знаю. Одного взгляда на нее достаточно. Ты ведь не хочешь, чтобы весь Ереван, все твои старые друзья знали это? Моя девочка любит тебя всю жизнь, - ты только подумай, что ребенок все свои школьные годы – в младшей школе, потом в средней, потом в старших классах, - все время болел тобой. Потом был институт, потом была работа, - нигде и никогда она не могла изменить тебе даже в мыслях! Даже такой парень как Ашот – не смог добиться ее! Почему вы, мужчины, совсем не цените глубокое, настоящее, а тянетесь к фальшивкам, к мишуре? Там более, после того, что между вами уже произошло? Нет, нет, не говори ничего! Я знаю, что отрицать ты этого не будешь, потому что ты не подлец. А мелочи не так важны, - важен сам факт! Ты хоть знаешь, чего ей стоило добиться этой рабочей визы в Америку? Плевать она хотела на эту Америку! Она из-за тебя приехала! Подумай о себе, о своей мужской гордости, о родителях, о детях своих! Не надо все бросать в жертву твоим низким страстям! Все, что ты имеешь к Агнессе – я не вижу в этом ничего достойного. А у тебя – дети...
Поднявшись с кресла, будто не в состоянии выдерживать этот напор, Давид прошелся пару раз к двери и обратно, и потом вдруг сказал:
- Стэлла-джан, я все понял, услышал, и все усвоил. Только я зашел домой забрать кое-какие вещи и пойти к Агнессе, чтобы ее дети не были одни.
По тому, как бледен и растерян был Давид, и как дрожали у него руки и голос, Стэлла поняла, что миссия выполнена, и спокойно поднялась с места.
- Мне тоже пора, Давид-джан. Спасибо, что выслушал. Имей в виду, я хочу тебе только добра, и пусть я умру, если это не так! Вот здесь – вещи для Ашота, - и, оставив пакет на диване, Стэлла медленно и спокойно прошла к двери.
Продолжение следует
Все то время, что Котенок находилась в Нью-Йорке, я не мог найти ни минуты покоя. Я метался от компьютера к телефону, забрасывая ее е-мейлами и эсэмэсками, на которые она поначалу не отвечала. Говорить с Шэннон у меня отпало всякое желание, особенно, в свете того, что она выкинула. Впрочем, Шэннон и сама не особо стремилась говорить со мной, а лишь спокойно, будто меня вообще нет в природе, занималась детьми и наслаждалась материнским отпуском.
- А почему это тебя так расстраивает? – пишет котенок, - Ты ведь любишь детей, и тебе все равно, свои ли дети или приемные, не так ли?
- Котенок, ты когда-нибудь расплатишься за все издевательства, которые мне устраивала!
- Да при чем тут я?
- Ты ведь должна чувствовать разницу... Она использовала эту беременность, чтобы вернуть меня в семью! Я не хотел этого!
- Но потом-то ты был рад...
- Да, был. Но теперь у меня есть отличный повод не особо с ней церемониться при осуществлении нашего с тобой соглашения.
- Это уже ваши дела, сладкий! Если так тебе легче, то я только рада!
- Значит, оно все еще в силе?
- Это самое замечательное, самое уникальное и самое желанное соглашение в моей жизни! И оно никогда не утратит силу, если только мой повелитель сам его не отменит!
- Черт возьми, а ты ведь знаешь, что именно я хочу от тебя слышать!
- Я рада, что тебе нравится, родной, хотя это не такая уж великая наука...
- Ты хочешь сказать, что я прост? Ну что ж, когда-нибудь я тебя ошарашу одним откровением, - возможно, даже очень скоро.
Арминэ не спала всю ночь после возвращения Стэллы от Давида, а наутро – это была суббота, – заставила мать вновь досконально пересказать ей все, о чем та подробно поведала накануне. Водянисто-голубые глаза девушки сверкали надеждой и нетерпением, а веснушчатое белоснежное личико покрылось чуть ли не младенческим румянцем. Ей казалось, что по идее Давид должен прямо сейчас явиться к ним с предложением руки и сердца.
- Мама, а ты уверена, что на него подействовали твои слова? Ты не забыла сказать ему про любовника Агнессы? А про то, что было между нами?
- Дорогая моя, я все ему разложила по пунктам, и от себя кое-что добавила. Так что, если он и теперь не откажется от Агнессы, то я просто памятник ей поставлю за ломку вековых понятий у армянских мужчин!
- Если ты смогла мне помочь, мама, я сама тебе памятник поставлю, - при жизни! – Арминэ, чуть не плача, бросилась на шею к матери, - Ах, если бы и Агнесса либо уехала подальше, либо замуж за кого-нибудь вышла! Тогда бы мне было намного спокойнее!
- А разве она не может выйти за этого своего... любовника, про которого ты мне рассказывала?
- Мам... я вообще-то не до конца уверена, что это ее любовник и ее история... но даже если так, - кому он нужен со своей оравой! Агнесса и за Давида-то, мне кажется, еле-еле согласилась выйти! Ты ведь видела, насколько она была безразлична во время вашего разговора!
- Я обратила внимание, но это могла быть и маска...
- Да нет, не маска! Она не любит его, мама! И я говорю это не для того, чтобы успокоить свою совесть! Просто это правда!
Давид вез Агнессу из местного аэропорта, встретив ее по прилете из Нью-Йорка. Как ни странно, оба они молчали почти всю дорогу, и обоих, казалось, удовлетворяло это молчание. Лишь в ту минуту, когда машина Давида подъехала к дому Агнессы, она спросила:
- Ты не зайдешь? Нам нужно поговорить...
- Несс... А если и у меня есть к тебе разговор?
- Ну, тем более, поговорим на обе наши темы...
- Если только они не сольются в одну...
- А если и сольются?
- Тогда лучше вообще избежать этого разговора и жить дальше так, как мы сами решили.
- Ну хорошо, давай попробуем! Так ты зайдешь?
- Ты этого хочешь?
- Да!
- Тогда запомни одно: что бы ни случилось дальше в моей жизни – я всегда готов быть с тобой в любую минуту, когда ты только захочешь этого – вот как сейчас!
- Я знаю, знаю, сладкий!!! – и она, ласково погладив его небритую щеку, нежно чмокнула его в уголок рта.
Страдая от любопытства и нетерпения, я уже пятый раз пишу брату с вопросами о том, как прошла у него встреча с Агнессой. Я надеюсь, что хотя бы теперь, когда она вернулась в Калифорнию, у него должно найтись время ответить мне.
- Ну как, брат, повела себя твоя королева, когда ты предложил ей отведать нашей польской келбаски?
- Все не так-то просто, брат! Она вела себя великолепно, и она... я не знаю, видел ли ты ее вживую, но должен тебе сказать, что она действительно чудо! Я просто в отчаянии от того, что единственная женщина, которая мне понравилась как никто и никогда за все мои четыре с лишним десятка лет, – не сможет быть со мной!
Сердце мое колотилось как бешеное, пока я ждал ответа на свой вопрос, и продолжает колотиться и теперь, когда я уже прочел его ответ, – хотя тогда и теперь оно было движимо совершенно разными причинами.
- Значит, ты не понравился ей?
- Не в этом дело. Ты знаешь, что мы выглядим гораздо лучше в жизни, чем на фотографиях. А ей я понравился даже по фото.
- Так в чем же дело? На оказалась замужем?
- Да нет же, брат! Представь себе, она оказалась нашей родственницей. Наш прадед, оказывается, был не промах, и тоже любил экзотику. Он и ей приходится прадедом.
Ха-ха-ха-ха-ха! Я в восторге от моего котенка! Здорово она обломала моего братца, - придумала такую байку, которая теперь раз и навсегда отвадит его от всякой мысли о телесной близости с ней! Не понимаю только, для чего ей нужно было все-таки ехать к нему? Неужели она не соврала мне, и действительно поехала повидаться со своими родными? Ах, мой маленький, сладкий котенок!
Малыш наш все больше и больше походит на мексиканца, - судя по всему, у Шэннон была неудачная попытка наладить отношения с соотечественником. И наверняка есть и моя «вина» в том, что у нее из этого ничего не вышло. Не будь у нее моих детей, - возможно, они бы и поженились. Впрочем, я ни разу за все эти три месяца не поговорил с ней об ее обмане. Теперь, когда наше с котенком соглашение, наконец, в силе, мне совершенно безразлично, как и почему она так обошлась со мной, - и я даже полюбил этого маленького мачито.
- Ты уезжаешь? – в недоумении говорит мне она, прижимая малыша к груди и покачиваясь.
- Да, на пару дней, - вернусь послезавтра вечером.
- Что?
- А что?
- Что это значит? Куда ты поедешь?
- В Солану.
- А почему же ты вернешься только через два дня?
- Шэннон, а должен ли я вообще возвращаться? – и мой взгляд замер на ее малыше.
Она промолчала, глядя на меня в смятении, и я продолжал:
- И тем не менее, я вернусь, и буду с тобой всегда, столько, сколько это будет нужно детям.
- Что все это значит, Стэн?
- Это значит, что я женат, Шэннон. – Я схватил ее за плечи, чтобы удержать, если она вдруг не устоит на ногах от шока.
- Как это? Когда? Как ты посмел?
- Это было совсем недавно, когда уже родился Джуниор. Но решение об этом я принял до его рождения, и просто ждал, пока ты родишь, чтобы не волновать тебя в беременность.
Тяжело дыша, она присела на диван и, чуть не плача, стала кричать:
- Ты... Ты негодяй, Стэн! Ты сволочь, подлец, мерзавец!
- Если ты считаешь меня таковым, тогда тебе, наверное, и не нужно, чтобы я возвращался? Скажи, Шэннон, - все будет по-твоему. Мы решили, что ты, и особенно, дети - все-таки нуждаетесь во мне, и потому я буду жить с вами, и лишь иногда уезжать к жене – на пару дней. Ты ведь не возражаешь?
- Идиот! Идиоты, - вы оба, - кто бы она ни была! Запомни, она не любит тебя! Она тебя не любит, если согласна на такой идиотизм! Это безумие! Она не выдержит! Я не выдержу!
- Все зависит от тебя, Шэннон. Будет так, как ты скажешь. Если ты не хочешь, – тогда я просто перееду в Солану, к ней. Ты подумай... У тебя есть время – целых два дня без меня.
Окончание следует
Уже через пару дней после возвращения Агнессы из Нью-Йорка Лена, которая вот уже несколько месяцев жила с мыслью о предстоящих родах, нашла, наконец, способ обратиться к врачу через подставной страховой полис и с фальшивым удостоверением личности с фотографией более-менее похожей женщины. Пораженный врач, изучая результаты ультразвукового исследования, не обнаружил никаких признаков наличия плода в матке. Лена же уверяла его, что несколько тестов на беременность дали положительный результат, не говоря уже обо всех других физиологических и внешних признаках беременности. После того, как врач предложил Лене встречу с психологом, девушка поняла, что нужно срочно во всем соглашаться с врачом и уносить ноги из этой клиники, пока ее не поставили на вид специалистам по истерическим физиологическим состояниям и в итоге не разоблачили как нелегалку.
- Значит, никакой беременности нет? – промямлила она.
- Беременность была в Ваших желаниях, мыслях, воображении. Это отразилось на состоянии организма. Вы сейчас сознаете, что беременности нет?
- Да, да, и я даже рада этому, доктор! Спасибо Вам огромное!
- Странно то, что в большинстве подобных случаев женщину бывает крайне сложно убедить в том, что она не будет матерью.
- Уверяю Вас, доктор, что я отношусь к совершенно иной категории мнимых беременных! – в нетерпении, желая как можно скорее поделиться потрясающей новостью с близкими, Лена уже ерзала на стуле, и ее пристальный, чуть ли не издевательский взгляд, - поверг врача в непонимание:
- Вы уверены, что не хотите участвовать в научном исследовании? Я могу запросить рассмотрение Вашего случая специалистами.
- Спасибо за честь доктор. Я бы с удовольствием, но дело в том, что я сегодня улетаю в... Австралию. Хорошего Вам дня!
Устав ждать соответствующих шагов от Давида, и постоянно встречая его то с Агнессой, то в компании Ани и Ашота, а то и с Леной, Арминэ с каждым днем все больше отчаивалась. Даже каменное спокойствие Стэллы, уверявшей дочь, что для любого серьезного решения требуется время, что Давиду некуда будет деваться, так как она умело «обложила» его со всех сторон, - мораль, дети, традиции, сплетни, родители, бывшая теперь уже жена, - и ему совершенно некуда будет деваться, кроме как выполнить свой моральный долг перед опороченной девушкой, – ничто не могло вселить в Арминэ уверенность в осуществлении ее мечты. Каждая минута ожидания была для Арминэ пыткой, и словно выедала ее изнутри, так как несколько дней после разговора Стэллы с Давидом девушка будто гасла на глазах. Она не могла ни есть, ни спать, а в один прекрасный день просто не вышла на работу. В отчаянии, Стэлла стала звонить Давиду, но тот попросту не отвечал на ее звонки. Позвонив же Агнессе, Стэлла застала ее.
- Агнесса, что происходит? Почему Давид не подходит к телефону?
- Он в порядке, Стэлла, с ним ничего не случилось, только что был здесь, но уже ушел. Что ему передать?
- Я сама поговорю с ним, - раздраженно отвечала Стэлла, и хотела уже было повесить трубку, когда вдруг решила спросить: - Как у вас идут дела? Когда свадьба?
- Мы не женимся, Стэлла. Давиду это уже не нужно.
- Взялся за ум? Ну хорошо, Агнесса-джан, значит, между нами - никаких недоразумений и проблем, правда?
- Какие вопросы, Стэлла! Все в ажуре! – весело воскликнула Агнесса.
- Мама, что она сказала? – простонала Арминэ, когда Стэлла повесила трубку.
Глядя опустошенными глазами на дочь, как если бы та была неизлечимо больна, женщина покачала головой и произнесла:
- Они не поженятся. Давид бросил ее. Только я все равно не понимаю, почему он до сих пор не связался с нами, не зашел, не позвонил! Неужели он хочет сначала поговорить со своими родителями? Погоди-ка, позвоню им в Ереван, – они там наверняка уже проснулись.
- Алло! Это Стэлла, доброго вам утра, милые мои соседи! Как вы там поживаете? Какие у вас новости? Чем порадуете?
Наблюдая за матерью, Арминэ увидела, как та изменилась в лице, побледнела и будто лишилась дара речи.
За пару дней до этого у Давида состоялся телефонный разговор с Седой, в котором он предложил ей приостановить оформление развода и приехать к нему в Америку вместе с детьми – в виде вполне логичного и понятного явления - воссоединения семьи. Ответ Седы ошеломил Давида: будучи в панике от того, что уедут дети, состоится развод, и Давид перестанет присылать деньги, Седа согласилась на суррогатное материнство, и в ближайшие пять месяцев не сможет покинуть Армению.
- Ты в своем уме, женщина? Я бы помогал тебе все равно, - что ты себе устроила?
- Ничего, Давид, я здоровая, у меня роды проходили легко, и лишние сорок тысяч тоже – не валяются на дороге. И потом, я должна была и сама о себе позаботиться, а не надеяться только на тебя. Тебе там тоже будет непросто одному с детьми, да еще... с твоими другими делами.
- Сорок тысяч! Вот откуда твое спокойствие в связи с тем, что я не вписал тебя в документы по воссоединению семьи? Ты была уверена, что обеспечила себе несколько лет до того момента, пока не вырастут дети и не решат вызвать тебя самостоятельно?
- Ты против этого?
- Ты не слышала, что я сказал тебе в начале разговора? Плюнь на все дела по разводу и приезжай с детьми. Я оформлю новое дело и, думаю, что оно займет как раз те месяцы, что тебе нужны для рождения этого ребенка. Что за люди?
- Им меня посоветовала ваша соседка, Стэлла, - да и меня она смогла уговорить согласиться.
- Ну что же, Стэлле «спасибо». А ты приедешь ко мне и будет здесь у нас образцовая семья по ереванским стандартам, - я думаю, Стэлле это понравится.
- А что случилось? Почему ты передумал?
- Меня уговорила Стэлла, - Давид рассмеялся, и их разговор с женой пошел обычным чередом – поведение детей, их успехи в учебе, новости, сплетни и «сравнительный анализ» цен.
Я в восторге от того, как Котенку пришла в голову авантюра с этой женитьбой, и как я согласился на нее, - потому что меня радовало и обнадеживало все, что было связано с ней и могло дать нам шанс и право видеться хотя бы пару раз в месяц, - когда я смогу попросту провести с ней уикенд! Кроме того, я был поражен тому, насколько уверенно она вела себя во всей этой ситуации. Я никогда бы не поверил, что любящая женщина способна на такие поступки. Но, видимо, мне досталась женщина уникальная, - готовая спокойно воспринимать то, что я проживаю с детьми и их матерью, во всем и по-всякому поддерживаю их, а с ней лишь вижусь раз в неделю или в две. Она говорит, что это и есть любовь в чистом виде, не обусловленная и не отягощенная ничем, - беззаветная. Она говорит что это идеальный вариант для нее, потому что ей непривычно было бы жить со мной постоянно. Она говорит, что я – мечта всей ее жизни, а наша ситуация – это оптимальный, уникальный и единственный в своем роде случай. Я согласен. Наверное, этот случай такой же уникальный и единственный в своем роде, как она сама. Она – сделала меня счастливым, - всей этой авантюрой, всей своей любовью, нежностью, всем этим новым окружением, которое она мне обеспечила. Мир Шэннон и детей стал для меня добрым и милым дополнением к тому большому и яркому миру, который дарила мне мой котенок. Хотя я и нахожусь с ней меньше по времени, чем с Шэннон и детьми, все мои светлые, чувственные и страстные мысли, воспоминания и ощущения всегда связаны только с Агнессой. Не желая иметь от нее никаких тайн, я рассказал ей о том, что все время, - с самого начала - знал, кто именно является автором «лажи», которую она мне показывала, а также был в курсе всех ее отношений с братом, так как он искренне и подробно делился со мной. Она, впрочем, ничуть не удивилась, и в свою очередь призналась мне, что мы – Роб и я – на самом деле ее троюродные братья, и узнай она об этом раньше, мы возможно, не были бы так счастливы. Мне же не хочется теперь даже думать об этом! Случилось то, что случилось, и теперь уже ничто не имеет значения! Роб так ничего и не знает о нашей ситуации с Котенком, а недавно он проехался в Россию, чтобы повидаться с Сергеем, ее братом, - нашим дальним родственником. Оба они остались безмерно довольны встречей, и мы с Агнессой, наконец, могли вздохнуть спокойно, - ей не нужно было больше заниматься поисками или «налаживанием контактов».
***
Через несколько месяцев, когда Арминэ была чуть ли не силой увезена матерью обратно в Армению, а Аня с Ашотом уже жили в отдельной квартире, чтобы не мешать Давиду готовиться к «воссоединению с семьей», в квартире Агнессы происходила весьма важная фотосессия. Агнесса носилась с фотоаппаратом и то и дело повторяла:
- Лена, ну обними же его, не стесняйся! Стэн! Смотри на нее нежнее, – что за издевательское выражение лица?
- Несс, он ведь не любит блондинок! – смущенно объясняла Лена.
- Для этой фотосессии – придется полюбить! В следующую пятницу у тебя собеседование по грин-карте, и вы должны представить там всякого рода доказательства того, что ваш брак реален... Кстати, ты уже выучила имена его родителей, членов семьи, все их дни рождения, кто и что любит?
- Да, это было не так сложно. Когда знаешь цель и смысл – все всегда легко дается.
- Надо бы еще и Стэна прогнать по твоим данным, - задумчиво, будто сомневаясь в способностях Принца к запоминанию, заметила Агнесса.
- Да он их не будет вообще волновать, - они на меня насядут, будь уверена!
- Ну, в любом случае, на это у нас время еще есть. Стэн, а теперь нежно так поцелуй ее – в шейку, как ты любишь! – Агнесса снова нацелила фотокамеру, - а ты, Семен, отойди подальше, выйди из кадра и успокойся, - не съест он твою Лену, блондинок он не любит, - и потом, это просто фотосессия, - потерпи, пока у Лены не наладится с гражданством, - тогда и твой черед настанет...
- Этого придется ждать целую вечность, но я выдержу, - проговорил симпатичный смуглый паренек, студент из России, который, вопреки всем ожиданиям, сумел покорить Лену настолько, что она поселила его у себя, тем более, что Аня уже жила с Ашотом, - только скажи своему Стэну, чтобы он тут не сильно ее лобызал.
- Да где ты там видишь «лобызал»! - передразнила Агнесса, - Если наша гениальная фотосессия и провалится, то только из-за его непрофессиональной актерской игры...
- Да, но он-то ей нравится, - возражает Семен, - я же вижу. Не хотелось бы потом снова ее отвоевывать у него.
- Ну что ж, - Агнесса улыбнулась и, не переставая делать снимки, бормотала вполголоса: - «реконкиста» – исторически святое дело, тем более, в Калифорнии. Их у нас по жизни бывает столько, что мы и сами не замечаем. Кстати, это большая удача, что Лена вытатуировала у себя на спине первую букву твоего имени. Совпадает со Стэном, и для имигрейшна это будет еще одно убедительное подтверждение «подлинности» их отношений. Ну что, - Агнесса повысила голос, - давайте теперь за столом... Леночка, переоденься, смой косметику, смени прическу, - это уже «другой день»...
Ах, Котенок, Котенок!..
SD, May-Oct 2011.
Powered by vBulletin® Version 4.2.2 Copyright © 2025 vBulletin Solutions, Inc. All rights reserved.