Геноцид армян в произведениях русских авторов

[Мукик]

Алексеева Екатерина

ПЕСНЯ АШУГА

Вы послушайте песню ашуга,
Много, много их есть у него,
Ум и сердце откройте для слуха
И внемлите печали его…
Я пою о страданьях народа,
О несчастной отчизне моей,
Я пою вековые невзгоды,
Пою тяжесть оков и цепей…
И слезами и кровью невинной
Вся родная страна залита…
Мой народ льется скорбной лавиной,
Покидая родные места…
Беспощадно врагами гонимый
Он бежал от позора и мук, -
Счастлив тот, кто ушел невредимый,
Не погибнув от вражеских рук!
Счастлив тот, кто измучен тревогой,
Истомленный, несчастный, больной,
Изнурен непосильной дорогой,
Среди гор нашел вечный покой…
О, отчизна моя разоренная,
Ты страна горьких слез и скорбей,
Стонешь ты у креста пригвожденная,
Призывая к отмщенью детей!..
Где ж конец вековому насилью,
Конец рабству и гнету цепей?..
О, Победы могучие крылья,
Принесите ж свободу скорей!..
Вы послушайте песню ашуга,
Много, много их есть у него,
Ум и сердце откройте для слуха,
И внемлите печали его!..

Ван
"Арм. Вест.", №48. 1916 г.

[Мукик]

Яков БАРАНОВСКИЙ


АРМЯНСКОМУ НАРОДУ

О, сколько горя и страданий
Народ несчастный перенес!
Им нет ни счету, ни названий
В бездонном море жутких слез…
Любовью страстною к свободе
Себя прославил он вовек:
- Слагайте ж песни о народе,
В котором каждый - человек!
Любовь к свободе он, как знамя,
Несет безропотной рукой…
Народ - порыв, экстаз и пламя,
Склоняюсь низко пред тобой,
Но близок яркий день свободы,
Тот день, что кажется мечтой, -
Он даст армянскому народу,
Что завоевано борьбой!

1916 г.

[Мукик]

Валерий Брюсов

К АРМЯНАМ

Да! Вы поставлены на грани
Двух разных спорящих миров,
И в глубине родных преданий
Вам слышны отзвуки веков.

Все бури, все волненья мира,
Летя касались вас крылом, -
И гром глухой походов Кира,
И Александра бранный гром.

Вы низили, в смятеньи стана,
При Каррах, римские значки;
Вы за мечом Юстиниана
Вели на бой свои полки;

Нередко вас клонили бури,
Как вихри - нежный цвет весны, -
При Чингиз-Хане, Ленгтимуре,
При мрачном торжестве Луны.

Но, - воин стойкий, - под ударом
Ваш дух не уступал Судьбе;
Два мира вкруг него не даром
Кипели, смешаны в борьбе.

Гранился он, как твердь алмаза,
В себе все отсветы храня;
И краски нежных роз Шираза,
И блеск Гомерова огня.

И уцелел ваш край Наирский
В крушеньях царств, меж мук земли:
И за оградой монастырской
Свои святыни сберегли

Там, откровенья скрыв глубоко,
Таила скорбная мечта
Мысль Запада и мысль Востока,
Агурамазды и Христа, -

И, - ключ божественной услады,
Нетленный в переменах лет, -
На светлом пламени Эллады
Зажженный - ваших песен свет!

И ныне, в этом мире новом,
В толпе мятущихся племен,
Вы встали - обликом суровым
Для нас таинственных времен.

Но то, что было - вечно живо!
В былом - награда и урок.
Носить вы вправе горделиво
Свой многовековой венок.

А мы, великому наследью
Дивясь, обеты слышим в нем…
Так! Прошлое тяжелой медью
Гудит над каждым новым днем.

И верится, народ Тиграна!
Что, бурю вновь преодолев,
Звездой ты выйдешь из тумана,
Для новых подвигов созрев,

Что вновь твоя живая лира,
Над камнями истлевших плит,
Два чуждых, два враждебных мира
В напеве высшем съединит!

1916 г.

[Мукик]

К АРМЕНИИ


В тот год, когда господь сурово
Над нами длань отяготил,
Я в жажде сумрачного крова,
Скрываясь от лица дневного,
Бежал к бесстрастию могил.

Я думал: божескую гневность
Избуду я в ночной тиши:
Смирит тоску седая древность,
Тысячелетних строф напевность
Излечит недуги души.

Но там, где я искал гробницы,
Я целый мир живой обрел.
Запели в сретенье денницы,
Давно истлевшие цевницы,
И смерти луг - в цветах расцвел.

Не мертвым голосом былины,
Живым приветствием любви
Окрестно дрогнули долины,
И древний мир, как зов единый,
Мне грянул грозное: Живи!

Сквозь разделяющие горды
Услышал я ту песнь веков,
Во славу благостной природы,
Любви, познанья и свободы,
Песнь, цепь ломающих рабов.

Армения! Твой древний голос -
Как свежий ветер в летний зной!
Как бодро он взвивает волос,
И как дождем омытый колос,
Я выпрямляюсь под грозой!

9 декабря 1915 г.

[Мукик]

Сергей ГОРОДЕЦКИЙ

САД


Сад весенний, сад цветущий,
Страшно мне
Под твои спускаться кущи
В тишине.
Здесь любили, целовались,
Их уж нет.
Вот деревья вновь убрались
В белый цвет.
Что мне делать? Не могу я,
Нету сил
Всех вернуть сюда, ликуя,
Кто здесь жил.
Из колодца векового
Не достать
У родного павших крова
Дочь и мать.
Не придут со дна ущелья
Сын с отцом.
Жутко вешнее веселье,
Смерть кругом.
Я не знал вас, дети муки,
Но люблю.
Я хожу, ломая руки,
И пою.
Не заветные молитвы
Бытия,-
Песни мщения и битвы
Жгут меня.
Но из пламени той песни,
Из костра,
Вдруг шепчу, молю: - Воскресни,
Брат, сестра!



Ветвь беру я снеговую
С высоты
И в слезах цветы целую,
Их цветы.

Ван
"Арм. Вест.", №21. 1916 г.



ГДЕ ОНИ?


Вишенье, яблонье, алое, белое.
Скорбно стоит, как во сне онемелое.

В этом весеннем, цветущем саду
Жарко сказала невеста: приду,

Полувенцами цветенье склоняется,
Тихо качается, не улыбается.

В этом саду подарила она
Свой поцелуй, молодая жена.

Запахом нежным, душистым дыханием
Сад затомил и замучил молчаньем.

Здесь она с томной улыбкою шла,
Древнее семя стыдливо несла.

В цветики белые, цветики нежные,
Пчелы за медом влетают прележныя.

Помните, ветки прилежную мать?
Здесь она сына любила качать.

Где они, сад мой цветущий, сияющий,
Где они, рай, в цвету замирающий?

Где же хозяин заботливый твой,
Мать молодая, ребенок живой?

Мать и отец, и ребенок с глазенками,
Словно две вишни, с ладонями звонкими?

Все лепестки тише смерти молчат.
Сад мой жемчужный, печальный мой сад!..

Ван

[Мукик]

РУКИ ДЕВЫ


Она упала у двери дома
Руками к саду, где тишь и дрема.

Над нею курды друг друга били
Над ней глумились, ее убили.

Погибнул город в пожаре алом,
Укрылся пеплом, уснул устало.

Но жизнь земная непобедима.
Весна напала на смерть незримо.

Ее убила цветами рая
И разуверяет, смеясь, играя.

В саду жемчужном иду во мраке
И чую жизни угасшей знаки.

И вижу руки давно убитой,
В саду зарытой, давно забытой.

Сияют руки в цветенье белом,
Зовут в объятья движеньем смелым.

Я к ним бросаюсь, их воле внемлю.
Они, сияя, уходят в землю.

К земле склоняюсь - трава ночная
Молчит сурово, росу роняя.

ВАН

Душа, огромная как море,
Дыша, как ветер над вулканом,
Вдыхает огненное горе
Над разоренным раем, Ваном.

Как жертвенное счастье,
Как сладкое мученье
В народной гибели участье,
С тенями скорбными общенье!


Еще я мог пробыть с живыми
При свете солнца, в полдень знойный,
Но над садами горевыми
Поднялся лик луны спокойный.

Непобедимое сиянье
И неподвижные руины
Развалин жуткое зиянье
И свист немолчный, соловьиный.

Луна лавины света рушит.
В садах, от лепестков дремотных
Исходит ладан, душу душит
Среди цветов толпа бесплотных.

Они проходят вереницей
И каждый в дом былой заходит
Как узник связанный с темницей
Меж стен обуглившихся бродит.

Их, лучезарных много-много,
Что белых звезд под небесами,
Иной присядет у порога
Иной прильнет к нему устами.

Рыданья сердца заглушая,
Хожу я с ними между ними.
Душа, как звездный свод, большая,
Поет народа скорби имя.

[Мукик]

ДУШЕВНОБОЛЬНАЯ


Пока, безоблачен и беспечален,
Лучится день, и стены стонут в зное,
В расселинах обугленных развалин
Она лежит и смотрит, как дитя больное.

Знакомо все, и все совсем другое:
Пороги там же, там же сад с колодцем,
Но не ковры, а пепел под ногою,
Ручей, остановившись, стал болотцем.


Ее никто не кормит, не ласкает,
Ей голодно, ей странно все, ей жутко.
Бежать отсюда? Сердце не пускает.
Быть может, хитрая все это штука?

И может быть все станет вдруг, как прежде.
Вернутся комнаты, ковры с цветами.
И дети прибегут? Она в надежде
Поводит разноцветными глазами.

Но жизни нет. Обуглясь, стены стонут.
Все мертвое. И псы не стонут в стычке.
Комок горелого тряпья не тронут,
Лежит, в игрушки взятый по привычке.

Болит душа. Скорей бы ночь настала!
А ночь придет, она, больною тенью.
Начнет бродить, мяукая устало,
Цикад звенящих отвечая пенью.

Свалялся хвост пушистый. Шерсть измята,
Трясет она, как ведьма головою.
И, как страну, что смертью злой объята,
Никто не назовет ее живою.

Как пламя белое воспоминанья,
На черные она взбегает угли.
И даже нет в глазах ее мерцания:
Они все видели и, вот, потухли.

ПАНИХИДА

Иду в саду, а кости под ногами
Шуршат в траве меж тихими цветами.

И мне не надо ни цветов, ни сада,
Не в радость солнце, зелень - не услада.

Ни птиц, ни пчел, ни бабочек блестящих,
Ни яблок молодых, к себе манящих,-

Я ничего не вижу в странном цепененье:
В чужой душе чужое слышу пенье.

- Я жить хотела, - слышу плачь убитой:
- Истлело тело, гробом не укрыто.

- Скажи молитву чуждыми устами,
Вздохни хоть раз над белыми костями!

- Ведь близких нет, родные все со мною,
Утешь мой дух молитвою земною…

И я шепчу слова из панихиды.
И сердцу больно, полному обиды.

Ван
"Арм. Вест.", №25. 1916 г.

ПРОЩАНЬЕ

Прощайте, печальные тени,
В цветы, залетевшие души,
Пусть ваши зеленые сени
Ни вихрь, ни гроза не разрушат.

Я с вами томился и плакал,
Я с вами упился цветеньем,
И зарностью алого мака.
И яблонь жемчужным лученьем.

Нет! Сирыми вас не покину.
Я солнцу отдам вас родному
К нему возносите кручину,
Бессмертья глухую истому.

Когда же плоды золотые
Нальются на ветках счастливых,
Вы вспомните, тени святые,
О песнях моих молчаливых.

О вере моей громогласной,
Что жизнь торжествует победно,
Что смерти зиянье напрасно,
Что люди не гибнут бесследно.


ПУТНИЦА

Я дал ей меду и над медом
Шепнул, чтоб слаще жизнь была,
Чтоб над растерзанным народом
Померкнуло созвездье зла.

Она рукой темноянтарной
Коснулась до моей руки,
Блеснув зарницей благодарной
Из глаз, исполненных тоски.

И тихо села на пороге,
Блаженством сна озарена…
А в голубой пыли дороги
Все шли такие ж, как она.