Обращение армянского населения Османской империи, к католикосу всех армян Геворку IV

[KODAK]

Из письма доктора Завриева министру иностранных дел Сазонову

Петроград, 3 сентября 1915 г.

Вашему высокопревосходительству известно в общих чертах о невыносимом положении, какое создалось для армян в Турции.
Получаемые постепенно подробности выясняют нам глубоко мрачную картину:
1. В течение весны и лета этого года почти во всей турецкой армии особыми приемами, частично, но без послабления, вырезаны почти все армяне, забранные в солдаты. Погибло таким образом много десятков тысяч мужчин в лучшем возрасте.
2. Почти из всей Киликии, Зейтуна и Сиваса изгнано поголовно все армянское население. Из него была выделена большая часть более молодых мужчин, которых куда-то угнали. О судьбе их нет сведений, и их, без сомнения, убили. Все остальные без исключения были погнаны пешком, без какого-либо имущества в Месопотамию. Огромная массa женщин и детей падала от изнурения, тонула, переходя реки, и погибала от голода и жажды. Отстающих безжалостно убивали. Молодых девушек куда-то уводили. В Месопотамии их хотят будто бы расселить между кочевниками. Весьма большое число их уже приняло ислам.
3. Западная часть Эрзерумского вилайета и часть Харпутского и Диарбекирского пока еще мало пострадали, но очередь, вероятно, дойдет и до них.
4. Город Муш и вся роскошная Мушскал долина превращены в развалины: сожжены большинство домов и все церкви и монастыри. Население вырезано, кроме тех, которые успели бежать в горы Сасуна. Весь Сасун пока уцелел, но он окружен курдами и войсками. Люди мужественно держатся, но у них уже не хватает патронов. Провизия тоже на исходе. Таким образом, гордый Сасун скоро падет, если не подоспеет помощь.
5. Ушедшие с отступавшими от Вана русскими войсками около 200 тысяч армян хлынули в Закавказье и Эриванскую губернию.
Очевидцы, посылающие оттуда телеграммы, не могут без слез описывать всего, что творится в этой голодной,
[ стр. 302 ]
нестройной человеческой массе, оставшейся без врачебной помощи и нуждающейся решительно во всем.
Холера и другие эпидемии уносят ежедневно более трехсот человек. Телеграфируют, что сотни трупов остаются непогребенными за неимением ни материальных средств, ни нужной организации. Гибель этих несчастных людей неизбежно рождает угрозу разноса эмидемии по всему Кавказу, по мере распределения беженцев по деревням...
Армянский народ в Турции обрекается на погибель.
Вашему высокопревосходительству известно, кто является вдохновителем и руководителем всего происходящего и за что против этого народа так разъярились германо-турки. По счастью, пока еще не всюду им удалось осуществить свой злой умысел.
У армянского народа нет иного защитника, который мог бы что-либо сделать, кроме России...
В тревожном сомнении и в положении человека, лишающегося последних душевных сил и веры в святость руководившей им идеи, я обращаюсь к Вам, ища опору в Вашей человечности и Вашем сознании государственного интереса России, связанного с сохранением армянского народа... (прим. 28).

АВПР, Политархив, д. 3479, п. 19—20.

170. Заявление двух сестер милосердия, служивших в германской военной миссии в Эрзруме

Перевод с английского

В марте 1915 г. мы узнали от одного врача-армянина, который позднее умер от тифа, что турецкое правительство готовится к проведению резни армян в широком масштабе. Он просил нас узнать у генерала Пассельта, правилен ли этот слух. После этого нам сообщили, что генерал (один из блестящих офицеров) также имел опасения по этому поводу и по этой причине просил освободить его от занимаемого поста... Мы заболели тифом и вследствие некоторых изменений в обслуживающем персонале госпиталя были вынуждены покинуть Эрзрум.
Благодаря любезной услуге германского консула в Эрзруме, который пользовался у армян уважением, мы
[ стр. 303 ]
были приняты на работу в Красный Крест в Ерзнка и работали там семь недель.
В начале июня глава миссии Красного Креста в Ерзнка хирург А. рассказал нам, что в Ване восстали армяне и против них были приняты меры, которые могут вылиться во всеобщее истребление армян, а также, что все армянское население Ерзнка и окрестностей будет отправлено в Месопотамию, где они уже не составят большинства, как это было здесь. Однако никакой резни не предполагается, и должны быть приняты меры для питания высланных и обеспечения их личной безопасности с помощью военного эскорта. Он сказал, что, как сообщают, в Ерзнка были обнаружены вагоны, груженные оружием и бомбами, и что многие будут арестованы. Персоналу Красного Креста запрещено иметь какое-либо касательство к высланным, а также совершать любые экскурсии пешком или верхом за пределы определенного радиуса.
После этого населению Ерзнка была предоставлена отсрочка на несколько дней для продажи своего имущества. Как и следовало ожидать, продажа производилась по смехотворно низким ценам. В первую неделю июня отправилась первая партия; богатым людям разрешалось нанимать экипажи. Они должны были поехать в Харберд. В последующие три дня отправились другие партии высланных, у которых детей взяли на воспитание в мусульманские семьи; ко позднее власти решили, что впредь дети также должны идти в изгнание.
Семьи армян, работавших в нашем госпитале, в том числе и больная женщина, должны были следовать вместе с остальными. Протест доктора Нейкирха, который лечил эту женщину, не оказал никакого воздействия. Ее отправка была отложена лишь на два дня. Солдат, прикрепленный к нашему госпиталю в качестве сапожника, сказал медицинской сестре Б : «Мне уже 45 лет, и все же я взят на военную службу, хотя я регулярно каждый год платил налог за освобождение от военной службы. Я никогда не делал ничего, что было бы направлено против правительства, а теперь они забирают от меня всю мою семью, мою семидесятилетнюю мать, жену и пятерых детей, причем я даже не знаю, куда их отправляет». Он особенно волновался при мысли о своей полуторагодовалой дочери: «Она такая ласковая. У нее такие прелестные глаза». Говоря это, он плакал, как ребенок.
[ стр. 304 ]
На следующий день он пришел опять: «Я знаю правду. Они все погибли». И это было действительно гак...
Впоследствии солдаты нам рассказали, как беззащитные армяне были убиты все до одного. Бойня продолжалась 4 часа. Женщины становились на колени, бросали своих детей в Евфрат.
«Это было ужасно, — сказал один моложавый солдат. — Я не мог стрелять, я только притворялся». Мы часто слышали, как турки выражали по этому поводу неодобрение и сожаление. Солдаты рассказывали нам, что были приготовлены повозки с волами, чтобы сбросить все трупы в реку и уничтожить следы резни.
На следующий день состоялась настоящая облава в пшеничном поле (пшеница осталась на поле и многие армяне прятались в ней).
Начиная с этого времени непрерывно прибывали партии высланных, направляемых на бойню; у нас не было сомнений относительно их дальнейшей судьбы после единодушных свидетельств, которые мы получали из разных мест. Позднее наш кучер-грек рассказал, что эти жертвы со связанными за спиной руками, были сброшены в реку с отвесных скал. Такой метод применялся в тех случаях, когда число жертв было слишком велико для того, чтобы можно было избавиться от них какими-либо другими способами. Кроме того, облегчалась работа убийц. Сестра Б. и я сразу начали, конечно, думать о том, что мы можем сделать, и решили поехать с одним из этих конвоев в Харберд. Мы еще не знали тогда, что по приказу правительства резня совершается в пути следования, и полагали, что сможем умерить жестокость жандармов, а также предотвратить нападение курдов, поскольку мы говорим на курдском языке и имеем некоторое влияние на них.
Затем мы телеграфировали консулу в Эрзрум о своем увольнении из госпиталя и настаивали на том, чтобы он в интересах Германии приехал в Ерзнка. В ответ он телеграфировал: «Мой пост невозможно покинуть. Жду австрийцев, которые должны проехать здесь 22 июня...».
Вечером 17 июня мы пошли на прогулку с г-ном К., аптекарем штаба Красного Креста. Он, как и мы, был потрясен совершавшимися жестокостями и очень ясно выражал свое мнение по этому поводу. Он также уволился с работы. Во время прогулки мы встретили жандар-
[ стр. 305 ]
ма, который рассказал, что в десяти минутах ходьбы сделала привал большая партия высланных из Байберда. Он рассказал нам с ужасающей правдивостью, как истребляли этих людей и одного за другим бросали в пропасть ущелья: «Kesin, kesin, geliorlar» («Убивайте, убивайте, идут»). Далее он сказал о том, что во всех селениях насиловали женщин и что сам он тоже хотел изнасиловать девушку... Он описывал, как раздробляют головы детям, когда они плачут или мешают идти. «Там лежали три обнаженных трупа девушек. Я похоронил их, чтобы сделать доброе дело», — так закончил он свой рассказ.
На следующий день рано утром перед нашим домом прошла колонна высланных, направляясь по шоссе, ведущему в Ерзнка. Мы последовали за ними, не отставая, до выхода из города, что заняло около часа. С нами шел г-н Ж. Это была большая партия, но в ней насчитывалось всего двое или трое мужчин, остальные были женщины и дети. Многие женщины походили на сумасшедших. Они кричали: «Пощадите нас, мы станем мусульманами, немцами или тем, чем вы желаете, только пощадите нас. Нас ведут в Камах-Богаз, чтобы перерезать нам горло», — и они делали выразительный жест. Другие молчали и терпеливо шли с несколькими узлами на спине и детьми на руках. Некоторые умоляли нас спасти их детей. Приходило много турок, чтобы взять детей и девушек с согласия их родителей или же не спросясь у них. Времени для раздумывания не было, т. к. конные жандармы, размахивая своими плетками, безостановочно гнали толпу. На окраине города дорога в Камах-Богаз ответвлялась от главного шоссе. В этом пункте произошло то, что обычно бывает на рынке для продажи рабов. Мы также взяли маленькую девочку и семью из шестерых детей в возрасте от трех до четырнадцати лет. Все они уцепились за нас. Девочку мы тут же отдали на попечение нашей поварихе-турчанке. Она хотела взять ребенка на кухню, в частный дом доктора А. и держать его там до тех пор, пока мы вернёмся за нею, но ассистент доктора избила и вытолкала девочку на улицу. Тем временем толпа страдающих и агонизирующих людей с криками продолжала свой путь, а мы вернулись в госпиталь со своими шестью детьми. Доктор А, разрешил держать их в нашей комнате пока мы упаковывали свои пожитки; их покормили, и они стали успокаиваться. «Те-
[ стр. 306 ]
перь мы спасены». — воскликнули они, когда мы взяли их. Они отказались сходить с наших рук. Самый младший из них, сын богатого жителя Байберда, лежал калачиком, завернутый в плащ матери; его лицо распухло от плача и, казалось, невозможно было успокоить его. Однажды он бросился к окну и, показывая на жандарма, закричал: «Вот человек, который убил моего отца». Дети отдали нам свои деньги—475 пиастров (около 4 фунтов стерлингов), которые им дали родители в надежде, что, быть может, хотя бы их дети не будут расстреляны.
Затем мы поехали в город, чтобы получить разрешение взять с собой этих детей. Нам сказали, что власти сейчас находятся на совещании и решают судьбу только что прибывшего конвоя. Тем не менее сестре Б. удалось поговорить с одним знакомым ей человеком, который разрешил ей взять детей с собой и посоветовал дать им фальшивые имена в паспорте. Этого нам было достаточно, и, возвратившись в госпиталь, мы в тот же вечер переехали с нашим багажом, детьми и всем, что у нас было, в гостиницу в Ерзнка. Санитары-турки в госпитале хорошо отнеслись к нам. «Вы сделали доброе дело, взяв этих детей»,— говорили они.
В гостинице на 8 человек мы смогли получить только одну маленькую комнату. Ночью раздался ужасный стук в нашу дверь. Кто-то спросил, здесь ли живут две немки. Затем все опять стихло к величайшей радости маленьких обитателей нашей комнаты. Первым вопросом детей было, согласимся ли "мы с тем, чтобы их сделали магометанами. Является ли наш крест (красный крест сестры) таким же, как и их крест? После этого они успокоились. Мы оставили их в комнате, а сами пошли выпить чай в кафе гостиницы. Мы заметили, что несколько выписавшихся из нашего госпиталя больных, которые всегда старались показать свое расположение к нам, вели себя так, будто не узнают нас. Хозяин гостиницы начал разглагольствовать. «В Константинополе,— говорил он, — принято решение о том, что эти женщины и дети должны умереть». Вошел также турецкий ходжа из нашего госпиталя и, между прочим, сказал нам: «Если бог не имеет жалости к ним, почему же вы должны их жалеть? Армяне совершили зверства в Ване. Это произошло потому, что у них плохая религия. Мусульмане не должны были следовать их примеру, им надлежит осуществить резню с наибольшей гуманностью». Мы
[ стр. 307 ]
каждый раз отвечали, что им следовало бы выявить преступников и совершить правосудие над ними, а уничтожение женщин и детей всегда было и останется преступлением.
Затем мы отправились к мутесаррифу, с которым раньше мы не могли добиться свидания. Этот человек был воплощением дьявола, его поведение соответствовало его внешности. Он заорал на нас: «Не дело женщин совать свой нос в политику, нужно уважать правительство». Мы ответили ему, что действовали бы точно таким же образом, если жертвами были мусульмане, и что политика не имеет никакого отношения к нашим поступкам. В ответ он сказал, что нас выгнали из госпиталя и что мы встретим такое же отношение с его стороны, ибо он не потерпит нашего пребывания здесь и, конечно, не разрешит нам поехать в Харберд за нашими пожитками, а отправит прямо в Себастию. Самое худшее заключалось в том, что он запретил взять с собой детей и сразу же послал жандарма забрать их из нашей комнаты.
Возвращаясь домой, мы действительно встретили детей, но их торопили, и они прошли мимо нас так быстро, что мы были лишены возможности даже возвратить им их деньги. Тогда мы попросили доктора Линденберга проследить, чтобы эти деньги были вручены детям, но для того, чтобы узнать, где они находятся, он должен был обратиться к турецкому офицеру. В момент нашего отъезда, когда нам сказали, что они убиты, а мы не имели уже возможности производить дальнейшие поиски, вышеупомянутый Риза-бей пришел к нам и попросил эти деньги якобы для того, чтобы вернуть их детям. Мы решили потратить их на освобождение других армян.
В Ерзнка теперь на нас смотрели с подозрением. Нам не разрешили остановиться в гостинице и поместили в доме, покинутом армянами. Вся эта обширная часть города казалась мертвой. Люди появлялись здесь только для того, чтобы грабить дома; в некоторые из них уже были вселены семьи перемещенных мусульман. У нас была крыша над головой, но никто не приносил нам пищи. Тем не менее, мы ухитрились послать записку доктору А., который любезно разрешил нам вернуться в госпиталь. На следующий день мутесарриф прислал безрессорный багажный экипаж, в котором мы должны были совершить семидневное путешествие в Себастию. Мы
[ стр. 308 ]
дали ему понять, что не поедем в этом экипаже, и после того, как к ним обратился доктор А., они прислали пассажирский экипаж и пригрозили, что арестуют нас, если мы сразу же не уедем. Это было в понедельник, 21 июня, и нам хотелось подождать австрийцев, которые должны были прибыть во вторник утром, чтобы совершить переезд в их компании. Но доктор А. заявил, что он не сможет больше защитить нас, и нам пришлось уехать. Доктор Линденберг был настолько любезен, что проводил нас до Рифахии.* В первый день путешествия мы видели пять трупов: один из них—труп женщины, на ней была одежда; другие трупы были без одежды, а один — обезглавлен. Как нам рассказал сопровождавший нас жандарм, по одной с нами дороге ехали два турецких офицера, которые в действительности были армянами. Они сохраняли свое инкогнито и проявляли большую сдержанность по отношению к нам, но в то же время всячески старались не потерять нас из вида. На четвертый день они не появились. Когда мы начали расспрашивать о них, нам дали понять, что чем меньше мы будем интересоваться ими, тем это лучше будет для нас. Мы сделали остановку вблизи от греческого селения. Около дороги стоял человек свирепого вида. Он заговорил с нами и сказал, что расположился здесь, чтобы убивать проходящих армян и что он уже убил 250 человек. Он заявил, что армяне заслужили это, т. к. все они анархисты — не либералы или социалисты, — а анархисты. Он сказал жандармам, что получил по телефону приказ убить наших двух компаньонов по путешествию: эти два человека и их кучер-армянин должны погибнуть здесь. Мы не могли удержаться от спора с убийцей, но когда он отошел от нас, наш кучер-грек предупредил: «Не говорите ни слова, гели вы...»,— и он жестом показал, как прицеливаются при стрельбе. Действительно, уже прошла молва, что мы армянки, а этого было достаточно, чтобы счесть нас приговоренными к смерти.
Однажды мы встретили партию высланных, которые, распрощавшись со своими процветающими селениями, шли в сторону Камах-Богаза. Мы долгое время простояли на обочине дороги, пока они проходили мимо нас. Ни одна из нас никогда не забудет этой сцены: неболь-
__________________________
* Партии высланных не шли по этой дороге.
__________________________
[ стр. 309 ]
шое число пожилых мужчин, очень много женщин — энергичные фигуры с выразительными чертами лица, толпа хорошеньких детей, некоторые из них белокурые и голубоглазые. Одна маленькая девочка улыбалась всему незнакомому, что встречала в пути, но на других лицах можно было увидеть предчувствие смерти. Не было слышно никакого шума; все было тихо, и они проходили мимо в строгом порядке; дети в основном ехали на телегах, запряженных волами; по мере того как они проходили, некоторые из них приветствовали нас. Одна старая женщина была вынуждена слезть со своего осла — она не могла больше сидеть в седле. Была ли она убита тут же? Наши сердца охватил ледяной холод.
Сопровождающий нас жандарм рассказал, что он эскортировал партию в 3000 женщин и детей в Мама-хатун, недалеко от Эрзрума) и Камах-Богаз. «Все погибли, все мертвы»,— сказал он. Мы спросили его: «Зачем их обрекли на такие ужасные мучения? Почему их не убили в их селениях?» Он ответил: «То, что делается сейчас, — это наилучший способ. Их следовало заставить испытать страдания, и, кроме того, все эти трупы не оставили бы места для нас, мусульман. Они издавали бы зловоние!».
Мы провели ночь в Эндересе, откуда один день езды до Шапин-Карахисара. Как обычно, для ночлега нам предоставили покинутый армянами дом. На стене карандашом было написано по-турецки: «Наше убежище теперь в горах, нам больше не нужна крыша, прикрывающая нас; мы уже осушили горькую чашу смерти, мы больше не нуждаемся в судьях».
Большие подвалы дома все еще были заняты женщинами и детьми. Жандармы сказали нам, что их погонят в изгнание завтра утром, но они об этом еще не знают; они не знают, что случилось с мужчинами из этого дома. Они были беззащитны, но еще не испытали отчаяния,
Не успела я уснуть, как была разбужена выстрелами, раздавшимися в непосредственной близости от нас.
Выстрелы быстро следовали один за другим, и я отчетливо услышала слова команды. Я сразу поняла, что случилось, и даже испытывала чувство облегчения при мысли, что эти несчастные находятся теперь вне пределов досягаемости человеческой жестокости.
На следующее утро люди рассказывали нам, что было убито 10 армян — это были выстрелы, которые я
[ стр. 310 ]
слышала — и что местные жители-турки пустились в погоню за убежавшими. Мы действительно видели их верхом с винтовками в руках. В стороне от дороги два вооруженных человека, стоя под деревом, делили одежду убитого армянина. Мы прошли мимо места, покрытого запекшейся кровью, хотя трупы уже были убраны. Это были те 250 солдат, которые строили дорогу и о которых рассказывал нам жандарм.
В другой раз мы встретили большое число тружеников, которым до сих пор разрешалось мирно работать. Они были разделены на 3 партии: мусульман, греков и армян. Среди последних было несколько офицеров. Наш юный Хасан воскликнул: «Их всех ведут на убой». Мы продолжали свой путь по дороге, ведущей на холм. Вскоре наш кучер хлыстом указал на долину, и у обочины дороги мы увидели партию армян. Их было около 400 человек, выстроенных по одному на краю обрыва. Мы знали, что затем произойдет.
За два дня до приезда в Себастию мы опять видели такую же картину. Штыки солдат блестели на солнце. Стоявшие в стороне 10 жандармов расстреливали армян, а другие приканчивали жертвы ножами и камнями. На этот раз 10 армянам удалось бежать. С одним из них позднее мы встретились в миссии госпиталя в Себастии. Он рассказал нам, что там было убито около 100 армян. Наш рассказчик сам получил ужасную рану в затылок и упал без сознания. Затем он пришел в себя и добрался за два дня до Себастии.
В 12 часах езды от Себастии мы остановились на ночь в правительственном здании. Целыми часами жандарм, сидя перед нашей дверью, беспрерывно и монотонно твердил: «Ermenileri hep Kesdiler» («Все армяне убиты»). В соседней комнате жандармы разговаривали по телефону. Мы поняли, что они инструктировали кого-то о том, как следует арестовывать армян. Они говорили главным образом о каком-то Оганесе, которого никак не могут поймать.
Однажды мы провели ночь в армянском доме, где женщины только узнали о том, что мужчины из их семей приговорены к смерти. Было ужасно слушать их душераздирающие крики. Наша попытка поговорить с ними оказалась бесполезной. «Не может ли ваш император помочь нам?» — кричали они. Жандарм увидел выражение отчаяния на наших лицах и сказал: «Их крики тре-
[ стр. 311 ]
вожат вас; я запрещу им плакать». Однако нам удалось успокоить его. Он испытывал особенное удовольствие, когда указывал на ужасные картины, встречавшиеся нам, и говорил молодому Хасану: «Сначала мы перебьем всех армян, затем греков и курдов». Он, конечно, с большим наслаждением добавил бы: «А затем и иностранцев». Наш кучер-грек оказался жертвой его еще более ужасной шутки: «Посмотри туда в ров, там лежат и греки».
Наконец мы достигли Себастии. Нам пришлось ждать около часа у правительственного здания, пока изучали наши документы. Затем нам разрешили пойти к американцам. Здесь также все были в тревоге и печали.
Из Себастии мы уехали 1 июля и приехали в Кесарию 4-го июля. Когда в иезуитской школе мы сдали свой багаж, нам разрешили поехать в Талас, но как только мы решили двинуться из Кесарии в путь, нам это запретили и вернули обратно в иезуитскую школу, поставив у наших дверей жандарма. Однако американским миссионерам удалось добиться нашего освобождения.
Затем мы вернулись в Талас, где пережили несколько тревожных дней, т. к. здесь, как и в Кесарии, было много арестов. Бедные армяне никогда не знали, что им принесет завтрашнее утро; а вскоре пришло ужасное известие, предписывающее всем армянам покинуть Себастию. О том, что произошло там и в селениях прилегающих районов, расскажет американская миссия.
Когда мы поняли, что нас намерены задержать, чтобы помешать нам присоединиться к австрийцам для дальнейшего следования, мы телеграфировали в германское посольство и таким путем получили разрешение на отъезд... (прим. 29)

The Treatment of Armenians in the Ottoman Empire 1915-1916.
London, 1910. p. 245 254.

171. Из показаний персов и турок о резне эрзрумских армян в июне 1915 г.

Перевод с армянского

1. Перс Мешали Гаджи Ибрагим рассказал следующее:
«В мае 1915 г. губернатор Тахсин-бей призвал к се-
[ стр. 312 ]
бе четебаши Амрванли Эюб-оглы Гадыра и, показав ему приказ, полученный из Константинополя, сказал: «Здешних армян я поручаю тебе, доведешь их невредимыми до Кемаха, там на них нападут курды и другие. Ты для вида покажешь, что хочешь их защищать, применишь даже раз-другой оружие против нападающих, но, в конце концов, покажешь, что не можешь справиться с ними, оставишь и вернешься». Немного подумав, Гадыр сказал: «Ты мне приказываешь связанных по рукам и ногам овец и ягнят отвести на бойню; это — жестокость мне не подобающая; я солдат, пошли меня против врага, пусть либо он сразит меня пулей, и я храбро паду, либо я его поражу и спасу свою страну, а марать свои руки в крови невинных я никогда не соглашусь». Губернатор очень настаивал на том, чтобы он исполнил приказ, но великодушный Гадыр наотрез отказался. Тогда губернатор призвал Мирза-бека Вераншехерли и сделал ему вышеприведенное предложение. Этот тоже утверждал, что нет нужды убивать. Уже в такие условия, сказал он, ставите вы армян, что сами они по дороге помрут, и Месопотамия такая жаркая страна, что они не выдержат, погибнут. Но губернатор настоял на своем, и Мирза принял предложение. Мирза полностью выполнил взятое на себя жестокое обязательство. Через четыре месяца он вернулся в Эрзерум с 360 тысячами лир; 90 тысяч он отдал Тахсину, 90 тысяч — корпусному командиру Махмуду Камилю, 90 тысяч — дефтердару, а остальное — мехердару, Сейфулле и сообщникам. Однако при дележе этой добычи между ними возник спор, и губернатор арестовал Мирзу. А Мирза пригрозил сделать такие разоблачения, что мир удивится; тогда его отпустили на свободу». Эюб-оглы Гадыр н Мирза Вераншехерли лично рассказали эту историю персу Мешади Гаджи Ибрагиму.
2. Погонщик верблюдов перс Кербалай Али-Мемед рассказал следующее: «Я перевозил боеприпасы из Эрзинджана в Эрзерум. Однажды в июне 1915 г., когда я подъехал к Хотурскому мосту, перед глазами моими предстало потрясающее зрелище. Несметное количество человеческих трупов заполнило 12 пролетов большого моста, запрудив реку так, что она изменила течение и бежала мимо моста. Ужасно было смотреть; я долго стоял со своим караваном, пока эти трупы проплыли, и я смог пройти через мост. Но
[ стр. 313 ]
от моста до Джиниса вся дорога была завалена трупами стариков, женщин и детей, которые уже разложились, вздулись и смердили. Такое ужасное стояло зловоние, что пройти нельзя было по дороге; мои два погонщика верблюдов от этого зловония заболели и умерли, а я вынужден был переменить свою дорогу. Это были жертвы и следы неслыханного и ужасного злодеяния. И все это были трупы армян, несчастных армян».
3. Алафтар Ибрагим-эфенди рассказал следующее: «О выселении армян из Константинополя был получен весьма жесткий и срочный приказ следующего содержания: вырезать без пощады всех мужчин от 14 до 65-летнего возраста, детей, стариков и женщин не трогать, а оставить и обратить в магометанство».

ЦГИА Арм, ССР, ф. 57, oп. 1, д, 632, л. 17—18.

172. Из заявления немца—очевидца резни армян в Муше

Перевод с английского

В конце октября [1914 г.], когда для турок началась война, турецкие чиновники начали отбирать у армян все, в чем турки нуждались для ведения войны. Их имущество, их деньги — все было конфисковано. Позднее каждый турок мог войти в армянский магазин и взять то, в чем он нуждался или что хотел бы иметь. По всей вероятности, только десятая часть этого действительно была нужна для ведения войны, остальное было просто грабежом. Потребовалось доставить на фронт, к кавказской границе, продовольствие и т. п. Для этой цели правительство направило в трехнедельное путешествие из Муша к русской границе около 300 стариков-армян, среди которых было много инвалидов, а также детей не старше двенадцати лет. Так как у армян было разграблено все, что они когда-либо имели, эти бедные люди умирали по дороге от голода и холода. Одежды у них не было совсем, ее отбирали в пути. Если из этих 300 армян возвращалось 30 или 40 человек, то это считалось чудом; остальные либо избивались до смерти, либо умирали по указанным выше причинам.
Зима в Муше была очень холодная; для взимания высоких налогов присылались жандармы, но так как
[ стр. 314 ]
армяне уже отдали туркам все, что имели, то они были не в состоянии платить эти огромные налоги, a за это их избивали до смерти. Армяне никогда не прибегали к самозащите за исключением тех случаев, когда жандармы плохо обращались с их женами и детьми. И целые деревни сжигались дотла лишь потому, что несколько армян попыталось защищать свои семьи.
Примерно к середине апреля до нас дошел слух о больших беспорядках в Ване. Мы слышали рассказы об этом как от турок, так и от армян, и так как эти рассказы во всех отношениях совпадали, было ясно, что в них есть немалая доля правды. Рассказывали, что правительство Оттоманской империи издало приказы о том, чтобы все армяне сдали свое оружие, но армяне отказались выполнять их, заявив, что оружие может пригодиться им в случае необходимости. Это послужило поводом для настоящей резни. Были сожжены все села, населенные армянами. Турки хвастались, что теперь они отделались от всех армян. Я сам слышал, как чиновники упивались мыслью о том, что с армянами покончено.
Так прошла зима. Каждый день приносил ужасы, настолько потрясающие, что их невозможно описать. Затем мы услышали о резне, которая началась в Битлисе. В Муше гак же все было подготовлено для резни, когда русские вступили в Лиз, находящийся примерно в 14—16 часах езды от Муша. Это отвлекло внимание турок, и временно резня была отложена. Но как только русские оставили Лиз, все районы, населенные армянами, подверглись грабежам и опустошению.
Это было в мае. В начале июня мы узнали, что все армянское население Битлиса уничтожено.
В то же время мы получили сообщение, что американский миссионер д-р Напп был ранен в армянском доме и отправлен турецким правительством в Диарбекир, где в первую же ночь своего пребывания умер. Правительство пыталось объяснить его смерть тем, что он якобы объелся. Этому, конечно, никто не поверил.
Когда в Битлисе были перебиты все и больше никого не осталось, внимание турок переключилось на Муш. Убийства совершались и раньше, но тогда они не были массовыми; теперь же начали убивать людей без какой-либо причины и избивали их до смерти просто ради удовольствия.
В самом Муше, в этом большом городе, было 25 000
[ стр. 315 ]
армян; по соседству имелось 300 селений. Во всех этих местах теперь не встретишь ни одного мужчины-армянина, лишь кое-где попадаются женщины.
В первых числах июля из Константинополя через Харберд прибыло 20 000 солдат с полным снаряжением и 11 пушками, которые осадили Муш. В действительности Муш был осажден еще с середины июня. В это время мутесарриф отдал приказ, предписывающий нам покинуть город и отправиться в Харберд. Мы умоляли его разрешить нам остаться, так как на нашем попечении находились все сироты и больные, но он был неумолим и угрожал удалить нас силой, если мы не подчинимся. Однако поскольку мы себя плохо чувствовали, нам позволили остаться в Муше. Я получил разрешение взять с собой армян из приюта для сирот в случае, если мы покинем Муш, но когда мы попросили обеспечить их безопасность, единственным ответом было; «Вы можете их взять с собой, но в пути головы армян могут быть и будут отрезаны».
10 июля Муш подвергся бомбардировке в течение нескольких часов под тем предлогом, что некоторые армяне якобы пытались бежать. Я пошел к мутесаррифу и попросил его пощадить наши здания, но он ответил: «Поделом вам, раз вы остались, вместо того, чтобы уехать, как было приказано. Пушки находятся здесь для того, чтобы покончить с Мушем. Ищите убежище у турок». Это было, конечно, невозможно, потому что мы не могли отказаться от своих обязанностей. На следующий день был обнародован новый приказ об изгнании армян и была дана трехдневная отсрочка для подготовки к отъезду. Им было приказано зарегистрироваться перед отъездом в правительственном здании. Их семьи могли оставаться, но собственность и деньги подлежали конфискации. Армяне не могли уехать, т. к. у них не было денег на переезд, и поэтому они предпочитали умереть в своих домах, чем, расставшись с семьей, умирать медленной смертью в дороге.
Как уже сказано, армянам была дана трехдневная отсрочка, но не прошло и двух часов, как солдаты стали врываться в дома, арестовывать их обитателей и отправлять в тюрьму. Начали стрелять пушки, и люди по существу были лишены возможности зарегистрироваться в правительственном здании. Мы укрылись в подвале из опасения, что загорится наш приют. Нельзя было
[ стр. 316 ]
спокойно слушать душераздирающие крики взрослых п детей, заживо горевших в своих домах Солдаты испытывали величайшее наслаждение, слушая их. Когда кто-либо из находившихся на улице людей падал мертвым от артиллерийского снаряда, солдаты только смеялись над этим.
Оставшиеся в живых были отправлены в Урфу (кроме больных, женщин и детей, никто не остался в живых). Я пошел к мутесаррифу и просил его пощадить, по крайней мере, детей, но напрасно. Он ответил, что дети армян должны погибнуть вместе со своей нацией. Все наши люди были забраны из госпиталя и приюта; они оставили нам трех женщин из прислуги. Муш был сожжен дотла при таких ужасных обстоятельствах. Каждый офицер хвастался числом лично им убитых, считая это своим вкладом в дело избавления Турции от армянской нации.
Мы уехали в Харберд, который стал кладбищем армян; со всех сторон их привозили сюда хоронить. Они лежали здесь, а собаки и грифы пожирали их тела. В Харберде и Мезре людям пришлось испытать ужасные пытки. У них были выдернуты брови, отрезаны груди, вырваны ногти, палачи отрубили им ступни или же вбивали гвозди в ступни, как это делают при подковке лошадей. Все это совершалось ночью, чтобы люди не могли слышать их криков и видеть их агонии; солдаты, располагаясь вокруг тюрьмы, били в барабаны и свистели. Нет необходимости говорить о том, что многие умерли от этих пыток. Солдаты кричали умирающим: «Пусть теперь ваш бог поможет вам».
Одного старого священника подвергли жестокой пытке, чтобы заставить его признаться. В отчаянии он кричал: «Мы революционеры», надеясь что после этого признания пытки прекратятся и его оставят в покое. Но тогда солдаты стали кричать: «Вот чего мы добивались. Мы слышали это из его собственных уст». После этого они перестали выбирать жертвы, как они делали до сих пор, а подвергли пыткам всех армян без разбора.
В начале июля 2000 солдат-армян получили приказ выехать в Алеппо для строительства дорог. Услышав это, население Харберда пришло в ужас, и в городе началась паника. Вали послал за немецким миссионером г-ном Эхеманном и просил его успокоить людей, убеждая, что этим солдатам не грозит никакая опасность.
[ стр. 317 ]
Г-н Эхеманн поверил словам вали и успокоил народ. Но вскоре после их отъезда стало известно, что все они были убиты и сброшены в пропасть. Только некоторым из них удалось бежать, и мы узнали об этом событии от них. Было бесполезно обращаться к вали с протестом. Американский консул в Харберде несколько раз обращался к нему с протестом, но вали не посчитался с ним и пригрозил ему самым оскорбительным образом Спустя несколько дней 2000 других солдат-армян были отправлены в Диарбекир. Чтобы у них не было сил бежать в пути, их заставили голодать...
Распоряжения об освобождении от высылки армян-протестантов и католиков поступали лишь после того, как они уже были высланы. Правительство хотело принудить немногих оставшихся в живых армян принять магометанскую веру. Несколько человек пошли на это, чтобы спасти своих жен и детей от ужасных страданий, свидетелями которых они были. Люди умоляли нас поехать в Константинополь и добиться какого-либо обеспечения безопасности для них. По дороге в Константинополь мы встречали только старых женщин. Не было видно ни одной молодой женщины или девушки.
Уже в ноябре 1914 г. мы узнали о подготовке резни. Мутесарриф Муша, являвшийся личным другом Энвера-паши, совершенно открыто заявил, что турки предпримут избиение армян при первом удобном случае и что они уничтожат всю эту нацию. Они намеревались сначала перерезать армян и только потом воевать с русскими. Примерно в начале апреля Экран-бей в присутствии майора Ланге и нескольких других высокопоставленных должностных лиц, включая американского и немецкого консулов, совершенно открыто заявил, что правительство намерено истребить всю армянскую нацию. Все эти подробности ясно показывают, что резня армян готовилась преднамеренно.
В нескольких селениях бедные женщины, беззащитные и слабые, приходили к нам, умоляя о милостыне и защите. Нам было запрещено давать им что-либо или брать их с собой, фактически нам было запрещено делать что бы то ни было для них, и они умирали на наших глазах... (прим. 30).

The Treatment of Armenians In the Ottoman Empire 1915-1916.
London. 1916. p. 88-91.

[ стр. 317 ]


173. Из путевых заметок немца - очевидца событий в Киликии

Перевод с французского

С 28 июля по 20 августа 1915 года я совершил поездку в Мараш...
6 августа армянская деревня Фындыджак, расположенная недалеко от Мараша, была полностью разрушена, и все ее жители (3 тыс. человек) вырезаны. За последние три месяца погонщики мулов перегнали большое число армян к Евфрату. Они видели своими глазами трупы в Евфрате и были свидетелями продажи женщин и девушек, а также насилий, совершаемых над ними.
В одной американской школе в Мараше я видел более ста искалеченных самым невероятным образом женщин и детей (без рук, без ног) и среди них детей 1—2 лет.
14 августа 34 армянина были расстреляны в Мараше, в их числе двое детей 12-ти лет 15 августа расстреляли 24-х и позднее повесили 14 армян. Расстрелянные были тяжелой цепью скованы за шеи друг с другом и брошены в яму. В присутствии мусульманского населения их казнили за американским колледжем. Я видел, каким истязаниям варварское население подвергало тела, еще бившиеся в предсмертных судорогах: их дергали за руки, за ноги и, чтобы позабавить толпу мусульман, полицейские и жандармы стреляли из револьверов по неописуемо изуродованным трупам. Затем толпа ринулась к немецкому госпиталю с криками: «Jachasin Аlmania» («Да здравствует Германия»). Мусульмане без конца повторяли, что именно Германия повинна в том, что они так обращаются с армянами.
По дороге из города к нашей ферме я увидел около домов на куче мусора человеческую голову, которая служила мишенью для турецких детей! Даже во время моего пребывания в Мараше штатские ежедневно убивали армян, трупы которых валялись весь день в сточных канавах или где попало.
В Мараше Кадин-паша говорил мне: «Мне известно, что по приказу властей в районе, где располагается 4-й армейский корпус, все мужское население истреблено».
[ стр. 319 ]
20 августа 1915 года в 6 ч. вечера населению Мараша стало известно, что, согласно приказу вали Аданы, все мужское население старше 15-ти лет, т. е. всего 5600 человек, в субботу, до полудня, должно собраться за стенами города, готовое к отправлению. Каждый, кто останется после полудня в городе, будет без всяких формальностей казнен. Все знали, что означает приказ властей, и нам пришлось пережить часы страшной паники. В последнее мгновение благодаря вмешательству весьма гуманного губернатора города Мараша приказ был изменен, и мужчинам разрешили уйти с семьями. 28 августа вали призвал духовенство и заверял его, что армяне переселяться не будут. Несчастным потом пришлось отправиться в путь неподготовленными.
В деревне Бёверен, около Албистана, все армянское население численностью в 82 человека было убито; лишь одному 12-летнему ребенку, кинувшемуся в воду, удалось спастись.
По соседству с Зейтуном жители одной из деревень, где свирепствовала эпидемия оспы, были насильно выселены. Больных оспой, в большинстве ослепших от гнойничков, поместили в Мараше в караван-сарай, где находились люди, высланные из других районов.
В Мараше я видел колонну из 200 человек. Почти все они были слепые. Женщина шестидесяти лет вела за руку свою парализованную дочь. Все шли пешком. После часа ходьбы один мужчина упал у моста Эркенес; его ограбили и убили. Спустя 4 дня его труп был еще в канаве.
Вчера вечером я посетил своего знакомого. У него гостила женщина с ребенком, высланная из Себастии; только эти двое остались в живых из семьи в двадцать шесть человек, изгнанной из Себастии 3 месяца тому назад; они прибыли сюда совсем недавно.
В Айнтабе я видел приказ, изданный губернатором, согласно которому мусульманам запрещалось продавать что бы то ни было высланным армянам, проходящим через город. Тот же губернатор предпринимал различные меры для нападения на колонны высланных. Две колонны были начисто ограблены.
2800 армян, высланных из Гюруна (в 12-ти часах пути от Мараша) в ущелье Инкузекдаг, были полностью ограблены, Во время этого нападения около 200 человек было убито, 70 тяжелораненых оставлены на месте, а
[ стр. 320 ]
более 50 раненых уведены с колонной. Я встретил эту колонну из 2500 человек, она осталась в Карабёюке. Эти люди находились в неописуемо плачевном состоянии. На расстоянии одного часа ходьбы от Карабёюка двое упали на дороге: один из них имел две, а другой — семь сабельных ран. Немного дальше упали две обессилевшие женщины, еще дальше — четыре; среди них 17-летняя девушка с двухдневным ребенком, завернутым в лохмотья. Шестидесятилетний мужчина лежал на дороге с глубокой раной на лице...
Обессиленных оставляли на дороге, по обе стороны которой виднелись трупы. В этой колонне из двух с половиной тысяч человек я насчитал только 30 или 40 мужчин. Мужчины старше 15-ти лет были угнаны раньше женщин и, вероятно, истреблены. Этих несчастных намеренно отправляли по опасным окольным путям; вместо того чтобы дойти до Мараша за 4 дня, они находились в пути около месяца. Шли без скота, без постели, без пищи, получая по одному разу в день тоненький ломтик хлеба, который не мог насытить их; из этой колонны 400 человек протестантов дошло до Алеппо; каждый день умирало по два-три человека.
Нападение в Айран-Пунаре совершилось с согласия каймакама Албистана... Во время этого нападения людей привязывали к деревьям и сжигали. Очевидец мне рассказывал, как в окрестностях Айран-Пунара двое каких-то типов — братья — оспаривали друг у друга добычу. Один говорил другому: «Чтобы получить эти четыре узла, я убил 40 женщин».
Мусульманин по имени Хаджи, с которым я был знаком в течение долгих лет в Мараше, рассказал следующее: «В Нисибине меня заперли с погонщиками мулов в караван-сарае; много молодых женщин было в ту ночь изнасиловано жандармами, сопровождавшими эту колонну, и штатскими...».
Из 18 тысяч армян, высланных из Харберда и Себастии, до Алеппо дошли 350 женщин и детей, а из 19 тысяч, высланных из Эрзрума, — всего 11 человек: один больной ребенок, четыре девушки и шесть женщин. Колонна женщин и девушек за 65 часов прошла пешком вдоль полотна железной дороги путь из Рас ул-Айна до Алеппо, несмотря на то, что все это время поезда, перевозящие войска, возвращались пустые. Путешественники-мусульмане, ехавшие по этой дороге, рассказыва-
[ стр. 321 ]
ют, что этот путь непроходим из-за многочисленных трупов, которые там лежат и своим зловонием отравляют воздух. Из высланных, оставшихся в Алеппо, 100—200 человек умерли после трудной дороги. Когда женщины и дети, изголодавшиеся и исхудавшие настолько, что стали походить на скелеты, приходили в Алеппо, они набрасывались на пищу, как звери. Но у многих из них нарушены функции внутренних органов: проглотив один-два куска, они отбрасывают ложку в сторону...
Органы власти не только не заботятся об этих несчастных людях, но и позволяют отбирать то, что осталось у них. В Рас ул-Айн прибыла колонна высланных армян, состоящая из 200 женщин и девушек, совершенно голых; у них отобрали все, вплоть до обуви и рубах, и в течение четырех дней они шли нагими под жгучими лучами солнца (40° в тени), подвергаясь насмешкам и издевательствам сопровождавших их солдат. М... говорил, что он видел колонну высланных состоящую из 400 женщин и детей в таком именно состоянии. Если несчастные взывали к чувству милосердия чиновников, им отвечали: «Нам категорически приказано именно так обращаться с вами».
Вначале в Алеппо покойников несли на кладбище в гробах, изготовляемых на средства армянской церкви. Носильщики, выполнявшие эту обязанность, получали по два пиастра за каждого покойника. Когда они уже не смогли справиться с этим, женщины стали сами носить своих покойников на кладбище; маленьких детей на руках, детей постарше—уложив на мешок, который четыре женщины несли, держа каждая за один угол. Я видел покойников, которых отправляли на кладбище на спине у осла. Один из моих знакомых видел труп, привязанный к палке, которую несли двое мужчин. Другой знакомый видел запряженную быками повозку, полную покойников, направлявшуюся на кладбище. Двухколесная повозка не могла проехать через узкие двери кладбища. Возчик опрокинул свою повозку и опорожнил ее; затем он потащил покойников за руки и ноги к яме. Иногда пять-шесть повозок едва успевали отвозить трупы на кладбище. Однажды в воскресный день я увидел в одном караван-сарае 30 трупов на дворике шириной в 20 и длиной в 40 метров, а в этот день было уже захоронено около 20 трупов. Эти 30 трупов оставались там до вечера. Моя жена велела похоронить их, дав каждо-
[ стр. 322 ]
му из трех носильщиков по одному меджидие (около четырех франков сорока сантимов). Трупы так сильно разложились, что кожа одного из них прилипла к руке носильщика. Среди покойников под жгучим солнцем лежали и умирающие; их было около 1000 человек. Это было ужасающее зрелище, подобного которому я не видел раньше, даже летом в Мараше, где мне пришлось быть очевидцем казни 24 армян... Умершего уносили, и его место тотчас же занимал другой. Случалось, что на кладбище уносили вместе с покойниками людей, подававших еще признаки жизни; таких укладывали в сторону до тех пор, пока не убеждались, что смерть завершила свое дело. К одной девушке очень скоро вернулось сознание, и ее понесли обратно в город, а мужчина, похороненный накануне, сидел наутро живой на своей могиле. В Тель-Абиаде М... видел открытые ямы с 20— 30 трупами; когда они заполнялись, их засыпали всего несколькими лопатами земли. М... мне говорил, что запах разложения там так силен, что невозможно оставаться поблизости, высланные же должны были расположиться именно там. Из 35 сирот, помещенных в одной комнате, 30, лишенные всякого ухода, скончались в течение одной недели. М... рассказывал, что, возвращаясь из своей поездки, он видел трупы на всем протяжении дороги.
В воскресенье 12 августа 1915 года я был по делам на Дамасском вокзале в Алеппо, и мне привелось увидеть, как тысячи женщин и детей погружались в вагоны для перевозки скота...
13 сентября 1915 года стало известно о депеше командующего 4-й армией Джемаль-паши следующего содержания: «Все фотографические снимки с колонн высланных армян, сделанные инженерами и другими служащими компании, строящей Багдадскую железную дорогу, должны быть сданы в течение 48 часов военному комиссариату Багдадской железной дороги в Алеппо. Не выполнившие этот приказ будут отвечать перед военным трибуналом» (прим. 31).
Я видел иногда женщин и детей, ищущих в кучах нечистот объедки, которые они немедленно съедали. Я видел детей, грызущих кости...
Между Марашем и Айнтабом мусульманское население одной деревни хотело дать воды и хлеба колонне
[ стр. 323 ]
высланных, состоящей из 100 семейств, но солдаты, сопровождавшие колонну, воспротивились этому...
М. Л., который месяц назад говорил при мне об этих «негодных армянах», сказал буквально следующее: «Я не принадлежу к числу людей, которых можно легко взволновать, но после того, что я видел в Рас ул-Айне, я не могу удержать слезы. Я считал, что в наше время не могут иметь место подобные зверства, подобное насилие, позорящее все человечество...».
В то время как я пишу эти строки, моя жена вернулась вся в слезах с прогулки по городу и рассказала, что встретила колонну высланных армян численностью свыше 800 человек, босых, в изорванной одежде, едва передвигающихся, несущих на своих плечах маленьких детей и то немногое, что у них осталось из вещей.
Из Бесне было изгнано все население (1800 человек), в большинстве женщины и дети: они якобы должны были переселиться в Урфу. У Гёксу, притока Евфрата, их заставили раздеться; потом всех убили, а тела бросили в реку. Еще недавно можно было видеть, как по Евфрату плывут трупы; в один день—170, в другой раз—50—60. Во время одной из своих поездок инженер А. заметил 40 трупов. Тела, застрявшие у берега, пожирались псами; в реке на песчаных отмелях они становились добычей грифов.
800 армян, о которых упоминалось выше, шли из окрестностей Мараша. Им было сказано, что они переселяются в Айнтаб и что им следует заластить продовольствием на два дня. Когда они приближались к Айнтабу, им сказали: «Мы ошиблись, надо идти в Нисибин». Органы власти не заготовили для них продовольствия и лишали возможности его закупить. В Нисибине им было сказано: «Мы опять ошиблись, надо идти в Мамбидж», а там снова: «Произошла ошибка, надо идти в Баб» и т. д. Так они брели 17 дней, оставленные на произвол сопровождающих их солдат. За это время они не получили никакого продовольствия от властен и меняли на хлеб то немногое, что у них было. У одной женщины отняли силой ее старшую дочь. В отчаянии она бросилась с двумя другими детьми в Евфрат...
В Биреджике тюрьмы заполняются в течение дня, а за ночь они пустеют. Село Тель-Армен с 3000 жителей внезапно подверглось нападению; жителей вырезали, живых вместе с мертвыми бросили а колодцы, а в других
[ стр. 324 ]
селах—сожгли. Майор фон Микуш был свидетелем этого истребления. Один командир немецкого эскадрона видел между Диарбекиром и Урфой по обе стороны дороги трупы с перерезанным горлом. М. С. тоже видел по пути множество трупов детей.
5 октября 1915 года М... вернулся из Нусс-Телла и рассказал следующее:
«Между Тель-Абиадом и Культепе я увидел в стороне от дороги в шести разных местах мертвых нагих женщин, недалеко—мертвую нагую женщину с изуродованными ногами, еще одну мертвую женщину в одежде, дальше—двух мертвых детей, еще дальше мертвую девушку, немного постарше, рядом с нею—мертвого ребенка и, наконец, мертвую женщину с кляпом во рту,— всего 18 трупов. Женщины, за исключением одной, были совсем нагие и многие из них, судя по выражению их лиц, являлись жертвами насилия. Все мертвые дети были в одежде».
Между Культепе и Хараб-Нассом М.. увидел у телеграфного столба умирающего ребенка, дальше—шесть трупов совершенно голых женщин и детей.
В Тель-Абиаде после отправления колонны высланных у дороги осталось 17 мертвых и умирающих. Служащие железной дороги велели позднее похоронить эти 17 трупов. Уже много дней подряд в этот район приводят колонны высланных армян.
Заявление М... совпадает с тем, что мне говорил председатель Комиссии по высылке, когда я ему подал ходатайство о 4-х армянских детях: «Вы не понимаете, какую цель мы себе ставим. Мы хотим уничтожить само название «армянин». Как немцы не хотят, чтобы существовал кто-нибудь, кроме немцев, так и мы, турки, хотим, чтобы были одни только турки» (прим. 32).
[RIGHT][B][I]Quelques documents sur le sort des Arm

[KODAK]

Патриарх западных армян Погосу Нубар-паше

Перевод с французского
[Октябрь 1915 г.]

Из письма
Мы только что получили новые сообщения из армянских провинций Турции. Сведения были представлены очевидцами и самими жертвами. Около миллиона армян выслано со своей родины на юг. Высылки систематически проводились местными властями с апреля месяца. Все началось с разоружения населения всех селений и городов; с этой целью были использованы жандармы и преступники, выпущенные из тюрем; под предлогом разоружения они совершали убийства и подвергали людей чудовищным пыткам. Затем произошли массовые аресты армян; предлогом к этому послужили якобы найденные у них оружие или книги. Просто богатые или занимающие приличное положение люди часто арестовывались без каких-либо предлогов. Вслед за этим последовало выселение. Высылка понадобилась для изгнания из провинций тех армян, которые либо еще не попали в тюрьму, либо же за неимением улик были отпущены на свободу, впоследствии все они были убиты. Никто не избежал смерти. Перед высылкой они подвергались обыску со стороны властей, при котором у них отбирали все деньги и ценности. Обычно их связывали отдельно или группами, по 5—10 человек. Остальных— стариков, женщин и детей—насильники считали своей добычей: их отдавали в распоряжение мусульман. Высокопоставленные чиновники и простые крестьяне выбирали женщин или девочек, которые приходились им по вкусу, и делали их своими женами, силой обращая в магометанскую веру; что касается маленьких детей, то часть их отдали мусульманам, а оставшихся пустили по миру, голодных и без средств к существованию; дети были обречены на голод или становились жертвами банд. В провинции Диарбекир также была устроена резня, в частности в Мардине, где население испытало такие же ужасы.
В Эрзруме, Битлисе, Себастии и Диарбекире местные власти предоставили льготы высылаемым: им дали срок от 5 до 10 дней и разрешение продать часть имущества и нанять телегу—одну на несколько семейств. Но несколько дней спустя люди возвращались в город, бро-
[ стр. 330 ]
сив телеги на дороге. Караваны на следующий день, а иногда через несколько дней, натыкались на бандитов или крестьян-мусульман, которые грабили их до нитки. Бандиты объединялись с жандармами и убивали немногих находящихся в караванах взрослых мужчин или юношей. Насильники похищали женщин, девушек и детей; старух жандармы погоняли хлыстами, оставляя их умирать от голода на дорогах. Один из очевидцев рассказывает, что женщины, высланные из провинции Эрзрум, брошенные в Харбердской равнине, через несколько дней все поголовно умерли от голода (ежедневно умирало по 50—60 человек); власти ограничились посылкой людей для погребения жертв, чтобы предотвратить опасность, угрожающую здоровью мусульманского населения. Одна маленькая девочка рассказывает, что, когда жители Марзвана, Амасии и Токата прибыли в Сарыкишла (между Себастией и Кесарией), на глазах у местных властей детей силой отобрали у матерей, спрятали в различных помещениях и только после этого заставили караваны продолжать путь. Затем известили жителей соседних деревень, что каждый может взять детей по своему выбору. Девочка и ее подруга были похищены и увезены одним турецким офицером. В каждом городе и в каждой деревне прибывшие караваны из женщин и детей выстраивали перед зданием губернатора, чтобы мусульмане могли выбрать для себя кого захотят. Так рассеялся караван, отправившийся из Байберда; оставшиеся женщины и дети были брошены в Евфрат, близ Ерзнка, в местечке Камах-Богаз. Две сестры милосердия из немецкого Красного Креста, возмущенные этими и аналогичными фактами варварства, отказались paботать; они отправились в Константинополь и лично посетили некоторые посольства, чтобы рассказать об этих зверствах. Злодеяния совершались всюду; и поныне путешественники встречают на дорогах этих провинций тысячи трупов погибших армян. Один путешественник-мусульманин на всем протяжении 9-часового пути из Малатии в Себастию видел трупы мужчин и женщин. Все мужчины-армяне из Малатии были вывезены оттуда и умерщвлены, все женщины и дети силой обращены в мусульманскую веру. Ни один армянин не может появиться в этих местах, так как каждый мусульманин, особенно же бандиты и жандармы, считает своим долгом убить его на месте.
[ стр. 331 ]
Недавно Зограб и Вардкес — депутаты оттоманского парламента — армяне, отправленные в Диарбекир, чтобы предстать перед военным судом, были убиты по дороге близ Алеппо. В этих провинциях армянин может путешествовать лишь под мусульманским именем или инкогнито.
Что касается положения женщин, то об этом мы уже говорили достаточно подробно; человеческая жизнь здесь вообще ни в грош не ставится.
Та же судьба постигла солдат-армян. Все они были разоружены и теперь работают на строительстве дорог. Нам известно из источников, заслуживающих доверия, что солдаты-армяне из провинции Эрзрум, работавшие на дороге Эрзрум—Ерзнка, были все перебиты; солдаты-армяне из провинции Диарбекир были убиты на дорогах Диарбекир—Урфа и Диарбекир—Харберц. Только из Харберда 1800 солдат — армянских юношей было послано для работы в Диарбекире; все они были убиты в окрестностях Аргана. У нас нет сведений из других районов, но несомненно, что и там солдат постигла та же судьба. Во многих городах повесили армян, находящихся в тюрьмах, о которых вначале просто забыли. Только в одной Кесарии в прошлом месяце было повешено несколько десятков армян.
Во многих местностях армянское население, чтобы сохранить жизнь, выразило желание принять магометанство. Так было и во время прошлой резни, но на этот раз им чинили всякие препятствия. В Себастии пожелавшим принять мусульманскую веру предложили передать своих детей до 12 лет правительству, обещав разместить их в сиротских приютах; от взрослых потребовали согласия на выезд в места, указанные правительством.
В Харберде мужчинам не разрешили переменить веру; что касается женщин, то от них потребовали, чтобы при обряде обращения присутствовал мусульманин, готовый вступить в брак с обращенной. Многие женщины-армянки предпочли броситься в Евфрат вместе с грудными детьми или лишали себя жизни другими способами. Евфрат и Тигр стали могилой тысяч армян.
Армяне из черноморских городов: Трапезунд, Самсун, Керасунд и др., принявшие мусульманскую веру, были высланы в глубь страны, в города, населенные одними мусульманами. Город Шапин-Карахисар. население которого оказало сопротивление разоружению и высылке,
[ стр. 332 ]
подвергся обстрелу; все жители города и окружных селений, в том числе епископ, были безжалостно вырезаны.
Достаточно сказав, что на всем пространстве от Самсуна до Сгерда и Диарбекира ныне не осталось ни одного армянина. Большинство погибло во время резни, часть увезена, часть обращена в магометанскую веру.
В летописях истории нет и не было подобных гекатомб; армяне периода царствования султана Абдул-Гамида ныне кажутся счастливцами.
Его преосвященство Анания Азарапетян, байбердский епископ, был повешен. Преосвященный Тер-Хоренян,. харбердский епископ, был изгнан в мае месяце из города; не успел он отъехать, как был зверски убит. Излишне говорить о замученных священниках. После высылки населения церкви подверглись разграблению и. были превращены в мечети и конюшни. В Константинополе началась продажа предметов культа и утвари из армянских церквей; туда же, в Константинополь, турки стали привозить детей, отнятых у несчастных матерей-армянок.
Население Киликии было выслано в провинции Алеппо, Дейр Зор или Дамаск, где оно обречено на гибель от голода.
Замысел правительства заключается, очевидно, в том, чтобы раз и навсегда покончить с армянским вопросом, истребив все армянское население во всей Турции. И этот замысел осуществляется даже в окрестностях Константинополя.

АВПР, Посольство в Константинополе, д. 3504, л, 99—101.

177. События в Сасуне и Муше

(Из докладной записки, поступившей в Министерство иностранных дел России 11 ноября 1915 г.)
В августе 1914 года в Эрзерум приехали представители Иттихада Бехаэтдин Шакир, Наджи-бей и Хильми-бей для переговоров с армянами. Целью их приезда было выяснить позицию армян в случае русско-турецкого столкновения; им была также поставлена задача скло-
[ стр. 333 ]
нить армян на сторону Турции. Они говорили: «Россия и ее союзницы не в силах противостоять центральным империям; весь магометанский мир, от Марокко до Белуджистана и Афганистана, сплотился вокруг Турции для борьбы против России, Франции и Англии; на Кавказе примкнут к нам грузины и мусульманские племена, которых Турция сорганизует и снабдит оружием. Но удача наших действий на Кавказе находится всецело в ваших руках, и в случае вашего согласия стать во главе кавказского антирусского движения достаточно будет двинуть на Кавказ войско в 200—300 тысяч человек, чтобы отбросить русских за Кавказский хребет; по изгнании русских на северо-западе мы организуем автономную Грузию в пределах Кутаисской, Тифлисской, Батумской и части Трапезундской губерний, в северо-восточной части выделим автономную мусульманскую область в составе Дагестана, Бакинской и части Елизаветпольской губернии и, наконец, в центральной части образуем автономную Армению из Эриванской, Карсской и западной части Елизаветпольской губерний, с присоединением к ним прилегающих частей Эрзрумского, Ванского и Битлисского вилайетов».
Уполномоченные армян, многие из которых впоследствии были повешены и убиты, отвергли предложение младотурок и заявили, что, в случае русско-турецкой войны, во все ее течение не будут преследовать политических целей и, как в России, так и в Турции будут держаться лояльной политики по отношению к своим правительствам; желание Турции объявить войну России ими было названо авантюрой, угрожающей существованию Турции; спасение Турции армяне находили в соблюдении ею строгого нейтралитета. Бехаэтдин Шакир такое отношение армян к выступлению Турции квалифицировал как измену интересам и идеалам Турецкой империй...
В конце ноября 1914 года младотурки возобновили свои попытки склонить армян к активному выступлению на стороне Турции...
Армяне категорически отклонили все предложения турок.
Уходя с совещания, турецкие делегаты заявили армянам: «На Кавказе армяне явно выступили на стороне России и являются помехой стремлениям Турции: от-
[ стр. 334 ]
ветственность за турецкие неуспехи всецело ляжет на вас, армян».
В своей декабрьской неудаче, когда русскими войсками были уничтожены IX, X и XI корпуса, турки винили христиан, главным образом армян, и в конце декабря 1914 года стали обезоруживать армян-солдат и полицейских, а затем начались массовые убийства и аресты среди армянского населения. В феврале преследования превратились в избиение способного носить оружие населения в деревнях, например, в Цронке, Варденисе, Айледжане и т. д. Делались также попытки захватить главарей армянских организаций, разоружить население и уничтожить армянскую твердыню, Сасунскую горную область. Армянам оставалось или добровольно предоставить себя вырезать или взяться за оружие для защиты своего физического существования. Для Мушской долины и Сасуна наступили черные дни самообороны. После двукратной неудачной попытки уничтожить население, причем были пущены в дело регулярные войска, турецкие власти, опасаясь повсеместного восстания, вновь вступили в переговоры с армянами. Армянами на этот раз было предъявлено требование:
1) не разоружать армян,
2) прекратить массовые избиения,
3) отказаться от проекта выселения армянского населения,
4) не трогать Сасуна.
Власти, предполагая, что число вооруженных армян не менее 20 000 человек, хотя в действительности их было вдвое-втрое меньше, приняли условия армян, и гонения временно прекратились...
Турецкое правительство с фронта стягивало в Муш все новые войска, число которых временами доходило до 20 000 штыков... В мае были переброшены из Битлиса в Муш еще новые войска, а из Вана прибыли жандармские полки под командой Казим-бея. В середине мая началась правильная осада окраинных волостей Сасуна, а именно Псанка, Хулпа, Хианга и Шатаха. Непрерывные наступления регулярных и иррегулярных войск с конца мая по 12-е июня были отбиты армянами с большим уроном для турок; но в вопросе проведения плана уничтожения армянского населения г. Муша и долины турецкими властями, по-видимому, было решено не оста-
[ стр. 335 ]
навливаться ни перед какими жертвами. Армяне, спустившись с гор, окопались в расстоянии 2500—7000 метров от турецких войск, на высотах, господствующих над городом. Турки вывезли из Муша архив, ценности, провиант и амуницию и укрепились в самом городе и в окрестных деревнях. В конце июня турецкие власти предложили армянам прекратить сопротивление и переселиться в Урфу, причем заявили, что мужчины будут отделены от женщин. В это же время были умерщвлены армяне-арестанты и 500 армян-солдат, до того обезоруженных и переведенных на положение двуногой перевозочной силы. Население ни минуты не сомневалось, что в случае согласия на условия властей, его ожидает поголовное уничтожение, и отказалось выполнить требование правительства. Вся область восстала. В долине немыслимо было бороться против пушек и пулеметов. В течение 4 дней войсками были разрушены и сожжены город Муш и селения долины; ими не были пощажены дети, женщины и старики. Спасшаяся незначительная часть населения укрылась в сасунских горах. Сасунцы несколько раз пытались прорвать цепь турецких войск и спасти население от резни, но за неимением орудий и пулеметов, эти попытки не могли иметь успеха. К середине июля прибыла в Мушскую долину дивизия войск, кажется, под командой Бекир-Сами, и 19-го июля турки прорвались в Сасун, а 22-го, после ожесточенных боев, заняли горы Кепин и Андок. Дальнейшее сопротивление для армян стало немыслимым, тем более, что патроны и провизия у них были на исходе; и армяне были вынуждены разбиться на мелкие группы и начать партизанскую войну, продолжающуюся, вероятно, и до сих пор. Между 12 июня и 19 июля мушские и сасунские армяне отвлекли на себя свыше 25 000 регулярных турецких войск и еще большее количество курдских аширетов; благодаря этому обстоятельству турецкий фронт был настолько ослаблен, что русские войска без особого со стороны турок сопротивления дошли до сел Варденис и Мкрагом, на расстоянии 4-х часов ходьбы от которых находились позиции армян-повстанцев... (прим. 34).

Предводитель армянской обороны Сасуна и Муша Тер-Минасян
АВПР, Политархив, д. 3484, л. 139— 141.

[ стр. 336 ]


178. Сотрудник генерального консульства США в Константинополе американскому послу в Турции Моргентау

Перевод с английского
Константинополь, 11 ноября 1915 г.

Имею честь довести до Вашего сведения, что г-н Степан Семухин, управляющий зданием Императорского российского посольства в Константинополе, возвратившись из Ангоры, куда он был выслан вместе с группой из 129 русскоподданных армян, арестованных в ночь с 9 на 10 сентября 1915 г., сообщил следующее:
«В ночь с 9-го на 10-е сентября 1915 г. 129 русскоподданных армян были арестованы и заключены в центральную тюрьму Стамбула. Аресты были произведены без предварительного уведомления, под предлогом необходимости небольшой проверки армян. Поэтому они были вынуждены предстать перед турецкими властями, не захватив с собой никакой одежды и предметов повседневного обихода. Некоторые из них были арестованы даже в одном ночном белье и успели лишь захватить с собой пальто.
В течение двух с половиной суток, которые арестованным пришлось провести в центральной тюрьме, им не давали никакой пищи. Те, кто имел деньги, покупал хлеб через тюремщиков по цене 5 пиастров за буханку.
В пятницу ночью им было сказано, что на следующий день рано утром их отправляют в Ангору и что они должны уплатить по 173 пиастра в возмещение расходов по перевозке их поездом. Те из заключенных, которые заявили, что не имеют при себе такой суммы, были обысканы, и у них было отобрано то, что они имели. Представители властей конфисковали 16 бумажных рублей, которые нашли у одного из арестованных. Сумма, собранная таким образом, оказалась достаточной для покрытия расходов по перевозке всех арестованных, за исключением пятерых, которых заставили идти пешком, Среди них был старик 75 или 80 лет, который не смог вынести изнурительного пути и по дороге умер.
В субботу утром, перед отправлением заключенных на железнодорожную станцию, им было приказано бросить шапки и одеть фески. Те, кто не смогли раздобыть феску, шли с непокрытой головой. Жандармы, конвоировавшие их до станции Гайдар-паша, не
[ стр. 337 ]
позволяли им покупать хлеб. Но когда поезд тронулся, сами жандармы стали продавать им хлеб по пяти пиастров за буханку.
По прибытии в Ангору арестованных заперли в грязном помещении, где они спали вповалку, в большой тесноте. Они были совершенно заброшены в этой дыре, и им с величайшим трудом удавалось добывать немного хлеба по той же цене, что и до этого. Наконец, после 16 дней пребывания в таких нездоровых условиях, их выпустили и весьма строго приказали в городе вести себя прилично.
Из этих 129 высланных российских подданных едва ли двадцать человек могут обеспечить себе пропитание. Все остальные находятся в бедственном положении и часто остаются без пищи в течение многих дней.
Их несчастья, однако, этим не ограничились. Эти высланные видели, как преследуют армян в Ангоре, а армяне составляют 4/5 населения этого города.
Турецкие возчики, отвозившие армян к месту резни, сами говорили русскоподданным высланным, что всех армян убивали дубиной или расстреливали из револьвера, как только возчики выезжали за город. Самые закаленные люди не могли без содрогания видеть эту ужасную картину. Двое из турецких возчиков, не в силах перенести этих ужасов, умерли. Находясь в окружении людей с жестокими и кровожадными инстинктами, эти несчастные изгнанники страдают не только от своего теперешнего тяжелого положения, но главным образом от страха и предчувствия мучительной смерти, которая неизбежно ожидает их.
Женщины и дети были отданы другой группе мучителей, в руках которых они страдали больше, чем их отцы, братья и мужья. Перед смертью женщины и девушки были обесчещены этими человекоподобными зверьми.
Сейчас Ангора— мертвый город. Все магазины закрыты. Все товары, принадлежащие армянам, продаются с аукциона. В шесть часов вечера все становится мрачным и печальным, и даже турецкие семьи охвачены страхом.
Таково зрелище, представшее перед глазами русских высланных, обреченных на столь жестокую судьбу».

Дж. Деудес
АВПР. Политархив, д. 3504.

[ стр. 338 ]


179. Патриарх западных армян архиепископ Завен начальнику епархии в Америке архимандриту Вегуни

Перевод с армянского
Константинополь, 28 декабря 1915 г.

Мы поручили начальнику епархии в Болгарии информировать Вас о содержании нашего письма, чтобы сообщить американским армянам вести о той потрясающей резне, которая происходит в Турции с целью уничтожения целой нации. Я думаю, что история не знала подобной резки. Какие бы слухи ни дошли до Вас, я не представляю, чтобы нашелся кто-либо, способный описать ужасные избиения, происшедшие за последние 8—9 месяцев в Турции, от края до края, во время которых не пощадили даже самую маленькую деревушку, глубокого старца или новорожденного. Избиения, происходившие при гамидовском режиме или раньше, армянские или греческие, болгарские или ливанские,— ничто по сравнению с этими. То, что предпринято на этот раз, является программой поголовного истребления, и сегодня, когда она осуществлена, можно сказать, что армянин на своей родине стал исторической редкостью. Некоторые губернаторы (Решид— диарбекирский, Абдулхалик— битлисский, Тахсин— каринский и др.) хвастливо телеграфировали центральному правительству, что в управляемых ими округах не осталось уже ни одного армянина. На этот раз на мирный народ обрушилась не чернь, а само правительство, проводившее свою программу через солдат, жандармерию, полицию и, особенно, через разбойничьи шайки. Приказ был дан из центра и повсеместно безжалостным образом приводился в исполнение. Прежде всего была арестована интеллигенция. Тех, кого можно было оклеветать в поспешных решениях воинских присутствий, повесили. Даже самое безобидное оружие было отобрано, многих осудили за наличие у них несуществующего оружия. Народ был прогнан от родных очагов, покинул все и по пути был разграблен и истреблен. От Самсуна до Тигранакерта не спасся почти ни один армянин. Молодые женщины и девушки были похищены, а дети вырезаны. Резня была потрясающей в Муше, Багеше, Тигранакерте, Едесии, Трапезунде, Шапин-Карахисаре, Keги, Балу и Ерзнка-
[ стр. 339 ]
Камахе, где почти ни один армянин не уцелел, не были пощажены ни старики, ни дети. В других провинциях Армении некоторым удалось спастись, но таких— не более пяти процентов. Во многих городах и селениях вряд ли можно найти сегодня одну или двух женщин. Горы и бойкие дороги покрылись трупами. Волны рек днями несли трупы. Особо пострадали Малатия и Харберд: вблизи этих городов были истреблены местные армяне; та же судьба постигла все караваны беженцев, прибывшие из других провинций и проходившие через эти места. Армянское население Муша и его долины вместе с армянами Буланыха и Хнуса заперли в домах и сараях и предали огню. Из Багета и окрестностей все еще нет вестей о спасении хотя бы одного армянина; в Тигранакертском вилайете вырезаны не только армяне, но даже айсоры и халдеи, а за неисполнение приказа губернатора о проведении резни три турецких каймакама смещены с должности и убиты. В Трапезунде и его окрестностях почти все армяне вырезаны или утоплены. Из Балу и Кеги мы до сих пор не имеем сведений о спасении хотя бы одного армянина. В Ерзнка и Камахе местные армяне, как и армяне из Байберда, Дерджана и Карина утоплены в Арацани, заживо похоронены или вырезаны. В Шапин-Карахисаре и Едесии народ не захотел добровольно умирать и отважился на какое-то сопротивление. Армяне-мужчины из Ангоры, вместе с ранее высланными сюда константинопольскими армяками, были уведены в Йозгат и в пути истреблены. О подробностях не буду говорить, очевидцы рассказывают о таких зверствах, которые никогда не были вписаны в историю человечества, даже в дохристианские времена Армяне, изгнанные из своей вековой отчизны, были угнаны на юг; днями и месяцами армяне шли и шли, подвергаясь грабежу и насилию со стороны отрядов «чете». Подобно пленникам древних времен, караваны армян, по прибытии в каждый город, выставлялись на площадях, куда приглашались мусульмане, чтобы выбирать понравившихся. Большинство мужчин уже было убито у себя на родине, остальных убили в пути отряды «чете» и жандармы, дети были отобраны у матерей и как товар, не имеющий хозяина, переданы мусульманам (в этом отношении отличился центр уезда Шар-Гышла в Себастии, где у всех проходивших здесь
[ стр. 340 ]
беженцев дети отбирались у матерей). Молодых женщин и девушек почти всех изнасиловали; и из этого несметного числа людей только жалкие остатки добрались до Месопотамии.
Джихат был полностью применен в этой стране, армяне поставлены вне закона и признаны врагами ислама, их жизнь, честь и имущество отныне по праву принадлежали туркам; убийства, насилия и грабежи стали религиозным долгом даже для официальных лиц. Вначале не разрешалось обращение армян в магометанскую веру или ставились различные условия. Принявший ислам, например, должен был жить за пределами своей родины, в угодном для правительства месте, без промедления отдать своих детей на обучение и воспитание в мусульманском духе, сразу же установить брачные связи с мусульманскими семьями и т. д.
Таким путем, в чаще всего насильственно, во многих местах многочисленные армянские семьи сменили свою веру и остались мусульманами до сего дня. Например, в уезде Кесария число таких семейств превышает 1000, в вилайете Себастия (Евдокия, Кангал, Шар-Гышла, Амасия и т. д.)— около 800, в Харбердском вилайете (Харберд, Арабкир, Акн, Малатия) около 1000 семейств. Неофициальная исламизация вскоре стала официальной. Начиная с августа, турки приступили к открытым действиям, и даже со стороны официальных лиц проводились пропаганда и насилие. Семьи солдат, которые почти отовсюду были выселены, отправлены в мусульманские села и там принудительно обращаются в магометанство. Армянские солдаты подверглись более строгим притеснениям, и тысячи из них под угрозой смерти уже приняли ислам. По армейским корпусам разосланы даже официальные распоряжения об исламизации солдат и офицеров. В Себастии, Малатии, Харберде, Евдокии и других местах открыты сиротские дома, якобы «для воспитания детей павших солдат», но в большинстве своем это армянские дети. В любом селе или городе, и даже в Константинополе, домах мусульман полным-полно армянских девушек.
Монастыри и церкви большей частью разрушены или осквернены: церковь Сурб Карапет в Муше разрушена пушечным огнем до основания, также Кармир
[ стр. 341 ]
Ванк в Карине, Сурб Пркич и Сурб Саркис в Себастии и другие. Духовенство почти целиком перебито, и до сих пор не получено сведений ни об одном уцелевшем священнике. Из епархиальных начальников епископ Смбат Саадетян из Карина, угнанный со своей паствой в сторону Месопотамии, убит разбойниками недалеко от Камаха.
Трапезундский архимандрит Геворк Турян, сосланный военным судом Карина, убит в пути; архимандрит Шапин-Карахисара Вагинак Торекян пал жертвой во время бомбардировки города; архимандрит Байберда Анания Азарапетян был повешен по решению местных властей; архимандрит Муша Вартан Акопян умер в тюрьме, избитый палками; архимандрит Тигранакерта Мкртич Члхатян умер в тюрьме от пыток; архимандрит Евдокии Шаварш Саакян, арестованный и высланный в Себастию, убит в пути; архимандрит Харберда Псак Тер-Хоренян, закованный в цепи, был зарезан вместе с другими по пути в Тигранакерт; Йозгатский епископ Нерсес Даниелян убит вместе с другими 450 йозгатцами недалеко от Себастии, у берегов Алиси; архимандрит Едесии Артавазд Галентерян убит перед резней вместе с 60—70 другими армянами в центре города. Гибель епископа Балу Езника Галпакчяна; архимандрита Багеша Сурена Гамеляна, архимандрита Сгерда Егише Чанояна, архимандрита Чарсанджака Геворга Налбандяна, архимандрита Ерзнка и Камаха Мелкиседека Овивяна, архимандрита Самсуна Амазаспа Егисеяна и епископа Гюруна Хорена Димаксяна достоверна, но обстоятельства их смерти пока неизвестны. Присуждены к тюремному заключению: епископ Кесарии Хосров Пехрекян— пожизненно и архимандрит Брусы Паргев Даниелян— на пять лет, но их местонахождение неизвестно. Епископ Никомедии Степанос Овакимян, архимандрит Конин Гарегин Хачатурян и епископ Пандырмы Карапет Мачлымян высланы вместе с паствой, первый— в Алеппо, второй— в Мамбидж и третий— в село Азизие в районе Килиса. Кроме них, из епархиальных начальников в живых остались: епископ Гнел Галемкерян, находящийся в Себастии под домашним арестом, епископ Измира Маттеос Инджеян и епископ Хаджи на Петрос Сараджян. Не был пощажен даже св. католикос Киликии Саак, который сначала был сослан в
[ стр. 342 ]
Баб, близ Алеппо, а затем в Ерусалим, где и пребывает ныне.
В этой всеобщей звериной бойне число наших жертв не менее миллиона; все оставшиеся армяне, кроме армян Константинополя, Измира, Кютахии и некоторых солдатских семей из протестантов и католиков, высланы и угнаны в пустыни.
Выселенные почти ничего не могли взять с собой, а то, что имели при себе, вскоре отдали официальным и неофициальным разбойникам. В константинопольских газетах Вы прочли, наверно, об указе, изданном 14 сентября, согласно которому конфискация поместий и имуществ армян узаконивается. Закон уже проводится в жизнь специально созданными комиссиями
Горсточка армян из внутренних уездов которая достигла Мосула и Алеппо, а оттуда добралась до Шама и Керека, рассеялась по разным селам. Армяне же, высланные из окрестностей Константинополя и Киликии, находясь несколько месяцев в пути, тысячами погибали от голода и болезней на дорогах, в горах и вдоль линии железной дороги; собрав в Алеппо, их также выслали вместе в другими в чуждый для них по своему климату, языку, вере, национальности и быту край.
Гонения все еще не прекращаются. Из константинопольских армян по настоящее время выслано до 5000 человек— холостых или родом из провинций, а из Измира— около 100 человек. Высылка армян продолжается. Около 2000 семей, все еще оставшихся в районе Конин, разбрелись по окрестным деревням по 5—10 человек, так же поступили и в других местах— в Тарсоне, Адане, и т. д. Народ все еще скитается, нигде не чувствуя себя в безопасности; армян из Алеппо гонят дальше, тех, кто в Мамбидже и Срудже, перебрасывают в другие места, и все эти гонения преследуют цель— обречь народ на вымирание, либо заставить его в отчаянии принять ислам. Вести из пустынь заставили бы заплакать даже каменные сердца; трупы сынов Армении стали добычей собак и зверей, некому их похоронить. В этих пустынях, где... даже араб и курд не имеют пропитания, естественный конец для армянина— голодная смерть. Образованные армянские женщины и девушки, подобно невольницам, стали предметом купли-продажи. Тиф и другие болезни ко-
[ стр. 343 ]
сят людей, и пока что никто не жалеет нас. Дикие звери и хищные птицы насытились нашими телами, горы окрасились нашей кровью и ущелья наполнились нашими костями, но наши палачи все еще не насытились и, подобно тиграм, наслаждаются, мучая свои жертвы. Слезы стольких невинных не смогли растрогать очерствелое небо и вызвать дождь милосердия.
Под предлогом ванских событий, наших перемещений на кавказской границе, а также под тем предлогом, якобы армяне намеревались поднять восстание во внутренних провинциях... эта давно намечаемая программа истребления армян была приведена в исполнение. Османские государственные деятели заявили, что не допустят, чтобы Армения, подобно европейским областям, ушла из-под их власти. Отменой капитуляций османское правительство развязало себе руки и начало действовать смело и безоговорочно. Угрозы союзных держав не только не возымели никакого действия, но явились причиной более суровых гонений. Их неудачи в нынешней войне придали смелость османским правителям для доведения до конца программы истребления нашей нации,
Для османских должностных и неофициальных лиц все наши мольбы и слезы ничего не значат. Неофициальные и полуофициальные указания нейтральных иностранных государств не возымели никакого воздействия. Неоднократные обращения американского посла и болгарского посланника не оказали никакого влияния и не смогли приостановить гонения, ибо османское правительство считало армянский вопрос своим внутренним делом и отменой капитуляций не разрешило ни одному государству вмешиваться в эти дела. По Стечению обстоятельств, в протестах ни одного из правительств не было и нотки угрозы.

ЦГИА Арм. ССР, ф. 57, оп. 2, д. 672, л. 72—75.

180. Резня в Муше и Сасуне в 1915 году

Перевод с армянского

(Из воспоминаний очевидца)
Сасунские армяне, из опасения резни, давно уже перестали поддерживать связь с городом и укрылись в своих неприступных горах.
[ стр. 344 ]
После 20 июня [1915] городские ворота закрылись для всех армян Мушской долины, и переходить из села в село средь бела дня стало невозможным, вследствие чего мы лишились точной информации о происходящих событиях...
23 июня 10 курдских всадников явились в нашу деревню и потребовали от сельских властей десять овец, десять мер муки и десять штук войлока.
После того как требование курдов было безвозмездно удовлетворено, один из них, по имени Тамо-Али, сказал: «Армяне! Я должен сказать вам правду. Получен приказ султана о том, что все армяне, проживающие в стране османов, должны быть безжалостно истреблены. Сильванские армяне уже вырезаны... Через четыре-пять дней и здесь начнется резня, все до едина будут истреблены, в живых не останется ни одного человека...».
Ночью 25 июня из Хасгюха нам прислали письмо, в котором говорилось: «Мрачные, черные тучи нависли над нами. Хаджи Муса-бек с 2500 всадниками и пехотой уже два дня как расположился в нашем селе...».
27 июня в село Арах ворвался ванский сотник Кямиль-эфенди во главе 200 жандармов и курдов. Всех мужчин, за исключением стариков, связали и заперли в большом хлеву. При попытке к бегству были убиты Тигран, Воскан и Каро, а Степана тяжело ранили. Жандармы разогнали женщин, собравшихся ехать в Муш для выражения своего протеста правительству. Утром 28 июня, еще до восхода солнца, Кямиль-эфенди вместе со своим отрядом направился в сторону монастыря Аракелоц, захватив с собою 55 связанных по рукам арахских мужчин. О происшедших там фактах эрзрумский жандарм Ахианд впоследствии рассказал мне следующее.
«Как только мы пришли к монастырю, Кямиль-эфенди, опершись ногой на высокий камень, приказал расстрелять армян. Мы тотчас направили дула 200 винтовок на закованных в цепи армян и открыли огонь.
Когда мы подошли, чтобы проверить, все ли убиты, один из них вскочил и, освободившись от веревок, пустился бежать в сторону Мэринского ущелья. Весь отряд, стреляя, погнался за ним. Только после долгой погони мы смогли в тесном ущелье застрелить его».
Я лично посетил место описанного преступления и
[ стр. 345 ]
собственными глазами увидел высохшие под солнцем 55 скелетов убитых.
В то время как Кямиль-эфенди вел 55 невинных молодых крестьян для принесения их в жертву на земле исторического монастыря, из Хасгюха в сторону Бердака, Араха, Деркевана и Аликрана мчались всадники, вздымая столбы дыма и пыли. Наше селение находится в 4-х километрах от Бердака и Араха и расположено на склоне высокой горы. С этой высоты мы видели все, что происходило на равнине.
Убивая жнецов, пастухов и поливальщиков полей, всадники Хаджи Муса-бека ворвались в деревню и, выгнав людей из домов, вместе со стадами скота и овец, погнали в поле, забрав с собою все их добро и имущество, вплоть до метлы.
Имея в виду неприступность гор, Хаджи Муса-бек спешил покончить с находящимися на равнине армянами, чтобы на следующий день напасть на село Аваторик.
С нами на крыше дома стоял и смотрел на все эти гнусные зрелища постоянный сборщик податей Юсуф вместе с двумя жандармами, три дня тому назад прибывшими в деревню, а также знакомый нам курд Тондо.
Юсуф испугался и попросил отправить его. Он получил собранные заблаговременно подати в сумме 3000 курушей и тотчас же уехал.
Мы попросили Тондо лично сходить в Бердак и Арах и доставить нам точные сведения о происходивших событиях. Он добрался до Бердака и, вернувшись, сообщил: «Армяне! Я не могу скрыть от вас правду, так как мы с вами часто делили хлеб и соль; найдите выход: либо вознеситесь в небо, либо скройтесь под землей,— ведь скоро не останется ни одного армянина. Если вы сейчас пойдете в село Бердак, то вам покажется, что в этой деревне наверное лет 50 никто не жил. Не уцелели даже собаки и кошки.
Увидев на улицах несколько трупов, я спросил у всадников Муса-бека о причине этого убийства. Они ответили: «Есть приказ о том, что впредь всякий, кто на земле османов произнесет имя Иисуса Христа, не Должен оставаться в живых». Они также сообщили, что всех крестьян гонят в нижние села и, запирая в амбарах, сжигают».
Таким образом, верхние села разграблены, а ниж-
[ стр. 346 ]
ние, как, например, Норшен, Сохгом, Охунк, Унан, Крдагом и другие, превращены в пепелище.
В ночь на 29 июня в амбарах Крдагома и Унана сгорело около одной тысячи армян: женщин, детей, молодых и стариков.
В течение одной ночи подобные события происходили в разных селах... Таким образом, Мушская равнина, где в течение многих веков жил и трудился армянин-землепашец, за один только день 28 июня (10 июля), по велению правителей Энвера и Талаата, превратилась в пустыню. В результате страшного побоища погибли 75 000 безоружных и невинных армян из 105 деревень.
Об этой резне городские армяне не имели понятия. Что же происходило в городе Муше?
Через начальника полиции Безета-эфенди Серват-паша позвал к себе городских купцов, ремесленников, чиновников-армян, в том числе и главу церкви Вардана-вардапета, всего до 350 человек, и заявил:
«По неизвестным мне причинам получен приказ, что вы все должны оставить Муш и переехать в Диарбекир до окончания войны». После этих слов он передал всех их в руки жандармов. В эту ночь среди армян-жителей города началась паника. 27 июня ничего нового не было сообщено, и армяне остались запертыми в своих домах. Утром 28 июня чауш, пройдя по улицам, оглашал: «Армяне! Согласно приказу мутесаррифа-паши вы обязаны явиться в 10 ч. к канцелярии правительства вместе со своими фургонами, лошадьми, скотом, всем вашим добром и семьями для следования в Диарбекир; кто не подчинится этому приказу, будет выслан из города и имущество его будет конфисковано».
Армяне не подчинились приказу и остались в своих домах. Но несмотря на то, что сопротивление армян Мушской равнины было столь незначительным, Серват-паша приказал установить четыре пушки на городских высотах и направить их жерла в сторону армянского квартала. Во всех концах города окопались вооруженные пулеметами и винтовками войска и ждали приказа.
Утром 29 июня городские полицейские в сопровождении вооруженных жандармов двинулись в сторону верхнего квартала с целью насильственной вы-
[ стр. 347 ]
сылки армян в неизвестном направлении. Укрывшаяся в доме Асатура-аги группа вооруженных молодых армян организовала самозащиту. Узнав об этом, Серват приказал открыть артиллерийский огонь. 12000 армян были поставлены перед фактом роковой гибели, н под градом пуль, все, как один, стали защищаться, решив умереть с честью.
Из окрестностей города двинулись войска, по пути поджигая дома. Ведя неравную борьбу, армяне отступили и сосредоточились в ущелье города. Турецким войскам помогали также городские жители-турки и только что прибывшие отряды.
Положение армян становилось все хуже и хуже. Многие из защитников погибли. Не хватало патронов. Под ядрами пушек день и ночь горели и превращались в пепел армянские дома.
Перепуганные женщины и дети, топча друг друга, бегали и прятались в подвалах домов, в ущельях. В ночь на четвертый день измученная и отчаявшаяся армянская молодежь, простившись со своими родными, попыталась выйти из окружения. Многие из них, встретившись с погромщиками, погибли, и только незначительной части удалось вырваться из кольца и скрыться за пределами города.
Ранним утром 3 июля кровожадная банда с яростью ворвалась в ущелье, где были вырезаны и сожжены десятки тысяч женщин, детей и стариков.
В городе и долине Муша не осталось ни одного живого армянина, и только среди развалин и пепелищ виднелись их почерневшие трупы.
В честь этой «победы» правительство отдало распоряжение об «отдыхе» и разрешило поделить награбленное имущество армян.
Правительство самым строжайшим образом заранее предупредило всех жителей-мусульман, что «если кто посмеет приютить у себя дома детей, женщин и девушек из армян, то при обнаружении их укрыватель будет считаться армянином и поплатится головой».
Этот приказ, проводимый под контролем сыскной полиции города, возымел свое действие. Никто из турок не посмел приютить в своем доме ни детей, ни девушек, между тем в селах курды помогали спастись бегством. От спасшихся таким путем и добравшихся до наших гор беглецов мы и услышали страшные, ду-
[ стр. 348 ]
шераздирающие рассказы о всех тех злодеяниях, которые они видели своими глазами...
А армяне, которые каким-то чудом еще оставались в живых, бежали из отдаленных и ближайших местностей и прибывали на гору Андок (Сасун) или в Ханасар (недалеко от долины Муша). В середине июля на Андоке скопилось 45 тысяч народа, а в Ханасаре— 15 тысяч. Многочисленные курдские племена из Хианка, Баткана, Сарме, Шекудана и Быдара с начала мая ежедневно совершали нападения на Андок, но под ударами храбрых сасунцев обращались в бегство; без войск и пушек они не могли подавить сопротивление армян.
Кямиль-эфенди, после истребления армян в Арахе, приказал убить также находившихся в монастыре Аракелоц 30 сирот, старика— настоятеля монастыря, 70 человек экономок и рабочих...
1 августа на заре Кямиль-эфенди с 300 солдатами с высот Цирнкатара напал на скопившихся в горах Аваторика безоружных армян, вступил в деревню Ханасар и предал пожару 60 домов. Уцелевшие армяне разбрелись в разные стороны.
5 августа мы получили известие о том, что Казум-бек, завершив сасунскую резню, продвинулся оттуда в сторону Кана и со своими войсками переночевал в горах у села Крнка.
В тот же день со стороны долины по направлению к Ханасару выступило войско Хаджи Мусы; снялся с места и Казум-бек. В 11 ч. дня они напали на аваторикцев и еще до заката солнца в этом овраге истребили 500 человек.
С целью проведения систематических обысков для ловли и уничтожения укрывшихся в убежищах последних оставшихся армян Мурад-бек с войском в 500 человек остался в селении Семал; Кямиль-эфенди с 300 солдатами обосновался в монастыре Аракелоц, а Хаджи Муса и другие действовали там, где была надобность.
Однажды, когда Кямиля-эфенди посетил Мурад-бек, один из наших сообщил, что он вызывает меня. Когда я явился к нему, он мне сказал: «Мастер, знаешь в чем дело? Мурад-бек говорит, что женщин и детей, не имеющих мужей и отцов и осиротевших, следует отправить в сторону Диарбекира, там места теп-
[ стр. 349 ]
лые, пусть живут себе; те же, которые имеют мужей, останутся здесь; мастер, ты с нашими чаушами отправляйся в село и зарегистрируй таких». Приказ был немедленно выполнен; и в тот же день жандармы вывели из Араха 300 женщин и детей и увели их по дороге к Мушу.
На четвертый день в 12 часов ночи дверь нашего дома открылась, и к нам в комнату вошла какая-то женщина с испуганным лицом, распущенными по плечам волосами, в разорванной одежде и, окаменевши, удивленно уставилась на нас. Вначале я не узнал ее, но когда моя мать обратилась к ней с вопросом: «Манишак, это ты?»— я сейчас же вспомнил ее. Манишак была в числе тех женщин, которых отправили в Диар-бекир. Она села и рассказала следующее:
«Нас увели 20 жандармов и доставили на берег реки Мурад; уже вечерело, когда нас остановили и начали обыскивать. Отняли все, что нашли. Затем, заставив отойти назад, стали в нас стрелять. Объятые ужасом, поднимая крики и вопли, мы искали спасения в волнах реки Мурад.
Стоящие на берегу жандармы беспрестанно стреляли в нас. Я тоже отдалась течению и поплыла вперед, но когда стало темно, схватилась за прибрежные травы и оставалась в таком положении, пока не наступила ночь и не прекратилась стрельба. Кое-как я выбралась на берег и еле добралась сюда».
27 октября мутесарриф Шевки-паша с 22 всадниками приехал в Арах и потребовал, чтобы находившиеся там армяне немедленно зарегистрировались и отправились в Муш для принятия магометанства. Когда все собрались у дверей канцелярии местных властей, вооруженные милиционеры штыками погнали 600 пленников по дороге в Муш По прибытии в Муш из массы пленных отобрали всех мужчин— 150 человек и увели к востоку, в Битлис, а женщин и детей угнали на запад. О дальнейшей судьбе этих шестисот пленников мы не получили никаких известий и только позже узнали, что все они были убиты. Во всех тех местностях, где армяне сдавались в плен, повторилось то же, что и в Арахе.
В январе 1916 г. в Муше не осталось в живых почти ни одного армянина, только призраки одиноких женщин и детей, голых и бездомных, тайно бродили по
[ стр. 350 ]
улицам города и курдским селам. Армянские села Сасуна были сожжены и совершенно обезлюдели. Осталось только незначительное число портных, сапожников, плотников, каменщиков, ковалей и кузнецов, которые, укрываясь в разных местах, кое-как поддерживали свое существование.
Мой сосед, 60-летний Али-ага, был очень добрый турок. В эту зиму он укрыл у себя дома и спас семь армян. Однажды я спросил у Али-аги о судьбе моих 350 соотечественников, которых Серват-паша отправил в Диарбекир. Он рассказал мне следующее: «Мастер, как раз в это самое утро я, Хаджи Халим-эфенди и Багул-эфенди сели на лошадей и поехали в село Алишхан для перегона в Муш скота, сданного Багулом-эфенди армянам для ухода. Село было переполнено жандармами, которые сообщили нам, что 350 армян со своим предводителем заперты в саманнике. Заинтересованные этим сообщением, мы поднялись на кровлю одного домика и стали выжидать, чем все это кончится. Через полчаса сертебиб (военный врач) в сопровождении 150 жандармов подошел к саманнику, открыл дверь и приказал вывести оттуда армян. Все они были закованы и привязаны друг к другу, и все оказались нашими знакомыми. Их привели и выстроили в середине гумна. У переднего края стоял закованный сапожник Карапет-эфенди. Страшно бледные, с помертвевшими лицами смотрели они то на землю, то на ружья жандармов. В этот момент сертебиб подошел к Карапету-эфенди, вытащил револьвер и, направив дуло прямо ему в лоб, нажал курок; однако выстрела не последовало. Тогда сертебиб вторично прицелился, но и на этот раз осечка повторилась. Воспользовавшись этой заминкой, Карапет-эфенди с отчаянной мольбой обратился к сертебибу: «Доктор-эфенди, как видишь, бог бережет меня, давай и ты сохрани мне жизнь, не убивай меня». Но несчастный не успел закончить свою просьбу, как раздался выстрел, пуля пробила ему лоб, и он повалился наземь, Это послужило первым сигналом: стоявшие наготове жандармы тут же открыли огонь и убили всех. Эта печальная картина вызвала у нас слезы и так расстроила, что мы не могли уже присматривать за скотом и вообще заняться каким-либо делом и вернулись прямо в город».
[ стр. 351 ]
После 15 января турки впали в уныние и о чем-то тайно перешептывались; мы узнали, что русские подошли к Хнусу и туркам грозит опасность. 27 и 28 января город переживал тревожные дни. Улицы кишели аскерами и жандармами. Люди были в трауре, из всех домов слышались проклятия и плач. Турецкие женщины с проклятиями обвиняли свое правительство и говорили: «Это— наказание за невинно пролитую армянскую кровь...».
Спустя несколько дней, когда разбредшиеся по разным уголкам беглецы собрались в Муше, я подсчитал и пришел к заключению, что из 1200 жителей, населявших несколько месяцев назад Аваторик, осталось только 8 мужчин и 12 женщин и детей, всего 20 душ.
В те дни нашей единственной надеждой было то, что Ван, Битлис, Эрзрум будут присоединены к России, что не напрасно была пролита наша кровь. Рассеянные по всему свету армяне соберутся, приедут сюда, и через несколько лет страна вновь заселится армянами, а наши потери и лишения забудутся.

Егназар Карапетян
крестьянин из селения Аваторик Мушского уезда
Архив Института истории АН Арм. ССР, ф. 1, oп. 1, д. 219, л. 24—36

181. Из дневника турецкого врача

(Из корреспонденции, напечатанной в газете «День»)
После бурного морского прилива, когда море снова входит в прежние берега, на обнаженном песке, между скал, в колдобинах и ямах остаются обыкновенно рыбы, не успевшие уплыть, морские животные, раковинки, груды водорослей. Так и здесь, в Турецкой Армении, после неудавшегося натиска армии Халил-бея, организованного, по-видимому, по германской системе «коротких ударов», наши войска, идущие следом за отступающими турками, то и дело натыкаются на группы отсталых аскеров, брошенных раненых и больных, обозы, груды оружия, снарядов, патронов. Между этой добычей, крупной и мелкой, оказался, между прочим, турецкий врач, левантинец по происхождению, христианин, получивший образование в Париже, словом, интеллигентный человек, сдавшийся нам
[ стр. 352 ]
добровольно в г. Ахлате (на северном берегу Ванского озера).
У него среди немногих уцелевших вещей сохранилась записная книжка-дневник, в котором он записал историю всего пути своей дивизии, сделавшей поход из Сирии (из г. Хама близ Алеппо) в Битлис. Между данными, имеющими военное значение и потому не подлежащими опубликованию, в дневнике встречается немало любопытных бытовых штрихов и еще больше,— картин поголовного истребления армян, истребления, вначале спорадического, но потом введенного в систему рядом приказов из Константинополя.
Дивизия, назначенная вначале для борьбы с англичанами, была потом брошена на север... Выйдя из Сирии в составе 7—8-ми тыс. штыков, дивизия к концу июня растаяла до 3-х тысяч; да и не могла она не растаять, потому что войска кормились почти исключительно мародерством... Ели аскеры не чаще одного раза в день: или мясо, если находили скот в окрестностях, или лепешки из муки, которые раздавались солдатам в сыром виде, и солдаты сами пекли из нее лепешки. Пили воду иногда такую, от которой отказывалась скотина; отсюда множество больных тифом, дизентерией, лихорадкой, которых как и многих тяжелораненых, за недостатком перевозочных средств, часто бросали на дороге.
Эти голодные, истомленные люди объединились лишь общей идеей «газавата»— священной войны против христиан, которая здесь, в малоазиатских дебрях, еще способна туманить головы и зажигать сердца религиозно настроенных мусульман. Отсюда те невероятные картины зверств и насилий над беззащитными армянами, на которые автор дневника натыкался с первого дня пути и до последнего. Эти зверства, естественно, приводили ко взаимному ожесточению; армяне иногда готовы были мстить врагам, даже ценой своей гибели. В дневнике врача-сирийца под 30-м мая записан такой случай: в одном селении, между несколькими десятками мусульман, посаженных в тюрьму за какие-то провинности, оказался случайно один армянин. Он достал тайком баллон с керосином, облил ночью помещение тюрьмы и сжег себя со всеми заключенными. Другой, обвиненный в хранении бомб, долго обманывал полицию, показывал разные места, где он
[ стр. 353 ]
будто бы их спрятал; наконец ему удалось взобраться на плоскую крышу довольно высокого дома, с которой он бросился вниз, рассчитывал попасть на офицера, стоявшего на мостовой, но промахнулся и разбился насмерть. По дороге автор дневника встречал десятки рек, долин, оврагов, разрушенных деревень, наполненных трупами перебитых мужчин, женщин, детей, иногда с кольями, вбитыми в живот. В селении Севарик он натолкнулся на такую сцену: в тюрьму были посажены армяне-мужчины. Один подкупил жандарма, и тот позволил жене заключенного осторожно просунуть головку ребенка через тесный переплет решетки, чтобы отец мог его поцеловать. В этот момент явился командир стражи. Он изругал подчиненных, схватил ребенка за ноги и выдернул его из решетки помертвелого и окровавленного. Мать взвыла; он поколотил ее нагайкой, а ребенка, валявшегося на земле, отшвырнул сапогом.
Диарбекир при вступлении дивизии оказался наполовину сожженным и заваленным трупами. За несколько дней до прибытия войск, в день какого-то султанского праздника, загорелась турецкая гостиница. Огонь перекинулся на мусульманский квартал, вследствие чего обвинили христиан в поджоге и вырезали всех, кто не убежал.
Но самые ужасные картины этот редкий очевидец наблюдал в Битлисе. Еще не доходя до Битлиса, в лесу он увидел группу недавно зарезанных мужчин и возле них— трех женщин, совершенно голых, повешенных за ноги. Около одной из женщин ползал годовалый ребенок и тянулся ручонками к матери, а мать с налитым кровью лицом, еще живая, протягивала руки к ребенку, но они не могли дотянуться друг до друга. Немного подальше лежали три окровавленных женских трупа и младенец, облитый материнской кровью, копошился на груди одной из них.
Один аскер-курд сжалился над ребенком и взял его с собой, чтобы воспитать из него доброго мусульманина. У самого Битлиса, на пустынной равнине, сидело до 2000 армян, окруженных стражей: они ждали своей очереди, так как перебить всех сразу наличные силы местной полиции не могли.
В Битлисской резне приняли участие и аскеры 36-й дивизии. Но подкупность турецких властей дала воз-
[ стр. 354 ]
можность наиболее богатым армянам спасти свою жизнь. Узнав про это, каймакам приказал сжечь дома уцелевших.
Автор дневника видел, как наискосок от сераля каймакама поджигали богатый двухэтажный дом. Во втором этаже показалась женщина с ребенком на руках. Она металась от окна к окну, кричала «аман», но повсюду встречала направленные на нее дула ружей. Постепенно огонь охватывал верхний этаж, дым обволакивал окна одно за другим, и эта женщина сгорела у него на глазах.
Присутствовавшие при разговоре русские врачи добавили к рассказу сирийца кое-что из своих впечатлений. В городе Лизе они нашли девочек-армянок с прямой кишкой, выдернутой наружу... Когда пленных аскеров спрашивали, как им не стыдно так истязать неповинных детей, они отвечали: «Таков приказ султана» (некоторые говорили даже про Вильгельма). Врач-сириец видел эти приказы; при нем избивали женщин, взятых в заложницы, так как новый приказ из Константинополя запретил туркам сохранять таким способом жизнь армянкам.
Недавно здесь получена телеграмма от генерала Ч..., отряд которого остановился возле Вана, но в город не мог войти вследствие трупного смрада. В телеграмме между прочим сказано: «Город Ван весь в развалинах. Лучшие постройки сожжены, а глинобитные разрушены. Улицы и дворы усеяны трупами армян и животных. Имущество разграблено и растаскано».
Это небывалое по размерам уничтожение Турецкой Армении, удостоверенное очевидцами, лицами официальными, возведенное в систему за последнее время турецким правительством, происходит параллельно с системой «коротких ударов», иначе говоря, внезапных натисков турецкой армии на наш фронт. Но так вредоносные со стратегической точки зрения, эти натиски, как видно из изложенного, крайне гибельны для армянского народа: они имеют целью стереть его с лица земли. Теперь руководители армян уговаривают беженцев вернуться на родину, вновь завоеванную русскими.

Кагызман.
Н. Огановский
«День», 1915, 6 сентября.

[KODAK]

Истребление целого народа
(Передовая статья "Журналь де Женев")

Перевод с французского

В настоящее время совершается деяние столь ужасное, в сравнении с которым бледнеет все, что человечество наблюдает вот уже в течение года: происходит грубое и систематическое истребление целого народа. Это событие, быть может, беспрецедентно в мировой истории. Когда ассирийцы обратили евреев в рабство, они все же сохранили им жизнь, причем Кир разрешил евреям впоследствии возвратиться в Иерусалим и восстановить там свой храм. При АбдулТамиде (он еще жив и из своего белого Босфорского дворца содействует триумфальному возрождению своей программы) резня армян ограничивалась несколькими местностями. Сегодня речь идет об уничтожении целого народа на всей территории Оттоманской империи, повсюду, где бы ни проживали его представители.
Сам Энвер-паша заявил об этом с циничной улыбкой. Первые сведения, пришедшие из Армении, были нами восприняты с большой осторожностью и крайне сдержанно. Нам известно, с какой легкостью распространяются в наше смутное время воображаемые новости. Но, к сожалению, информация, имеющаяся в нашем распоряжении и частично опубликованная, не оставляет места для сомнений.
Злодеяние совершается и в настоящее время. В соответствии с решением, принятым младотурецким комитетом, военный министр Энвер-паша издал приказ о высылке всего армянского населения из всех провинций Анатолии и Киликии в аравийские пустыни к югу от Багдадской железной дороги. Провинции (вилайеты) Трапезунд, Эрзрум, Себастия, Битлис, Харберд, Диарбекир, Адана были полностью очищены от армян. В провинции Измид операция по очищению от армян успешно осуществляется. До сих пор пощажены армяне только Константинополя и Смирны...
Из неопровержимых показаний явствует также, что со времени провозглашения священной войны сотни тысяч армян были вырезаны, а сотни тысяч — насиль-
[ стр. 356 ]
ственно обращены в магометанство. Пригодные для военной службы мужчины мобилизованы в армию и не могут даже защитить свой домашний очаг. Многие из них, обезоруженные и используемые на дорожном строительстве, были застреляны, по слухам, своими вооруженными товарищами. Армяне, высылаемые в пустыню, представляют собой лишь жалкое стадо, состоящее из стариков, женщин и детей, подгоняемое кнутом жандармов. Эта высылка по существу является замаскированным истреблением.
Стремясь помешать армянам заставить общественное мнение прислушаться к их воплям отчаяния, в Константинополе в ночь с 28-го на 29-е апреля (прим. 35) были арестованы руководители армянского народа, представители интеллигенции: депутаты, писатели, врачи, профессора. Их отправили в глубь страны— в Ангору, Конию, Диарбекир. Такие же меры были приняты в других больших городах.
Массовая высылка и резня в армянских провинциях начались 20 мая. Армянским семьям едва давали лишь несколько часов на сборы перед тем, как покинуть свои дома. Есть основания считать, что до места назначения прибыла только четвертая часть этих несчастных. Остальные умерли или были замучены в пути.
Между тем речь идет здесь о народе высокого культурного уровня, о народе, державшем в своих руках почти всю торговлю и большую часть ремесел в Малой Азии. Тысячи молодых девушек и женщин, подвергающихся тягчайшим оскорблениям, посещали наши европейские школы в Швейцарии, Франции, Германии или европейские к американские колледжи в Малой Азии.
Оттоманское правительство не преминет, по примеру Абдул-Гамида, сослаться на мнимые заговоры, чтобы найти оправдание своим действиям. В действительности же речь идет о том, чтобы вырвать с корнем любой немусульманский элемент из Турецкой им перин. Это программа кровавого султана, осуществляемая теперь другими.
[RIGHT][B][I]"Journal de Gen

[KODAK]

Из книги «На пути от Харберта до Урфы» *


Первого числа мая 1915 г. у нас в Харберте арестовали внезапно и заключили в тюрьму всех наиболее влиятельных, наиболее состоятельных армян. В тюрьме их били и пытали, говорили: у вас есть склады оружия, укажите, где они?
Никто ничего не сказал. Да никаких складов и не было. У отдельных лиц, очень немногих, были припрятаны винтовки и револьверы, но те признаваться не хотели.
Не добившись признания от мужчин, взялись за женщин. Арестовали, на кого имели подозрение или от кого рассчитывали получить богатый выкуп. Но и женщины не сказали ничего,— многие потому, что не знали, а другие потому, что не хотели выдавать мужей.
Епархиальный начальник, другие духовные лица и немногие оставшиеся на свободе нотабли, посоветовавшись между собой, решили собрать и выдать оружие, какое имелось, чтобы избавить заключенных от истязаний.
Когда мы собрали и выдали оружие, пытки на время были прекращены. Но вскоре возобновили их с еще большей жестокостью. Говорили: это не то оружие, откройте нам ваши склады.
Пытали страшно, бесчеловечно. У мужчин отрывали ногти на ногах, клали окровавленные ноги в горячую воду, потом били по ранам ивовыми прутьями. У женщин брили головы, одевали на них раскаленные медные чаши или жгли огнем груди...
Многие не выдержали мучений, умерли в тюрьме; некоторые помешались
Но мы уже отдали все, что имели, и ничего больше дать не могли.
Тогда объявили, что все армяне должны быть высланы из края, что на это есть приказ из Константинополя...
Выселение началось.
__________________________
* Рассказ записан со слов г-жи П. Фянц, молодой дамы из состоятельной семьи, получившей образование в школе германской миссии в Харберте.
__________________________
[ стр. 379 ]
Войска оцепили наши кварталы, полицейские отряды пошли по домам ловить и арестовывать всех, кого только находили (на первых порах—одних только мужчин). Арестованных отвели в тюрьму, там перевязали им руки веревками, затем сковали цепями по несколько человек вместе и ночью большой партией в 1000 с лишком человек вывели из города.
Мы об этом узнали только на следующий день.
Утром, когда матери и жены пришли, чтоб передать своим пищу или одежду, они нашли тюрьму пустой. Тогда они подняли страшный вопль, стали в отчаянии бить себя в грудь, рвать одежду и волосы. Им приказали разойтись. Но они не расходились, кричали: «Верните нам наших мужей! Верните братьев и отцов!».
Их разогнали ударами ружейных прикладов и плетей.
Это повторялось несколько дней, пока все мужчины в городе были арестованы и высланы. Затем принялись за женщин и детей. Их тоже собирали партиями по 1000—1500 человек и под конвоем жандармов выводили из города.
В тюрьме осталось с небольшим 200 человек мужчин, из числа наиболее состоятельных. Эти дали выкуп— по 10 золотых на человека— и получили разрешение выселиться из города не отдельно от своих семейств, а вместе с ними.
В числе откупившихся был и мой муж.
Мы собрались и в субботу 14 июня, вместе с другими, вышли по дороге в Урфу.
Наша партия состояла из наиболее имущих, наиболее образованных и уважаемых в городе семейств. Мы имели с собой повозки и лошадей, но передвигались очень медленно, т. к. мужчины шли пешком.
На пятый день пришли в селение Изоли и стали на отдых. Из Харберта мы взяли с собой большие запасы провизии, но в Изоли ее отобрали, оставили ни с чем.
Близ, мимо селения, протекает река Евфрат. Мы видели, как уносятся течением обезображенные, распухшие трупы, связанные по два вместе. Их было так много и зрелище было такое ужасное, что мы старались не глядеть в сторону реки.
Когда настал вечер, мужчин отделили от нас. Их
[ стр. 380 ]
повели в одиночку или по несколько человек вместе на берег реки и сказали: дайте золота, или мы убьем вас. При этом ругались и били. Кто мог откупиться, откупился и вернулся в лагерь; кто не мог, того убили, и трупы выбросили в реку.
В Изоли остались несколько дней; потом поднялись и пошли в Малатию.
До Малатии шли тоже пять дней и измучились страшно. У нас еще оставались наши повозки и лошади; но ни мужчинам, ни детям старше 10—11 лет не позволяли садиться в повозки. Многие шли босыми, т.к. у них отняли обувь. Голодные, усталые, с опухшими, разбитыми в кровь ногами шли наши мужья, отцы, братья и дети. Если кто выбивался из сил и падал, того уже не подымали, а добивали ударом камня в голову или оставляли умирать на дороге... Путь от Изоли до Малатии мы усеяли многими трупами.
Но самое страшное, самое невыносимое было то, что на этом пути начались уже насилия над женщинами. Насиловали с гнусным цинизмом, со зверскими издевательствами, на глазах у мужей, отцов и матерей...
В Малатии отделили мужчин и мальчиков старше 10 лет; а нас, женщин, девушек и малолетних детей, разбили на партии и разместили по постоялым дворам.
В Харберте наши мужья и отцы купили за золото право остаться при своих семействах. Это право оказалось действительным только до Малатии. Тут нужно было откупиться вновь; но так как денег уже не оставалось ни у кого—все деньги были отобраны по дороге,— то нас лишили последней привилегии, последнего утешения.
Я была три года замужем, но детей не имела. И это было великим счастьем для меня. Но я горячо любила своего мужа... Когда его, вместе с другими, уводили от нас, я потеряла сознание. Очнувшись, нашла возле себя, всю в слезах, 14-летнюю сестру. Отныне из всех близких мне людей, она одна только и оставалась со мной, так как мать вместе с малолетними братьями и сестрами выделили в другую партию.
Ночь провели в слезах и воплях. Молили бога сжалиться над нами... Не понимаю, как мог он не услы-
[ стр. 381 ]
шать криков отчаяния стольких матерей, стольких невинных детей.
Утром рано мутесарриф с чиновниками пришли сказать, что мужчин отправили ночью в Урфу и что туда же отправят вскоре и нас. Потом сказали, что должны обыскать нас, ибо есть такой приказ.
Мы были как одурелые, ничего не понимали, позволяли делать над собой все, что им было угодно.
Стали подводить по одной к мутесаррифу и раздевать для обыска. У многих снимали даже исподнее белье, приказывали поворачиваться, нагибаться, шарили руками по голому телу, говорили бесстыдные слова, смеялись и тешились.
Потом собрали, чтоб вести в Урфу.
Повозки и лошадей отобрали. Не оставили даже осликов, чтоб можно было посадить на них детей. Матери взяли малышей на спину, а тех, которые могли ходить,— за руки и пошли.
Своей провизии у нас уже не было. На еду давали один только хлеб. Дети, которые не могли есть черствого хлеба, капризничали, плакали, кричали. Если кому-либо из жандармов слишком надоедал детский крик, он вырывал крикуна у матери и убивал, размозжая головку о придорожный камень.
На первой же ночевке возобновились насилия над женщинами. Их даже не отводили в сторону. Эти люди были хуже, чем скоты,— те имеют хоть какое-нибудь чувство стыда, а этим требовалось возможно больше гнусности и мерзости... Установили нечто вроде нормы и очереди: на каждые 10 солдат назначали одну женщину, тешились ею часа 2—3 подряд, затем бросали истерзанную, полумертвую, часто без сознания...
Не оставили неоскверненными даже 10-и, 8-летних девочек.
Это повторялось на каждой стоянке.
Были между ними беременные женщины, которые от насилий и побоев разрешались преждевременно, истекали кровью и умирали на наших глазах.
Чтоб спастись от преследований, многие обезображивали себе лицо и тело ранами, пачкались грязью, Делали себя отвратительными. Да и без этих искус-
[ стр. 382 ]
твенных мер,— голодные, оборванные, грязные, обезумевшие от горя и страданий, мы имели такой вид, что, казалось, самый гнусный развратник не мог бы взглянуть на нас с вожделением... Но это были люди, лишенные всякого человеческого чувства, даже чувства простой физической брезгливости.
Так шли мы около двух месяцев. Одежда, какая еще была оставлена нам после повторных грабежей, истрепалась вовсе. Все были в страшных лохмотьях, а многие—почти голые. Чтоб прикрыть чем-нибудь наготу, мы плели из листьев и трав пояса, как это делают дикари...
Когда мы пришли наконец в Урфу, нас оставалось не более двухсот; а между тем из Харберта мы вышли в числе около 2000 человек, а из Малатии, после отделения мужчин, в числе свыше одной тысячи. Из тысячи женщин и детей уцелело едва лишь двести; остальные или умерли в пути, или были убиты, или увезены.
Истерзанных, полумертвых, обезумевших от пережитых ужасов и страданий, загнали нас в Урфе в какой-то постоялый двор, сказав, что здесь оставят нас отдохнуть несколько дней, а потом уведут дальше.
Я узнала, что в Урфе есть германская миссия, и упросила одну добрую женщину отнести тайно миссионерам записку. То, что я училась у немцев и хорошо знала их язык, спасло меня. Из миссии пришли дама и доктор. Они переговорили с нашими палачами и получили разрешение взять на излечение меня, мою сестру и еще двух женщин.
В германской больнице мы остались несколько дней, немного отдохнули, поправились. Затем перевели нас в другое здание, тоже принадлежавшее миссии.
Незадолго перед тем была в Урфе ужасная резня армян; многих перебили, многих выгнали в пустыню на голодную смерть. Но некоторые успели укрыться я кварталах и взялись за оружие. Все попытки турок добраться до них оканчивались до сих пор неудачей: армяне сидели крепко и отчаянно защищались.
Дом, в котором я жила, выходил одной стороной в армянский квартал другой — в турецкий.
Ах, с каким восторгом я слышала, как стреляют
[ стр. 383 ]
армянские ружья! С каким восторгом видела, как турки убегают от этих выстрелов, унося своих раненых и убитых!...
Но вскоре пришло из Алеппо много войск с германским офицером и хорошими пушками. Пушки поставили на высотах и стали палить.
Через три дня все укрепления армян были разрушены, и турки ворвались в кварталы.
Армяне — сколько их уцелело еще — укрылись в здании американцев.
Германский офицер объявил, что тем, кто сдастся, ничего худого сделано не будет. Тогда армяне сдались германскому офицеру. Но офицер не сдержал слова: многих перевязал, отправил в тюрьму, а остальных изгнал из города неизвестно куда.
Потом стали обыскивать дома турок, сирийцев и европейцев, чтоб открыть скрывавшихся там армян, Кого находили, заключали в тюрьму. При этих обысках арестовали и нас— меня и бывших со мною.
Потом поставили виселицы и стали вешать тех, кого они называли вожаками бунтовщиков...
Я решила бежать во что бы то ни стало. Сговорилась с некоторыми другими и, когда настала ночь, мы вышли тихонько из лагеря и побежали... Я бежала изо всех сил, успела убежать и скрыться меж камнями. Вечером меня нашла здесь одна женщина, которая, к счастью моему, оказалась армянкой, наложницей араба в этом селе. От нее я узнала, что всех подруг моих заполонили, а сестру кто-то увел в Урфу.
Эта женщина дала мне приют у себя и тайком переправила мое письмо в Урфу, сестрам-миссионеркам. Те прислали за мной человека, и я ночью пробралась вместе с ним в город.
В Урфе я много расспрашивала о сестре, но ничего узнать не могла. Горько мне было за себя, еще горше за молодую сестру, которая осталась теперь совершенно одна, бог знает в чьих руках...
Я скрывалась у моей приятельницы-немки. Прошло несколько дней; никто меня не тревожил. Но вот однажды утром оцепили наш дом полицейские. Я поняла, что хотят сделать обыск. Надела тотчас же шляпу моей знакомой (платье я сменила, как только пришла в Урфу) и вышла из дому. У дверей стоял полицей-
[ стр. 384 ]
ский офицер. Я спокойно прошла мимо него. Тот принял меня за немку и пропустил, ничего не сказав. Я пошла в сторону садов, где была у меня другая знакомая немка. Осталась здесь до вечера, а вечером вернулась опять к приятельнице, дом которой утром был обыскан сверху донизу, но, конечно, безрезультатно...
Весною узнала, что матери моей с оставшимися при ней детьми удалось, при помощи курдов, убежать из Малатии и что теперь она скрывается в Мезре, под Харбертом...
Каким-то чудом, под видом европеянки, удалось мне доехать беспрепятственно до Мезре, где я нашла свою мать, меньших сестер и братьев.
От них я узнала, что муж мой был убит через день или два после нашей разлуки в Малатии. Когда его стал обыскивать жандармский офицер, он выхватил скрытый под одеждой кинжал, одним ударом убил турка и бросился, бежать; турки открыли вслед стрельбу и убили наповал. Узнав эти подробности, я больше обрадовалась, чем огорчилась. Пусть он убит! Он все же успел отомстить перед смертью и за себя, и за меня, и за тысячи других мужчин и женщин.
Едва мы прожили в Мезре несколько дней, как опять должны были бежать, ибо турки напали на наш след.
На этот раз мы бежали в соседний Дерсим, к тамошним курдам. А когда узнали, что русские войска заняли Эрзингян, пришли к русским. Из Эрзингяна, вместе с другими беженцами, были переотправлены сюда, в Россию.
В семействе моего мужа было 48 душ; из них осталось в живых всего три человека: я да двое мальчиков.

«На пути от Харберта до Урфы», М., 1917.

190. Выдержки из книги Арнольда Тойнби «Армянские ужасы» (1915 г.)

Перевод с английского

...Весь этот ужас, все эти преступления были совершены над армянами невзирая на отсутствие даже малей-
[ стр. 385 ]
шего вызова с их стороны. «Мы находимся в состоянии войны»— вероятно, возразит турецкое правительство. «Мы боремся за свое существование. Армяне питали надежду на победу нашего врага; они замышляли план помощи для осуществления этой победы. Они были предателями на свободе— в прифронтовой зоне, и мы вынуждены были действовать против них со всей строгостью военного времени». Но такие оправдания полностью противоречат фактам. Эти армяне не были жителями прифронтовой зоны. Ни один город или селение, откуда их систематически гнали на смерть, не находился вблизи театра военных действий. Они все были в глубине Анатолии, одинаково далеко расположенные от кавказской границы и Дарданелл. У них не было никакой возможности сотрудничать с войсками Антанты, равно как они не могли предпринять попытки поднять восстание, так как не составляли компактной общины. Они были разбросаны небольшими колониями по обширной стране и составляли меньшинство по сравнению со своими соседями-турками. Гражданскую и военную власть турки прочно держали з своих руках, и попытки поднять мятеж ничего доброго не сулили армянам.
Я должен повторить, что эти армяне, жители городов, были в основном мирно настроенные и трудолюбивые люди, неумелые в обращении с оружием.
Им, так же как городскому населению Западной Европы, чужда идея мести.
Оттоманское правительство не в состоянии скрыть свое преступление под видом предупредительных, мер, ибо армяне были далеки от дурных умыслов... В самом деле, до настоящего времени зарегистрировано лишь два случая, когда программа депортации встретила активное противодействие. Это — успешное сопротивление в районе Антиохии, где армянские крестьяне поднялись в горы и, имея прикрытие со стороны моря, боролись там в течение семи недель, пока не были почти чудом спасены французским флотом... И еще— отчаянный героизм Шапин-Карахисара, города, расположенного далеко от Трапезунда, где 4 тысячи армян, в ответ на требование о высылке, взялись за оружие и держались против турецких войск с середины
[ стр. 386 ]
мая до начала июля. Тогда турки перебросили подкрепление и артиллерию и с легкостью разгромили город, «Карахисар,— говорилось в письме, адресованном армянскому священнику,— был подвергнут бомбардировке, и все население окрестных районов, так же как и города, было безжалостно вырезано, не исключая самого епископа». Ничто другое не может лучше этого показать, как мало турецкое правительство боялось армян и как энергично оно ухватилось за быстрые меры для их уничтожения, как только появилась возможность для этого.
Таков был образ действий правительства по отношению к беззащитным, не подозреваемым ни в чем армянам в городах. Когда же дело дошло до менее послушных крестьянских общин, обосновавшихся в горах, оно отказалось от всякого притворства: не утаивая своих намерений и не ожидая, пока они сами подчинятся приказу о депортации, сразу же с обнаженным мечом напало на них.
Оно [правительство] так же обошлось с Зейтуном, армянской областью, которая в течение восьмисот лет жила и процветала фактически независимая среди гор, возвышающихся над Киликийской равниной.
Зейтунцы отличались от остальных армян— жителей Киликии тем, что они владели оружием, и кажется, своевременно приготовились к приближающейся развязке. Но они сдали оружие после того, как им обещали, в случае повиновения, пощадить их беззащитных собратьев, обитающих в деревнях равнины. Турки, как только достигли цели, конечно, не сдержали своего обещания. Поставленные в такое невыгодное положение, мужественные горцы неминуемо должны были быть побеждены... (прим. 36)

Arnold J. Toynbee, Armenian Atrocities. The Murder of a Nation.
New York-London, 1915, p. 69-72.

191. Д-р Лепсиус о депортации и резне армян в 1915 г.

Перевод с немецкого

Депортация армян имела место в трех различных районах и проходила три следующих друг за другом этапа. Тремя густонаселенными районами, где армяне
[ стр. 387 ]
составляли значительную часть населения (от 10 до 40 процентов), являются:
1. Киликия и Северная Сирия
2. Восточная Анатолия
3. Западная Анатолия
Район в Киликии, где они жили, включает в себя вилайет Адана и наиболее возвышенные части вилайета Алеппо, расположенные на Тавре и Аманусе (санджак Мараша). В Северной Сирии и Месопотамии они заселяли районы Алеппо, Антиохии, Суэдии, Кесаба, Александретты, Килиса, Айнтаба и Урфы.
Семью вилайетами Восточной Анатолии являются! 1. Трапезунд, 2. Эрзрум, 3. Себастия, 4. Харберд (Мамурет ул-Азиз), 5. Диарбекир, 6. Ван, 1. Битлис.
В Западной Анатолии следует упомянуть мутесаррифлик Измида и вилайеты Брусса, Кастамону, Ангора и Кония.
Депортация армянского населения Киликии начинается в конце марта и продолжается последовательно в течение апреля и мая месяцев. Депортация из восточных вилайетов (за исключением Ванского вилайета) начинается в конце мая и систематически продолжается до 1 июля.
Депортация из областей Западной Анатолии, начавшаяся в августе, продолжается в течение сентября.
В Северной Сирии и Месопотамии вначале меры были ограничены арестом влиятельных людей. Высылки начинаются в конце мая и продолжаются до октября месяца...
Депортация армянского населения из восточных вилайетов Анатолии осуществляется двумя этапами.
За три дня до ареста интеллигенции Константинополя, имевшего место в ночь на 25 апреля, власти приступили к аресту большого числа именитых граждан-армян во многих городах внутренних областей. Аресты систематически происходили в течение четырех недель— с 21 апреля до 19 мая. Так, начиная с 21 апреля, было арестовано и выслано именитых граждан: в Измиде— 100, Партизаке— 80, Бруссе— 40, Пандырме— 40, Балыкесире— 30, Адабазаре— 80. В последующие дни, в конце апреля— начале мая: в Марзване — 20 и 20 именитых граждан в Диарбекире. В первые недели мая было схвачено и выслано 600 влия-
[ стр. 388 ]
тельных лиц из Эрзерума, из Себастии— 500, Кеги— 50, Шапин-Карахисара — 50 и Хнуса — 25.
Во второй половине мая настала очередь Диарбекира, где вначале было арестовано 500, а затем еще 300 человек и Кесарии (200 именитых граждан). То же самое случилось в Байберде и Йозгате. Было арестовано также несколько влиятельных людей в Мараше и Урфе...
Так как упомянутые выше города находятся в областях, обитаемых армянами, следует предположить, что речь шла о всеобщей мере, имеющей целью лишить армянский народ своих вождей и ораторов с тем, чтобы высылки можно было производить без шума и сопротивления. Хотели также помешать тому, чтобы вести о том, что происходит внутри страны, не стали раньше времени достоянием общественности и Европы. С начала июня все армяне, занимавшие административные должности в государстве, были смещены со своих постов, а все врачи, с начала же войны верно исполнявшие свои обязанности в турецких военных госпиталях, были заключены в тюрьмы.
Все эти аресты тысяч армян, уважаемых и образованных людей: депутатов, публицистов, писателей, поэтов, юристов, адвокатов, нотариусов, служащих, врачей, коммерсантов, банкиров и всех зажиточных и влиятельных элементов, были произведены без какого-либо судебного разбирательства. Ни разу ни в одном случае против них не выдвигалось обвинения в соучастии в каком-либо враждебном акте, направленном против государства, или в замышлении такового. Просто они [турки] хотели обезглавить армянский народ, прежде чем приступить к раздроблению отдельных его частей. Мы подробно остановимся еще в другом месте на происхождении этих мер и на мотивах, которыми руководствовались правительственные круги. Приказы, адресованные высшим должностным лицам, шли из Стамбула и, несмотря на сопротивление, оказанное отдельными государственными служащими, а в некоторых случаях даже самим турецким населением, они непреклонно и неумолимо выполнялись.
Второй этап мер, предшествующих всеобщей высылке, касается мужской части населения, которая была призвана в армию или уже служила там во время
[ стр. 389 ]
этих событий. Находящиеся на военной службе армяне, по свидетельству военного министра храбро сражавшиеся не только в Дарданеллах, но и на Кавказском фронте против России, большей частью были обезоружены и использованы для нужд армии — как грузчики или на восстановлении дорог. Почти из всех провинций были получены вести о том, что не только армяне, находящиеся на принудительных работах, были уведены в • уединенные места и убиты своими товарищами-мусульманами, но и целые группы, состоящие из 80, 100 и более людей, расстреливались солдатами и военной жандармерией по команде своих офицеров. Вероятно никогда, во всяком случае до окончания войны, не будет установлено, какие размеры приняло убийство призванных в армию армян.
Под предлогом несения воинской повинности оставшихся во многих городах и деревнях мужчин в возрасте от 16 до 70 лет, невзирая на то, что они заплатили налог за освобождение или были непригодны к службе в армии, увели колоннами в горы и расстреляли без какого-либо предварительного следствия, которое, впрочем, ни время, ни обстоятельства не позволяли произвести...
Мы уже отметили, что нельзя признать вескими доводы, приводимые для обоснования высылки. За исключением района Вана, который избег депортации, т. к. он был занят русскими войсками, двух-трех мест, где армяне оказали сопротивление (Зейтун и Шапин-Карахисар), остальные так далеки от прифронтовой зоны, что высылку полутора миллионов жителей, рассыпанных по всем частям империи, тем более самых отдаленных от театра военных действий, ни в коей степени нельзя оправдать военными соображениями.
Единственным объяснением, которое не дает основания видеть в этом мероприятии правительства акт безумия, является то, что оно действовало согласно внутриполитическому плану и с хладнокровным расчетом и заранее обдуманным намерением поставило перед собой задачу уничтожить армянский этнический элемент... (прим. 37)

Вr, Johannes Lepsius, Berichi aber die Lage de Armenischen Volkes

[ стр. 390-393 ]


192. Число армян, депортированных или убитых в 1915 г. (данные И. Лепсиуса)

Название
вилайетаЧисло
населеняяНазвание
округаГриго-
рианеКато-
ликиПротес-
тантыОбщее
числоБыли по-
щажены
во время
резниБежалоДепорти-
ровано
или
убито1. Киликия и
Северная
Сирия


Адана79600Сис
Адана
Хаджин
Пайас9000
35000
20000
11000
2000
1000
500
900
2009500
37900
21200
110009500
37900
21200
11000Алеппо163350Алеппо
Мараш
Фурнуз
Зейтун
Айнтаб
Урфа
Антиохия15000
30000
7000
20000
30000
24000
120005000
4000

500
1000
1000
20002000
3500

550
4000
800
100022000
37500
7000
21050
35000
25800
15000





4000 22000
37500
7000
21050
35000
25800
11000242950213000165001345024295040002389502. Восточная
АнатолияТрапезунд53500Трапезунд
Самсун 30000
20000 2000
500 700
300 32700
20800 32700
20800 Эрзрум203400Эрзрум
Ерзнка
Байберд
Хасанкале
Дерджан
Камах
Кортыджан
Баязет
75000
25000
17000
10000
15000
10000
24000
14000 8000


500


1000
1000 2000
500



200

200 85000
25500
17000
10500
15000
10200
25000
15200 25000






15200 60000
25500
17000
10500
15000
10200
25000 Себастия200000Себастия
Токат
Амасия
Некополис
Дивриги
Гюрун
Даренде80000
21000
25000
25000
11000
17000
7000 5000
2000
500


500 1000
500
3000
200
300
1000 86000
23500
28500
25200
11300
18500
7000 86000
23500
28500
25200
11300
18500
7000 Харберд
(Мамурет-
ул-Азиз)131200Харберд
Акн
Арабкир
Чимишкацаг
Чарсанджак
Малатия45000
10000
18000
9000
18000
20000 2000

500

500
2000 4000
200
1000


1000 51000
10200
19500
9000
18500
23000 51000
10200
19500
9000
18500
23000 Диарбекир81700Диарбекир
Балу
Аргана
Чынкуш45000
22000
6000
5000 1000

5001000
300
200
700 47000
22300
6700
5700 47000
22300
6700
5700 Ван192200Ван
Лим и Ктуц
Башкале
Ахтамар
100000
11000
10000
70000 500200


500100700
11000
10000
70500 100700
11000
10000
70500 Битлис196000Битлис
Муш
Сгерд
Хизан50000
90000
25000
25000 500
3000
500 1000
1000 51500
94000
25500
25000 800043500
94000
25500
25000 105800011005000315002150010580002404008176003. Западная
АнатолияИзмид71100Никомедия
Армаш 65000
5000 500
60066100
500066100
5000 Бруса
(Ходавен-
дикиар)91200Бруса
Биледжик
Пандырма
Кютахия 35000
17000
15000
18000 3000
1000
500
1000 500


200 38500
18000
15500
1920038500
18000
1500
19200Смирна
(Айдын)27200Смирна25000200020027200 27200Кастамону14000Кастамону140001400014000Ангора108500Ангора
Кесария
Йозгат 16000
40000
40000 7000
2000500
2000
1000 23500
44000
4100023500
44000
41000 Кония25000Кония250002500025000337000315000170005000337000272003098004. Европейская
ТурцияКонстан-
тинополь161000Констан-
тинополь15000010000100016100015100010000Адрианополь33000Адрианополь
Родосто 8000
25000 8000
250004000
9000 4000
16000 194000183000100001000194000164000300005. Сирия,
Палестина,
БагдадИерусалим4200Иерусалим
Яффа 3000
1000 2003200
1000 3200
1000 Сирия2000Дамаск200020002000Бейрут1300Бейрут10003001300013000Багдад6000Багдад5000100060006000135001200015001350013500

Общий итог

1. Киликия и
Северная
Сирия242950213000165001345024295040002389502. Восточная
Анатолия10580001005000315002150010580002404008176003. Западная
Анатолия337000315000170005000337000272003098004. Константинополь
и Адрианополь194000183000100001000194000164000300005. Сирия,
Палестина,
Багдад135001200015001350001350018454501728000765004095018454502047002444001396350
В число бежавших (предпоследняя графа) из Эрзрумского, Ванского и Битлисского вилайетов включены также убитые курдами и погибшие во время бегства. В числе депортированных или убитых (последняя графа) не указаны те, которые были исламизированы.
[RIGHT]
[I][B]Dr. Johannes Lepsius, Bericht uber die Lage des Armenischen Volkesim der T

[KODAK]

Сообщение американского миссионера В. Джекса


Моя поездка из провинции в Константинополь совершилась при адских условиях; то, что я видел и слышал, никогда не забуду.
Я был свидетелем истребления целого народа, и то, что я пишу теперь, — это резюме, схематическое изображение происшедшего, и оно не может представить и тысячной доли всего виденного и пережитого мною.
Кроме моих путевых воспоминаний, при составлении данной статьи-сообщения я воспользовался сведениями, сообщенными мне одной женщиной, обращенной в мусульманство и привезенной в Константинополь, одной 10-летней девочкой, похищенной турецким офицером и отвезенной в Константинополь, одним мусульманином, приехавшим из Харпута, иностранцами-путешественниками, приехавшими из Эрзинджана.
Когда я выезжал в Константинополь, армянские избиения уже начались. Адский план выселения армян проводился систематически ужасными мерами. Прежде всего, всюду, в городах и деревнях, армянское население было разоружено жандармами при ужасающих зверствах и многочисленных убийствах, совершенных четами, которые составлялись из преступников, выпущенных из тюрем.
Там, где находили оружие, книги или что-нибудь, относящееся к партиям, производились повальные обыски, что терроризировало мирное население.
После этого началось принудительное выселение еще неарестованных мужчин и тех из арестованных, против которых не было улик; под предлогом выселения партиями отправляли их в разные стороны и всех до одного убивали. До отправки местные власти обыскали их, деньги и все ценное, что было при них, отобрали. Я видел караваны, в которых по 5—10 человек шли связанными между собой, в других местах—трупы, связанные между собой по 2 или по 5.
Когда я прибыл в Харпут, выселение мужчин уже закончилось, а остальное население — женщины, старики, дети, как брошенная вещь, были предоставлены усмотрению мусульман. Начиная от высшего чиновника, кончая простым крестьянином, все могли любую женщину или девушку взять в жены и насильственно обратить в мусульманство. Маленьких детей раздавали всякому
[ стр. 395 ]
желавшему; но в конце, когда больше не захотели их содержать, многих вывели на дорогу, чтобы они, голые и голодные, сделались жертвами зверских чет или чтобы погибли от голода.
В Харпуте я узнал, что в Диарбекирском вилайете, главным образом в Мертине, была резня, уцелевшие же подверглись ужасным насилиям. При выселении армянского населения из Эрзерумского, Битлисского, Сивазского и Трапезундского вилайетов правительство предоставляло известные льготы: десятидневный срок для выезда, разрешение на продажу имущества, некоторым семействам были предоставлены подводы, но которые были через 2—3 дня на дороге отобраны, а четы и мусульманские крестьяне их беспощадно истребили.
Раньше щадили женщин, девушек и детей. На этот раз они не избегли зверского отношения: первые сделались жертвами низменных страстей, вторые отдавались в мусульманские семьи в качестве пешкеша.
Очевидец рассказывал, что в Эрзерумском вилайете группа женщин, прибывшая на Харпутское поле, была оставлена там на произвол судьбы, где постепенно все они погибли (давая в день 50—60 жертв), и правительство послало только несколько человек для погребения трупов, чтобы здоровье мусульманских элементов не пострадало по вине гяуров.
Маленькая девочка из Зила мне сообщила, что когда выселяемые из Марзуана, Амасии, Токата отправились в путь, в так называемом Сар Хшлу (между Сивазом и Кесарией) дети были отобраны у матерей и заперты в отдельном помещении, а матерей заставили идти дальше. А затем в соседних деревнях было объявлено, что желающие могут получить любого из детей. А сама эта девочка с ее подругой Нвард из Амасии была привезена в Константинополь одним турецким офицером. Караваны женщин и детей в каждом городе и деревне выставлялись напоказ перед правительственными учреждениями, чтобы мусульмане совершили среди них выбор. После того как выселенные из Байбурта были вырезаны, остальные женщины и дети близ Эрзинджана были сброшены в Евфрат в том месте, которое носит название Кемах-Погази. Возмущенные этими зверствами, две сестры милосердия из эрзивджанского лазарета Красного Креста — норвежка м-ль Флора A. Beтель Ярсенберг, девушка из благородной семьи, и ее по-
[ стр. 396 ]
друга-немка (прим. 38), оставив свою службу, приехали в Костантинополь и лично сообщили в некоторых посольствах об этих ужасных делах.
Этим варварствам армяне подверглись везде, и теперь на всех дорогах путешественники встречают трупы армян; от Малатии до Сиваза, на всем пути в течение 9 часов я встречал густые ряды трупов, связанных между собой по 2, по 5 или по 10. Все мужчины из Малатии приведены сюда и убиты, а из женщин и детей— часть вырезана, часть обращена в мусульманство. В этих округах ни один армянский мужчина не может путешествовать—каждый мусульманин, каждый четник или жандарм считают своим долгом убить его. В последние дни на этой же дороге, за Алеппо, убиты депутаты турецкого парламента Зограб и Вардкес, которые были отправлены в Диарбекир, чтобы предстать перед тамошним военным судом. В этих вилайетах теперь можно путешествовать, только выдавая себя за мусульманина.
Во время своего путешествия я часто встречался с мужчинами, строившими дорогу, которые на мой вопрос, кто они, отвечали, что они — разоруженные солдаты-армяне и что им поручены строительные работы. По достоверным известиям, большая их часть вырезана. Так, солдаты-армяне из Эрзерумского вилайета, которые работали на дороге Эрзинджан—Эрзерум, вырезаны. Солдаты из Диарбекирского вилайета убиты на дорогах Диарбекир—Урфа, Диарбекир—Харпут. Из Харпута были отправлены сразу 1800 молодых людей в Диарбекир в качестве солдат, чтобы работать на дорогах, близ армии; все они вырезаны. Многие из мужчин, заключенных в тюрьмы, повешены. Так, повешены известные гнчакисты из Кесарии: Минас Минасян, Аджи Акоп Четемян, д-р Карапет вместе с другими товарищами.
В Сивазе, Харпуте, Эрзеруме и Адане в течение одного последнего месяца повешено несколько десятков армян.
Во многих местах армянский народ, чтобы спасти свою жизнь, выражал готовность перейти в ислам, но, как и во время прошлой небольшой резни, этот раз также такие обращения нелегко удовлетворялись.
В Сивазе всем пожелавшим перейти в магометанство было предложено отдать всех своих детей до 12 лет правительству и переселиться на жительство на места, которые укажет правительство.
[ стр. 397 ]
Только при этом условии они были приняты в мусульманство.
В Харпутском вилайете переход в ислам мужчин не допускался, а женщинам при обращении в мусульманство ставилось на вид, что они должны быть готовы выйти замуж за мусульманина.
Много армянских женщин со своими грудными младенцами бросилось в Евфрат или покончило другим способом с собой. Евфрат и Тигр сделались могилой для многих тысяч армян.
Из черноморских прибрежных городов — Трапезунда, Самсуна — перешедшие в мусульманство удалялись во внутренние чисто мусульманские районы.
Карахисар за сопротивление при разоружении и выселении был уничтожен артиллерийским огнем, а население города и деревень вырезано, повешен епархиальный начальник.
Наконец, на пространстве, начиная от Самсуна, кончая Сигертом и Диарбекиром, большая часть народа вырезана, часть подверглась насилиям и лишь незначительная часть обращена в мусульманство. При виде этого всеобщего несчастья армяне грустно говорили, что времена Абдул-Гамида могут считаться наиболее счастливым периодом их истории.
Нужно предположить, что эта программа правительства преследовала цель — навсегда покончить с армянским вопросом, оставить 6 вилайетов без армян и рассеять армянство из Киликии... Даже один процент армянского населения 7-ми вилайетов, в которых должны были быть проведены реформы, не уцелел. До сих пор еще неизвестно, добрался ли хоть один армянин до Мосула или его окрестностей.
История не видела и не знает никогда подобного преступления. Вести из Киликии скудны и противоречивы, до моего приезда в Константинополь я ничего не знал о погромах или избиениях в этих округах, но мне говорили, что все население рассеялось или выселено в южную часть Алеппского вилайета, в сторону Дер-Зора, Дамаска. Правительство даже не пощадило маленьких колоний Алеппо и Урфы. Когда я прибыл в Константинополь, началось выселение из окрестностей столицы; большинство армян Смирнского и Брусского вилайетов, оставив все свое добро, вынуждено было переселиться в Месопотамию. Настоятель армянского монастыря с
[ стр. 398 ]
братией и со всеми учениками, бросив монастырь с его богатствами и библиотекой, удалились.
Уезжая из Константинополя, я узнал, что очередь пришла за Константинополем, где уже в последние дни происходили обыски, в особенности среди провинциалов.

«Армянский Вестник», М., 1916, № 3, с. 7—10.

194. Из рассказа очевидца-араба Файез эль-Хосейна

(О резне армян в 1915 г.)

Перевод с французского

Я—бедуин, сын одного из вождей племени Сулут, населяющего Илиджу. Я учился в школе племени (Ашаир) в Константинополе, затем поступил в государственный колледж. После окончания учебы меня направили на работу к генерал-губернатору (вали) Дамаска. Спустя некоторое время я был произведен в каймакамы Мамурет ул-Азиза (Харберд) и находился на этой должности около трех с половиной лет. Затем я работал адвокатом в Дамаске. После того как началась мировая война, я был отозван правительством, чтобы снова занять должность хаймакама, но я отказался оставить свою свободную профессию.
Один предатель донес на меня, что якобы я—посланник тайного общества, организованного в Ливане с целью освобождения арабов посредством восстания племен против турецкого правительства и провозглашения независимости под протекторатом Англии и Франции. На основании этого доноса я был арестован, брошен в тюрьму, а затем доставлен в Аалийа (Ливан) и предан военному суду. Меня оправдали, но правительство, решив удалить «молодых арабов», велело сослать меня в Эрзрум. Джемаль-паша приказал доставить меня туда под надзором одного офицера и пяти солдат. Когда мы достигли Диарбекира, Гасан-Кале был занят русскими, и валиДиарбекира распорядился, чтобы меня не отправляли дальше.
После 22-дневного пребывания в тюрьме этого города меня выпустили на свободу. Я прожил в Диарбекире шесть с половиной месяцев. Здесь я видел сам или узнал из достовернейших источников все то, что произошло с армянами. Меня информировали офицеры, вы-
[ стр. 399 ]
сокопоставленные чиновники, знатные люди из Диарбекира, а также из Вана, Битлиса, Мамурет ул-Азиза, Алеппо и Эрзрума... Когда война кончится, читатели этой книги убедятся, что я писал правду и что это повествование излагает лишь незначительную часть злодеяний, совершенных против несчастного армянского народа...
* * *
После недолгого пребывания в Алеппо я был отправлен в Сер-Араб-Бонари, где к нам присоединили пять человек армян, которые должны были быть доставлены в Диарбекир. Оттуда мы пошли пешком по направлению к Серуджу, где остановились в каравак-сарае, битком набитом армянскими женщинами и маленькими детьми. Эти несчастные были в плачевном состоянии, т. к. весь путь от Эрзрума до Серуджа они прошли пешком. Я заговорил с ними по-турецки, и некоторые из них рассказали мне, что жандармы вели их по пустынным местностям, оставляя без воды. Женщины, разрешившиеся от бремени, вынуждены были оставить новорожденных в необитаемой местности на произвол судьбы. Некоторым материнская любовь не позволяла расстаться со своими детьми, и они вместе погибали в пустыне...
Из Серуджа меня отправили дальше—в Урфу. В пути я увидел толпы людей, шедших пешком. Издали я принял их за воинские части, но когда мы приблизились, я увидел, что это армянские женщины, которые шли сомкнутыми рядами, босые и истощенные, а спереди и за ними шли жандармы. Если какая-нибудь из женщин, изнемогая, отставала, то жандармы били ее прикладом, заставляя догонять своих спутниц. Тех же, кто обессиливал от болезни, оставляли одних посреди дороги на растерзание диких зверей, или же жандармы их пристреливали...
По прибытии в Урфу мы узнали, что власти послали отряд жандармов и солдат в армянские кварталы, чтобы отнять у армян оружие и поступить с ними так же, как и с их собратьями в других местах. Но когда армяне узнали от проходящих через Урфу караванов женщин и детей о судьбе своих собратьев, они отказались сдать оружие, оказали вооруженное сопротивление и убили
[ стр. 400 ]
одного жандарма и трех солдат. Тогда власти попросили выслать воинские части из Алеппо, и по приказу Джемаль-паши, палача Сирии, карать мятежных прибыл Фахри-паша. Артиллерийским огнем он превратил армянские кварталы в развалины, перебил мужчин, детей и женщин, кроме тех, которые сдались солдатам и были сосланы в Дейр Зор.
Покинув Урфу, мы встретили группы женщин в лохмотьях, умирающих от голода, и истощения, видели много трупов, лежащих по краям дороги.
Мы сделали остановку в местечке близ деревни Кара-Джурн, в шести часах от Урфы. Я отошел немного в сторону по направлению к роднику и здесь перед моими глазами открылась ужасная, возмутительная картина: на земле лежала полураздетая женщина, связанная пропитанной кровью рубахой, с четырьмя пулями в груди. Я был до того потрясен этой картиной, что начал рыдать. Когда я стал доставать из кармана платок, чтобы вытереть слезы, и повернулся, чтобы убедиться, не заметил ли этого кто-либо из моих спутников, я увидел приблизительно восьмилетнего мальчика с черепом, рассеченным топором. Эта картина еще более усилила боль... Мы продолжали свой путь в Кара-Джурн. Наш кучер, турок по национальности, указал на груду камней, вдали около одного холма, и объяснил, что в этом месте были убиты Зограб и Вардкес, два знаменитых армянских депутата.
Зограб был армянским депутатом Константинополя в Оттоманском парламенте. Его заслуги, красноречие и либеральные взгляды не могли понравиться младотуркам, не имеющим никакого понятия об истинной политике и конституционных принципах. Поэтому они и постарались разделаться с ним, чтобы вернуться к опустошительным методам своих предков.
Что касается Вардкеса, один курд говорил мне, что он был смелым и мужественным человеком. Еще во времена правления султана Абдул-Гамида он стоял во главе армянских повстанцев и был ранен взрывом снаряда; его посадили в тюрьму, где ему давали лживые обещания с тем, чтобы он раскаялся. «Я не продам своей совести ни за какие должности,— ответил он. Я никогда не скажу, что правительство Абдул-Гамида— это справедливое правительство, ибо я собственными глазами вижу и постоянно ощущаю его несправедливость!».
[ стр. 401 ]
Младотурки не могли терпеть таких людей. Потому они и выслали Зограба и Вардкеса из Константинополя вместе с многочисленными представителями [армянской] интеллигенции, дав приказание уничтожить всех их в пути. Потом был пущен слух будто они убиты разбойниками.
Вечером мы приехали в Кара-Джурн и там переночевали. С восходом солнца мы отправились в Северек. По пути нам предстала ужасная картина. По обеим сторонам дороги лежало большое количество трупов. Тут лежала женщина, длинные волосы которой покрывали половину тела, там лежала другая лицом к земле. Трупы мужчин, иссохшие под солнцем, были черны, как уголь. Чем ближе мы приближались к Севереку, тем больше становилось количество трупов, в особенности детей... Мы переночевали в Севереке и на следующее утро отправились дальше. До прибытия в Диарбекир по дороге мы встретили караван армянских женщин, которых под конвоем жандармов гнали в Северек. У них был такой отчаявшийся и жалкий вид, что зрелище это тронуло бы камни и вызвало бы сострадание даже у диких зверей. За что их обрекли на такую участь? Какое преступление совершили эти женщины? Разве они вели войну против турок или убили хоть одного из них? В чем же заключалось преступление этих беззащитных существ? Единственной виной их было то, что они армянки, которые знали лишь свое дело и хозяйство, воспитывали своих детей, и никогда не интересовались ничем, кроме создания домашнего уюта для мужей и сыновей и исполнения своего долга... Вечером мы достигли постоялого двора, расположенного на расстоянии нескольких часов от Диарбекира. Здесь мы провели ночь, а утром вновь отправились в путь. Всюду трупы: тут— мужчина с простреленной грудью, там—женщина с растерзанным телом; рядом—ребенок, заснувший вечным сном; чуть дальше—молодая девушка, прикрывшая руками свою наготу. Так продолжался наш путь, пока мы доехали до небольшого канала Кара Пунар близ Диарбекира. Здесь мы столкнулись с другим методом убийства и зверств.
Мы увидели трупы, сгоревшие дотла. Одному лишь всевидящему господу известно, сколько молодых людей и красивых девушек, которые могли бы соединить свои жизни, были заживо сожжены на этом месте. Мы не
[ стр. 402 ]
предполагали, что найдем трупы даже у стен Диарбекира. Однако вся дорога до самых городских ворот была покрыта ими. Как я узнал позже у европейцев, только после того, как европейские газеты заговорили об этом, правительство издало распоряжение захоронить трупы убитых.
По прибытии в Диарбекир меня передали местным властям и посадили в тюрьму, где я пробыл 22 дня. В тюрьме я узнал от одного заключенного вместе со мной мусульманина из Диарбекира все подробности о резне армян в городе.
Я спросил, убивали ли армяне в Диарбекире правительственного чиновника или хотя бы какого-либо турка или курда? Он ответил, что армяне никого не убивали, но что после прибытия нового вали Рашид-бея и начальника [жандармерии] Рушди-бея было найдено много запрещенного оружия в домах и в церкви. Это послужило поводом к тому, чтобы власти арестовали и бросили в тюрьму знатных армян города. Духовные главари, заступившиеся за них, также были арестованы и заключены в тюрьму. Число арестованных достигло 700 человек. Однажды к ним явился начальник и заявил, что согласно императорскому указу они должны быть высланы в Мосул, где останутся до окончания войны. Они обрадовались и стали готовиться к путешествию. Их погрузили в т. н. «келеки» — плоты на бурдюках, наполненных воздухом, которыми пользуются жители для переправы через Тигр и Евфрат. Однако вскоре стало известно, что все они были утоплены в Тигре и ни один из них не добрался до Мосул а. Власти продолжали применять этот способ, топя целые семьи: мужчин, женщин и детей. Из армян, высланных из Диарбекира, такой смертью погибли семьи Казазяна, Торпагяна, Минасяна, Кешишяна и др. Среди первых 700 заключенных находился один армянский прелат—почтенный, образованный старец 80-ти лет, которого турки вместе с другими утопили в волнах Тигра...
Отправление армян на смерть было возмутительной, ужасной жестокостью. Один военный в Диарбекире рассказал мне, как это обычно делалось: как только получали приказ об истреблении армянской семьи, к ним домой являлся чиновник, подсчитывал членов семьи и передавал их жандармскому офицеру. Этот последний
[ стр. 403 ]
оставлял несколько своих, солдат охранять дом до 8 часов вечера. Несчастных людей предупреждали, что они должны готовиться к смерти. Женщины кричали от страха, мужчины были охвачены мрачным унынием, дети плакали, видя состояние своих родителей или же весело играли, не подозревая о том, что их ждет через несколько часов. После 8-ми часов подавали подводу, которая доставляла жертвы в отдаленное место, где их пристреливали, часто же убивали ударами топора.
После уничтожения армян, все: утварь, белье, вещи к инструменты всякого рода, как и все содержимое магазинов, лавок собиралось и доставлялось в церкви или иные большие помещения. Правительство создало специальные комитеты, которые сбывали товары по самым ничтожным ценам, как обычно бывает после смерти владельца с той лишь разницей, что выручка доставалась не наследникам, а поступала в турецкую казну. Ковры стоимостью в 30 фунтов продавались за 4—5 фунтов. Произведения искусства отдавались за бесценок. Что касается денег и драгоценностей, то они собирались у начальника жандармерии Рушди-бея и губернатора Рашид-бея. Последний отвез все это в Константинополь, чтобы вручить лично Талаат-бею...
Кто сможет описать чувства, сжимающие сердце очевидца, когда он думает об этой несчастной и героической нации, которая удивила мир своей храбростью и отвагой, которая еще вчера была самой живучей и передовой из всех народов, населяющих Оттоманскую империю, а ныне стала воспоминанием прошлого? Ее школы, когда-то наполненные учениками, сейчас пустуют; самые драгоценные книги используются лавочниками для того, чтобы завертывать сыр; тридцать томов литературы на французском языке было продано за каких-нибудь пятьдесят пиастров...
Методы истребления армян были различны.
Один офицер рассказывал мне, что в Битлисе власти заключали армян в большие, наполненные соломой саманники, двери укрывали соломой и поджигали, так что бедные задыхались в дыму и погибали от удушья. Часто таким способом уничтожали сразу несколько сот человек. Я был потрясен, когда он мне рассказал, что видел одну молодую девушку, которая не выпускала из объятий своего жениха и бесстрашно пошла на смерть вместе с ним, войдя в охваченный огнем саманник.
[ стр. 404 ]
В Муше армян также умерщвляли в гумнах с соломой. Большинство, однако, погибло от пуль, ножей и кинжалов. Власти нанимали мясников, которые за ремесло убийцы получали 1 фунт в день...
Жандармы применяли и другой метод. Они связывали женщин и детей друг с другом и бросали с большой высоты вниз. Это место, как указали мне, находится между Диарбекиром и Мардином, и сегодня человеческие кости образуют там небольшой холм.
В Диарбекире власти умерщвляли армян то огнем, то мечом. Часто их группами бросали в колодцы или в ямы и закапывали. Много армян было утоплено также в Тигре и Евфрате. Более 2000 армян было перебито за стенами Диарбекира в получасовом расстоянии от города, между дворцом султана Мурада и Тигром...
Один молодой турецкий учитель школы в Диарбекире рассказал мне:
«Власти Бруссы сообщили тамошним армянам, что правительство решило отправить всех в Мосул и Дейр Зор и что отправка состоится через три дня. Они продали все, что могли из своего имущества, наняли подводы и грузовые лафеты для транспортировки семей и багажа и в указанный срок отправились в путь. Когда они отъехали далеко от населенной местности, то кучера, по данному им приказанию отпрягли лошадей и бросили несчастных высланных в пустыне. Ночью они вернулись и ограбили их. Многие из них умерли от голода и страха. Другие были вырезаны в пути, и лишь небольшое число из этих людей достигло Дейр Зора».
Шевкет-бей, один из государственных служащих, которому было поручено дело истребления армян, рассказал мне при свидетелях следующее:
«Я сопровождал колонну высланных армян. Когда мы были за пределами Диарбекира и начали расстреливать их, передо мной предстал один курд. Покрыв мои руки поцелуями, он стал умолять, чтобы я отдал ему одну примеченную им десятилетнюю девочку. Я остановил стрельбу и велел одному из жандармов привести ее. Я велел ей сесть и сказал: «Мы передадим тебя этому человеку, и твоя жизнь будет спасена». Через мгновенье я увидел, как она бросилась в сторону обреченных на смерть. Я опять велел прекратить огонь и привести девочку. «Я ведь тебя жалею,—сказал я,—и хочу спасти тебе жизнь. Почему ты смешалась с ними? Иди с этим
[ стр. 405 ]
человеком, он будет относиться к тебе как к своей дочери». Она ответила: «Я дочь армянина; мои родители и близкие находятся среди тех, которых скоро убьют. Я не желаю иметь других родителей и не хочу пережить своих даже на один час. Она начала рыдать. Я долго пытался уговорить ее пойти с курдом, но она и слышать не хотела об этом, и я отпустил ее. Я увидел, как она, очень довольная, подбежала к отцу и матери и была вместе с ними расстреляна». После этого рассказа он заключил: «Если их дети ведут себя таким образом, что же сказать о мужчинах!».
Турки мобилизовали всех военнообязанных армян и распределили их в различные полки. Когда правительство вынесло решение о высылке и истреблении армян, было приказано сформировать отдельные армянские батальоны и направить их на строительство дорог и на внутригородские работы. Эти батальоны были использованы на тяжелых работах 8 месяцев. Когда начались сильные дожди и снегопады и уже нельзя было найти им дальнейшего применения, по приказанию правительства эти батальоны из Эрзрума, Трапезунда и других отдаленных мест были направлены в Диарбекир. Еще до их прибытия городские власти были поставлены в известность об этом. Они послали им навстречу хорошо вооруженных жандармов, которые встретили их ружейным огнем. Последняя колонна, состоявшая из 840 молодых людей, нашла таким образом свой конец у стен Диарбекира...
Некий араб из племени Укаидат рассказывал мне, что на берегу Евфрата близ Дейр Зора он видел, как чернь срывала платье с армянских женщин, оставляя их совершенно голыми. Он потребовал у них отчета об их действиях и велел вернуть одежду. Но они не послушались. Женщины молили о пощаде и, убедившись в тщетности своей мольбы, предпочли смерть позору и бросились в реку. Этот же самый араб рассказал, что одна женщина с ребенком на руках просила хлеба у прохожих, но никто не осмеливался дать ей милостыню из-за страха перед властями. Когда она через два дня почувствовала приближение голодной смерти, то оставила ребенка на базарной площади города, а сама бросилась в Евфрат. Женщины проявляли такое мужество и величие характера, каким не наделены многие мужчины.
Турецкое правительство понимало, что европейские
[ стр. 406 ]
державы не преминут узнать об истреблении армян и что новость эта распространится во всем мире, настроив общественное мнение против турок. Поэтому, после убийства большого числа армян, правительство приказало своим агентам переодеть их в курдов, надеть на головы трупов тюрбаны, после чего пришли курдские женщины и, окружив трупы, стали плакать и кричать, что армяне убили их мужей. Вся эта сцена была сфотографирована с расчетом, чтобы позже «доказать», что именно армяне напали на курдов и убили их и что курдские племена поднялись, чтобы отомстить, что правительство не принимало никакого участия во всем этом деле. Но сообразительные люди разгадали эту игру, и об этом скоро стало известно в Диарбекире...
Когда власти Диарбекира отдали приказ об уничтожении армян, каймакамом Эль-Бешира был один араб из Багдада, каймакамом Илиджи—албанец. Получив приказ, они тотчас телеграфировали вали, что их совесть не позволяет им действовать подобным образом, я потому они подают в отставку. Их отставка была принята, но оба они были тайно умерщвлены. Я тщательно расследовал этот факт и установил, что имя убитого араба из Багдада Сабет-бей Эль Суэйди. Имени албанца мне не удалось установить, о чем я очень сожалею. Оба они своим благородным поступком заслужили добрую память.
Во время моего заключения некий турецкий комисcap полиции часто посещал одного из своих друзей, который сидел в камере вместе со мной. Однажды я присутствовал при разговоре об армянах, об их ужасной судьбе; комиссар стал описывать методы, которыми он пользовался при убийстве несчастных. Некоторые армяне нашли убежище в пещере за городом. Он обнаружил их, заставил выйти и двоих убил собственными руками. Услышав это, его друг воскликнул: «А бога ты не боишься? Кто тебе дал право убивать вопреки заветам господа?». Он ответил: «Таков приказ султана. Приказ султана есть приказ господа бога, и его выполнение является долгом»,
В конце августа 1915 года меня посетил в тюрьме один из моих коллег, близкий друг чиновника, которому было поручено руководить резней армян. В ходе разговора я от него узнал, что к этому времени в Диарбекире и других вилайетах было убито 570 000 армян.
Если мы к этому прибавим 50 000 человек, убитых в
[ стр. 407 ]
последующие месяцы, 230 000 убитых в вилайетах Ван, Битлис и Муш, и 350000 армян, которые были вырезаны в Эрзруме, Харберде, Себастии, Трапезунде, Адане, Бруссе, Урфе, Зейтуне и Айнтабе, то получим цифру, равную 1 200 000—убитых или умерших от голода, жажды и болезней.
* * *
Если спросить у турецкого правительства о мотивах истребления армян—мужчин, женщин и детей, осквернения их чести, захвата и разграбления их имущества, оно ответит, что армяне в Ване перебили мусульман, что они держали запрещенное оружие и бомбы, что были найдены такие символы армянской государственности, как знамена и др. Все это, мол, служит доказательством того, что армяне не отказались от своих интриг и ждут удобного случая, чтобы разжечь смуты и убивать мусульман, опираясь на помощь России, врага Турции.
Таковы ссылки турецкого правительства.
Я изучил этот вопрос на основе самых авторитетных источников. Я осведомлялся у жителей и чиновников Вана, посещавших Диарбекир, убивали ли армяне мусульман в Ване или в пределах вилайета. Все отрицали это и говорили, что правительство приказало жителям покинуть город задолго до того, как русские вошли туда или был убит хоть один человек. Власти также потребовали, чтобы армяне сдали оружие, но последние отказались, боясь нападения курдов и самих же властей. Они также отказались выдать наиболее видных людей в качестве заложников.
Все это произошло во время вступления русских в Ван. В других местах власти собрали и угнали армян в глубь страны, где их уничтожали, несмотря на то, что ни один служащий турок или курд не был убит ими. Что же касается событий в Диарбекире, читатель этой брошюры уже знает об этом. Там не было ни одного инцидента, ни одного убийства или нарушения спокойствия, которое могло бы турецкому правительству послужить поводом для зверств против армян...
Публикуя эту брошюру, я прежде всего преследовал цель опровергнуть все обвинения, которые будут выдвинуты против ислама, и доказать, что ответственность за
[ стр. 408 ]
совершенные против армян жестокости ложится на членов комитета «Единение и прогресс», которые держат власть в своих руках и которые руководствовались не чем иным, как расовым фанатизмом и завистью к армянам. Мусульманская религия отвергает их!
В заключение я обращаюсь к европейским державам и заявляю им, что это они вдохновляли турецкое правительство на преступления, ибо, зная о дурной турецкой администрации и преступлениях, совершенных турками неоднократно, эти державы не помешали им и дальше продолжать наносить вред людям (прим. 39).
[RIGHT][B][I]Faiez el Ghoc

[KODAK]

Помощник министра иностранных дел Германии министру иностранных дел Кюльману

Перевод с немецкого
Берлин, 22 марта 1918 г.
Из телеграммы

Лионское радио 17-го марта сообщает: «Армянское бюро информации извещает, что возвращение турок в Трапезунд сопровождалось новыми актами жестокостей. Тысячи оставшихся русских были расстреляны или сожжены живыми. Армяне подвергаются неописуемым мучениям. Детей завязывают в мешки и бросают в море. Стариков и старух распинают и калечат...

Бусше
Deutschland und Armenien.., S. 377.

233. Нота Народного Комиссариата Иностранных Дел РСФСР Министерству иностранных дел Германии

12 апреля 1918 г., № 71.

Передано по радио
Наступление турецких войск и курдов на Кавказском фронте сопровождается массовым истреблением армянского населения; мирное население, женщины и дети вырезываются тысячами, имущество их предается разграблению и огню. Договор, который мы принуждены были подписать в Бресте, предоставлял судьбу населения Ардаганского, Карсского и Батумского округов волеизъявлению самого населения. Происходящее в этих округах свидетельствует, что десятками лет применявшаяся политика истребления армянского народа продолжается и ныне. На турецком фронте перевес был на стороне России, которая принуждена была отдать Ардаган, Каре и Батум только потому, что союзником Турции была Германия.
Ответственность за ужасы, которым подвергается армянское население в занимаемых ныне турецкими войсками областях, ложится на Германское Правительство, при прямой помощи которого Турция выговорила себе эти области.
Народный Комиссариат по Иностранным Делам решительно протестует против того употребления, которое было сделано из права самоопределения населения Ардагана, Карса и Батума, и выражает уверенность
[ стр. 513 ]
и настаивает на необходимости быстрого и решительного вмешательства со стороны Германии в происходящее на Кавказе с целью предотвращения дальнейшего уничтожения и вырезания мирного населения, как это имело место в Ардагане.
Народный Комиссариат по Иностранным Делам Чичерин, Карахан.
Документы внешней политики СССР, 1957, с. 240—241.


234. Германский консул а Алеппо рейхсканцлеру Гертлингу

Перевод с немецкого
Алеппо, 15 мая 1918 г.

Из телеграммы
Как мне только теперь стало известно, в середина марта по приказу командира 4-го корпуса Али Ихсан-паши вновь стали принимать меры против остатков армян на находящейся под его начальством территории, особенно в вилайете Мамурет ул-Азиз, Из местечек Бердах и Пери были доставлены в Мамурет Азиз около 3000 женщин и детей. Подростки были закованы в цепи и приведены отдельно. Вали Мамурет ул-Азиза отпустил на свободу женщин и детей, подростки же посажены в тюрьму...

Рёслер
Deutschland und Armenien.., S. 333.

235. Сражение у Караклиса

<Конец мая 1918 г.>

Армянскому Национальному Совету сообщают, что в последние дни телеграфное сообщение между Караклисом и Эриванью было прервано, почему с означенного направления никаких сведений не поступило. Ныне из Батуми получено сообщение из турецких источников, что у Караклиса между армянскими частями и турками шло кровопролитное сражение, продолжавшееся 4 дня. По турецким данным, со стороны армян в сражении участвовало 7000 солдат, а со стороны турок 10000. Армянские части сражались доблестно, но им пришлось сдать Каражлис лишь под давлением численно превосходившего их врага. Со стороны ар-
[ стр. 514 ]
мян 1500 убитых и раненых и 1000 пленных, потери турок тоже значительны. Часть армян отошла к Дилижану, часть и Санаину.

«Кавказское слово», 1918, 4-го июня, № 112.

236. Бои под Сардарапатом и Башабараном

<Конец мая 1918 г.>

Генерал Силиков 10 июня телеграфирует из Эчмиадзина армянскому национальному совету: «После трехдневных упорных боев на Сардарабадском направлении, 27 мая, турки, обойденные с фланга и сбитые с фронта, в беспорядке отступили, преследуемые на шими войсками. Преследование велось до линии ст, Каранлуисел. Согутлы. Потери турок значительны (прим. 63). В то же время на Башабаранском направлении противник силою около 2 полков с артиллерией, оттеснивши наши передовые конные части на линии сел. Казанфар-Караклис после 2-дневных упорных боев, к вечеру 29 мая, был разбит наголову и отброшен на линию Карагельских высот, оставив на месте боя более 200 трупов, 2 пулемета, более 100 ружей и много военной добычи. Наши потери в этих боях незначительны. Дух войска превосходный. На данное время войска занимают сильные позиции и устанавливают демаркационную линию».

«Кавказское слово», 1918, 12 июня, № 112

237. Вехиб-паша о самообороне армян

<Июнь 1918 г.>

По словам членов армянской мирной делегации, Beхиб-паша перед подписанием турецко-армянского мирного договора сделал обзор военных действий турецких войск на армянском фронте. По словам турецкого главнокомандующего, стойкость и выдержка армянских частей проявилась в боях: под Бегли-Ахметом, Карсом, Александрополем, Караклисом и Сардарабадом. Упорное сопротивление армян под Бегли-Ахметом было сломлено благодаря тому, что 2 армянских пол-
[ стр. 515 ]
ка самовольно оставили позицию, обнажив правый фланг армян и заставив весь фронт поддаться назад. Под Карсом турки имели 19000 штыков против 7000 солдат Карсского гарнизона и полевой армии армян. И все-таки турецкий главнокомандующий рассчитывал взять Каре в три недели. Немногочисленные армянские части, застигнутые врасплох под Александрополем, дрались отлично. Под Сардарабадом отряд ген. Силикова разбил турок наголову (это подтверждается запоздавшей телеграммой ген. Силикова...).
«Правда, — поспешил прибавить Вехиб-паша, — под Сардарабадом мы допустили ошибку, спустившись в долину в то время, когда наши занимали высоты. За это мы и поплатились».
Но больше всего подействовали на турецкого главнокомандующего 4-дневные бои под Караклисом, где против наскоро собранных и даже не сведенных в батальоны и полки 7000 армян при 10 орудиях и 20 пулеметах турки имели 10000 отборных войск, 70 орудий и 40 пулеметов. И все же конечный успех дался туркам ценой огромных жертв. Первые два дня армяне отбивали все турецкие атаки, сами переходя в контратаки, и лишь истощение патронов и снарядов заставило прекратить эту геройскую борьбу и отойти назад.
«У вас все данные для того, чтобы стать вторыми болгарами. Ваши крестьяне такие же честные, суровые и храбрые воины, как и болгары»,— закончил Вехиб-паша.

«Кавказское слово», 1918, 12 июня, № 119.

238. Турецкое зверство в Караклисе

25 июня из Караклиса прибыл в Тифлис служащий полевой почты, бывший свидетелем ужасов, творившихся турками над населением Караклиса и окрестных селений, после занятия ими последних в конце прошлого мая.
По словам его, Караклис и Кишлаг три дня были предоставлены грабежу и всевозможным насилиям как со стороны регулярных турецких частей, .так и мусульманских банд: расстреливались в лесу группами из 50—60 человек мужчины селений, расстреливались они
[ стр. 516 ]
и у речки, причем расстреливаемых предварительно заставляли рыть для себя могилы. Насиловались женщины, девушки и даже подростки; шел открытый и разрешенный высшим командованием грабеж имущества сельчан... Через 3 дня приказом командующего турецкими частями грабежи и насилие были объявлены прекратившимися и за таковые были назначены строгие кары, что, однако, не удерживало аскеров забирать для себя под видом реквизиции все необходимое или что приглянется. У населения отбирали масло, муку, молоко, яйца, птицу, фураж и пр., выбрасывая за это гроши или ничего не платя. Доходило до того, что нередко с крестьян снимали одежду и обувь.
Такие же ужасы перенесло население селений Налбанд, Амамлы, Авдибек и пр., причем уцелевшее мужское население этих селений в настоящее время турками днем сгоняется на работы по рытью окопов, а вечером возвращается домой. В настоящее время турки укрепились между станциями Шагали и Калагеран и ими закрыт с восточной стороны Калагеранский тоннель.

«Кавказское слово», 1918, 28 июня, № 131

239. Постановление Совнаркома РСФСР о вторичном оказании помощи армянским беженцам

26 июня 1918 г.

Совет Народных Комиссаров на заседании от 26 июня 1918 г., заслушав заявление т. Аванесова о необходимости немедленной помощи армянским беженцам, постановил: ввиду того, что деньги в сумме 3 490 000руб., ассигнованные в пользу армян-беженцев от 15/1-18, и в сумме 2 704 789 руб., ассигнованные Комиссариатом внутренних дел (отделом по делам беженцев), были в пути следования захвачены бандами Каледина и Корнилова, СНК, принимая во внимание крайнюю нужду беженцев, постановил повторно ассигновать вышеуказанные суммы (всего 6 194 784 руб.) шесть миллионов сто девяносто четыре тысячи семьсот восемьдесят четыре рубля Комиссии по делам армян для оказания немедленной помощи армянам-беженцам. Означенную сумму перевести немедленно в кассу ВЦИК для Комиссариата по делам армян.
[ стр. 517 ]
Поручить тт. Аванесову и Розину немедленно разыскать доклад Шаумяна по вопросу о захвате денег, ассигнованных армянам, бандами Каледина и Корнилова и передать официально в Комиссариат по национальным делам, которому поручить со своей стороны передать его в Комиссариат государственного контроля.

Секретарь Совета (подпись)
ЦГАОР СССР, ф. 1235, оп. 93, д. 163а, л. 76; Великая Октябрьская социалистическая революция и установление Советской власти в Армении. Сборник документов. Ереван, 1957, с. 221—222.

240. Телеграмма главы Германской военной миссии на Кавказе генерала Фон-Кресса в Министерство иностранных дел Германии

Тифлис, 10 июля 1918 г.

Епископ Месроп приехал из Эривани, подвергая жизнь опасности, чтобы вымолить у немцев помощь. По его словам почти полмиллиона армян умрут от голода, если сейчас же не будет разрешено возвращение армян в области Сардарабад-Игдирь и Давалу, чтобы собрать созревший урожай.
Описание уважаемого епископа потрясающе. Намерение турок заставить голодать всю армянскую нацию— очевидно. Эссад отказал в моей просьбе разрешить армянам-беженцам и армянскому нацсовету возвращение на родину по незначительным причинам.
Сильный нажим центральных держав на турок является настоятельным требованием гуманности и политики.

Deutschland und Armenien..., док. 404.

241. Представление уполномоченных Армянского правительства в Берлине болгарскому королевскому поверенному в делах доктору Никифорову

Берлин, 20 июля 1918 г.
Перевод с немецкого

На аудиенции, которую Ваше высокоблагородие сегодня нам соблаговолили предоставить, нам было позволе-
[ стр. 518 ]
но сделать Вам устные сообщения о крайне критическом положении, созданном в Кавказской Армении турецким наступлением
Брестский договор предусматривает для отторгнутых от России провинций Карса, Ардагана и Батума права плебисцита населения и не разрешает отправить туда войско. Несмотря на это, в эти провинции не только были двинуты турецкие войска, но и перешли за пределы, установленные Брестским договором, и проникли в глубь Кавказской Армении. В настоящее время почти половина Кавказской Армении занята ими.
После страшных испытаний, постигших наш народ в Турции, понятно, что где бы не появились турки, армяке, покинув все на произвол судьбы, обращаются в поспешное бегство, лишь бы спасти свою жизнь. Таким образом, теперь свыше 600000 армян-беженцев без крова скрываются в горах и лесах, подверженные опасностям, лишениям, непогоде и эпидемическим болезням.
Поток армянских беженцев и смертность среди них со дня на день увеличиваются...
Убийства и ограбления армян участились в страшном количестве, и нашей национальности в Кавказской Армении грозит та же самая судьба совершенного уничтожения, как было и в Турции, если не будет оказана им скорая помощь.
Кавказская Армения, после распада Кавказской республики, следуя примеру Грузии, объявила свою государственную самостоятельность и образовала собственное правительство, которое нас делегировало сюда для протеста против нарушения турками Брестского договора и требования немедленного очищения нашей территории до Брестских границ.
Будучи убеждены, что болгарский народ, на основании своего исторического прошлого, может лучше всех понять наши страдания и желания, мы с полным доверием обращаемся к Болгарскому правительству, подписавшему Брестский договор, и покорнейше просим оказать свое влияние в интересах справедливости и нашей государственной будущности, а в особенности, для урегулирования назревших Кавказских вопросов на предстоящей конференции, дабы скорой эвакуацией нашей территории вновь восстановить Брестский договор и новому государству, Кавказской Арме-
[ стр. 519 ]
нии, дать возможность беспрепятственно приняться за строительство...

Уполномоченные Армянского правительства А. Оганджанян и А. Зурабов
ЦГИА Арм. ССР, ф. 200, oп. 1, д. 30, л. 229—231.

242. Из доклада начальника Армянского информационного бюро о насилиях, учиненных турецкими войсками над мирным армянским населением и военнопленными

<Июль 1918 г.>

Для ознакомления с событиями, последовавшими вслед за Караклисским боем, были допрошены очевидцы этих событий, возвратившиеся с фронта, и бежавшие из турецкого плена воины. Были командированы также особые уполномоченные для сбора сведений по тем районам, по которым отступали отклонившиеся от своих частей воины, застигнутые отрядами турецкой конницы.
Показания означенных лиц и обзор доставленных сведений раскрывают картину бесшабашного глумления, насилий, зверств, учиненных турками над армянскими воинами и армянским населением.
В Караклисе, спустя два дня по взятии села, т. е. 30 мая, очевидно по отданному секретному приказу, началось поголовное избиение военнопленных армян и мирных жителей. Началось избиение в 4 часа дня. Сигналом к нему явилась усиленная стрельба и залпы: пленных армян, связанных друг с другом веревками, уводили партиями в ближайший лес. Десятками и сотнями расстреливали офицеров и солдат. Одновременно и в самом селе шла поголовная резня местных жителей армян. Многие семьи вырезаны, совершенно. Мужчин в селе почти не осталось. Женщины подвергались изнасилованию ежедневно; изнасилования эти продолжаются по показаниям и по сие время. За два-три дня все село вымерло. Так длилось 4 дня, т. е. по 2-ое июня включительно, когда был отдан приказ турецким властям прекратить резню; и это было очевидной насмешкой, ибо убивать было некого, разве лишь уцелевших женщин и детей. Уцелели лишь те, кои лежали в лечебных заведениях, и врачебный персонал этих заве-
[ стр. 520 ]
дений. Но и они влачили полуголодное существование, ибо продукты отпускались в очень ограниченном количестве. Оставшиеся в живых дети и женщины были обречены на голодную смерть, ибо скотина была отобрана и посевы потравлены, имущество же все разграблено. Такова картина кровавой расправы с армянами в Караклисе.
После отступления отряд воинов-армян в количестве около 2 тысяч чел., среди коих были полковники— Осипянц, Владимиров, Корганов, полковник Кобылевский и др., прибыл на станцию Санаин. Ввиду того, что дороги к Тифлису и Эривани были закрыты турками, командиры решают распустить отряд, предоставив каждому самостоятельно решать свою судьбу. Отряд разбивается на группы: одна группа во главе с полковником Коргановым направляется на Дилижан по горам; другая во главе с полковником Осипянцем и подполковником Кобылевским держит путь по направлению к селу Шулаверы; третья группа во главе с полковником Владимировым направляется в село Алаверди.
Судьба первой группы в точности неизвестна; вторая группа была вся перебита турецким отрядом конницы в селе Чанахчи при следующих обстоятельствах. Отряд под командой полковника Кобылевского, командира Отдельной конно-горной батареи, в количестве 150 чел. прибыл в ненастную погоду в село Чанахчи. Село в ожидании турок было эвакуировано и оставались только старики. Пока местные жители-армяне убеждали воинов уйти в лес, т. к. ожидались турки, со стороны Ахкерпы (село) появился отряд турецких оувари в количестве 105 человек. Отряд вел с собой человек 30 армян-воинов, плененных в Ахкерпы.
Кобылевский устроил совещание для разрешения вопроса о сдаче или сопротивлении...
Отряд сдался, и по обезоружении все пленные были загнаны в конюшню...
Поздно ночью в конюшню явились турки и частью выводя, частью же на месте начали холодным оружием истреблять пленников. Таким образом все пленные были перебиты. У некоторых турки сняли новое обмундирование и оделись сами, уходя в два часа ночи, они подожгли конюшню. После их ухода жители села Чанахчи потушили огонь и открыли двери. В живых остались два раненых солдата, переживших эти ужасы...
[ стр. 521 ]
Третья группа с полковником Владимировым скрывалась в селе Алаверди, не решаясь куда-либо двинуться. На пятый день пребывания их там в Алаверди прибыл турецкий паша с офицерами и аскерами. Паша обещал никого не трогать и всех отрезанных от Тифлиса беспрепятственно пропустить туда. Полковник Владимиров обратился от имени солдат, офицеров, женщин и детей содействовать беспрепятственному проезду их в Тифлис.
Паша предварительно произвел у всех обыск, отобрав деньги, золотые и серебряные вещи и пр. На следующий день, собрав 32 офицера, много солдат, 18 барышень и около 600 детей, отправился на ст. Манес, где посадил всех в вагоны и отправил в сопровождении турецких аскеров по направлению ст. Садахло, где все поголовно были перебиты.
Недалеко от ст. Ашага-Сараль уполномоченный информационного бюро Дарбинян обнаружил старый засохший колодец глубиной около 5 саж., где было найдено 36—40 трупов. Служащие на ст. грузины рассказывали, с какой жестокостью перебивали турки в особенности офицеров, без различия национальности. Предварительно обобрав и сняв одежду, турки изрубили трупы на куски и бросили всю массу человеческих тел в колодец.
Таковы картины безнаказанных насилий и зверств турецких войск над беззащитным населением и военнопленными воинами, в большинстве случаев добровольно и с доверием предававших свою жизнь на попечение турецких военных властей, а последние вместо охраны предавали огню и мечу жизнь и имущество ни в чем неповинных и беззащитных военнопленных армян и мирных жителей.

Начальник информационного бюро Штабс-капитан (подпись)
ЦГИА Арм. ССР, ф, 68(200), д. 609, л. 20—21.

243. Из телеграмм Фон-Кресса германскому канцлеру Фон-Гертлингу

Тифлис, 4 августа 1918 г.

Турки и здесь не сдержали условия Батумского мира и держат в оккупации области по ту сторону Ба-
[ стр. 522 ]
тумской границы. Армения будет жизнеспособна, сохраняя границы Брест-Литовского перемирия, без турецких исправлений, которые отводят Турции особо важные хозяйственные районы. В свое время почти все самые промышленные области были оккупированы Турцией, которая их планомерно ограбила. Несмотря на договор, они вывезли большие запасы хлопка. Урожай частично собрали турки, а частично гибнет. До Нахичевани железная дорога должна обязательно быть армянской, которая в едва сносном состоянии. Армяне утверждают, что между двумя государствами произойдут бои, если турки отойдут от батумской границы.
Противоречивые утверждения Энвера являются только ширмой, чтобы выиграть время для опустошения и разорения оккупированной страны. Турки хотят через Азербайджан проникнуть в исконно армянскую провинцию Карабах и разорить ее. Неминуемы новые бои вооруженных горцев с магометанами, если мы не будем этому препятствовать.

Deutschland und Armenien... док. № 424.

244. Генерал Фон-Кресс канцлеру Германии Гертлишу

Тифлис, 5 августа 1918 г.

Выдержки из доклада
Здесь я даю описание настоящего положения Армении, каково оно есть на основании собственных наблюдений и бесед с авторитетными людьми. В настоящее время Армения окружена турками, кроме Эривани и предместий, и ограничена маленькой высокогорной местностью, совершенно не пригодной к жизни.
Турки не сдержали по отношению армян составленных ими самими условий Батумского мира. Они оккупировали ряд областей по ту сторону границы, потери которых очень болезненны для Армении, так как этим они отняли у нее последние пригодные плодородные области.
В настоящее время Турция хочет начать наступление из Азербайджана на населенный армянами Карабах, разорить тамошнее население под предлогом, что тамошние армяне агрессивно настроены против мусульман. Турецкая политика ясна. У турков есть намерение уничтожить армян. Армян преследуют где только воз-
[ стр. 523 ]
можно, их провоцируют и получают поводы к новым нападениям. Если же это не удается, то их заставляют голодать и нищенствовать. С этой целью они грабят оккупированные области, увозят все вопреки Батумскому договору. Добыча, захваченная турками в Александрополе, очень велика. О том, что они увезли весь хлопок, я уже докладывал Вам.
Сопротивление, которое оказывают турки в деле очищения оккупированных областей, сводится к тому, что им еще не удалось вывезти всю добычу. Армения находится в очень тяжелом положении. Правительство твердо решило избежать всего, что могло бы дать новые поводы нападения, но у него нет возможности препятствовать образованию новых банд. Это происходит менее всего из-за политических мотивов. А скорее от голода, который заставляет людей прибегать к грабежу.
Армянское правительство сознает опасность, в которой находится страна уже продолжительное время. Оно решило избежать борьбы и препятствовать ей. Оно твердо решило и согласно со всем армянским народом защищать до последней капли крови, если турки снова нападут на страну. Турки в этом случае будут втянуты в горные бои, которые на долгое время свяжут их силы, если, конечно, армяне не будут побеждены голодом.
Утверждения Энвера, что Турция должна захватить области Алексаидрополь, Караклис и другие, чтобы препятствовать стычкам между грузинами и армянами, рассчитаны на то, чтобы выиграть столько времени, чтобы вывезти урожай из этих областей и смочь полностью ограбить их.
Что касается внутреннего положения Армении, то оно чрезвычайно тяжело благодаря огромному количеству беженцев, которые в настоящее время собраны на небольшой территории, а именно в окрестностях Эривани. Оседлое население республики составляет 750 тысяч человек. В области, которая не сможет прокормить этих людей, находятся еще 500 тысяч беженцев. Эти люди бежали от турок сломя голову и бросили все свое имущество. Небольшие запасы, которые у них были, давно кончились. Они постепенно резали свой скот, и этим лишили себя последней возможности существования.
[ стр. 524 ]
Оседлое население теряет часть своего урожая. С завязанными руками армяне должны смотреть, как турки увозят урожай из оккупированных областей...

Deutschland und Armenien..., док. № 426.

245. Врач-очевидец о турецких зверствах в Баку

30 сентября 1918 г.

Выдержки из письма
В 9 час. утра в воскресенье, 15 сентября, турки с нагорной части ворвались к нам.
Начиная с Шамахинки по Воронцовской и другим главным артериям города, Торговой, Телефонной— массовый грабеж всего до нитки, варварское уничтожение имущества, лабораторий, врачебных кабинетов, аптек, магазинов, квартир...
Уносилось все белье, одежда, мебель, деньги, разбивалось все громоздкое и устойчивое, насиловались женщины и дети, без различия национальности. Но убивали почти только армян. Случалось, что головы армян показывались в толпе громил, и это еще больше усиливало погром. Всего армян погибло до 30 тысяч человек!
Такие картины, как ребенок, сосущий в течение двух дней грудь убитой матери, или играющий в крови родителей— были обыкновенными явлениями.
В нашем лазарете при первом своем появлении турки отобрали у больных всю обувь и сапоги, изнасиловали 6 сиделок, чуть не убили смотрителя за то, что он не сразу отдал им кассу и т. д.
Привозя в лазарет на грузовиках изувеченных армян, они сбрасывали их на тротуары и плетьми загоняли их к нам. У нас в лазарете имеется старуха лет 70, которой рассекли мягкие седалищные части; дети 5—8 лет, у одного из них вывихнута рука, ободраны покровы, мышцы все обнажены, зияет грудь; у другого— то же с ногой, у третьего рана и пуля в голове,— масса мужчин с обрубленными руками, ногами, повреждениями в черепе, тяжелыми ранами и увечиями.
А город весь усеян трупами армян, которые разлагались несколько дней, пока их убрали. Михайловская больница переполнена изнасилованными девушками ч женщинами. Все лазареты переполнены ранеными армянами...
[ стр. 525 ]
Три дня продолжалось хозяйничание дикарей, миссия коих была: армян ограбить и убивать, а остальных грабить и насилевать. Пять дней мы не выходили из нашего дома. Дежурили, не раздеваясь денно и нощно. Из 11 семейств бежало накануне 5 семейств на пароходе. Сидели мы в темноте (наружные комнаты не освещены), в страхе и голоде. Пережить подобное вторично—совершенно невозможно.
Затем наступило относительное успокоение, жизнь стала медленно входить в колею. Но какая жизнь? Магазины закрыты, ибо нечего их и открывать. Публика подавлена, кругом шныряют аскеры. После 7 час. веч. выходить на улицу воспрещено. Кругом темнота. Женщин на улицах не видно...

«Кавказское слово» № 918, 8 октября № 215.

246. Нота Народного комиссара иностранных дел РСФСР Министерству иностранных дел Турции

20 сентября 1918 г.

Мирным договором, заключенным в Брест-Литовске 3-го марта 1918 года, установлены были новые территориально-политические отношения между Россией и Турцией,
Статья 4-я Брест-Литовского договора предоставляла населению округов Карса, Ардагана и Батума, входивших ранее в состав Российской Республики, право «установить новый строй в согласии с соседними государствами, в особенности с Турцией».
Судьба указанных округов, их международноправовое положение должно было быть установлено волеизъявлением населения этих округов. Между тем сейчас же после заключения договора округа эти были заняты турецкими военными силами и к ним был применен режим военной оккупации, сопровождавшийся недопустимыми грабежами и насилиями над мирным населением. Одновременно с введением турецкой администрации был произведен принудительный набор мужского населения свыше 19-ти лет.
Население, свободным выражением воли которого должен был быть установлен новый строй, было заранее терроризировано и поставлено в условия, при ко-
[ стр. 526 ]
торых право, предоставленное населению трех округов, превращалось в открытые издевательства над ним. Накануне голосования почетные граждане, влияние которых могло бы быть не в пользу Турции, высылались, арестовывались, а во многих случаях даже расстреливались. Голосование происходило явно под контролем турецких властей, намечавших при этом жертвы для своей мстительности и своих предстоявших репрессий. Результаты голосования при таких условиях не могли быть не предрешены.
Считая такое насилие над населением отторгнутых от России округов существенным нарушением статьи 4 Договора, Советское Правительство настоящим заявляет, что оно не может согласиться с результатом так называемого волеизъявления населения округов Карса, Ардагана и Батума и считает право этого населения установить новый строй своих областей неиспользованным и вопрос о новом строе указанных округов открытым.
Мирным договором прекращались военные действия между Россией и Турцией, между тем сейчас же после заключения договора военные действия со стороны Турции были возобновлены и продолжаются до настоящего момента. Турецкие регулярные войска в союзе с разбойничьими бандами занимают территорию Советской Республики, подвергая города и деревни разгрому и разграблению, расстреливая или подвергая всевозможным насилиям христианское население, не исключая женщин и детей.
Советское Правительство неоднократно протестовало против продолжавшихся военных действий со стороны Турции, но все эти протесты оставались без результата. Наконец, в июле сего года турецкая армия предприняла поход на Баку и после геройского сопротивления советских войск против превосходных сил противника открыла себе путь к этому городу, одному из важнейших городов Российской Республики. На все протесты Советского Правительства представители Оттоманского Правительства отвечали простым отрицанием самого факта турецкого наступления или же ссылались на то, [что] якобы около Баку действуют только иррегулярные банды из местных жителей, в то время как на самом деле нападение на Баку было совершено регулярной турецкой армией, и 30 июля с тре-
[ стр. 527 ]
бованием о сдаче города обратился к жителям Баку Шефкет-паша.
Теперь, когда город Баку уже взят и турецкие войска находятся в самом городе, когда беззащитное население и весь город в продолжение дней подвергаются всем ужасам разгрома и разграбления со стороны турецких войск вместе с примкнувшими к ним татарскими бандами, ссылка турецких представителей на то, [что] якобы в наступлении на Баку принимали участие лишь местные разбойники, является несогласным с фактами прикрытием насильственных действий Турции, под покровом которого произошли и происходят систематическое нарушение Брест-Литовского договора и прямой захват и грабеж территорий Российской Республики.
Оттоманское Правительство в течение истекшего полугодия непрерывно нарушало Брест-Литовский договор, несмотря на все протесты Советского Правительства. Теперь, наконец, в довершение всего, оно захватило и подвергло ужасающему разгрому один из важнейших городов Российской Республики. Оттоманское Правительство этим показало, что Брест-Литовский договор между Россией и Турцией уже не существует. Правительство Российской Федеративной Советской Республики принуждено признать, что действия Оттоманского Правительства фактически отменили устанавливавший мирные отношения между Россией и Турцией Брест-Литовский договор между этими двумя государствами.

Народный Комиссар по Иностранным Делам Чичерин
"Известия", № 205 (469), 1918, 21 сентября.

247. 1918 г. октября 12. — Из телеграммы С. Орджоникидзе Г. В. Чичерину

12 октября 1918 г.

Положение Армении трагическое. На небольшом клочке двух уездов Эриванской губернии сконцентрировано более 600000 беженцев, которые гибнут массами от голода и холеры. В завоеванных уездах турки вырезали половину населения. В Карабахе Шушинский и
[ стр. 528 ]
Зангезурский уезды завоеваны турками, население оказывает упорное сопротивление.

Орджоникидзе
МИД, фонд Чичерина, д. 56822, л. 14.

248. Письмо в редакцию газеты «Мшак»

Перевод с армянского
<ноябрь 1918 г.>

Следственная комиссия по установлению потерь, понесенных армянским народом за время мировой войны, просит Вас напечатать в Вашей газете следующую выписку из показания присяжного поверенного Левона Шавердяна, данного им члену следственной подкомиссии А. Лонгинову (бывшему товарищу прокурора Тифлисского Окружного Суда).
«Когда караклисские бои имели неблагополучный исход для наших войск, то бежавшие оттуда шестьсот человек постепенно собрались в селении Хачалу (Больнис Хаче), около немецкой колонии Екатериненфельд. Там к ним пришли: один из местных богачей по фамилии Арутюнян и пользующийся большим влиянием среди местного тюркского населения Исрафил-бек Аджалов, которые уговорили собравшихся тут армян солдат принять «таслим», заверив их, что они останутся невредимыми. Солдаты приняли это предложение и сдали свое оружие туркам, после чего они под охраной аскеров были отправлены в Екатериненфельд к тамошнему паше. По дороге в одном ущелье, недалеко от екатериненфельдских садов... тюрки открыли по ним (пленным) огонь, многих убили и забрали, а 75 человек из них сумели убежать в немецкие сады. Тут их изловили аскеры и связанных повели в Джалал-Оглы, к командиру 5-ой турецкой дивизии Мурсалу-паше, который приказал избрать для них такую казнь, чтобы перед смертью они испытали самые ужасные мучения. Этих пленных предварительно заключили в старую русскую церковь в Джалал-оглах, где по случаю ветхости здания давно уже богослужения не совершались.
Отсюда пленных под охраной турецких аскеров послали к месту слияния двух рек Чибухлу-чая и Каменки (Дебетчая или Палах-чая). Их видел, когда их вели,
[ стр. 529 ]
живущий в Джелал-Оглах мельник Ованнес Обелян. Пленных, связанных попарно и по четыре, повели к мельнице, находящейся около слияния этих рек. Один из пленных, предчувствуя беду, пытался бежать, но аскеры гут же его пристрелили, до этого другой пленный был расстрелян при выходе из церкви.
На расстоянии полутора версты от мельницы была большая яма. Аскеры остановили пленных около мельницы и стали понемногу, небольшими группами по два, по четыре человека уводить в сторону этой ямы...
Бывший в последней группе Саркис Амирханян говорил, что когда он стоял около мельницы, до слуха его донеслись какие-то неестественные человеческие стоны, которые неслись через ущелье со стороны упомянутой ямы. Когда Амирханяна вместе с гремя другими пленными подвели к яме, то ударами ружейных прикладов свалили их ничком на землю и над каждым из них стали по два аскера и стали колоть штыками их ягодицы, а затем наносить удары ружейными прикладами по их плечам и локтям, ломая эти части тела. Затем их сбросили в яму, откуда неслись нечеловеческие стоны ранее брошенных туда жертв, и насыпали на них несколько лопат земли.
По наступлении темноты турки ушли, после чего Саркис Амирханян, встав, кое-как выкарабкался из ямы и спрятался в пещере, находящейся в 50 саженях.
Когда он вставал, лежавший рядом с ним солдат стоная сказал: «Товарищ, я еще жив, возьми и меня с собой». И затем такие же стоны послышались из кучи лежавших в яме других живых трупов.
Амирханян четыре дня слышал эти стоны и видел, как лежавшая в яме куча тел шевелилась, то поднималась, то опускалась. Так в мучениях умирали несчастные, не имея силы выйти из ямы, а раненый и изувеченный Амирханян не имел физической возможности помочь им.
Через четыре дня стоны прекратились. Амирханян в пещере оставался до нашего прихода, 13 дней, питаясь, как он говорил, исключительно травой. Когда мы нашли Амирханяна, от него оставались кости и кожа, к которым так прилипла его рубашка, что невозможно было отодрать. Мы Амирханяна повезли в Джалал-Оглы и оттуда, так как турки приказали очистить это се-
[ стр. 530 ]
ление, отвезли на следующий день в Гюл-Агарак, где он через два дня умер.

Заведующий уголовным отделом Следственной Комиссии:
(подпись)

249. Правление армянского Александропольского землячества центральному совету землячества

Тифлис, 1 декабря 1913 г.
Перевод с армянского

В ответ на Ваше письмо от 30 ноября за № 59 я в дополнение моих докладов за №№ 34 и 41, настоящим считаю долгом представить Вам краткий перечень тяжких потерь и разрушений, причиненных г. Александрополю и селениям района.
Турки в период своего наступления и хозяйничания совершили зверства и избиения в следующих селениях;
1. В селениях Артик, Кипчак, Архвали, Башгюх учинили неописуемый грабеж, до последней нитки. В селении Артек, имеющем 400—500 домов, во время погрома перебили и захватили в плен самую здоровую, молодую часть мужского населения, изнасиловали и захватили в плен огромное количество женщин и девушек, начиная с восьми и десятилетнего возраста.
2. Разграблены и подвергнуты резне благоустроенные, многолюдные и богатые селения Члохан, Млхиаби, Тамарташ, Хором и Мечидлу; имели место избиение, изнасилование, пленение женщин и мужчин.
3. При нападении на Александрополь бомбардировали и наполовину разрушили селение Хилли-Каракилиса, 1500 человек мужской молодежи которого взяли в плен и перебили. Каракилиса была одним из выдающихся, крупных сел района, имела 900 домов населения, состоявшего из крупных патриархальных семейств. Являясь предместьем города, она была одним из богатых, цветущих торговых поселений Ширака. В настоящее время она представляет собою полуразрушенную, бедную, жалкую деревню с населением, состоящим из женщин и стариков...
4. Разграблены и вырезаны селения Дахарли и.Агин на железнодорожной линии Александрополь-Ереван.
[ стр. 531 ]
Агинцы при наступлении турок все бежали из села. Но турецкое командование обманным образом вернуло назад агинцев и почти всех перебило. Уцелевших от резни можно пересчитать по пальцам.
5. Разграблено и разрушено селение Дзитихангов: все мужское население без различия возраста, около 400—500 человек, было загнано в саманники и сожжено самым беспощадным образом. Ужасные, раздирающие душу вопли горевших оглашали всю окрестность.
6. Совершенно разрушены до основания и стерты с лица земли большие, богатые и цветущие селения Согютли и Махмуджук. Население вырезано до последнего человека. От этих селений не осталось ни одного человека, который бы напомнил об их былом существовании.
Эти селения пали жертвой низкой, бесчестной и злостной провокации турок: якобы они пытались оказать сопротивление туркам.
7. Такой же резне подверглось селение Киличятаг, из которого ни одна живая душа не спаслась.
8. Вырезаны и разрушены селения Каса, Большая и Малая Каплича, большая часть населения которых была взята в плен, а 200 человек мужчин были зарезаны и заколоты, подобно животным.
9. Разрушены и разграблены до последней нитки следующие цветущие и богатые селения: Тороси-Гюх, Орта-Килиса, Салут, Гюли-булах, Кизил-Килиса, Дух-Хараба, Зифтали, Бозеохуш, Кизилкоч, Шиштапа, самое богатое в районе центральное торговое селение, Казанчи, Титио-хараба, Кор-ахбюр и другие. Во многих из этих сел до основания разрушены строения, мельницы, ограблены и унесены годами сколоченные богатства, достатки, многочисленные сельскохозяйственные орудия, принадлежности, крупный скот, овцы и все такое. Захвачены, изнасилованы и обращены в магометанство тысячи девушек, молодых женщин, девочек, начиная с восьмилетнего возраста.
Обезумевшее от страха население этих сел бежало в Лори, но турки обманным образом вернули его обратно и самым подлым, самым гнусним образом перебили и истребили. Большая часть молодежи вместе с молодежью других сел была угнана в сторону Карса и дальше в глубь страны, и из них никто не вернулся обратно.
[ стр. 532 ]
10. Разрушены и ограблены селения Чрахли, Дускенд, Большой и малый Капанак, Гаджи-Назар, частично Джаджур, Ахкилиса, Дарбанд, Самерли, Кармасони, Архвали и другие. Молодежь этих селений отвели на противоположную гору и партиями расстреляли. Вся цветущая молодежь армянских сел, подобно осенним листьям, покрыла своими трупами вершины, склоны и подножья гор. Во всех этих селениях турки проявили жестокосердие и свирепость ассирийцев древних, первобытных времен.
11. Под предлогом отомщения были ограблены до последней нитки селения Карабоя, Калтахчи, Авдебек, Ахбулах, Геок-еохуш, Амамлу, Ортнав, Георан, Кишлак, Варданлу, Дарбаз, Бзовдал, разрушен до основания и Налбанд. Вместе с ними и многие другие селения.
12. Большой Караклис со своим районом после памятного сражения подвергся жесточайшему избиению, разрушению и ограблению, Только в караклисских ущельях и лесах было зарезано и расстреляно около 20000 мужчин периодически, беспощадно. Обезображенные трупы в ущельях, ямах и горах до сих пор свидетельствуют об этих бесчеловечных и гнусных зверствах.
Вообще из более чем 120 армянских сел Александропольского района, благоустроенных и многолюдных, богатых и цветущих, обильных, гостеприимных, ни одно не избежало разрушительного и сокрушительного действия турецкого меча и ятагана.
О многих селениях я до сих пор не мог собрать сведений, потому что район был отрезан от внешнего мира и закрыт для внешних сношений, даже для города Александрополя.
Вместе с этими селениями разрушено и уничтожено более 10—16 езидских селений, которые бесследно исчезли вместе с их мирным и богобоязненным населением...

Председатель правления Александропольского Землячества
(подпись)
Архив Института истории АН Арм. ССР, ф. проф. Лео.