Щедрый Париж способствовал расцвету таланта голландца Ван-Гога, еврея Шагала, испанца Пикассо, он выковал в своем горниле звучное имя армянина Гарзу.
Поэтическая лира Гарзу печальна и задумчива. Не находя утешения в окружающей действительности, он ищет свои идеалы в прошлом, переносясь в старые добрые времена. Воспоминания всегда утешают, память сохраняет о них далекий печальный свет. По своим устремлениям, по складу мышления Гарзу ближе к старым мастерам, и если даже в его произведениях нет прямой аналогии с их творчеством, невозможно не ощутить это в атмосфере его полотен.
Арлекин мастера, смотрящий сквозь щели маски, в каком-то смысле автобиографичен, будто сам художник переносится в ушедшие эпохи, в далекие края, скрывая свое истинное состояние, чувства и переживания. И этот Арлекин-Гарзу, живущий в готическом замке, уносящийся на парусном корабле в залив мечты, обитающий в призрачном Версале или в столице водного царства Венеции, трогает самые чувствительные струны нашего сердца…
Рисунок Гарзу, - основа его мировоззрения. В его кардиограмме, словно очерчен пульс эпохи, дыхание планеты. Беспокойные "колючие" очертания предметов сообщают рисунку остроту, выразительность, придают ему черты глубокой образности. Тонкие переплетения линий составляют плотную графическую сеть, обогащающую фактуру. В этом кажущемся хаотическом переплетении соблюдается строгая конструктивность и архитектоника.
Мир Гарзу - ирреален, он преисполнен таинственностью и очарованием. Произведения художника, носящие характер необычайного спектакля, вовлекающего в себя специфическую атрибутику со старинными пушками, сказочными кораблями, рыцарскими доспехами - не воспринимаются, однако, как анахронизм, иллюстрирование сценок старины. Напротив, создается ощущение существующего мира, словно, стоит отодвинуть слегка занавес, и ты перенесешься на этот очаровательный остров, уединишься и на время спасешься от грохота и суеты современной жизни.
Генрих Игитян