Я настолько обескуражен предстоящей поездкой котенка в Нью-Йорк, что у меня стала проявляться «защитная реакция организма» - в виде повышенного энтузиазма в общении с детьми и с Шэннон. Я стал искать спасения от навязчивых мыслей в постоянных играх с детьми, за чтением для них, во время прогулок с ними, которые инициировал сам, - к недоумению Шэннон. Она даже упрекнула меня в том, что я начал «становиться приличным семьянином» в тот момент, когда ей как раз пора было ехать на роды, и она не успеет вдоволь насладиться моим поведением, - которое, как она думает (и она права), наверняка является лишь временным всплеском загадочного происхождения. Я, как ни странно, рад каждому слову Шэннон, каждой ее глупости и каждой ее истерике. С другой же стороны, я все еще был раздражен тем, как и почему на меня воздействует история с Котенком, которая, между прочим, уже объявила мне о своей поездке в Нью-Йорк, якобы для встречи с каким-то братом. Лгунья и лентяйка! Ведь при ее уме и фантазии она могла бы придумать что-нибудь более изысканное и совершенное, - но она поленилась даже пошевелить мозгами, чтобы сочинить для меня что-то более стоящее! И раздражение это лишь подогревает во мне энтузиазм в активном и настойчивом общении с семьей. Да, Шэннон проста, незатейлива и предсказуема. Мне не скучно с ней лишь тогда, когда я сам решаю приложить усилия к тому, чтобы не скучать. Но она по крайней мере понятна мне, и наверняка не лжет. От новых навязчивых мыслей меня отвлек голос медсестры. Шэннон пришлось рожать в операционной, и я впервые не присутствовал при родах.
- Вы можете уезжать домой. Маму заберете завтра, а малыш должен остаться еще на несколько дней. У него осложнения с кровью, - несовпадение с материнской.
- Это исключено, – мы ней абсолютно совместимы...
- Это все, что мне известно, сэр, - кровь ребенка в конфликте с материнской. Приезжайте за ней завтра, и тогда же сможете поговорить с врачом.
Тупо и криво улыбнувшись, девица стремительно удалилась, будто на пожар, и мне не оставалось ничего другого, как отправиться домой, где сидела с детьми подруга Шэннон, и отпустить ее восвояси.
- Ты, пожалуйста, не волнуйся за меня, милый! Неделя пролетит очень быстро, и я снова буду с тобой! Если хочешь, можем прямо сейчас назначить день встречи в отеле.
- Нет, котенок! Сделаем это после твоего возвращения. Я не хочу загадывать, если не знаю даже, в каком настроении и с какими планами на будущее ты вернешься.
- Странный ты какой-то, Стэн! Что во мне может измениться по отношению к тебе после этой поездки? А впрочем, - ты прав, никогда не нужно бежать впереди паровоза.
- Ты будешь жить у родственников?
- Пока не знаю, сладкий! Я ведь никогда раньше с ними не встречалась. Но у меня есть там несколько друзей, у которых можно будет приземлиться.
Мне иногда кажется, что если бы не роды у Шэннон, я бы сделал все возможное, чтобы оказаться в Нью-Йорке вслед за Котенком, и просто подсмотреть со стороны за ней и за Робом. Я бы придумал срочную деловую поездку или уникальное предложение по работе, - от которого невозможно отказаться, - но я бы наверняка сорвался, - настолько чувствительно и горячо волновала мня вся эта ситуация. И то, что намерение быть рядом с Шэннон в момент появления моего ребенка взяло верх над этими разрушающе навязчивыми чувствами к котенку, было фактом весьма уместным и своевременным для моего самоощущения, хотя и не избавляло от переживаний полностью.
- Давид? Значит, ты все-таки не уехал?
Как ни странно, но Давид не успел еще привыкнуть к тому, что его то и дело подкарауливают у входа в квартиру, - вначале Арминэ, а теперь и ее мать. Он в течение трех дней даже ставил машину в подземный гараж, и возвращался домой ближе к ночи – только бы не мелькать в городе, - но, как видно, и это не помогло.
- Мне пришлось срочно вернуться, - но главное, что мы с Агнессой уладили там все дела, и она теперь там у друзей задержалась, - ей ведь неделю дали на работе. А ты как здесь?
- Хотела с Ашотом встретиться, - ведь я так ему и не успела передать все, что для него мать со мной отправила.
- Ашот сегодня не ночует дома, - с трудно скрываемым удовольствием проинформировал Давид, - так что здесь никого нет.
- Ну, значит, мы можем, наконец, поговорить о самом важном, - и Стэлла, не дожидаясь приглашения, прошла в квартиру и торжественно уселась на диван лицом к входной двери, чтобы иметь лучший обзор помещения и видеть все, что будет делать Давид.
- Стэлла, чем тебя угостить?
- Спасибо, Давид, - ничего не нужно. Просто посиди рядом и выслушай меня.
Сев напротив Стэллы, Давид выглядел вполне уверенным. Он чувствовал, что ничто не изменит ни его отношения к Агнессе, ни его планов на ее счет.
- Давид-джан, мне просто интересно, как долго ты еще будешь жить в этой неопределенности? Пойми меня правильно, я ничего не говорю плохого про Агнессу, - да, - она милая, интересная, умная, красивая женщина, и я понимаю, как ты к ней относишься. Но кто тебе сказал, что это самое важное для жизни? Я не мать тебе, но ты вырос на моих глазах, и клянусь дочерью, - я желаю тебе добра и счастья не меньше, чем желала бы своему сыну!
- Спасибо, Стэлла-джан! Это значит, что ты должна быть рада тому, что мы женимся с Агнессой.
- Да? Ты так понимаешь мои слова? Нет, милый! С Агнессой тебя ждет все что угодно, но только не спокойная семейная жизнь! Ты думаешь, ты сейчас счастлив? По твоему виду этого не скажешь! Я на твоем лице читаю неуверенность. Мужчина не тогда счастлив, когда он с любимой женщиной! Он тогда счастлив, когда он уверен в той, кто рядом с ним, - и тут не так важно, любит он ее или нет! А Агнесса... Я знаю этот тип женщин, Давид. Может быть, и ты знаешь, но не признаёшься в этом. Вот я бы не положила руку за то, что она сейчас делает там, в Нью-Йорке! И ты – тоже не поручился бы, даже если будешь это отрицать! Я не вчера родилась, и все понимаю!
- Стэлла-джан, есть вещи, которые двое решают только между собой, без посторонних, - Давид широко улыбнулся, но тень смущения и сомнения уже омрачила его лицо, и Стэлла уверилась в том, что критический этап форсирования психики Давида пройден, - остается только дожать.
- Знаешь что, ты эти американские штучки брось! Вспомни, к тебе приезжают дети. Они уже почти взрослые, и очень скоро может встать вопрос об их обручении. Какой удар ты готовишь их судьбам? Отец, женатый мало того что на разведенной женщине с сомнительным прошлым, так еще и на той, которая разослала всему городу свою переписку с любовником? Какой приличный армянский парень, или его родители – отнесутся серьезно к твоим дочерям? Пойми меня правильно, Давид-джан: все, что я говорю – это только тебе на благо. Я не удивлюсь, если выяснится, что у Агнессы есть любовник! И даже не потому, что я что-то знаю. Одного взгляда на нее достаточно. Ты ведь не хочешь, чтобы весь Ереван, все твои старые друзья знали это? Моя девочка любит тебя всю жизнь, - ты только подумай, что ребенок все свои школьные годы – в младшей школе, потом в средней, потом в старших классах, - все время болел тобой. Потом был институт, потом была работа, - нигде и никогда она не могла изменить тебе даже в мыслях! Даже такой парень как Ашот – не смог добиться ее! Почему вы, мужчины, совсем не цените глубокое, настоящее, а тянетесь к фальшивкам, к мишуре? Там более, после того, что между вами уже произошло? Нет, нет, не говори ничего! Я знаю, что отрицать ты этого не будешь, потому что ты не подлец. А мелочи не так важны, - важен сам факт! Ты хоть знаешь, чего ей стоило добиться этой рабочей визы в Америку? Плевать она хотела на эту Америку! Она из-за тебя приехала! Подумай о себе, о своей мужской гордости, о родителях, о детях своих! Не надо все бросать в жертву твоим низким страстям! Все, что ты имеешь к Агнессе – я не вижу в этом ничего достойного. А у тебя – дети...
Поднявшись с кресла, будто не в состоянии выдерживать этот напор, Давид прошелся пару раз к двери и обратно, и потом вдруг сказал:
- Стэлла-джан, я все понял, услышал, и все усвоил. Только я зашел домой забрать кое-какие вещи и пойти к Агнессе, чтобы ее дети не были одни.
По тому, как бледен и растерян был Давид, и как дрожали у него руки и голос, Стэлла поняла, что миссия выполнена, и спокойно поднялась с места.
- Мне тоже пора, Давид-джан. Спасибо, что выслушал. Имей в виду, я хочу тебе только добра, и пусть я умру, если это не так! Вот здесь – вещи для Ашота, - и, оставив пакет на диване, Стэлла медленно и спокойно прошла к двери.
Продолжение следует
Reply With Quote