Суетливо копаясь в сумочке, Арминэ нащупала, наконец, телефон и стала набирать номер.
- Ашот! Ты уже вышел на обед? Нет еще? Слушай, я сейчас видела Принца! Это точно он, - ты сам убедишься. Таких нет больше, чтобы настолько совпадали с описанием! И потом – я просто шестым чувством это как-то поняла. Да вот здесь, на Лаурел-Авеню, напротив плазы! Понятия не имею. Да, только поскорее!
Лена, позавтракав с Агнессой и распрощавшись с ней, когда та вышла по делам, решила остаться и убрать посуду. Услышав звонок в дверь, Лена решила, что, вероятно, Агнесса забыла ключи и вернулась за ними. Каково же было ей увидеть на пороге Принца!
- Привет, красавица, - как-то обыденно, словно с давней знакомой, поздоровался он, - меня зовут Стэн, я пришел к... Агнессе... Я правильно произнес ее имя?
- Да, она живет здесь. - Лена растерянно улыбнулась, не в силах скрыть смущение и восторг.
- Скажи ей, что у меня мало времени, и я просто хочу увидеться с ней на пару минут.
- Странно, что вы разминулись, - заметила Лена, слегка оправившись от потрясения неожиданным визитом, - она ведь только что вышла... хотя она, видимо, пошла по другому коридору – к подземному паркингу...
- О, спасибо я попробую ее там найти.
- Ну, если не найдете, позвоните ей... у Вас есть ее телефон?
- Звонить ей бесполезно, она никогда не отвечает, во всяком случае, мне.
- Да нет, это просто она звук постоянно отключает, а вибрирование не всегда чувствуется, особенно, если телефон в сумке, - горячо восклицает Лена, словно пытаясь продлить разговор.
- Так в какую сторону мне нужно? – чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, спросил Стэн.
- Это вот тут, левее, потом вниз по лестнице, и там будет вход в паркинг. А что ей передать, если Вы ее не застанете? – кричала Лена ему вслед.
- Скажи, что я был в Солане на интервью по работе, но потом мне нужно было срочно возвращаться в Фуллертон. Пока!
Принц, однако, не успел вовремя попасть на подземную парковку, и, не застав там уже никого, он был вынужден проделать обратный путь через здание, чтобы вернуться к уличным стоянкам. Он коротко поздоровался с молодой парой, сосредоточенно изучавшей его авто, и, не сказав ничего больше, сел за руль и уехал.
- Ну что скажешь, Ашот-джан? Можно верить моей интуиции? – улыбалась Арминэ.
- Похож, похож, - ответил Ашот, - жаль, что я вовремя не сообразил разговорить его...
- Но он явно слишком торопился, он был закрыт для разговоров.
- Да, но у нас уже достаточно данных: номерной знак с фуллертонской дилерской фирмой, да еще эти детские сиденья, - у него явно есть маленькие дети.
- Да он, это он! С абсолютной точностью могу сказать! – воскликнула Арминэ.
- Так что он мог тут делать? Ну, явно ошибся адресом, потому что слишком скоро уехал. Да и вообще, судя по документу, они расстались с котенком как минимум пару месяцев назад, так? Что ему еще делать в Солане?
- Приехал намылить шею Агнессе за то, что она разослала его тайную переписку всему Интернету, - пошутила Арминэ, и они весело рассмеялись.
- Ну что, поехали, пообедаем, – предложил Ашот, и они направились к плазе, где помимо магазинов и офисов, расположилось несколько кафе и ресторанов.
У Лены же была назначена встреча с врачом, за которую она должна была заплатить полную цену наличными, ибо у нее не было ни вида на жительство, ни страховки. Она собиралась в этот же день, заполучив справку о беременности, объявить о будущем ребенке всем троим потенциальным отцам, которые понятия не имели о существовании друг друга. Впрочем, с двумя из них были использованы защитные средства, и Лена была практически уверена в отцовстве третьего. Однако, поскольку даже с защитными средствами – если не использовать их по всем правилам, - беременность не исключена, Лена была готова смело объявить о своей беременности всем троим: и дантисту, и сержанту, и студенту. К последнему она испытывала наибольшую симпатию, - да и внешне он ей нравился больше, чем двое других, которые были постарше и менее привлекательны. Однако, симпатия эта не предполагала беззаветной и безумной страсти, - у Лены была лишь одна цель: закрепиться в Америке и, таким образом, не быть вынужденной рано или поздно возвращаться в Россию. Что же касается материальной стороны вопроса, то, конечно, дантист был наиболее выгодной партией. Брак же с сержантом сулил ей периодическое долговременное отсутствие мужа дома, бесплатное жилье, медицинскую страховку, скидки в лучших магазинах и, главное, льготное обучение практически в любом вузе. Проблема была лишь в том, что ни с кем из потенциальных мужей Лена так и не говорила о своей визовой ситуации, и она не имела никакого представления о том, как каждый из них прореагирует на сообщение о будущем отцовстве. Именно это – реакция на беременность – и послужит для нее отправной точкой к решению о том, кого же из них продолжать «обрабатывать», оставив двоих других в стороне.
Я пока не сообщил котенку о своих планах переехать в Солану. Уверен, что наиболее уместным будет сказать ей об этом постфактум, когда все решится окончательно. Она наверняка будет рада и счастлива, и я смогу видеть ее так часто, как захочу! Однако, поскольку сегодняшнее собеседование прошло не в самой многообещающей обстановке, да и босс, как я успел понять, гей, - я не особо рассчитываю на результаты сегодняшней поездки в Солану. Других же откликов на мои заявления пока не поступало. Поэтому я не оставляю идеи встретиться с котенком в Ла Реконкисте в ближайшее время. Я искренне надеюсь, что чем больше мы будем встречаться, тем слабее и обыденнее станут мои чувства к ней, и я буду способен управлять ими, не вызывая никаких подозрений и нервных срывов у Шэннон. Одному Богу ведомо, как мне уныло и тоскливо рядом с ней, да еще при мысли о будущем ребенке. Бедное, ни в чем не повинное создание! Я уже люблю его, – но именно жалость и досада за то, что эта беременность была незапланирована и нежелательна – по крайней мере для меня – и подпитывают эту любовь, и я не считаю это нормальным. Я понимаю, что глупо и неправильно жить двойной жизнью, но мне кажется, я все-таки заслуживаю несколько счастливых минут в стороне от всего этого безумия, которое мне как-то странно и незаметно навязала Шэннон за несколько лет нашего брака. Котенок говорит, что я наверняка любил Шэннон, раз женился на ней. Я же не уверен, что мне вообще знакомо это чувство... я слишком эгоистичен и легкомыслен, чтобы впасть в него. Всегда, находясь с девушками, которые мне очень нравились, я скорее получал удовольствие от их восторга, их чувств, их привязанности, - это было лестно, и мое самолюбие просто купалось в лести. Других чувств я просто не знал. Любовь же, проявляемую по отношению ко мне, я принимал как ни к чему не обязывающее должное, а страдания девушек – как их собственные проблемы, вызванные их же глупостью. Я был всегда добр, ласков, практически безотказен, и я не понимаю, что их всех так расстраивало. Не думаю, что они были бы довольны, если бы я просто выбрал одну из них и замкнулся лишь на ней. Я же был доступен всем и во всем, кроме, конечно, долговременных серьезных отношений.
Что касается женитьбы, то, как это часто бывает, «глубоко продуманный подход» дал прямо противоположные результаты. Что-то в этой жизни смолоду научило меня не особо доверять красивым и образованным девушкам. Большинство из них, как показывал опыт моих молодых лет, – стервы и зазнайки. Они хороши постели, хороши для ни к чему не обязывающих встреч, и у меня никогда не было проблем с ними. Когда же мне исполнилось тридцать, девушки стали просто гроздьями виснуть на мне с предложениями o женитьбе, - будто чувствуя, что я сочту этот свой возраст поворотным. Я выбрал самую спокойную и неприметную из них. Женитьба – дело серьезное. Мой выбор поверг в шок не только моих поклонниц и друзей, но и мою семью. Мой старик, когда я объяснил ему свой выбор, покачал головой и с грустной улыбкой заметил, что чем тише воды, тем глубже они текут, - но я – из глупого упрямства, - сделал по-своему. Между мной и братом Робертом так до сих пор продоложается негласная конкуренция в борьбе за звание паршивой овцы в семье. Я лично считаю таковой себя, так как несмотря на «состоявшуюся» семейную жизнь, не чувствую себя счастливым и довольным. Роб же, не имея ни семьи, ни детей, счастлив и доволен. В общем, мы дополняем друг друга в паршивости. Он к тому же дико романтичен, и так ни разу и не женился именно потому, что «не нашел свой идеал». Помню, правда, как я – неожиданно для самого себя, - был взбешен по поводу его соответствующего замечания о котенке, когда та появилась среди моих друзей в социальной сети. Сам я редко там бываю, но мы с котенком решили наладить и эту линию контактов. «Как-то эта молодая леди не вписывается в круг твоих быдловатых подружек по сети» - заметил Роб на другой же день после ее появления в моем списке. Впрочем, с этим было трудно не согласиться, и не за это я рассердился на брата. Просто потом он спросил, не замужем ли она, потому что ему она кажется тем самым долгожданным идеалом. Я мог бы поклясться на Библии, что впервые в жизни ощутил непреодолимое чувство собственничества и необъяснимого опасения – даже не опасения, – реального страха! – что котенка может увлечь кто-то другой. Смешно и бессмысленно, особенно, при моей семейной ситуации, - но это так! Это была не та моя юношеская ревность, основанная только на самолюбии и чувстве соперничества. Здесь у меня возникла реальная боязнь настоящей личностной потери, катастрофы, краха. И, едва допустив предательскую мысль о том, что вот, наконец, к сорока годам ко мне пришло настоящее чувство любви, я трусливо решил погасить его в себе. Я общался и общаюсь с котенком, не говоря ей и десятой доли того, что на самом деле чувствую и желаю. Я вообще не привык распускать сопли, но никогда раньше мне не хотелось этого так сильно, как теперь. Я стал сентиментален, но мне удается сохранять внешние признаки своего привычного состояния себялюбивого пофигиста.
Продолжение следует