Мой Новый (но не последний ;))) Роман

[Bagirka]

Вот, решила поместить свою последнюю работу именно в этом разделе, так как она о любви как ни крути, и чтобы народ мог спокойно обсуждать, не переживая, что засоряет тему с романом.
Названия пока нет, я прорабатываю варианты, но рабочее название - "Особый Случай Горыныча".
Кстати, большая просьба ко всем, кто заметит опечатки или стилистические ляпы (которые не распознаются проверкой орфографии) - информировать здесь же. Ну-с, с Богом, девочки и мальчики.

ПРИМЕЧАНИЯ: Главный герой - армянин, родился в Баку, после 1988 года доучивался последние 3 года Средней школы в Ереване, затем уехал поступать в вуз в Москву, где и живет по сей день.

[Bagirka]

Она мне снится с первого дня, как я впервые написал ей. Я тогда даже не знал, как она выглядит, потому что объявление, которое она поместила на сайте знакомств, было без фотографии. Однако, что-то необъяснимое вызвало во мне полнейшую уверенность в том, что это именно та девушка, с которой я был бы счастлив... не познакомиться, не дружить, не находиться и не жить, - а просто: счастлив. Объявление отличалось от прочих лаконичностью, сдержанностью и от него даже веяло безразличием. Словно помещала она его исключительно от нечего делать, и результаты ее совершенно не волнуют. Не знаю, как остальные мужики, наткнувшиеся на это объявление, а я просто не мог не прореагировать, что как минимум означало, что мужчины моего склада мышления и восприятия наверняка заинтересовались этой особой. Я написал ей так же коротко и с такой же корочкой льда, с которой была составлена ее анкета. "Нашел тебя, Преступница, на "Фантике". Заинтересован. Пиши". Нет, я не назвал ее преступницей. Так она назвала себя сама. То есть, выбрала для себя такой ник.

Ответа в тот день не последовало, но в ту же ночь она мне приснилась. Как это ни странно, в этом сне я увидел ее и себя в городе моего детства, который я покинул подростком, ровно тринадцать лет назад. Она сидела на качелях напротив нашего подъезда и, не качаясь, просто возя ногами по земле, словно задумалась о чем-то. А возле качелей собрались соседские мамаши с детишками, подростки, и с непонятной для меня терпеливостью они ждали момента, когда она покачается и освободит качели. К слову, ничего примечательного в ее внешности я для себя не увидел, однако знал совершенно точно: это именно та девушка, на чье объявление о знакомстве я откликнулся вчера. Я тогда подошел в ней и спросил ее: "Почему ты не ответила на мое послание? Тебе пришло слишком много откликов?". Она ответила, что написала мне. Так и сказала: "Я написала тебе". Однако, после этих ее слов я проснулся и увидел прямо перед своим носом - список покупок, который держала Танька.

- Что это?
- Зайди в "Копейку", сделай вот эти покупки, - я написала тебе, что взять. Кладу на стол на кухне, слышишь? Я вернусь не раньше восьми, у нас квартальный и годовой.
Самое отвратительное для меня - это аромат духов вперемежку в дезодорантом с после пробуждения. Я уткнулся носом в одеяло, чтобы приглушить его.
Попытавшись снова заснуть, я надеялся увидеть продолжение сна, однако, ничего кроме грозы с молнией и "громом", которым оказалась хлопнувшая после танькиного ухода дверь, мне увидеть не удалось.

Что-то заставило меня подняться в эту рань, что для меня всегда было совершенно не свойственно, и направиться к компьютерному столу. Уставившись в окно, как обычно, в ожидании загрузки, я не увидел ничего кроме серой стены снега. Не видно даже голых ветвей берез, вымахавших до моего шестого этажа, - так густо и щедро шел снег. За все эти годы жизни в Москве я так и не смог свыкнуться с тем, что полгода подряд может либо валить снег, либо холодная грязная жижа хлюпать под ногами. Где ты, мое солнечное детство, с запахом моря и неповторимым, терпким ароматом яств, доносившимся из соседских квартир, бликами солнца меж тополиных листьев, когда от нечего делать задираешь голову и приступаешь к оптическим экспериментам, щурясь, косясь и жмурясь потом изо всех сил. Да вот же... вот же снова она, Преступница, - в моем коротком эпизоде из воспоминаний детства. Это с нее тогда бешеный ветер содрал небрежно повязанный пионерский галстук, и она, отчаянно взвизгнув, бросилась было его догонять, но вдруг остановилась, будто смутившись при виде меня, и, едва сопротивляясь порывам ветра, вошла в соседний подъезд.

Это воспоминание отражало совершенно реальное событие, о котором я не вспоминал ни разу до сего дня. Вспомнив же о нем, я ни минуты не сомневаюсь, что именно она, совершенно не знакомая, и ничем кроме помещенного объявления мне не известная, - и есть та самая девочка из моего детства. Однако, так ли это? Как это можно выяснить? Во-первых, проверить почту, - вдруг она ответила. Проверил. Ничего похожего; пусто. Нет даже коммерческих предложений. Найдя ее страничку на сайте, я написал ей снова: "Все понятно. Преступница решила проигнорировать бедного одинокого Горыныча. Она не оценила даже того, что он взалкал познакомится с ней, не зная как она выглядит". Вот так... это должно сработать. Девчонки, - они падки на разговоры о внешности. Особенно, красивые. Звонок. Мама. С чего вдруг именно сегодня, да еще в такую рань...

- Мама, привет, давно не общались. Что случилось?
- Это ты меня спрашиваешь? Вот до чего тебя довела твоя московская жизнь, твои русские сожительницы. Уже забываешь дни рождения родителей. Папа вчера так ждал твоего звонка, собрались гости, он так хвастался перед ними своим московским сыном, который всего добился в чужом городе... А сын так и не позвонил ему, представь как ему было стыдно перед людьми...
- Погоди, мама, вчера разве было... о Боже, я забыл. Я не хожу на работу последние два дня, и вот перестал следить за датами...
- Это все твоя неустроенность, твои русские подружки... - плакала мама.
- Мама, ладно, не придавай значения пустякам. И никогда не говори "подружки". Я уже больше трех лет с одной и той же девушкой живу.
- Тогда женись, за чем дело стоит? Квартира есть, работа есть, все в порядке. Пойми своих стариков, они хотят внуков повидать в жизни.
- Я не люблю ее, мама...
- Три года вместе и не любишь, - о чем ты думаешь, сколько это должно продлиться? Тебе уже пора перестать думать о любви и просто создать семью. Раз ты живешь с девушкой, раз вы до сих пор не расстались - с твоим-то характером, - значит, она тебя понимает, ценит, уважает...

Разговор этот продлился не менее сорока минут. Видимо, потому, что впервые в жизни мама вдруг стала настаивать на моей женитьбе на конкретной девушке - Таньке. До этого она лишь упрекала меня в том, что я встречаюсь абы с кем и не думаю о серьезных отношениях. Теперь же когда ей стало известно, что я в некотором роде остепенился и четвертый год живу с одной и той же, мать решила непременно это узаконить. Однако, я слегка шокировал мать неожиданным вопросом:
- Слушай, мам, что я спросить хотел: ты знала или помнишь кого-нибудь из армян, которые жили в четвертом подъезде?
- В четвертом... Там жили Ира с Грантом, ты дружил с их сыновьями. И там еще жили Андрей с Верой, но у них мальчики уже взрослые были, ты их, наверное, не помнишь. Других армян там не было.
- А дочка у них была?
- Была, старше тебя. Ты перешел в восьмой, а она уехала поступать.
- А как ее имя, мама, помнишь?
- То ли Илона, то ли Милена, что-то такое...
Преступница!! Ну конечно! Какое же еще имя может быть у нее! Именно Илона или Милена, и никак иначе. Я должен был догадаться сам... Сейчас я ее заинтригую еще сильнее, и тогда она точно не проигнорирует меня. Вдогонку предыдущему я отстучал ей следующий текст: "Если вас зовут не Илона и не Милена, - можете не отвечать мне. Общения, увы, не получится!"


Теперь она обязательно напишет, - хотя бы просто из любопытства.
Радостно вскочив со стула, именно так, как я это делал всегда в детстве, когда родители говорили "едем на пляж", я слегка оторопел от своего поступка и от ассоциации, которая при нем возникла. Не помню, когда у меня в последний раз возникала такая картинка из детства. Но как реакция, так и ассоциация меня вполне устроили, я почувствовал себя одуряюще обновленным и счастливым.


Танька позвонила, как обычно, сразу по прибытии на свое рабочее место. Это ее утренний ритуал, - звонить мне, чтобы рассказать, что солнце встало, что она меня любит, что мы с ней созданы друг для друга, и что нужно купить... вот тут бывают вариации. И впервые за все время нашего общения с ней, мне этот ее звонок был не просто приятен или безразличен, а показался чем-то излишним, навязчивым и даже возмутительным.
- Да какого... я открывал холодильник, там еды на месяц вперед. Никуда я не попрусь в такую погоду, - мне даже до гаража дойти влом.
Танька знала прекрасно, что в данную минуту не имеет никакого смысла спорить со мной или вступать в какие-то выяснения. Будет только хуже. Поэтому, она лишь спокойно согласилась со мной, еще раз напомнила о своей беззаветной любви, заявила, что нежно меня целует и повесила трубку, не дожидаясь моего молчания на это. Однако, она не могла остаться равнодушной к такой непонятной перемене во мне. Ей часто приходилось наблюдать мое раздражение, но она всегда четко сознавала причины каждого из этих случаев. Здесь же, боюсь, я оставил ее в полном недоумении. Прекрасный интимный вечер накануне, просмотр сериала в обнимку, травля свежих анекдотов и несколько совместно выкуренных сигарет в подъезде, - ни малейшей зацепки для нее, чтобы понять, что со мной не так, и ее отчеты на работе явно от этого пострадают.

Не удивление вызвало во мне равнодушие по поводу последней мысли, а какое-то подростковое злорадство. Я даже скривил дразнящую рожу в сторону телефона, и с лицом шестиклассника, улизнувшего с урока, поспешил на кухню. Смахнув со стола составленный и оставленный Таней список, я поставил на его место чашку и стал готовить себе кофе. Сравнив свои нынешние жесты и мысли с реакциями шестиклассника, я вдруг увидел яркую картинку того как мы, пацаны-шестиклассники, срывались именно с урока географии и именно для того, чтобы успеть спуститься по лестнице первыми, чтобы потом снизу наблюдать как несколько старшеклассниц в самых коротко подобранных платьях школьной формы будут спускаться по той же лестнице на свой следующий урок. Помню, что вся школа была в восторге от Дианы Симоновой.

Мало того, что природа одарила ее необычайно пышной грудью, она к тому же носила школьный фартук какой-то новой модели, с очень тонкими, без оборочек, плечиками и полностью отсутствующей нагрудной частью. Кроме того, у Дианы были большие глаза, густые ресницы и пышные, модно подстриженные каштановые волосы. Как ни странно, не влюбленность и не увлеченность собой вызывала она, а именно восторги и любование; скорее всего потому, что наверняка отличалась очень несносным и заносчивым характером. Она обычно ходила в компании с двумя не менее привлекательными подружками - в платьях такой же длины. Одну из них звали Анжела, а другую... Вот она! Преступница! Это, конечно, именно ты была одной из тех трех див нашей школы, которые не обращая внимания ни на какие взгляды, комментарии мальчишек, сплетни девчонок и замечания директора, носили коротенькие юбки и не заметно для преподавателей, но очень заметно для учеников подкрашивали ресницы тушью. Это именно вы таскали в школу выпуски "Бурды" и собирали вокруг себя толпу девчонок в раздевалках, примеряя обновки. Почему я никогда раньше не вспоминал о тебе, Преступница? Нет, ничем ты не была для меня примечательна кроме того, что всегда ходила в компании Дианы. Но даже этим ты мне не запомнилась. Лишь сейчас ты то и дело всплываешь в моих воспоминаниях мелкими эпизодами.


Раза два подходил я к компьютеру, но никаких "событий" в виде послания от Преступницы я так и не обнаружил. День прошел в деловых звонках, в просмотрах телепередач и поедании всяких сластей. Часа в три зашел Завен, как мы и договаривались с ним. Он работает с англичанами в международной финансовой организации, и несмотря на свою молодость зарекомендовал себя у них настолько хорошо, что человек десять этих самых англичан присутствовали со своими женами на его свадьбе с Машей. Каждый раз, когда мы его спрашиваем, "как жизнь женатая?", он делает насмешливое лицо а потом с наигранной скукой отвечает: "Все по-старому. Раньше я жил с шикарной женщиной гражданским браком, а теперь мы женаты официально, вот и вся разница". С "шикарной женщиной"... Это он о Машке, которую я никогда на дух не переносил из-за ее крикливого, скандального характера. Она на первых порах публично, самым отвратным образом донимала Завена своей пьяной ревностью к его бывшей подружке, - армянке Лиане. Я даже подозреваю, что именно она, Машка, и расстроила их отношения. Однако я до сих пор думаю, что именно Лиана, а не Машка, была бы идеальной парой для Завена. Впрочем... огурец он и есть огурец.


Именно так его называли в школе, где мы оба учились, когда я переехал в Ереван перед восьмым классом. Завен был самым низеньким, самым худеньким, самым тщедушным и робким из всех восьмиклассников, и кличка "огурец" на армянском сленге отнюдь не делала чести ее обладателю, хотя не означала ничего конкретного. Так, ни рыба ни мясо. Однако здесь и сейчас факт в том, что "Огурец" работает в международной организации, полностью упакован в Москве, как, впрочем и я. Но он, в отличие от меня, большого и красивого, безмерно, просто невообразимо счастлив со своей Машей. Я же - коротаю безмятежно однообразные, лишенные ярких эмоций дни с замечательной девушкой, которую не люблю. Такая вот несправедливость. Когда Завен в порыве искренности и фамильярности советовал мне создать семью с Танькой, главным его аргументом было то, что она хороша собой. Вот и сегодня:


- У нее настоящая русская красота, как раз оздоровишь своих потомков, и вообще, она прекрасный человек, разве не так? Что тебе еще нужно?
- Завен, уж чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Это ты-то мне говоришь о красоте и о прекрасных человеческих качествах, а сам бросил Лиану и женился на Маше...
- Ты прав, Гор джан, но пойми меня, это был особый случай.
- Так вот, я ничем не хуже тебя, мне тоже нужен "особый случай".

Продолжение следует.

[Bagirka]

- А вот и девочка твоя синеглазая уже дома!
Действительно, явилась не в восемь, как грозилась утром, а практически в шесть... да еще и с покупками из "Копейки", ого! Может быть, мне действительно создать уютное гнездышко с тобой, такой понимающей и услужливой! Бросающей работу и мчащейся ко мне на крыльях безответной любви...
- Как тут мой любимый Горыныч без меня? Как мое самое родное солнышко провело без меня день?
- Прекрасно без тебя день провело, - сострил я, - что жрать будем сегодня?


Через две минуты, после того как в ванной прожурчал и умолк кран, я, сидя в раскладном кресле перед телевизором, почувствовал затылком щекотливое прикосновение волос и нежные поцелуи. Ну, началось. Знает ведь, что не устою. Но сознает ли, что не любовь это для меня и не власть надо мной для нее...
И охота же ей каждый день вот так выкладываться по полной, не понимаю. Эта изысканная сервировка, эти "салатики", эти рюшечки на салфетках, эти выглаженные скатерти и неизменные свечи.
- Ну что, уже можно приступать к торжественной трапезе или помолиться еще может быть? - съязвил я.
Танька промолчала, все еще храня на лице следы счастливой и довольной улыбки. Кажется, она решила не давать мне никаких поводов для конфликта. Ну что ж, по крайней мере, это уже новый этап отношений на критической их стадии.


Отправив Таньку спать, хотя предстоял уикенд, я для начала сделал вид, что собираюсь смотреть телевизор, и даже умудрился с неподдельным любопытством уставиться на экран, где Владимир Вольфович вступил в очередной поединок у Соловьева. Нет, я никогда не скрывал от Таньки, что у меня куча дел на Интернете, да и "погонять стрелялки" я всегда был не дурак. Но этой ночью что-то вроде "авантюрной совести" заставило меня притвориться, что к компьютеру я даже не подойду. Еще что-то необъяснимое заставило меня заглянуть в спальню, чтобы убедиться, что Танька крепко спит. Беззвучно рассмеявшись своим заговорщическим действиям, я осторожно, но основательно приложил дверь в спальню и с кучей "бабочек в животе", как сказали бы англичане Завена, чуть ли не порхая по воздуху, оказался у компьютерного стола. Черт побери, откуда это все эти подростковые реакции у здоровенного лба, которому вот-вот тридцатник оттарабанит? На чем они основаны? На безликой объяве и случайных снах и воспоминаниях? Есть! Есть послание через сайт знакомств!


Раскрыв рот от счастья и еле сдерживая крик восторга, я несколько раз стукнул себя кулаками по бедрам, прежде чем "распечатать" послание. "Так Илона или Милена?" Это было все, что написала мне Преступница. Ни приветствия, ни слова о внешности, о фото и вообще о знакомстве. Непроста, ой непроста. Господи, что ей написать? "Умоляю Вас не прерывать общения. Мне кажется, я Вас знаю. Развейте мои сомнения! Вы до 17 лет жили в четвертом подъезде, на седьмом этаже, в сорок втором доме. Скажите, так это или нет?". Отправив это сумбурное послание я вдруг пожалел о содеянном. Что ты натворил, дурья башка, что за муть ты ей написал, а вдруг это не она... Кто "не она"? Не Преступница? Это именно Преступница. Да, но вдруг она не та самая девчонка? "Если Вы разыскиваете кого-то, обратитесь в соответствующую службу. А в каком подъезде жили Вы?". Ну что я говорил! Она и есть! Иначе с какого прикола она бы стала меня спрашивать...
С бешено колотящимся сердцем, глубоко дыша, я стал прикидывать, что ей написать. Она у компьютера, а это значит, что сейчас может получиться более-менее реальный диалог.

О эта влюбленность! В кого, как, почему? Но это самая настоящая эйфория влюбленности, причем совершенно не похожая ни на какую из прежних. У меня никогда не было армянки. Слишком юным покинул я блокадный Ереван, где прожил всего три года после переезда, едва окончив там русскую школу. Может быть, в этом дело, - в том, что она из наших? А вот и тема для вопроса. Только спокойно, Горыныч, не проявляй особой восторженности, это их раздражает, особенно, когда они не уверены, кто на том конце коммуникации. "Жил я в пятом. И я на три года моложе Вас. Кажется, уже в пролете. Вы ведь написали, что знакомитесь только с теми, кто старше Вас. Впрочем, наше знакомство все равно вряд ли состоится, потому что я ищу для себя именно армянку. А вы, возможно, и не армянка вовсе". Отправлено. И дуролом же ты, Горыныч, честное слово. Ну и текстик! Ладно, неважно, она уже в контакте. Что-нибудь да отстукает.


Я носился в перерывах между посланиями на кухню, хватая там то я яблоко, то крекер, то картонку с молоком.
- Что с тобой, малыш мой? - Танька, совершенно обнаженная, прищурившись от света, стояла в дверях спальни, когда я возвращался из кухни, держа тарелку с печеньем, - почему ты так громко смеялся?
- Смешно было и смеялся, чего выставилась? Ну-ка свалила...
Провоцируешь скандал, Горыныч? А не рискуешь ли ты? Рискую - чем? Тем, что она поссорится со мной и бросит меня? А разве ты забыл, как год назад, отправляясь по твоему указанию на второй аборт, она обещала, что не вернется к тебе, и что же? Вот она, во всей красе, вытянулась тут...
- Горыныч, родной, поговорим? - Танька забрала у меня тарелку и прошествовала с ней в гостиную, где орал телевизор и мерцала на мониторе страница моего личного ящика.
Нет, она вообще не смотрит в строну компьютера. Она ласково и даже жалобно смотрит прямо на меня.
- Не могу я больше так, маршрутка, метро, потом пешком, и эта погода... Ну почему ты не купишь мне машинку, ну хоть какую...
- Танька, не беси меня, я тебе уже все сказал про машину, - ездишь общественным транспортом и сопишь в две дырочки. Иди спать.
- Погоди, я еще не все сказала... - голос ее стал нейтральнее и даже тверже.


Однако, эта перемена в ее интонации мне была сейчас совершенно фиолетова, и она не могла этого не почувствовать.
- Ну что там у тебя еще? Купить завтра итальянских сухарей для твоих котлет? - еле сдерживая бешенство, я уже сидел у монитора.
- Нет... сухарей не нужно...Но в третий раз я не пойду на аборт.
Так... снова-здорова. Эта особа всерьез решила меня захомутать. И, черт побери, после разговора с матерью, зная ее настрой, я бы, возможно, и подумал над этим, если бы не... Ты о чем, Горыныч? Об этом безликом объявлении и паре-тройке эпизодов из детства? Ну, вроде бы да. Как это ни странно, ни абсурдно, ни глупо... а не встреть я этой объявы, все мое поведение, тем более, после маминого одобрения, было бы совершенно иным. Да не волнуйся ты так. Где два раза, там и три. Не хочу и не могу думать о будущем с ней. Не мог раньше, а теперь - тем более.


- Ты ведь на таблетках...
- Но иногда бывают осечки... - промямлила она.
- И что ты предлагаешь?
- Ну... мы ведь так хорошо живем.... душа в душу... Мне кажется, мне не будет ни с кем так хорошо...
- Таньк, нет, я тебя прошу, я не готов. Честное слово, я не держу тебя, ты можешь создать семью, если считаешь что готова, но я не готов.
- Говоришь сам не понимаешь что! - Танька расплакалась и бросилась в мои объятия. Я не мог устоять против ее слез.


Гладкое белоснежное тело судорожно тряслось в моих руках, и я, наткнувшись пальцами на шрамик на ее плече, стал отвлекаться на мысли о нем, чтобы не попасть снова в этот омут страсти, поглощающий, отупляющий и бессмысленный. Шрамик, который Танька схлопотала в подростковом возрасте, - будучи еще в Липецке, поцарапавшись о торчавший из забора гвоздь. А к забору-то небось тебя какой-нибудь пацан припер в порыве сперматоксикоза. Вот и сидела бы, Танька, в своем Липецке и не доставала тут меня. Москва-то не резиновая...

Как ни печально, в эту ночь Преступница не написала мне больше. Однако, она мне приснилась снова. Точнее, приснилась та бакинская девчонка, которую я твердо и четко с ней проассоциировал. Она в компании нескольких одноклассников возвращалась из фотоателье, где они снимались на комсомольский билет, а я, одиннадцатилетний пацан, пытался перейти улицу. Когда я, уверенный что опасности нет, сделал шаг на проезжую часть, одна из тех девчонок испуганно вскрикнула, и сильные руки семиклассника стащили меня с дороги за долю секунды до того, как выскочившее из-за поворота такси, визжа тормозами, пробуксовало прямо передо мной. Мне спасли жизнь, и это был реальный случай, однако тогда я его не запомнил, и никогда после этого о нем не вспоминал, и тут он мне приснился. Что же было потом? Ох уж эта Танька со своими вечными ночными пинками... такая милая и спокойная в жизни, а когда спит - егозит немерено.


Посмотрев на часы, я решил, что лучше встану в пять утра, зато днем отосплюсь спокойно, без пинков. Потом вдруг я почувствовал необычайный прилив энергии и одновременно с ним - желание включить компьютер. Несмотря на внеурочный час, я был уверен, что есть от Преступницы ответ. Однако, меня ожидало разочарование. И на что ты рассчитывал, интересно... что она не спит ночами, просиживая у монитора? При мысли о бессоннице я вдруг вспомнил, как в одну из новогодних ночей моего детства, когда выпал редкий для моего южного города снег, народ повалил на улицы - играть в снежки. Люди практически не различали кто есть кто, и искренне, по-детски радовались происходящему. И она, Преступница, тоже была во дворе, только, в отличие от всех остальных, опять сидела на качелях неподвижно и уставившись в одну точку.
"Почему ты не качаешься?".
"А зачем мне качаться?".
"Качели - для того, чтобы качаться!".
"А жизнь для чего?".
"Для того, чтобы ее проживать!"
"А почему же мы ее не прожили?"
"Что?"
Минуточку, это что, снова сон? Неужели я задремал? Ведь только что был полон бодрости и энергии.


Наскоро одевшись и схватив с комода ключи от машины, я галопом направился к гаражу, завел машину и поехал на Проспект Мира, в тренажерный зал моего близкого друга, Олега. Зал работал круглосуточно, и я мог быть уверен, что даже в шесть утра смогу позаниматься. Хотя на самом деле сюда меня всегда приводило нечто иное, чем просто потребность размяться физически. Я тут бывал каждый раз, когда возникали серьезные неурядицы в бизнесе или волнения иного рода. В последний раз я был тут месяц назад, когда арестовали моего школьного друга по Еревану, Ашота, за махинации с поддельными корочками и регистрацией в Москве. Он, конечно, очень скоро откупился, но только занятия в этом зале позволили мне не сорваться в те дни и отвлечься от мысли, что факт нашей с ним дружбы может "всплыть" в ненужный момент. Точно так же был обеспокоен и Завен. Однако все обошлось как нельзя лучше. А еще я был тут после того, как Танька отправилась на второй аборт, заявив, что не вернется. Не скажу, что отнесся тогда равнодушно к ее словам. Все-таки, не каблук оторвался. В конце концов, она действительно прекрасный человек и замечательная подруга. Я не хотел тогда, чтобы она так вдруг просто исчезла из моей жизни. Именно поэтому я и поехал за ней. И даже взял букет. Возможно, сейчас я уже и думаю, что не должен был тогда возвращать ее. Однако, судя по той легкости с которой она меня простила, я имею основания считать, что она бы вернулась и сама, - под каким-нибудь предлогом.

Заставляя себя признаться самому себе в том, что мне хорошо с ней, что она - идеальный вариант для меня, я то и дело наталкиваюсь на какой-то необъяснимый внутренний протест. Потом я заставляю себя усиленно выискивать у нее недостатки, но что бы я ни обозначил, в итоге оказывается лишь следствием ее любви ко мне, ее женственности и хозяйственности. Более того, я буду чудовищно неправ, если скажу, что она неинтересна в общении или с ней не о чем говорить. Но чем дольше и больше я думаю о ее качествах, тем более отчаянно мое желание изменить свою жизнь, - изменить так, чтобы Таньке в ней не было места.
- Перебарщиваешь, парень...
Возле меня стоял поджарый русский мужик высокого роста и, постукивая по бедру рукой с болтающимся в ней полотенцем, встал в выжидательную позицию.
- Да, пожалуй, - заметил я и освободил тренажер.

Вот и народ начал подгребать, - деловой свет Москвы нового поколения, - здорового и лишенного неподобающих комплексов. Перед рабочим днем - непременно зарядиться. Я стал направляться к беговой дорожке на другом конце зала, у входа, и уже почти дошел до нее, когда увидел, как в зал вошла дамочка, от вида которой я невольно замедлил шаг и остановился. Нет, она не была яркой красавицей или какой-то известной личностью. Она даже не была одета для зала, - на ней было облегающее джинсовое платье и высокие сапожки на большой платформе. Я даже успел удивиться тому, что ее вообще пропустили сюда в таком виде. Однако не это заставило меня застыть, еле скрывая внешние признаки бешеного волнения. Дело было в том, что я будто узнал ее, и с какой-то странной обыденностью решил для себя, что это она, Преступница. Однако, посмеявшись над своей впечатлительностью и над нулевой вероятностью того, что это может быть она, я оттолкнул от себя эту мысль. Впрочем, это не помогло мне отвести от нее глаза. Я все еще взглядом провожаю ее.

Увидев, с какой спокойной уверенностью она прошествовала по залу, я понял, что она скорее всего жена или подруга одного из совладельцев. Подойдя к Поджарому, она нежно поцеловала его, получив в ответ не менее нежный, но довольно короткий поцелуй, словно он не желал марать ее своим атлетическим потом. Потом они в обнимку направились к выходу, разговаривая вполголоса.
- Тебя отвезти?
- Да, только поторопись.
- А дети?
- Их уже отвезли.
В тот момент, когда они на пару секунд остановились возле двери, чтобы приноровиться к выходу, что-то заставило меня выкрикнуть:
- Преступница!

После этого я продолжал смотреть на нее, не обращая внимание на присутствие мужа. Внешне мой выкрик никого из них не впечатлил. Поджарый-то наверняка считал меня не вполне нормальным уже тогда, когда ему пришлось дожидаться меня у силовой машины.
Он пропустил ее первой в стеклянную дверь, а она, дожидаясь его, одарила меня через стекло коротким, но настолько многозначительным взглядом, что я - снова с заметной обыденностью! - осознал: нет других Преступниц. Преступница - одна, и я не мог не узнать ее.


Сегодня суббота, выходной, но присутствие Таньки ничуть не помешало мне преспокойно усесться за компьютер и ринуться в почтовый ящик, даже для вида не погоняв стрелялки. Во-первых, во мне возникло чувство полнейшего безразличия к тому, как она прореагирует, прознав о моих "интернетовских похождениях". Во вторых, она занялась стиркой и уборкой, что никак не могло позволить ей сколько-нибудь сосредоточенно и осмысленно пронаблюдать за моими действиями. Кроме того, я уже могу писать Преступнице прямо из своего почтового ящика, не залезая на яркий и мерцающий сайт знакомств, - так как у меня уже есть несколько сообщений от нее.

Не обнаружив от Преступницв послания, я решил написать ей с новой интригой: "Вот как, - Преступница, оказывается, замужем! Странно-странно для замужней дамы оставлять объявления на сайтах знакомств. К тому же, как я успел понять из увиденного, вы в прекрасных отношениях с мужем. Как все это понимать?". Ответ пришел минут через сорок. "А вы разве не женаты?". Вот-вот. Ни малейшего недоумения, на капли смущения, никаких попыток оправдаться. Какие теперь могут быть сомнения в том, что я видел сегодня именно ее? Разволновавшись как от ее реакции, так и от самого ее вопроса, я встал и принялся прохаживаться по комнате. Потом вдруг схватил сигарету с зажигалкой, прикурил и... сел снова к монитору. Стоит ли удивляться тому, что через минуту в комнату влетела ополоумевшая от столь невероятной моей выходки Танька и, остановившись на полпути ко мне, словно вовремя вспомнив, что со мной не пройдут те же номера, какие она наблюдала у себя дома между своими родителями, - замерла с вопросительным взглядом.


- Да, мне неохота выходить в подъезд, у меня здесь срочные дела, принеси пепельницу, - произнес я в ответ на ее остолбенение.
- Горыныч, пожалуйста, не кури в квартире...
- Танька, пепельницу тащи и не умничай...
Кажется, смирившись с ситуацией, она решила снять напряженность:
- А волшебное слово?
- "Бегом"!

Как ответить на вопрос о том, женат ли я? А женат ли я? Нет! Значит, пишем, "нет"? А не женат - стало быть, свободен? А свободен ли, если вокруг тебя снует вот это прелестное создание, которое тебя безумно любит, которое создает тебе нечеловеческий уют, и которое ты время от времени поимёбываешь, и в данный момент оно носит под сердцем результат этого фееричного действа?.. Итак, свободен? Несостыковочка однако. "Горыныч вынужден признаться Преступнице, что, хоть и не женат, но находится сейчас в довольно удручающей, хотя и не лишенной приятных моментов связи".
- Горыныч, ты знаешь, Светка пыталась покончить с собой, а сейчас ее поместили в стационар для психически неуравновешенных.
Танька стояла за моей спиной, держа пепельницу.
- Не понял... твоя Светка, которую уволили из офиса Сафарова?
- Ну да, кто же еще...
- Кто сказал тебе? - отправив послание, я забрал пепельницу, поставил ее слева на компьютерный стол и свернул страницу моего почтового ящика.
- Ее мать звонила, сообщила. Сказала, что она пыталась вскрыть вены. Я предложила заехать, навестить ее, но мать ответила, что она уже в клинике, и к ней пока нельзя.
- А что вообще случилось, почему она так?
- Ты знаешь, ее мать сама хотела это выяснить именно у меня, как у ее самой близкой подруги. Но я, честно говоря, теряюсь... ну, не из-за увольнения же!
- Ну хорошо, а что она говорила, чем проявила то, за что ее в клинику замели?
- Мать рассказывает, не в себе была, говорила, что жить теперь не хочет, что ее жизнь теперь лишена смысла...Кричала, рвала на себе волосы, представляешь?
- Светлана? - я опешил.


Эта молодая женщина - не только близкая подруга моей Таньки, не только одна из сотрудниц в офисе моего делового партнера Гариба Сафарова, - она вообще одна из самых уравновешенных и здравомыслящих людей, - не женщин, а именно людей! - каких я когда-либо знал. Новость о ее поступке оказалась насколько неожиданной для меня, настолько и невероятной, даже абсурдной.
- Хорошо, Танька, я свяжусь с Гарибом, постараюсь узнать, что там произошло. Мне самому уже стало интересно.
- Ты, все-таки, думаешь, что это связано с работой, Горыныч?
- А с чем же еще? Личной жизни у нее ведь не было никакой...
- Да, не было... Я просто теряюсь, Горыныч, мне даже страшно...
Я промолчал в ответ, и Танька, кажется, сочла возможным перейти на эмоциональный шантаж.
- А знаешь, я ведь тоже иногда думаю... что могла бы вот так же как Светка... особенно теперь... - она сделала самый ненавистный для меня жест - погладила рукой свой живот, как если бы это уже был живой ребенок.
- Бергеру позвонила уже? - со скучающим видом, пропустив мимо ушей ее слова и не проявив внимания к ее жестам, я сделал последнюю глубокую затяжку и загасил сигарету, - договорилась, когда на аборт? Или мне это самому сделать?


Танька опустила глаза и, казалось, вот-вот расплачется.
- Сразу видно, что ты не понимаешь, о чем говоришь... помнишь, я давала тебе читать...
- Танька, не будь занудой. Все эти твои околонаучные фильмы об абортах и беллетристические статейки для средних умов меня никогда не трогали и не убеждали. Не пытайся снова со мной поссориться, прошу тебя...
- Ты знаешь, пока тебя не было, звонила твоя мама, мы познакомились, поговорили... она все знает, и она хочет, чтобы мы...
С какой-то невиданной силой кровь хлынула мне в голову. Я встал прямо перед ней и схватил ее за плечи.
- Моя мать... она сегодня же от меня узнает, что все, что ты ей наговорила - твои дешевые выдумки, поняла?
- Но ведь это не выдумки...
- Нет, это выдумки! Все это плод твоего воображения.
- Как? То, что мы прожили и пережили столько вместе...
- Так было лишь потому, что тебе этого до смерти хотелось, а меня более-менее устраивало. Но это не предел моих мечтаний, запомни. И ребенок тебе никак не поможет, а лишь покалечит жизни нам обоим... Оцени то, что я честен с тобой.

Наконец, Танька не выдержала и расплакалась. Вот что я никогда не мог спокойно воспринимать. Усевшись за монитор с лицом человека, выполнившего свой долг, я снова открыл почтовый ящик. Есть послание. Но я не стал его "вскрывать". Как я могу читать послание от самого желанного для себя собеседника под отчаянные рыдания несчастной девушки?
- А твоя мама... твоя мама сказала, что ты такой замечательный... она меня обещала научить готовить то, что ты любишь!..

Продолжение следует

[Bagirka]

Ох уж эти женские приемчики! Ох уж эти нелепые поговорки о пути к сердцу через желудок! Ох уж эти мамы, готовые нахлобучить на шею любимому сыну какой угодно хомут, только бы иметь возможность "понянчить внуков"! И почему они, женщины, так примитивно рассуждают о нас, венцах природы... Они уверены, что с легкостью могут помыкать нами, играть на наших слабостях, шантажировать своими эмоциями. Простите уж меня и мать и Танька, но если я и позволю какой-либо женщине помыкать собой, то это будет исключительно "особый случай". Все эти мысли пронеслись у меня в голове в то время, как я набирал ереванский номер, чтобы поговорить с мамой, пока они еще не легли спать, - там время на час опережает московское.

- Отец... поздравляю, родной, с прошедшим днем рождения. Мне так стыдно, что я расстроил вас...
- Ничего, Горик, о чем ты говоришь, разве мы не понимаем, что ты человек занятой, что у тебя много других проблем в жизни, не переживай так за нас, ты и без того много для нас делаешь.
Уважаю тебя, отец. Ты настоящий друг. Знаю ведь, что рискуешь наслушаться упреков от нашей мамы за такую "непедагогичную снисходительность" к непутевому сыну, за несоответствие между ее "показаниями" и твоими. И еще больше благодарю тебя за эти слова. А если быть до конца честным, то именно мысль о тебе и твоих чувствах доставляет мне радость и умиротворение, когда я думаю о будущей семье. Может быть, ради тебя я готов бы был... ну скажи мне это, скажи! Быть может, это и есть танькин шанс!

- Ты что-то сказал, пап, я не расслышал, что-то шипело в трубке...
- Я сказал, самое главное, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы ты был здоров, - весело повторил отец.
- У меня все отлично, пап, не сомневайся, - я сделал выдох облегчения, - может быть, весной приеду к вам, в апреле-в мае.
- Правда? Ну, отлично. Один приедешь?
- Да, папа, один, мне не с кем приезжать, - я покосился на Таньку, жадно прислушивавшуюся к нашему разговору, и заметил, как она обмякла от последних моих слов.
- Ну, приезжай один, Горик, приезжай. Главное, что мы тебя увидим, а там видно будет.
- Что видно будет, папа? - рассмеялся я.
- Что нам покажут, то и видно будет, - отец рассмеялся тоже.
- Ну что ж, пусть покажут, я не против, вдруг что-то из этого получится!


Как ни странно, мысли о неизбежном сватовстве при щедром выборе из нескольких ереванских девушек, которые сочтут манной небесной замужество за обеспеченным москвичом, мне совершенно не претили. Они мне были даже приятны.
- Как ты сам, папа, здоров?
- Я всегда здоров, Горик джан, когда у нас все хорошо, мне больше не на что жаловаться.
- Ну смотри, папа, держись.
- Твоя мама у меня трубку отбирает, давай, не пропадай надолго, звони.
- Папа, здоровья тебе, береги себя. Мама... нет, мама ты послушай...Мама, не говори этого там, при отце, я не хочу, чтобы он слышал эту ерунду... Да, да, именно ерунду... Да ничего похожего, все это ее фантазии... Мама, ты женщина, и тебе виднее, на что способны девчонки, но я тебе повторяю: ничего подобного нет. Я - да, я сказал все как есть, но кроме того я сказал, что... что не люблю, а это все меняет... Да просто так, перебиваюсь, неужели не понятно? Заставляешь произносить это вслух... - покосившись в сторону кресла, где сидела Танька, я обнаружил его пустым. Пройдя с телефоном в спальню, я увидел, что она яростно швыряет одежду в чемодан, - Ну все, мама, мы потом поговорим, сейчас у меня дела, я позвоню как только смогу. Целую вас.


Татьяна Михайловна решила устроить очередную сцену расставания. На этот раз - ночную. Прекрасно сознавая, что никуда я ее ночью выпускать не стал бы. Премиленько! А может быть, пусть катится? А, Горыныч? Э, нет, дорогой. Это как-никак твоя жертва. Ты приручил ее, вот теперь и неси за нее ответственность.
- Танька, если ты хочешь со мной расстаться, я не против, честное слово. Только не сию минуту. Я не желаю нести пожизненную ответственность за твои безрассудства. Поэтому, пока не сделаешь аборт, - ты из поля моего зрения никуда не денешься. И это лучше прежде всего для тебя.


Остановившись на пару секунд с кучей сумочек в охапке, она потом как попало пошвыряла их в чемодан и, рассовывая по щелям между одеждой, туфлями и книгами, с искаженным от отчаяния лицом бормотала:
- А вот этого ты меня не можешь заставить сделать. Если я расстаюсь с тобой не по своей воле, то наш ребенок - это уже только мой ребенок.
Слыхал? Что делать? Они ведь всегда так говорят поначалу, но на уме-то у них одно! Этот "только ее ребенок" станет твоим пожизненным клеймом. Она будет одолевать тебя звонками о его первых зубках, о его коклюше, о его первых шагах, первых словах, о его вопросах про папу, о его первой драке, первой сигарете, о его женитьбе... Действовать силой или хитростью? Какой к чертям силой? Приковать ее к трубе?
- Погоди, о каком вообще расставании "не по своей воле" ты говоришь? Я, кажется, тебя не гнал. Я лишь ясно и четко дал понять своей матери и тебе заодно, что все, что вы с ней там напрограммировали без моего ведома - это чушь. И я прав.


Погляди-ка, кажется сработало. Как они податливы и доверчивы, эти безнадежно влюбленные девчонки! Малейший признак внимания - и они готовы растаять и, вдохновленные новой зыбкой надеждой, броситься в тот же омут, из которого можно было уже много раз выбраться - пусть даже с кровью и болью, - но выбраться! - и начать новую жизнь.
- Ты можешь оставаться со мной, тебя никто не отвергает как подругу, как партнершу, как близкого человека. Ложись-ка лучше спать, утро вечера мудренее.
Я потратил еще более часа на то, чтобы урезонить Таньку, успокоить ее и уложить спать, предварительно продемонстрировав ей, как она умеет меня возбудить и удовлетворить. Около двух часов вне контакта. Неужели Преступница все еще на линии? Ведь если не отходить от рисующихся мне картин, то у нее семья дети, а время сейчас как раз... "семейное". Однако, нужно еще прочесть нераспечатанное послание...


"В наше время каждый уважающий себя человек может состоять в не лишенной приятных моментов, хотя и удручающей временами связи. Это не в счет. Стало быть, Вы свободны!"
"Если Вы столь демократичны в этих вопросах, то, пожалуй, я свободен, тем более, для Вас! Однако, мне не дает покоя мысль о Вашем замужестве. Ведь у Вас наверняка и дети есть, насколько я понял..."
"Вы собрались на мне жениться?"
"Я допускаю все что угодно, Преступница (кстати, Вы так и не звали своего имени). Я уже имел удовольствие прожить с бездетной незамужней личностью, замечательным человечком, доброй подругой, безумно красивой и нежной как мягкая игрушка. Это не принесло мне удовлетворения. Мне все еще недостает чего-то".
"Понимаю. Бесимся с жиру, причем оба. Ну что ж, бывает. Спокойной ночи".


Итак, она больше не напишет сегодня, наверняка ушла спать. Но ответить ей - нужно. Хоть завтра и воскресенье, она, надеюсь, найдет время посидеть у монитора с полчасика и прореагировать на мои слова. А для того, чтобы она наверняка прореагировала, нужно написать что-нибудь эдакое.
"Понимаю Вашу иронию, однако вынужден с прискорбием констатировать, что на самом деле красота и личные качества женщины, как оказывается, не способны дать мне внутреннего удовлетворения. Мне нужны шторм, буря, страсть. Причем, страсть не столько телесная - она преходяща, - сколько личностная. Почему бы нам с Вами не поделиться общими воспоминаниями? Вы помните меня? Я, как я уже говорил, жил в пятом подъезде Вашего дома в Баку, меня зовут Гор, и я на три года младше Вас. Мы оба учились в четыреста шестой школе. А сегодня ранним утром Вы видели меня в "Аяксе". Вспомнили?"


Да, рискованное послание, но пусть отправляется. Я почти уверен, что не ошибаюсь. Хотя бы потому, что не логически и не намеренно обдумывал и рисовал себе ее образ. Картинки и ассоциации приходили сами, и сны тоже. Если это не она, не Илона-Милена из моего детства, то... мне эта Преступница не нужна!


Во сне же я ругался с мамой. Только не с нынешней мамой, а с той, из города моего детства. Она требовала, чтобы я был дома не позднее десяти. Она кричала: "Ты доведешь меня до могилы своими выходками! Думаешь, поступил в институт, и можно теперь до ночи гулять с женщинами?"
- Я не с женщинами, мам, ты же знаешь, с кем я и почему.
- Я ничего не желаю знать. Тебе сейчас не до любви, ты в Армию идешь в мае, два года тебя здесь не будет, она тебя что, ждать станет? Она старше тебя, у нее живо найдутся другие кавалеры!
- Мама, я побежал, если буду поздно не волнуйся!


Потом вдруг я переношусь в пустой ночной вагон бакинского метро, где жадно и по-юношески нелепо целуюсь с Преступницей. Я знаю точно, что она уже на четвертом курсе. Но я намного выше ростом, я плечист, я выгляжу вполне достойно рядом с ней. Она то уворачивается от моих поцелуев, то вдруг нежно и робко отвечает на них. Я испытывал во сне ощущение самой что ни на есть реальной жизни и самых ярких чувств.


И во сне я ни на секунду не задумался о том, что я вообще-то делаю в таком возрасте - да в вагоне бакинского метро? И с какой стати Преступница - на четвертом курсе филфака в Баку, если на самом деле она уезжала поступать в Ереван.
Затем наступил какой-то провал, и я вдруг вижу себя сидящим за металлическим столом - солдатом в Армии, - пишущим в Красном уголке письмо - родителям, в Баку. И передо мной возникают строчки, а я лишь после их обвожу. "Спасибо, мама что ты дала мне эту жизнь. Я люблю эту жизнь, я не хочу никакой другой жизни". Стоит ли говорить, что на самом-то деле служить по призыву в Армии мне так и не пришлось.

- Позвонила Бергеру? - спросил я Таньку сразу, как только вышел из спальни и застал ее готовящей на кухне кофе.
- Нет, я только что проснулась, - спокойно ответила она, - тебе кофе сделать?
- Позвони, пока он не ударился в свои дела, уже почти одиннадцать...
- Но сегодня ведь воскресенье, - Танька пытается хоть на один день оттянуть разговор, словно от этого что-то изменится, и я за этот день воспылаю неземной любовью к ней и к ребенку.
- Ничего страшного, он свой человек, поймет, тем более, дело житейское, - что я так завелся, в самом деле. Я так спешу, будто боюсь, что за этот день успеет родиться ребенок.
- Малыш мой... а что если после этого я больше не смогу быть матерью? Мне Бергер говорил в прошлый раз, что...
- Танька, врачи, - они любят мудрить и наставлять. Перестраховщики. Ничего тебе не сделается, ты здорова как лошадь.
- Но дело не в этом, как ты не понимаешь...
- Короче, Танька, либо ты будешь делать аборт, рискуя никогда не стать матерью, либо будешь матерью одиночкой. Не сомневайся в этом. Ребенком ты меня не привяжешь.
- А я разве собиралась тебя привязывать...
- Не знаю, Танька, тебе виднее, что ты там собираешься или нет, но я честен с тобой.

Немного помолчав в задумчивости, она вдруг произнесла:
- А почему ты не можешь меня полюбить, Горыныч? Скажи, может быть, тебя раздражает что-то...
- Я не знаю, Таня, не спрашивай меня... ты ведь такая умница, - я скривил лицо в нелепой улыбке.
- Да я-то умница, - Танька улыбнулась, впрочем, не без грусти в глазах, - и я прекрасно вижу, что у тебя что-то случилось на работе... и ты, наверное, уже не уверен в своем будущем, потому и не хочешь ребенка.
- Танька! - я не смог удержаться от смеха, услышав столь нелепую версию, - Ты что, с дуба рухнула? - у меня никогда еще не шли дела так прекрасно как сейчас! - я со знанием дела постучал по дереву. Однако, Таньку, кажется, не особо обрадовало это мое заявление.

- Я не понял... где мой кофе?
- Но я ведь тебя спросила, ты ничего не ответил.
- Раз не ответил ничего - значит, молча наливаешь, разве не понятно?!
- Как?
- Каком кверху! - проорал я, - если бы я не хотел, я бы сказал "нет, не наливай"!

Наступило напряженное молчание, и перед моими глазами вдруг снова возникла картинка из школьного детства, которую я никогда раньше не вспоминал. Это был день самоуправления в школе, когда старшеклассникам из девятых и десятых классов позволили выполнять всю работу взрослых: учителей, вахтеров, техничек, буфетчиков, кроме, пожалуй, поваров в буфете. Учителя же и остальной персонал находились в учительской и лишь время от времени прохаживались по коридорам, чтобы убедиться, что школа как минимум не растаскана по кирпичикам.
Во время обеда на Большой перемене мы, семиклассники, сидели в ряд за столами в школьном буфете и уже доедали "второе". Когда за моей спиной весело прозвучал снисходительный вопрос : "Налить еще компота?", я растерялся и ничего не ответил, но мой пустой стакан все равно был снова наполнен компотом из сухофруктов.

Аромат кофе из чашки, которую Танька поставила передо мной, вернул меня в реальность, и я почувствовал, насколько он мне нов и неприятен.
- Сухофрукты есть у нас?
- Что? Сухофрукты? Нет, малыш, а что?
- Как же так вышло что в доме нет сухофруктов?
- Горыныч, милый, я очень терпелива и покладиста, но зачем делать из этого спектакль, тем более, когда зрителей нет.
- Не заморачивайся, это я так, просто спросил. Подумал, если есть сухофрукты в доме, то хорошая хозяйка, - женюсь. А нет сухофруктов - значит, не судьба...
На Таньку было жалко смотреть. Она не знала, воспринимать ли ей мои слова всерьез, но и не смела спросить об этом.
- Почему именно сухофрукты? Может быть, грецких орехов или семечек нажарить...
- Ладно, проехали. - Я встал из-за стола с целью направиться к компьютеру.
- А кофе?
- Не хочу, передумал.

Однако, до компьютерного стола я так и не дошел. В дверь позвонили. На пороге стояла Агнесса Викторовна, мать Светланы. На эту красивую, всегда элегантную и слегка высокомерную даму сейчас было страшно смотреть. Она словно постарела лет на двадцать. Хотя, как я понял, она просто не выполнила сегодня своего традиционного утреннего туалета, который наверняка занимал у нее не менее трех часов. И вполне понятно: такая история с дочерью...
- Мне нужно поговорить с Татьяной... и, возможно, с Вами тоже, Гор.
- Пожалуйста, не стесняйтесь, добро пожаловать, Агнесса Викторовна, я только оденусь, простите меня за такой вид, я только проснулся...
Когда я, более-менее прилично одевшись, - в джинсы и свитер, а не в спортивку, как обычно дома, явился в гостиную, Танька уже накрыла кофейный столик для Агнессы Викторовны.

- Как жаль, что у вас нельзя курить...
- Что вы! - Танька смущенно покосилась на меня, наверняка вспомнив вчерашний "прецедент" - у нас уже можно курить.... с некоторых пор.
- Спасибо... Татьяна, я уверена, что вы что-то знаете... то есть, больше, чем говорите, - она сделала затяжку, и я тоже потянулся за пачкой сигарет.
- Я сама в растерянности, Агнесса Викторовна. Просто не знаю что и предположить.
- А вы, Гор, что думаете? Все-таки, вы близкий друг Сафарова...
- Я бы не назвал себя именно другом, те более, близким... - Сафарова. Но знакомство у нас достаточно долгое и мы регулярно встречаемся в одних и тех же компаниях...
- Я не могу находиться в неведении, мне непременно нужно знать, как моя дочь могла так поступить с собой, со мной, со всеми, кто ее любит...

Агнесса Викторовна, при всем моем уважении и восхищении ее элегантностью, статью и стилем, никогда не вызывала во мне восторгов как мать. Светлану она с детства держала в ежовых рукавицах, девочка росла без отца, - тот наверняка не выдержал нудного и педантичного поведения своей "высокопарной" супруги и нашел себе что-то попроще. Светлана же училась наотлично, и прилюдно плакала из-за любой четверки или даже "пятерки с минусом". Мать заставляла ее десятки раз переписывать любой ошибочно написанный пример или предложение. Контроль этот не прекращался никогда, и я уверен, что о каждом своем шаге Светка вынуждена была докладывать матери, - возможно, даже не без удовольствия. Между ними при этом каким-то странным образом воцарились достаточно теплые отношения, в личная жизнь у Светланы так пока и не сложилась, как, впрочем, и у ее матери после развода с отцом. Мужчины не увлекались Светланой, - и это при хорошей внешности, домовитости, тихом и мягком характере, образованности, многогранности, - играет на фортепино и гитаре, рисует и даже танцевала когда-то в балетном классе.

- Агнесса Викторовна, я просто не представляю, как ваша дочь могла бы что-то от вас скрывать, - заметил я, решив по возможности порадовать ее "комплиментом" по поводу их теплых и искренних взаимоотношений.
- Но тем не менее, скрывала! - отчеканила она в ответ настойчиво и даже с упреком в голосе, будто я в чем-то виноват, - вот я была сегодня с утра в клинике...
- Вы видели Свету? Как она? - воскликнула Танька, чуть ли не подскочив от "новости" - Я бы поехала с вами, если бы вы меня предупредили!
Уязвленная тем, что ее перебили, Агнесса Викторовна сделала торжественно-недовольное лицо, выдержала многозначительную паузу и продолжила свою фразу, повторив ее сначала:
- Я была сегодня с утра в клинике, Светлана спала, ей сделали укол. Мне разрешили посидеть с ней и, когда действие успокоительного стало сходить на нет, моя дочь стала бредить... но я уверена, что она имела в виду реальные события. И если я смогу, когда она поправится, выпытать у нее все до мелочей.... а я смогу, не сомневайтесь, - лишь бы она поправилась, - то этим людям не поздоровится, - ее лицо сделалось зловещим, но уже через миг снова обрело мученическую печать.
- Каким людям, о ком вы? - переспросил я.
- Она называла имена... не очень разборчиво, я не смогла запомнить все, но одно из них - Милена - я услыхала четко.


Продолжение следует.

[User]

Багирка у тебя всегда герои получаются такими нелепыми .. ?
а то ни рыба ни мясо, хватит эли этих хлюпиков, маминькиных сыночков и подкаблучников, пускай он убьётца оп монитор компьютера.

[Gelios]

А мне нравится а где продолжение?

[Мукик]

Мне тоже интересно с нетерпением жду продолжения