View Full Version : Ованес Шираз. Hovhannes Shiraz. Հովհաննես Շիրազ
ОВАНЕС ШИРАЗ 1915-1984
Беспощадная депортация и резня западных армян сделала вдовами и осиротила многие тысячи матерей и детей, бросив их на произвол судьбы.
В те трагические дни 27 апреля 1915 года, через три дня после резни армянской интеллигенции, родился Ованес Татевосович Карапетян. Детство Ованеса прошло в самые трагические времена армянской истории, в голоде и нищете.
Ованес впервые обратил на себя всеобщее внимание в 1935 году, опубликовав свой первый сборник лирических стихов “Наступление весны”. Романист Адрбед назвал талантливого поэта “Ширазом” — “стихи этого юноши имеют неповторимый аромат свежих, покрытых росой роз, подобно розам Шираза”.
В 1937г. Шираз поступил в Ереванский Государственный Университет на факультет армянской литературы, где проучился до 1941г.
До своей смерти 14 марта 1984г., Шираз издал много книг — главным образом поэзия — а также квартеты, притчи и переводы, и наслаждался любовью и признанием повсеместно, как один из самых великих армянских поэтов своего времени.
Ованес Шираз, быть может, как никто другой из его современников — полностью, без остатка выявил себя в своих поэтических строках и строфах. Вся его жизнь — с воспоминаниями о печальном детстве, светлыми грезами юности, пьянящим ликованием зеленой голубой природы, с миром нескончаемых радостей и тревог его любви и ненависти, материнских и сыновних переживаний, патриотических порывов, нравственных исканий и убеждений — все это настолько органично вошло в его стихи, что судьба поэта отождествилась с его песней. Шираз вправе повторить известные слова: «Моя биография — это мои стихи».
В 1935 году увидел свет первый сборник стихотворений Ованеса Шираза «Предвесеннее». Название книги выражало главное содержание поэзии молодого автора, принесшего с собой свежее видение мира, горячую любовь к человеку, к жизни, к природе. Читателю полюбилась самобытная палитра Шираза, яркая образность, верность лучшим традициям армянской классической литературы.
В 1940 году, когда Шираз был студентом филологического факультета Ереванского государственного университета, вышла книга «Песня Армении», в которую кроме стихотворений автор включил несколько поэм. Уже в этих ранних сборниках, явившихся своего рода прелюдией творчества поэта, нашли отражение мотивы (природа, родина, мать, любовь), которые впоследствии стали «постоянными величинами» его поэзии. В сборниках этих Шираз выступает как поэт романтического мировосприятия, романтического стиля. В человеке его привлекают бурная эмоциональность, вдохновенная фантазия: отсюда яркая «ширазовская» метафора, звонкость красок, эпически-масштабные образы.
Для ранней романтической поэзии Шираза характерна тема безрадостного детства и свободной стихии природы. И хотя этот «автобиографический» мотив раскрывается на бытовом материале, он тем не менее наполнен значительным философским содержанием.
В годы Отечественной войны Шираз нашел свое место в рядах певцов бессмертия и славы Родины. В 1942 году вышел его сборник «Голос поэта», патриотические строки которого были с воодушевлением приняты читателем.
В том же 1942 году Шираз издает «Книгу песен», а в 1946 году выпускает сборник «Лирика».
Лучшие образцы творчества Шираза собраны в трехтомном сборнике поэта «Лира Армении» (первая книга вышла в свет в 1958, вторая — в 1965, а третья — в 1975 году).
Воспевая молодость отчизны и духовное возрождение советского человека, Шираз обращается к ассоциативному поэтическому ряду, в котором такие понятия, как зима и весна, горы и нивы, дальние дороги и недосягаемые вершины вырастают в романтически окрашенные художественные образы. Традиционные мотивы армянской поэзии освещены в творчестве Шираза светом современности и выражают совершенно новые идеи.
Снег плачет — то зима к концу идет,
А по размокшим рощам и лугам
Победно шествует весна вперед.
Завидую я гибнущим снегам —
Они весну рождают каждый год.
(Перевод И. Снеговой)
Излюбленные символы — образы раннего Шираза — весна и солнце — с годами обогащались все новыми и новыми красками. В весне поэт видит источник оптимизма и жизнелюбия, молодости мира и свободы. Пробуждение природы весной представляется ему возрождением красоты мира. И свои гуманистические идеалы он передает через образ весны.
Подлинным празднеством радости и жизнелюбия можно назвать стихотворение «Предвесеннее». Поэт с восторгом и ликованием переживает обновление жизни и делится своей радостью с людьми.
Для пейзажной лирики Шираза характерны высокие идейно-художественные качества. «Культ» природы в творчестве поэта — не пантеистическое ее обожествление. Красота и богатство мира находятся в гармоническом единстве с красотой и богатством человеческой души. (продолжение...)
(...продолжение)
Гуманистическое содержание творчества Шираза, его умение проникнуть в самую суть явлений особенно углубилось в произведениях военных лет. Его поэзия, как и прежде, продолжает быть насыщенной образами-символами, которые теперь обретают новую стилевую и эмоциональную нагрузку и философскую глубину. Орлы и вершины гор скалистые кручи и облака, громы и молнии, солнце и горизонт, — все эти образы-символы использовались автором для прославления величия духа советских людей, победивших смерть и злую силу. Поэзия Шираза военных лет исполнена непоколебимой веры в победу советского народа. В ней звучит пламенный призыв встать на защиту Отечества, спасти его святыни, которым угрожает враг. Стихи обретают силу и интонацию призыва, воззвания, обогащаются мужественными и суровыми ритмами, новым смыслом наполняются образы ранней лирики поэта.
Творчество Шираза в военные годы продолжает развиваться в русле традиций народного творчества и классической армянской поэзии. Но оно обретает и новое качество — на смену подчас наивным фольклорным представлениям приходит современное мироощущение, совершенствуется «стилистика» стиха.
Новым историческим содержанием наполняется в произведениях армянского поэта образ Родины, для создания которого Шираз обращается к разнообразным художественным приемам. Один из них — раскрытие этого понятия через характерные особенности родной природы. В стихотворении «Экспромт», например, в описании армянских гор он создает образ могучей и непобедимой Родины.
Для лирики Шираза характерна тема социалистического возрождения. Примером может служить стихотворение «Армения-мать.»:
Ныне вижу тебя, молодая отчизна моя.
Ты путями суровыми шла из далеких веков,
Побратим синеглазый вернул тебе свет бытия.
Ты свободна от древнего горя и тесных оков.
(Перевод В. Звягинцевой)
Черты подлинной народности присущи стихотворениям Шираза, посвященным матери. Развивая известные традиции армянской поэзии («Сон» С. Шахазиза, «Сердце матери» Ав. Исаакяна, газеллы В. Терьяна и Е. Чаренца), Шираз и здесь остается самобытным, поскольку подчеркивает в образе матери не трагическое начало, как это делали его предшественники, а прославляет .материнскую любовь как силу, дарящую человеку свет и радость.
Человек и природа, тайны вселенной, история и современность, жизнь и смерть — эти и многие другие философские проблемы. постоянно привлекали внимание Шираза, отражаясь в его творчестве, то «открыто», непосредственно, то в иносказательной, аллегорической форме.
Значительное место в творчестве Шираза занимают поэмы — «Раздан», «Наших сел имена», «Сиаманто и Хаджезаре», «Библейское» и т. д. Поэмы эти также проникнуты лирическими мотивами.
«Библейское» — лучшая поэма Шираза, выдающееся произведение в многовековой истории армянской поэмы, отличающееся философичностью содержания. Поэма эта, написанная в 1944 году, посвящена величию человека, его огромным созидательным возможностям. Она явилась не только своеобразным откликом па тему войны, ее философским осмыслением, но и произведением, которое на библейском материале ставило и решало проблемы современной жизни. Поэма послужила поводом для бурных споров, вызвала противоречивые мнения, а некоторыми критиками даже была объявлена «древней мистикой», «метафизическим откровением» и «проповедью ветхозаветных догм».
Обращаясь к широко распространенному в мировой литературе мотиву «земли и неба», Шираз не ограничивается воспроизведением библейской легенды о сотворении мира. Стремясь быть верным духу и характеру материала, поэт точно передает первоначальные представления о человеке, о боге. Но говоря о «много мудром неведомом творческом гении, который был первоосновой всего», поэт отнюдь не проповедует идею абсолютного духа, как утверждали некоторые критики. Напротив, — он отрицает идею божественного происхождения мира, утверждая всемогущество человека. Пройдя через поиски «творца, своего создателя», человек приходит к осознанию единственной истины:
Творца он не нашел, хотя прошел
Весь путь своей неутомимой мысли.
Кого искал одушевленный прах,
Дойдя до изначального истока?
Неужто только бесконечный страх
Загадка Бога и создатель Бога?
И понял он одним прекрасным днем,
Что Бог навеки поселился в нем...
(Перевод Л. Григорьяна)
Легенда о сотворении мира — лишь условная форма, в которой Шираз решает проблему могущества человека, подчиняющего себе природу, проникающего в тайны Вселенной. Основная тема поэмы — титаническая борьба человека с богом.
Но может возникнуть вопрос — каким образом эта поэма явилась откликом на войну? Речь идет, конечно, не о точном, зеркальном отражении. Связь поэмы с современной действительностью сложнее и глубже. Эпиграфом к поэме служит народный афоризм: «Бог дал боль горе, гора погибла, бог дал боль человеку — человек умертвил боль». В этих словах выражена, с одной стороны, мысль о могуществе человека вообще, с другой — идея о превосходстве прогрессивных сил человечества над силами ала и насилия.
«Человек — из чудес величайшее чудо», он прошел путь от робкого существа, пребывающего в страхе перед богом, до покорителя Bceлeнной, мужественного борца, исповедующего идеалы гуманизма и справедливости, — это философия борьбы свободолюбивого человека против сил мрака и зла.
Шираз вовсе не моралист в традиционном смысле слова. Он не проповедует, а переживает и при этом настраивает читателя на сопереживание, заставляет глубже вглядеться в простые явления, уловить В обыденном высокий смысл.
Весна, солнце, мир, цветы... В поэзии Шираза есть какая-то программная бесхитростность. Он отрицает «литературную изобретательность» и «ремесло», заменяя их «безыскусным искусством» и еще тем, что Ованес Туманян называл «божественным духом».
Переживание в стихотворениях Шираза возникает непринужденно, от сердца, ч не о г «умелости» профессионала; оно не тускнеет под давлением стихотворной формы — в его поэзии есть форма «внутренняя», «незаметная».
Разграничение поэтических тем у Шираза условно: он как раз принадлежит к числу тех поэтов, целостный поэтический мир которых трудно подразделить и раздробить по тематическому принципу, Шираз целен. Он может показаться внешне однообразным: бесконечные возвращения, лейтмотивы, сквозные темы... Словно подчиняясь внутренним законам природы, Шираз все повторяет и повторяет мотивы, выявляя каждый раз все новые цвета и оттенки, обновляя смысловые метаморфозы, воспринимая как бы заново внутреннюю глубину и богатство мира.
Будучи поэтом безграничного движения, обновления жизни, Шираз склонен к бурным и страстным краскам: если ручей — то водопад, если дождь — то не монотонный, а грозовой, с молниями. Главное же в его поэзии — ощущение взлета, полета, парения:
Плавно парят, парят и парят
Два моих коня, белый и черный...
(Перевод подстрочный).
Шираз стремится мыслить не обычными представлениями о предметах и явлениях, а как бы сгустками понятий. Он утверждает безграничное богатство и величие человеческой души.
В своих лучших стихотворениях Ованес Шираз стремится к достижению сложного духовного мира современного человека. Он сделал правильный выбор: скоропреходящим эстетическим новациям. неоправданному поэтическому нигилизму он предпочел живой народный дух и живое слово. Его не соблазнили ни ловушки моды, ни трели современного формализма. В правдивости и преданности своим идеалам ему помогли глубокая любовь к человеку, к жизни, к родине.
http://www.armenianhouse.org/shiraz/bio-ru.html (http://www.armenianhouse.org/shiraz/bio-ru.html)
ЭЛЕГИЯ
На сердце века раны тех времен
Я должен высечь, завещав армянам:
На памятнике всеармянским ранам —
Два миллиона горестных имен,
Трагедию земли — предсмертный стон
Двух миллионов жертв под ятаганом.
У мира на глазах, как будто всех
В кровавом этом море укатало,
И человеколюбие молчало...
Два миллиона выстраданных вех!
А как же в людях доброе начало?
И желтизну застывших о смерти лиц
Луна впитала, вознесясь над ними
Пергаментом, одною из страниц
Истории, воспринятой живыми, —
Осенний лист, который в небосвод
Взметнуло, вырвав с мясом, лихолетье,
И много меньше стало нас на свете,
Осталась горстка в тот жестокий год.
И начертать на сердце супостата
Я должен, взяв резец и молоток,
Два миллиона выстраданных строк,
Глубоких, как ущелье Арарата:
За каждою строкою — человек,
Боль, рана, не зажившая поныне, —
Два миллиона чистых, словно снег
На склонах нашей вековой святыни.
Я должен высечь эти имена,
Чтобы спалось в сырой земле спокойней
Двум миллионам, унесенным бойней, —
Вселенная, тут и твоя вина!
Живым потоком мы брели устало
По выжженным безлюдным деревням.
И зрелище резни от нас скрывала
Ночная мгла из состраданья к нам.
Ступая в мертвой темноте неверно,
Я под ноги глядел, чтоб не упасть,
И голову ребенка вдруг извергла
Навстречу мне зловещей ночи пасть.
Я в ужасе глядел остекленело:
Светилась кровь невинная во тьме,
В глазах еще живое что-то тлело...
Потом луна пришла на помощь мне,
И мы в молчании взялись за дело,
Могилу роя рядом, на холме.
И, мертвое дитя предав могиле,
Сошли с холма и потащились прочь,
Хотя мертвее мертвых сами были,
И в саван нас укутывала ночь.
Скажи, цветок, где стебелек твой тонкий?
Кому ты помешать на свете мог?
И кем ты был — девчушкою? мальчонкой?
Где твое тельце детское, цветок?
В каком саду, цветок, тебя сорвали?
Где пробил над тобою грозный час?
Где изверги тебя четвертовали?
Где бирюзовый свет очей погас?
Где ты, несчастный, встретился злодею?
Где был отец, что ты не звал его?
Где мать? И почему ты был не с нею,
Не обхватил ручонками за шею?
Она не знает, что дитя мертво...
Измучены, без крова и без пищи,
Мы молча шли сквозь новый Дантов ад:
Пред нами — смерть,
За нами — пепелища.
Изгнанникам отрезан путь назад...
СКОЛОК
(У развалин Звартноца)
Когда стою, не отрывая глаз
От этой церкви рухнувшей старинной,
Я думаю: алмаз — всегда алмаз,
Руины храма — храм, а не руины,
Пускай остались лишь куски колонн,
А храм людьми и временем спален...
Таков и мой народ. В иные сроки
Под стать Звартноцу он стоял, высокий.
Но время шло и старились миры —
Он в сколок превратился из горы.
Бессмертный из бессмертных, этот сколок
Крушил мечи, и век его был долог.
Однако на бесчисленных кострах
Он все равно бы обратился в прах,
Когда б — живой водою из колодца —
Не письмена великого Маштоца:
Как жемчуг из-под вражеских копыт —
Враг не сожжет его, не раздробит.
Всегда и всюду тридцать шесть богов
Спасут армян от смерти и оков.
РОДНИК
В ледниках, в снегах рожден,
Родником я чистым был,
Орошал зеленый склон,
Валуны, траву кропил.
В голубых алмазах дно.
Бил студеной я струей,
Чтобы сердце ни одно
Не томилось жаждой злой.
Путник в зной, склонивши стан,
Ртом ловил мою струю,
Камень бросить мальчуган
Не решался в гладь мою.
Я стиха рождал строку,
Умерял влюбленных пыл,
Сердца горького тоску
В ледяной воде топил.
Был по-детски я смешлив,
Звонок был мой говорок.
Побежал я вниз, в обрыв,
Превратился в ручеек.
И чем дальше я бежал,
Тосковал я тем сильней
По губам, что освежал
Я в горах среди камней.
От любви я слезы лил,
Новой доле был не рад,
И мутил мне сердце ил
Под копытцами ягнят.
Вниз летел я под откос,
Закипал, томясь тоской.
Наконец потоком слез
Хлынул в город, стал рекой.
Люди плыли на челне,
Грудь давил тяжелый плот,
Разбивая сердце мне,
Проходили кони вброд.
И, рекою мутной став,
Вспоминал с печалью я,
Как сверкала между трав
Серебром моя струя.
Где покой мне обрести?
Есть ли в мире беды злей?
Ныне страждущим в пути
Не испить воды моей!
Заревел я, хмур и лют,
От терзаний тех лихих,
И мостом сковали тут
Оба берега моих.
Грянул бед суровых час:
На волне моей крутой
Корабли столкнулись раз —
И смешалась кровь с водой.
Оставаться б вечно мне
Говорливым родником,
От страданий в стороне
Меж цветов журчать тишком.
Нет, минуло время грез,
Людям мой на пользу труд.
Сколько мельничных колее
Моего напора ждут.
Сколько ждет меня турбин.
На горах зажегся свет,
Свет горит среди долин,
Сердцем он моим согрет.
Должен я еще поспеть
Напоить сады, поля,
Чтоб цвела пышнее впредь
Истомленная земля.
Освежу родимый край,
Утолю я жар земли,
И тогда мой след пускай
Затеряется вдали.
* * *
Я — сын сынов армянского народа
и больше всех люблю его и чту.
Но солнце русское мне светит с небосвода,
как продолженье сердца в высоту.
Мой русский брат, ты грудь разъял руками
и бросил сердце в черный мрак ночей,
чтоб осветить просторный мир лучами.
Вот почему нет солнца горячей.
* * *
Горе армянское камни расскажут,
Камень не сможет — горы расскажут,
Горы не смогут — века, те расскажут,
Камни,
Горы,
Века расскажут,
Струны пергаментных книг вам расскажут.
Некому будет — так песни расскажут,
Старые раны тех песен расскажут,
Руки, принявшие раны, расскажут,
Песни, раны,
Руки расскажут,
Книг окровавленных груды расскажут.
* * *
Если я паду средь чужих полей,
От меча паду в дальней стороне,
Туча с гор моих, прилети ко мне,
Слезы матери надо мной пролей!
Если суждено на чужой земле
Мне лежать от всех дорогих вдали,
Ветер с нив моих, на своем крыле
Принеси ты мне горсть родной земли
* * *
Весь мир представляется мне пустырем.
Огромный, он холоден, хмур и безжизнен.
В просторе пустом есть один только дом.
И дом тот единственный — каша отчизна.
Мне больно за мир, что дрожит за окном, —
Сижу у огня в тепле и покое...
Когда же, каким ослепительным днем
Войдет в наши двери все племя людское?
* * *
Как зловещий гриф на крутых горах,
На моих горах приземлился враг.
Сердце, час настал, обернись орлом,
Над зубцами скал размахнись крылом.
Враг парит совой в темноте ночной,
Черным хищником реет над страной.
Гордым соколом,сердце, обернись,
На крылах-мечах молнией взметнись.
А сойдет покой на поля шатром,
Певчей птицей стань с золотым пером,
В синеву пролей песен звонкий гром!
Спасибо джана за тему:roza: у меня есть 2 книги с его стихами на армянском:dance:потом выложу пару стихов=)
МОЙ ГЮМРИ
Ночь на пороге зари.
Снится мне сладкий Гюмри...
С зеленым звоном ветвей,
С живою мамой моей...
Вот Арагац, рядом дол,
Словно в покое орел
Вниз на долину глядит.
Как запах детства пьянит!
Полей Ширака разлив,
Что встал средь гор голубых,
Ковер из трав и цветов,
Реки стремительной зов.
Летит родной Ахурян,
За ним отцовский бостан.
Старинных мельниц полет
Меня как будто зовет.
Тониров сладостный дым,
О, все я вижу живым!
Как нас волнует исток,
И как он грустно далек!..
Родная машет мне даль:
«Я всю развею печаль»,
и как бы мне говорит:
«.Не плачь, хоть сердце болит».
Тот милый сердцу простор
Живет во мне с давних пор,
Живет, и памятью той
Я с этой связан землей.
Зеленый нежный Гюмри!
В моленье, сердце, замри!
Отца веселый чибух,
В горах поющий пастух,
И прялки матери песнь,
И косы смуглых невест,
И добрый говор мужчин,
И ширь зеленых долин.
Призывный голос зурны
Тревожит девичьи сны.
Весь, весь привольный Ширак
С огнем лукавым в глазах,
С открытым сердцем твоим, —
Ты добрый мой исполин.
Гюмрийцы, чистый народ!
Лишь вспомню, сердце замрет...
Какая хватка и стать!
Как здесь героем не стать!
Качнет тут и без вина,
такая тут сторона.
Вот и родительский дом
И дым тонира вьюнком,
И мама, к дому маня,
В слезах целует меня.
Ах, вновь ребенком я стал,
Родные своды узнал,
Услышал тоненький звук
Ягнят, сбежавшихся вдруг.
И бросился я в загон.
Я был так юн и силен!
Споткнулся вдруг у плетня
И... сон покинул меня.
Мой добрый сон, воротись,
Верни мне прежнюю жизнь!
Но тщетно. В свете зари
Я расставался с Гюмри.
С неповторимостью дней
В душа живущих моей.
Дверь в отчий дом заперта.
Кто стар, — навек сирота.
ЗАВЕЩАНИЕ
Что завещать тебе, мой сын, что завещать, сынок
Чтоб и в веселье, и в беде меня ты помнить мог?
Сокровищ не припрятал я... А впрочем, есть одно:
Мой сын — сокровище мое, дороже всех оно.
Но есть другой бесценный клад, что с детства дорог мне,
Такого клада не найти в далекой стороне;
Пускай томится он пока. закован в облаках,
Прими его как отчий дар: он должен жить в веках.
Из плена вызволи его и, на спину взвалив,
Перенеси в отцовский дом, в кипенье наших нив!..
Тот клад — Масис родимый наш.
Да, ноша нелегка,
Но правдою святой сильна и детская рука!
Когда же гору сдвинешь ты и принесешь ее,
То из могилы сердце вынь горячее мое
И на вершине схорони, под снегом, на века —
Чтоб успокоилась его палящая тоска.
Я завещал тебе Масис, и ты храни его,
Как свой язык родной, как стены дома твоего!
В наследство отец оставил мне клад.
Не счесть до конца сокровищ моих, —
Ни шах, ни раджа средь пышных палат
Еще никогда не знали таких!
Богатства мои — тебе, мой народ!
Замков на них нет ни ночью, ни днем.
Лишь враг к ним пути вовек не найдет:
Их место в стихе и в сердце моем!
ИЗ ЛЕГЕНД ШИРАКА
Когда отец мой строил дом, то он
Поворожил над каменною кладкой:
Храня обычай дедовских времен,
Под камень шапку положил украдкой
И верил, что в круговороте лет
Он сохранит очаг от горьких бед.
И вместе с шапкой положил перо
Неуязвимой, долголетней птицы
И думал: «Пусть предание старо,
А все ж беда со мной не приключится,
И, может быть, средь бурь превратных лет
Я сохраню очаг от горьких бед».
Он с шапкой положил перо орла,
Как символ долговечности и счастья,
Но буря дом убогий разнесла,
И на отца обрушились напасти.
Он не сберег родной очаг от бед.
На всем лежал уничтоженья след.
Надежду потеряв, он строил вновь,
Бетон с железом положил в основу,
Вихрь налетел, лилась потоком кровь,
Не миновала смерть родного крова.
Настали годы воинских побед,
Но смерч войны на всем оставил след...
В основу шапку братства мы кладем
С пером лучисто-белым голубиным,
Чтоб в мире мир царил, чтоб отчий дом
Не омрачился горем ни единым,
И край родной в круговороте лет
Мы охраним от горестей и бед.
Но если нас заденет злобный враг,
Мы встать, как горы каменные, сможем.
Чтоб защитить отчизну и очаг,
Не только шапки — головы положим.
Мы отстоим от горестей и бед
Наш мирный дом в круговороте лет!
МОЕМУ МАЛЕНЬКОМУ СЫНУ
Моей души весенний цвет, чудесный мой малыш!
Мое дыханье, солнца свет, кудрявый мой малыш!
Сердцам в разлуке жизни нет, мой ласковый малыш.
Сердца родителей свяжи, как мост любви, малыш!
Со мною вместе погрусти, веселый птенчик мой.
Не знаешь ты, куда идти, ягненок робкий мой.
Стоишь, растерян, на пути, меж матерью и мной.
Безвинен я — вернись ко мне, звезда моя, малыш!
Ты мать люби, ее ласкай — но не забудь меня.
Чинарой вешней расцветай — но не оставь меня.
Листвы в ненастье не роняй — не огорчай меня.
Пусть древо счастья твоего всегда цветет, малыш!
Зачем скрывать, родимый мой, — я плачу без тебя.
Не лезет в горло хлеб сухой, — я чахну без тебя.
Проходит счастье стороной — нет счастья без тебя.
Приди, приди — ведь ты не сон, далекий мой малыш!
Сказал я о беде своей — остерегайтесь вы!
Молю отцов и матерей — не разлучайтесь вы!
Пусть свяжет вас любовь детей — не расставайтесь вы!
Пусть скажут и отец и мать:
«Ты — мост любви, малыш!»
ПРОДАВЕЦ ВОДЫ
Я кричал: «Кому воды!» —
Детский голос зазывал,
Слезы чистые свои
Я по капле продавал.
Был я голоден и гол,
Знал давно лицо беды,
По дорогам пыльным брел
И кричал: «Кому воды!»
Не узнать, кто были те,
Что, отпив воды живой,
В вековечной маяте
Гнались дальше за судьбой.
Далеко ли вел их путь,
Грезилось ли им, как мне,
О неведомой весне,
Что придет когда-нибудь?
В кувшине своем я нес
На копейку чистых слез,
А в дрожащем сердце нес
Целое богатство грез!
Детство горькое мое
Уж далеко позади,
Больше сердце не поет
Перепелочкой в груди.
Мой кувшин давно разбит,
Черепки лежат в пыли,
Мальчик маленький забыт,
Годы горе унесли.
Не узнаешь продавца,
Не осталось ничего...
Но, как прежде, нет конца
Жажде сердца моего.
ОТЦОВСКОЕ
Когда расстроенный я приходил домой
И сын мой льнул к щеке моей лицом,
Я думал, как отец, бывало, мой:
«Да, счастлив тот, кто сделался отцом».
Как лаской землю согревает май,
Сыновний поцелуй обдаст теплом,
Разгонит мрак, мир превращая в рай...
Да, счастлив тот, кто сделался отцом.
Играет сын с мальчишками в кругу,
И детство вновь мое смеется в нем.
Он — ручеек, я — клен на берегу.
Да, счастлив тот, кто сделался отцом.
Когда на склоне долгих дней моих
Враги с огнем вломились в отчий дом,
Поднялся сын, как тигр, и выгнал их.
Да, тот бесчестен, кто не стал отцом.
* * *
Не раз под монастырскою стеной
Я засыпал, голодный и больной.
От зимней стужи я дрожал не раз
И слезы лил, не осушая глаз.
Но никогда, ни разу, добрый бог
Мне даже черствой коркой не помог!
Ах, если он на самом деле был,
Так что ж просвирки он не подарил
Голодному мальчишке-сироте,
Что безутешно плакал в темноте,
Дрожа от стужи ночью ледяной
Под монастырской древнею стеной?..
* * *
Мой сын упал, играя во дворе.
Не плачь, дитя, вставай с колен разбитых.
Не раз, не десять в жизненной игре
Ты будешь падать на холодных плитах.
Ты будешь падать, на ноги вставать,
Завистников немало соберется,
О, сколько раз вот так еще играть
Тебе средь ярых недругов придется!
В их злых подножках — зависть на века,
Их главный враг — тот, в ком ума палата.
О сколько будешь падать ты, пока
Достигнешь ты вершины Арарата!
Спасибо джана за тему:roza: у меня есть 2 книги с его стихами на армянском:dance:потом выложу пару стихов=)
Не за что Друг)):roza: к сожелению у меня на армянском нет:no:
Не за что Друг)):roza: к сожелению у меня на армянском нет:no:
:roza:
Его стихи и на русском хорошо звучат:friends:
Не за что Друг)):roza: к сожелению у меня на армянском нет:no:
а у меня одна книга:pioner:освобожусь - наберу:respect::caxik:
* * *
Если впрямь позабыла меня ты,
Если вправду любовь — в черепки,
Для чего сберегаешь так свято
Моих писем давнишних листки?
Если слезы не жгут среди ночи,
Если в сердце ни капли тоски,
Отчего возвратить мне не хочешь
Пожелтевшие эти листки?
Если даже не взглянешь при встрече,
Вырвав с корнем надежды ростки,
Что же ты не торопишься сжечь их,
Бесполезные эти листки?
Подскажи, как вернуть мне былое,
Через ров перекинуть мостки?
Неужели я меньшего стою,
Чем истертые эти листки?
* * *
Спит отец моей любимой.
Скрип бессонного сверчка
Сон нагнал неодолимый,
Убаюкал старика.
Ночь ясна или дождлива, —
Для влюбленных все равно!
Сердце бьется торопливо
Тайной сладости полно.
Пусть под кровом этой ночи
Спит в неведенья старик —
Если милая захочет,
Ускользнет и сквозь ертык!*
_______________
* Ертык — дымоходное отверстие.
______________
* * *
Как райские врата, твой взгляд манил,
Когда меня ты вдруг приворожила.
Меня б и океан не опьянил,
Но ты меня в безумца превратила.
Летели дни бесценные мои,
Врата пылали, искрами играя...
Твои глаза меня не увели
В сиянье мне приснившегося рая.
* * *
Я один в эту ночь. Никого. Тишина.
Я в мечтах бесконечных с тобой.
И мне кажется, ночью, во мраке, одна
Незнакомой ты бродишь тропой.
И душа разрывается, бьется в тоске,
Вся она — как в объятьях огня.
Неужели, любовь моя, там вдалеке
Ты забудешь, обманешь меня?!
Пусть мне ветер шепнет, ничего не тая
Ты по-прежнему будешь верна,
Чтобы темною ночью подушка моя
Не была б, как гранит, холодна.
В МУЗЕЕ
Раздумья спокойного жаждет душа,
И вот я вступаю в музей, не спеша.
Болтливая смерть умолкает, поверьте,
Сама потрясенная этим бессмертьем...
О, мудрость земная, как ты велика!
На лодке мгновенья плыву я в века.
Уже я несметные вижу красоты,
Взлетаю умом на такие высоты,
Что чувствую: смерть невозможна на свете,
Пока существуют сокровища эти,
Покуда есть песня и кисть, и резец.
И в тысячах сказок сквозь сто поколений
Неведомых предков немеркнущий гений
Волнует поныне мильоны сердец!
И с каждою эрою крепнет искусство,
Зрелей и смелее становится чувство,
От дедов к отцам переходит оно, —
Все крепче с течением лет, как вино.
Но там, за окном, за музейной стеною,
Жизнь вечная прелестью манит иною.
Там девушка милого ждет и томится.
Так что ж с этой жизнью живою сравнится?
Люблю старину, обожаю музеи,
Но только любовь все равно мне милее.
Любого бессмертья живей и нетленнее
Любви моей светлой одно лишь мгновение.
Вам, песни моей беспокойные крылья,
Не дам я покрыться музейною пылью!..
Так жизнь меня прочь из музея манила. —
О эта ни с чем не сравнимая сила, —
На улицу, в поле, в бескрайность лесов,
Зовущая тысячами голосов!
КОРОНОВАНИЕ
Я из дому выйду, покинув ночлег.
Зовет меня ветер на вольную волю,
Туда, где под солнцем чернеющий снег
Так весело тает в обветренном поле.
Услышу я ласточек в светлом лесу,
Пойду я за ними, смеясь и ликуя,
И с ними вернусь, и весну принесу,
И очи подснежников расцелую.
На горы взойду я, на трон голубой,
И солнце надену я вместо короны,
И мантию зорь расстелю пред собой.
Я — царь и природе диктую законы.
«Вовек да не смолкнет напев родника,
Да будут цвести эти горы отныне.
Весна да останется здесь на века,
И рожь да взрастет во вчерашней пустыне!
Чтоб, смерть победив, человек ликовал,
Счастливый бессмертным своим обновлением,
По полному праву властителем стал,
Великим царем в этом царстве весеннем!»
О СЕБЕ
«Ты счастливец, несчастный!» — мне повсюду твердят.
Жизнь и впрямь походила тона рай, то на ад.
Был ребенком, но детства так и не увидал.
Стал отцом, но по сыну, как и раньше, тоскую.
И, прозрачный душою, столько смалу страдал,
Что душа замутилась, боль изведав людскую,
С малолетства хлебнул я бед и горя с лихвой.
Я босой брел по снегу— и такое случалось,
Как я холил надежды! — ни единой живой
Не осталось надежды, и любви не осталось.
Все равно: «Ты счастливец!» — мне твердят до сих пор
И толкуют о славе и что муза окрепла.
А в душе, как ни горько, не блаженство — разор,
Только раны дымятся в груде стылого пепла.
И мне чудится, словно я, босой, как в бреду,
По колено в снегу, — где жилье? где дорога? —
Как заблудший ягненок, все бреду и бреду...
Если есть оно, счастье, что ж мне так одиноко?
А меня уверяют, будто раны мои
Это алые розы красоты и удачи...
Конь любви безоглядно ускакал в забытьи —
Из утрат невозвратных что я нынче оплачу?
В чьих объятьях я счастлив, если, боль одолев,
Все же вою и вою, точно раненый лев
По убитому львенку, и с сухими глазами
Вою вновь о врачующем сердце бальзаме?
Что с того! «Ты счастливец!» — мне повсюду твердят.
Жизнь и впрямь походила то на рай, то на ад.
Ах, не знаю, не знаю, отчего я тоскую,
Но душа замутилась, боль изведав людскую.
Да и как бы ребенком я прожил среди вас,
Словно жемчуг и словно драгоценный алмаз?
Как остаться ребенком в мире горестном этом,
Где булыжник в цене — не в пример самоцветам...
Нарине, Арсен у меня к вам просьба ребята, когда будете выкладывать стихи на армянском, если у вас есть выложите пожалуйста самый первый стих в теме «ЭЛЕГИЯ» заранее спасибо!:caxik:
А пока вот это :inlove:
Հայոց լեզուն
Մեսրոպ Մաշտոցն ասաց՝ որդիս,
Էլ ինչո՞վ ես հույսը բերդիս,-
Էլ հայրենիք ինչ՞ու եկար,
Թե պիտ խոսես օտար լեզվով,
Խմես հայոց գինին նեկտար,
Կենաց կանչես օտար լեզվով,
Քաղես հայոց վարդերն ու հեզ
Աղջիկ կանչես օտար լեզվով:
Իրավ քանի լեզու գիտես՝
Այնքան մարդ ես՝ իրավն ասին,
Բայց, որ քո հայ լեզուն չունես,
Էլ ի՞նչ հույս ես քո Մասիսին,
Որ թողել ես քո մայրենին՝
Հարամ է քեզ հայոց գինին,
Հարամ է քեզ աղջիկն հայոց,
Հայոց սիրտը՝, Մասիսն հայոց:
Մայր հայրենիքն էլ ի՞նչ սրտով
Քո ոտքերն էլ գրկե վարդով...
...Ա՜խ, չէ, Մասիսն հալալ է քեզ,
Հայոց վշտում դու մեղք չունես,
Հալալ է քեզ հողն հայրենի,
Թող քեզ ջուրն էլ դարնա գինի:
Քանզի հայոց վայ սփյուռքում
Պանդխտությունն է դեռ պոկում:
Հայի բերանից հայոց լեզուն,
Օտարն հայոց մահն է ուզում...
Բայց նա է հայ, ով հովազի
Արնախում երախումն էլ
Իր մայրենի լեզվով խոսի,
Մոր կաթի հետ ծծած լեզվով,
Որ հայ գետը ծով ծնի, ծով,-
Ժխորում էլ Բաբելոնի
Խոսի լեզվով իր մայրենի
Հայոց լեզվով, որ միշտ ջահել,
Մեզ բյուր դարեր հայ է պահել:
Speechless
09 Jan 07, 20:46
Ммм, спасибо Арм-ка:caxik:
Вот странность, у него Шираз выступает в роли фамилии, а у меня брата так зовут :danu:
Вот странность, у него Шираз выступает в роли фамилии, а у меня брата так зовут :danu:
На самом деле это не настоящая его фамилия=)
Ованес Тадевоси Карапетян его настоящие инициалы:roza:
Ммм, спасибо Арм-ка:caxik:
:puchik:
Մայրս
:caxik:
Մեր հույսի դուռն է մայրս,
Մեր տան մատուռն է մայրս,
Մեր օրորոցն է մայրս,
Մեր տան ամրոցն է մայրս,
Մեր ճորտն ու ծառան է մայրս,
Մեր տան անշուքն է մայրս,
Մեր տան անտունն է մայրս,
Մեր արծվաբույնն է մայրս,
Մեր տան ծառան է մայրս,
Մեր տան արքան է մայրս,
Մեր տան պուճուրն է մայրս,
Մեր հացն ու ջուրն է մայրս,
Մեր տան անճարն է մայրս,
Մեր դեղն ու ճարն է մայրս,
Մեր տան աղբյուրն է մայրս,
Մեր ծառավ քույրն է մայրս,
Մեր տան անքունն է մայրս,
Մեր անուշ քունն է մայրս,
Մեր տան ճրագն է մայրս,
Ա՜խ, մեր տան Սիսն է մայրս,
Մեր տան Մասիսն է մայրս,
Մայրս, մեր հացն է մայրս,
Մեր տան Աստվածն է մայրս...
ՀԱՅՈՑ ԱՆՈՒՆՆԵՐԸ
:happy:
Քո մայր՝ լեզվով խոսիր, պոետ,
Որ հավերժվի ազգը քո հետ:
1
Անուն կա, որ վարդի բույր Է,
Կա, որ սարի պաղ աղբյուր Է,
Կա, որ քեզ տուն կանչող քույր Է,
Կա, որ անուշ մոր համբույր Է,
Կա, որ ձեռիդ եղբեր տուր Է,
Հայ անունը՝ պատիվը մեր՝
Միշտ լավ գործի ծնունդ անմեռ:
2
Անուն Էլ կա, որ մեր գլխին
Ծաղրածուի գդակ Է հին,
Որ կնքել Է ինչ-որ տերտեր,
Կամ թե՝ դժնի մի ճորտատեր.
Ու մենք հաճախ չենք ամաչում,
Հին անվամբ ենք իրար կանչում,
Թե՝ հե՜ի, ո՞ւր ես, բեդնի Խաչո,
Ի՞նչ բանի ես, Ղաչաղ Վաչո,
Տաշտաքերենց,
Կաշառկերենց,
Անուննե՞ր են, թե՞ հին վերքեր,
Որ բանալով՝ չենք հարցնում դեռ,
Թե ի՞նչ չլուտ, ի՞նչ Չպլաղենց,
Երբ Չպլաղենցն աշխարհ փոխեց:
3
Անուն Էլ կա, որ լսելիս
Մարդ ակամա հարց Է տալիս,
Թե՝ ի՞նչ Կնյազ, ի՞նչ Իշխանիկ,
Ի՞նչ խան, ախպեր՝, կամ ի՞նչ Խանիկ,
Երբ ինքն ահա մի մարդ Է նոր,
Մի հին չոբան, չոբանի թոռ,
Առաջ քաշված,
Փառքով նշված,
Ինքն է թաղել իշխան ու խան,
Բայց գրվում Է դեռ Իշխանյան,
Աղախանով կամ Բախշիբեգ,
Ամիրխանով կամ Յախշիբեգ:
Այն Էլ յախշի, վա՛յ, անհոգի,
Կարծես, թե կար լավն Էլ բեգի.
Գայլը յախշի՞, տե՝ս դու հալա՝
Անունն անգամ խաթաբալա:
Անունն անգամ
Օձի նման
Փաթաթված վիզն Հայաստանի,
Այրող հուշն Է այն սուլթանի,
Որ մեր լեզուն ու հողն անվերջ
Ձուլել կուզեր իր ցեղի մեջ,
Եվ կձուլեր (հայ կա դրսում,
Որ հայերեն Էլ չի խոսում…),
Մենք Էլ այժմ չէինք կարող
Խոսել լեզվով մեր դայլայլող,
Հայոց լեզվով մեր ազգաթագ,
Թե մեզ չառներ գիր թևի տակ
Խաղաղության՝ Մաշաոց հսկան,
Որ կանչում է, թե՝ ո՛վ տղաս,
Յոթ լեզու էլ թե իմանաս,
Չմոռանաս քո մայր լեզուն.
Մոռանալդ է ոսոխն ուզում…
4
Անուն էլ կա, բսյց ո՞րն ասես,
Կատակով են դրել կարծես,
Մեկը մեկից անտոհմ ու սին՝
Էլ անճաշակ Լյուքս ու Տորգսին,
Էլ Իլոնա, էլ Ալֆրեդ,
Էլ ժոռժետա, էլ Վան-Շիլբերտ,
Էլ Իվետա, էլ Անտեֆոն,
Էլ Ռիտա, էլ Պատեֆոն,
Էլ Կլարա, էլ Անելկա,
Թե թարգմանես՝ ի՞՛նչ դուրս կգա,-
Ծաղր ու ծանակ մեր ուստրերին,
Եվ առավել մեր դուստրերին։
Բայց ծիծաղից վատթարը կա՝
Հանդիպում ես յոթն աղջկա՝
Յոթից մեկն է Վարդ կամ Նարգիզ,
Մյուսները՝ Լուիզ, Լարիս,
Եվ դեռ՝ Էլլա կամ Նովելլա,
Մարդ չգիտի խնղդա՞, թե լա.
Մի՞թե չկար, որ չես դրել,
Հայ մի անուն մարդավայել,
Որ կնքել ես՝ Արգենտինա,
Կարծես երկրի քարտեզ Էնա.
Մեկն էլ մի ջուխտ աղջիկ բերել,
Գիտե՞ք անունն ինչ է դրել
Մեծ աղջկան՝ Գալանտերիա,
Իսկ փոքրինը՝ Դիզինտերիա:
Ծիծաղո՞ւմ ես, բայց սպասիր,
Մարդ-ավտոյի մասին լսիր.
Այն, որ ավտո շատ սիրելով
Շևրոլետ էր դրել սիրով՝
Բայց Շևրոլետն օրորոցում
Այս վշտից էր լալիս, կոծում:
Եվ ասում են, երբ մեծացավ,
Անունն ինչ է՝ երբ հասկացավ,
Հենց այս եղավ խոսքն առաջին,
Որ կայծակեց հոր ականջին.
- Ի՛՛նչ Շևրոլետ, ավտո հո չե՞մ,
Լա՞վ է, քեզ ել “Վիլիս” կանչեմ:-
Ծիծաղում ես, բայց ծիծաղն ի՞նչ,
Ուր է հայոց անունը ջինջ,
Հազարից մեկն հազիվ ունի
Անուշ անունն իր հայրենի.
Մի Հասմիկ է, հազար էլլա,
Մի Անահիտ, այնքա՜ն Բելլա,
Մի Արտավազդ, այնքա՜ն Համլետ,
Որ վիճում են մեր անվանց հետ,
Թե՝ եթե բանն այսպես գնա,
Էլ ձեր հայոցն ո՞ւր կմնա…
Այնինչ ամեն հայ դյուցազուն
Փրկեց քո կյանքն ու հայ լեզուն,
Անհայտ հեռվում
Ընկավ կռվում,
Որ դու հիշես, պահես, փրկես,
Մոռացումից անունն իր վես,
Վարդան պահես, պահես Հունան,
Վահրամ պահես, որ իմանան,
Թե ո՛ր երկրի ծաղիկն ես դու.
Տոհմանունն էլ հողն է մարդու:
Երբ հնչում է մի Սանասար՝
Կարծես Սասնա քո սարն հասար,
Մի Այծեմնիկ անունն անգամ
Մայր Անին է հերոսական.
Մի անունն էլ հայ զորք է մի
Մի զինվորն է, էլ ո՞ւր զոհվի:
Ա՛խ, հերիք չէ յաթաղանով
Խաբված՝ գրվես Աղախանով,
Ինչո՞ւ “փոքրիկ” մի յան ջնջես՝
Մի ոզջ ազգի մեծ սիրտ տանջես,-
Գոռ անունն էլ մի բուռ ոսկի՝
Սուրբ մասունքն է մի սուրբ ազգի:
Հայ անունն եմ ես ձեզ ասում՝
Դուք հասկացեք հայոց լեզուն,
Ու թող ծաղկի կյանք ու գինով՝
Ամեն մի ազգ՝ իր անունով։
Թող չխանդի Դեզդեմոնան,
Երբ դուստրերս Նազիկ մնան,
Ինքն էլ մնա
Դեզդեմոնա,
Խաղաղ մնա, մնա մեզ քույր,
Որ անվամբ էլ ծաղկենք մաքուր:
Մեր անունն էլ իր միտքն ունի.
Ի՞նչ պակաս է մի Աղավնի,
Անունն ինքն էլ՝ աշխարհի մեջ
Անուշ մի կանչ խաղաղատենչ,
Ո՞վ Է բռնել մեր կոկորդից՝
Որ ձեռ քաշենք Հայկ ու Վարդից,
Հայկ անունն եմ ես ձեզ ասում՝
Դուք հասկացեք հայոց լեզուն,
Ամեն անուն մի բառ Է ճոխ՝
Ավանդավեպ՝ ազգդ պահող.
Մի Վարդան Է երբ մեկն ասում՝
Ավարայրն Է հետդ խոսում,
Բավ Է պոկես՝ ի սեր այլոց՝
Հայ կնիքից անունն հայոց:
Ա՛խ, ի՞նչ ասեմ ես այն հային,
Որ սեր չունի Էլ ազգային,
Որ մայր հողից չի ամաչում,
Իր հայ որդուն Ջոն Է կանչում:
Ա՛յս Է ցավը, ով մտակույր,
Պահիր անունդ հայրենաթուր,
Պահիր ազգդ պատվո գահին՝
Անունով Էլ մեր ազգային:
Կամ երբ մի նոր մանչ ես ծնում,
Անունն ինչո՞ւ Հայկ չես դնում,
Անունն անգամ զրահ հագին,
Կամ ի՞նչ վատ Է՝ մի Գարեգին,
Կամ այս Շավարշն հայրենաշեն,
Այս իմ Տիգրանն ու Եղիշեն,
Այս իմ Արան գեղեցկաթով,
Այս իմ Մհերն՝ իր քաջ Դավթով,
Այս իմ Աստղիկն ամենագեղ,
Անունն ինքն Էլ հույսի կանթեղ,
Այս իմ Վահրամ ու Վրթանես,
Քո անուններն ինչո՞ւ վանես,
Այս Սանասարն ու Սլկունին,
Այս իմ Գևորգ Մարզպետունին,
Հայ անունն Էլ կյանք Է հային՝
Հայոց լեզվով աստվածային:
5
Ես մեկն ասի, դուք հիշեցեք
Մեր անուններն հազար ու մեկ,
Հազար բարի գործից ծնված՝
Սերունդներով ոսկեջրված,
Մեզ ավանդված, որ զրահենք,
Մեր հայ ազգը հավերժ պահենք:
Մարդս զանգ Է, աշխարհն ականջ,
Լավ անունը զանգի ղողանջ,
Բայց զանգն առանց զանգահարի,
Թեկուզ ապրի հազար տարի՝
Ոչ մի ղողանջ չի հանելու,
Զանգահարը գործն Է մարդու,
Գործ, որ թեկուզ ուժով բազկի,
Հավերժ փրկե պատիվն ազգի:
Գործ, որ Հայկից մինչև Հունան՝
Տավիղն Է մեր խաղաղության:
Էլ ո՞ւր մեր լույս լեզուն մարել՝
Այս նոր վշտի դեմ խոնարհել.
Ու թող այնտեղ Ջեմման՝ Ջեմմա,
Աստղիկն այստեղ Աստղիկ մնա:
Քանզի ամեն ազգի անուն
Իր տարազն Է, իր մայր լեզուն,
Իր սրբությունն հավերժական.
Եվ օրենքն Է ոզջ մարդկության՝
Իր ազգինը ով չսիրի՝
Թշնամին Է ողջ ազգերի.
Ինչո՞ւ հագնես ձևն ամենի,
Երբ քոնն ունես, ո՛վ քաղքենի,
Երբ իր գույնից,
Իր անունից,
Իր մայր լեզվից ձեռ քաշողը՝
Վերջն Էլ կտա իր մայր հողը…
ՀԱՅԱՍՏԱՆԻ ԱՂՋԻԿՆԵՐԸ
:caxik:
Հուրն են սիրո սևի սիրուն լույս աղջիկներն Հայաստանի,
Սրտիս վրա քայլող գարուն` կույս աղջիկներն Հայաստանի,
Իմ սիրտն ի՜նչ է, ա'խ, թե ուզեն` բերդեր կառնեն մի հայացքով,
Անառիկ բերդ ու սիրո սյուն` հույս աղջիկներն Հայաստանի:
Մեկը մեկից պարզ ու կախարդ, մեկը մեկից խոսքով քաղցր,
Ետ կբերեն ալևորին, օձ կթովեն աչքով քաղցր, -
Մեկը` աստղիկ, մեկը` լուսնյակ, մեկն` արևի տեսքով քաղցր, -
Իմ Հայաստանն են զարդարում նուրբ աղջիկներն Հայաստանի:
ՈՒ չգիտեմ որի՞ն սիրեմ, որի՞ն թողնեմ անհագ սրտով,
Ամենքին է սրտիս աչքը արևի պես կրակ սրտով,
Երբ հուր ծովի պես են քաշում` ո՞նց դիմանաս վտակ սրտով, -
Ինձ աստղերից ցած են բերում սուրբ աղջիկներն Հայաստանի:
Իմ Սևանը ո՞նց ցամաքեց, երբ սևածով աչքերը կան,
Իրենց նման հարբեցընող գինին քամող ձեռքերը կան,
Վարդ շուրթերին բուրմունքի պես Կոմիտասի երգերը կան, -
Քարից անգամ լույս են քամում բյուր աղջիկներն Հայաստանի:
Բայց մի գանգատ ունի կյանքս` այն, որ ինձ մի վարդ չտվին,
Սուրբ եմ Արա Գեղեցիկի պես` ինձ մի սուրբ Նվարդ չտվին,
Ինձ թողեցին գիրկն ընկածի, դեռ ասում են` դարդ չտվին, -
Գերեզմանս են աչքով փորում զուր` աղջիկներն Հայաստանի:
Առանց նրանց` երգս պաղ էր` արև բացին իմ երգի մեջ,
Նրանց սիրո ձեռագործն է ծիածանը երկնքի մեջ, -
Բայց քաջ կասեմ` մեկին սիրես, լավի՜ն սիրես ու լա'վ սիրես,
Որ քեզ պաշտեն բոլո՜ր սիրուն, լույս աղջիկներն Հայաստանի:
:huh:
Ես ծնվել եմ ձորերում`
Եղեռնի սև օրերում:
Մայրս կրծքին` օրորել`
Իմ օրոցքն էլ է կորել:
Աչքս բացի` սով տեսա,
Աստված ասաց` "Զոհ է սա":
Դեռ փայտե ձի չհեծած`
Բախտի ձիուց ընկա ցած:
Որբ մնացի ու անուս,
Ես դեռ մանկուց ընկա դուրս:
Վշտի վիհից, գահեր վես,
Հրաշք է, որ հասա քեզ:
Քիչ էր մնում` եղեռնի
Թաթն իմ կոկորդն էլ բռնի:
Բյուրերին է նա հորել`
Ինչպե՞ս է, որ չեմ կորել:
Չեմ պղտորվել, վշտից մեծ
Սոխակս օձի չփոխվեց:
Հոգիս` արցունք ու ոսկի`
Խտացվածքն եմ իմ ազգի:
Այժմ ազգին իմ անչար
Պարտք են Աստված ու աշխարհ:
Հատուցումը եղեռնի`
Երբ էլ լինի` կհառնի:
Իրար գրկեն պիտի ողջ
Այս ազգերն էլ մահագոչ:
Աշխարհ, դու ինձ մի նայիր,
Իմ ողջ ազգին փայփայիր:
Վախենում եմ, թե նրան
Դու պարտք մնաս... հավիտյան:
***
Երկնքի սպիտակ, սպիտակ շուշաններ,
Իջնում եք անշշուկ, իջնում եք ձյուն դառած,
Իջնում եք՝ պարուրում անտառներ ու դաշտեր,
Ու ծածկում իմ աչքից ձորերն իմ թափառած:
Թափվեցե՛ք, իմ ձյուներ, երազներ քնքշաթով,
Թափվեցե՛ք,ծածկեցե՛ք ձորերն իմ հուշերի,
Ա՜խ, հուշերն ինձ անգամ խոցում են շշուկով,
Հուշերիս քուն բերեք մոռացման գիշերի:
Ես ամեն ինչի մեջ նրան եմ տեսնում դեռ,
Ոտքերի հետքերն եմ նշմարում քարերին,
Փռեցե՛ք մոռացման սավաններն, իմ ձյուներ,
Նրա հետ թափառած իմ բոլոր ճամփեքին:
Թող իջնի մազերիս ձմեռը տխրաձայն,
Միայն թե մոռանամ, հեռանամ հուշերից,
Ա՜խ, իմ դառն հուշերը չպիտի քաղցրանան,
Թեկուզև մազերիս ձյունն իջնի՝ ծածակի ինձ...
1915-1984
http://s.foto.radikal.ru/0705/b2/53c92fda104a.jpg
Беспощадная депортация и резня западных армян сделала вдовами и осиротила многие тысячи матерей и детей, бросив их на произвол судьбы.
В те трагические дни 27 апреля 1915 года, через три дня после резни армянской интеллигенции, родился Ованес Татевосович Карапетян. Детство Ованеса прошло в самые трагические времена армянской истории, в голоде и нищете.
Ованес впервые обратил на себя всеобщее внимание в 1935 году, опубликовав свой первый сборник лирических стихов “Наступление весны”. Романист Адрбед назвал талантливого поэта “Ширазом” — “стихи этого юноши имеют неповторимый аромат свежих, покрытых росой роз, подобно розам Шираза”.
В 1937г. Шираз поступил в Ереванский Государственный Университет на факультет армянской литературы, где проучился до 1941г.
До своей смерти 14 марта 1984г., Шираз издал много книг — главным образом поэзия — а также квартеты, притчи и переводы, и наслаждался любовью и признанием повсеместно, как один из самых великих армянских поэтов своего времени.
Ованес Шираз, быть может, как никто другой из его современников — полностью, без остатка выявил себя в своих поэтических строках и строфах. Вся его жизнь — с воспоминаниями о печально» детстве, светлыми грезами юности, пьянящим ликованием зеленой я голубой природы, с миром нескончаемых радостей и тревог его любви и ненависти, материнских и сыновних переживаний, патриотических порывов, нравственных исканий и убеждений — все это настолько органично вошло в его стихи, что судьба поэта отождествилась с его песней. Шираз вправе повторить известные слова: «Моя биография — это мои стихи».
* * *
В 1935 году увидел свет первый сборник стихотворений Ованеса Шираза «Предвесеннее». Название книги выражало главное содержание поэзии молодого автора, принесшего с собой свежее видение мира, горячую любовь к человеку, к жизни, к природе. Читателю полюбилась самобытная палитра Шираза, яркая образность, верность лучшим традициям армянской классической литературы.
В 1940 году, когда Шираз был студентом филологического факультета Ереванского государственного университета, вышла книга «Песня Армении», в которую кроме стихотворений автор включил несколько поэм. Уже в этих ранних сборниках, явившихся своего рода прелюдией творчества поэта, нашли отражение мотивы (природа, родина, мать, любовь), которые впоследствии стали «постоянными величинами» его поэзии. В сборниках этих Шираз выступает как поэт романтического мировосприятия, романтического стиля. В человеке его привлекают бурная эмоциональность, вдохновенная фантазия: отсюда яркая «ширазовская» метафора, звонкость красок, эпически-масштабные образы
Для ранней романтической поэзии Шираза характерна тема безрадостного детства и свободной стихии природы. И хотя этот «автобиографический» мотив раскрывается на бытовом материале, он тем не менее наполнен значительным философским содержанием.
В годы Отечественной войны Шираз нашел свое место в рядах певцов бессмертия и славы Родины. В 1942 году вышел его сборник «Голос поэта», патриотические строки которого были с воодушевлением приняты читателем.
В том же 1942 году Шираз издает «Книгу песен», а в 1946 году выпускает сборник «Лирика».
Лучшие образцы творчества Шираза собраны в трехтомном сборнике поэта «Лира Армении» (первая книга вышла в свет в 1958, вторая — в 1965, а третья — в 1975 году).
Воспевая молодость отчизны и духовное возрождение советского человека, Шираз обращается к ассоциативному поэтическому ряду, в котором такие понятия, как зима и весна, горы и нивы, дальние дороги и недосягаемые вершины вырастают в романтически окрашенные художественные образы. Традиционные мотивы армянской поэзии освещены в творчестве Шираза светом современности и выражают совершенно новые идеи.
Снег плачет — то зима к концу идет,
А по размокшим рощам и лугам
Победно шествует весна вперед.
Завидую я гибнущим снегам —
Они весну рождают каждый год.
(Перевод И. Снеговой
Излюбленные символы — образы раннего Шираза — весна и солнце — с годами обогащались все новыми и новыми красками. В весне поэт видит источник оптимизма и жизнелюбия, молодости мира и свободы. Пробуждение природы весной представляется ему возрождением красоты мира. И свои гуманистические идеалы он передает через образ весны.
Подлинным празднеством радости и жизнелюбия можно назвать стихотворение «Предвесеннее». Поэт с восторгом и ликованием переживает обновление жизни и делится своей радостью с людьми.
Для пейзажной лирики Шираза характерны высокие идейно-художественные качества. «Культ» природы в творчестве поэта — не пантеистическое ее обожествление. Красота и богатство мира находятся в гармоническом единстве с красотой и богатством человеческой души.
Гуманистическое содержание творчества Шираза, его умение проникнуть в самую суть явлений особенно углубилось в произведениях военных лет. Его поэзия, как и прежде, продолжает быть насыщенной образами-символами, которые теперь обретают новую стилевую и эмоциональную нагрузку и философскую глубину. Орлы и вершины гор скалистые кручи и облака, громы и молнии, солнце и горизонт, — все эти образы-символы использовались автором для прославления величия духа советских людей, победивших смерть и злую силу. Поэзия Шираза военных лет исполнена непоколебимой веры в победу советского народа. В ней звучит пламенный призыв встать на защиту Отечества, спасти его святыни, которым угрожает враг. Стихи обретают силу и интонацию призыва, воззвания, обогащаются мужественными и суровыми ритмами, новым смыслом наполняются образы ранней лирики поэта.
Творчество Шираза в военные годы продолжает развиваться в русле традиций народного творчества и классической армянской поэзии. Но оно обретает и новое качество — на смену подчас наивным фольклорным представлениям приходит современное мироощущение, совершенствуется «стилистика» стиха.
Новым историческим содержанием наполняется в произведениях армянского поэта образ Родины, для создания которого Шираз обращается к разнообразным художественным приемам. Один из них — раскрытие этого понятия через характерные особенности родной природы. В стихотворении «Экспромт», например, в описании армянских гор он создает образ могучей и непобедимой Родины.
Для лирики Шираза характерна тема социалистического возрождения. Примером может служить стихотворение «Армения-мать.»:
Ныне вижу тебя, молодая отчизна моя.
Ты путями суровыми шла из далеких веков,
Побратим синеглазый вернул тебе свет бытия.
Ты свободна от древнего горя и тесных оков.
(Перевод В. Звягинцевой)
Черты подлинной народности присущи стихотворениям Шираза, посвященным матери. Развивая известные традиции армянской поэзии («Сон» С. Шахазиза, «Сердце матери» Ав. Исаакяна, газеллы В. Терьяна и Е. Чаренца), Шираз и здесь остается самобытным, поскольку подчеркивает в образе матери не трагическое начало, как это делали его предшественники, а прославляет .материнскую любовь как силу, дарящую человеку свет и радость.
Человек и природа, тайны вселенной, история и современность, жизнь и смерть — эти и многие другие философские проблемы. постоянно привлекали внимание Шираза, отражаясь в его творчестве, то «открыто», непосредственно, то в иносказательной, аллегорической форме.
Значительное место в творчестве Шираза занимают поэмы — «Раздан», «Наших сел имена», «Сиаманто и Хаджезаре», «Библейское» и т. д. Поэмы эти также проникнуты лирическими мотивами.
«Библейское» — лучшая поэма Шираза, выдающееся произведение в многовековой истории армянской поэмы, отличающееся философичностью содержания. Поэма эта, написанная в 1944 году, посвящена величию человека, его огромным созидательным возможностям. Она явилась не только своеобразным откликом па тему войны, ее философским осмыслением, но и произведением, которое на библейском материале ставило и решало проблемы современной жизни. Поэма послужила поводом для бурных споров, вызвала противоречивые мнения, а некоторыми критиками даже была объявлена «древней мистикой», «метафизическим откровением» и «проповедью ветхозаветных догм».
Обращаясь к широко распространенному в мировой литературе мотиву «земли и неба», Шираз не ограничивается воспроизведением библейской легенды о сотворении мира. Стремясь быть верным духу и характеру материала, поэт точно передает первоначальные представления о человеке, о боге. Но говоря о «многомудром неведомом творческом гении, который был первоосновой всего», поэт отнюдь не проповедует идею абсолютного духа, как утверждали некоторые критики. Напротив, — он отрицает идею божественного происхождения мира, утверждая всемогущество человека. Пройдя через поиски «творца, своего создателя», человек приходит к осознанию единственной истины:
Творца он не нашел, хотя прошел
Весь путь своей неутомимой мысли.
Кого искал одушевленный прах,
Дойдя до изначального истока?
Неужто только бесконечный страх
Загадка Бога и создатель Бога?
И понял он одним прекрасным днем,
Что Бог навеки поселился в нем...
(Перевод Л. Григорьяна)
Легенда о сотворении мира — лишь условная форма, в которой Шираз решает проблему могущества человека, подчиняющего себе природу, проникающего в тайны Вселенной. Основная тема поэмы — титаническая борьба человека с богом.
Но может возникнуть вопрос — каким образом эта поэма явилась откликом на войну? Речь идет, конечно, не о точном, зеркальном отражении. Связь поэмы с современной действительностью сложнее и лубже. Эпиграфом к поэме служит народный афоризм: «Бог дал боль горе, гора погибла, бог дал боль человеку — человек умертвил боль». В этих словах выражена, с одной стороны, мысль о могуществе человека вообще, с другой — идея о превосходстве прогрессивных сил человечества над силами ала и насилия.
«Человек — из чудес величайшее чудо», он прошел путь от робкого существа, пребывающего в страхе перед богом, до покорителя Bceлeнной, мужественного борца, исповедующего идеалы гуманизма и справедливости, — это философия борьбы свободолюбивого человека против сил мрака и зла.
Шираз вовсе не моралист в традиционном смысле слова. Он не проповедует, а переживает и при этом настраивает читателя на сопереживание, заставляет глубже вглядеться в простые явления, уловить В обыденном высокий смысл.
Весна, солнце, мир, цветы... В поэзии Шираза есть какая-то программная бесхитростность. Он отрицает «литературную изобретательность» и «ремесло», заменяя их «безыскусным искусством» и еще тем, что Ованес Туманял называл «божественным духом».
Переживание в стихотворениях Шираза возникает непринужденно, от сердца, ч не о г «умелости» профессионала; оно не тускнеет под давлением стихотворной формы — в его поэзии есть форма «внутренняя», «незаметная».
Разграничение поэтических тем у Шираза условно: он как раз принадлежит к числу тех поэтов, целостный поэтический мир которых трудно подразделить и раздробить по тематическому принципу, Шираз целен. Он может показаться внешне однообразным: бесконечные возвращения, лейтмотивы, сквозные темы... Словно подчиняясь внутренним законам природы, Шираз все повторяет и повторяет мотивы, выявляя каждый раз все новые цвета и оттенки, обновляя смысловые метаморфозы, воспринимая как бы заново внутреннюю глубину и богатство мира.
Будучи поэтом безграничного движения, обновления жизни, Шираз склонен к бурным и страстным краскам: если ручей — то водопад, если дождь — то не монотонный, а грозовой, с молниями. Главное же в его поэзии — ощущение взлета, полета, парения:
Плавно парят, парят и парят
Два моих коня, белый и черный...
(Перевод подстрочный).
Шираз стремится мыслить не обычными представлениями о предметах и явлениях, а как бы сгустками понятий. Он утверждает безграничное богатство и величие человеческой души.
В своих лучших стихотворениях Ованес Шираз стремится к достижению сложного духовного мира современного человека. Он сделал правильный выбор: скоропреходящим эстетическим новациям. неоправданному поэтическому нигилизму он предпочел живой народный дух и живое слово. Его не соблазнили ни ловушки моды, ни трели современного формализма. В правдивости и преданности своим идеалам ему помогли глубокая любовь к человеку, к жизни, к родине.
* * *
Сына, говорят, на костре сожгли.
Вечное бесславие палачу!
Я поверить этому не хочу.
Мать позвали пепел убрать с земли,
Подтолкнули к страшному очагу.
Я поверить этому не могу.
Мать слезу, застлавшую взгляд,
Пролила на пепел тот, говорят,
И поднялся юноша, жив-здоров,
Свято верить этому я готов!
* * *
Нашего дома родник — мама моя.
Хлеб и живая вода — мама моя.
Нашего дома раба — мама моя.
И королева двора — мама моя.
Крепость отеческих стен — мама моя.
Ясный огонь очага — мама моя.
Солнца немеркнущий свет— мама моя.
Истинно: мать и отец — мама моя.
Мир и любовь на земле — мама моя.
Матерь сокровищ моих — мама моя.
И богоматерь в дому — мама моя.
* * *
Сердце матери! С чем бы его я сравнил?
Со вселенной? Но больше вселенной оно!
Сколько горя я нехотя ей причинил,
Сколько вытерпеть ей за меня суждено!
Пусть глаза ей отдам, — а в долгу все равно!
Выну сердце, отдам, — и тогда я в долгу!
Мать и Родина, вы для меня — заодно,
Не любить вас, не петь о вас я не могу.
Моей матери
Весенние ветры тепло принесли, —
Конец холодам! Двери настежь скорее!
Сегодня я, ветры, от дома вдали,
Пусть мать мою ваше дыханье согреет!
Овейте ее ароматами трав,
Кого, как не мать, вам лелеять влюбленно?
И вы, родники, склоны гор напитав,
Раскиньте у ног ее бархат зеленый!
И вы, голубые фиалки весны,
Целуйте следы ее в благоговенье!
А вы хоть на миг возвратите мне, сны,
Одно материнское прикосновенье!
* * *
Маленькая, кроткая моя,
Просто — мать каких не счесть на свете.
Не сравню родную с солнцем я, —
Тихим огоньком она мне светит.
Но когда внезапно на лету
Горе тучей солнце заслоняет —
Наступающую темноту
Огонек чуть видный разгоняет.
Маленькая, кроткая моя,
Просто — мать, каких не счесть на свете.
С горстку солнца вся-то жизнь твоя.
А душе и днем и ночъю светит.
* * *
Миновали сроки, минул год жестокий,
Ждать не перестала мать свое дитя,
Все на путь глядела, темный путь далекий,
Так и смерть встречала, глаз не отведя.
Между трав высоких над ее могилой
Расцвели весною синих два цветка.
То глаза, тоскуя, снова мать раскрыла —
Все с дороги сына ждет издалека.
ЧУДО
...И я услышал: в дверь стучали глухо.
— Кто там еще? — спросонок я спросил.
— Я нищая, — какая-то старуха
ответила. — Без крова и без сил.
Впусти меня.
Я встал и отпер сразу,
и разум отказался понимать —
там, в темноте, но видимая глазу
стояла мать умершая. Да, мать!
Я ужаснулся и в ее объятья
упал без чувств. И мать сказала мне:
— Очнись, сынок, и здравствуй. Испытать я
тебя пришла. В кромешной тишине
и нищенкой. Дабы, неуглядимый,
узнал господь — судья добра и зла, —
жива ли совесть у тебя, родимый.
или со мною вместе умерла.
* * *
Мне приснилось: птицей ты
На ветле моей была.
Пела птица с высоты:
— Милый сердце сжег дотла,
Я проснулся, — стихнул стон,
Птица скрылась в синеве...
Если это был лишь сон,
Чьи же слезы на листве?
* * *
Ворохами легкими белых, белых лилий
На землю, снега мои, падайте, крылаты,
Чтоб ковры пушистые лес и дол укрыли,
Весь тот край, где юношей я бродил когда-то.
Падайте, беззвучные, с неба зимней ранью,
Занесите наглухо памяти ущелья,
Пусть не ранят шелестом грудь воспоминанья,
Сердце убаюкайте, налетев метелью.
Все еще заворожен я обличьем милым,
Вижу легких ног следы на камнях замшелых;
Падай, снег, чтоб скрыло их пуховым настилом.
Чтоб смело их вьюгою с тропок опустелых.
Пусть виски посеребрил мне колючий иней,
Ляжет на плечи зима, чтоб я мог забыться.
Полно! Горечь не избыть, память не остынет.
И в могиле снеговой сердце будет биться.
* * *
Он нежен, губ твоих бутон,
чисты прекрасные глаза,
алмаз зубов, и вновь, как сон,
твои прекрасные глаза.
Ланиты — розы с молоком,
и вновь глубокие глаза,
движенья — скованность с огнем,
ах, те прекрасные глаза!
И в волосах густая ночь,
но очи, очи — глубина!
Ты стройных гор родная дочь,
твой стан, как тополь, как струна.
И женственно ложится тень,
горят прекрасные глаза.
Увы, лишь сердце, как кремень,
но... жгут прекрасные глаза.
* * *
Сердце похитив, в груди моей ты частицу огня оставила,
факелы ярких надежд погасив, лампадку, дразня, оставила,
Теперь не масло, а жизнь моя, дорогая, чадит в развалинах,
Ты — Эривань, я — древний Ани, ты в руинах меня оставила.
* * *
Пора ей образумиться, пора...
Довольно oчaгy стыть без огня,
А сердцу пламенеть огнем костра,
Довольно ей во тьме держать меня.
Прекрасен непорочный горный снег,
Но он еще прекраснее, когда,
Растаяв, превратится в струи рек
И кружит жернова его вода.
Что жемчуг, скрытый на глубоком дне?
Как будто есть, и все же нет его.
Раз красота не греет сердце мне —
Что девушки, что розы волшебство?
Прекраснее всего на свете мать,
Жизнь давшая нам в муках родовых.
Зерну в земле не страшно умирать,
Чтоб вновь ожить в колосьях золотых.
Пусть это размышление старо’:
Прекрасно то, что в мир несет добро,
Высокий тополь стать лозой бы рад,
Чтоб людям дать прозрачный виноград.
Бесплодная красавица дурней
Любой из некрасивых матерей.
* * *
Так матовы нежные щеки твои,
А ямочки эти — как завязь любви!
Алее шиповника маленький рот,
Твой маленький, словно миндалинка, рот...
Шиповник, далекого детства ожог!
Что сделать, чтоб я позабыть его мог?
* * *
Весна во мне, и я пою, и все поет в Армении.
Ищу любимую все дни я напролет в Армении.
Как много девушек вокруг — кувшинки, розы, лилии,
Но горьких слез я лью росу, когда цветет Армения.
Ищи, но ты ищи без слез, мне говорили многие,
Кувшинок много здесь и роз, мне говорили многие,
Но пусть цветами луг зарос, мне говорили многие,
Ведь лишь один цветок любовь тебе несет в Армении.
Один цветок еще не май, но в нем любви цветение,
В нем сотни весен, так и знай, в нем все твое
спасение.
Напрасно бродишь средь цветов в любовном
ослеплении.
Лишь с одного цветка бери ты сладкий мед в Армении.
Весна во мне, и все поет, и я пою в Армении,
Я не могу ее найти и слезы лью в Армении.
Вы не смотрите сотней глаз, о девушки Армении,
Я лишь одну ищу средь вас, о девушки Армении!
ОДНОКЛАССНИЦА
Была девчонкой с ясным синим взглядом
Ровесница моя,
Краснела, если вдруг садился рядом
И улыбался я.
Когда ж с другими весело смеялась
Она вдали,
Я шел в поля, где синью глаз, казалось,
Цветы цвели.
Я как-то раз, ее не встретив в школе,
Помчался к ней.
Она стояла у колодца в поле,
Весны светлей.
Не знаю, как мы головы склонили
Над блеском струй,
Но воды вдруг стыдливо отразили
Наш поцелуй.
Мне показалась материнским оком
Колодца мгла...
Моей любовью, первой и глубокой,
Она была.
ОТЦОВСКОЕ
Когда расстроенный я приходил домой
И сын мой льнул к щеке моей лицом,
Я думал, как отец, бывало, мой:
«Да, счастлив тот, кто сделался отцом».
Как лаской землю согревает май,
Сыновний поцелуй обдаст теплом,
Разгонит мрак, мир превращая в рай...
Да, счастлив тот, кто сделался отцом.
Играет сын с мальчишками в кругу,
И детство вновь мое смеется в нем.
Он — ручеек, я — клен на берегу.
Да, счастлив тот, кто сделался отцом.
Когда на склоне долгих дней моих
Враги с огнем вломились в отчий дом,
Поднялся сын, как тигр, и выгнал их.
Да, тот бесчестен, кто не стал отцом.
Мукик джан, тема ШИРАЗ уже есть:rolleyes:
http://viparmenia.com/vb/showthread.php?t=841 (http://viparmenia.com/vb/showthread.php?t=841)
Ну тогда сорри не заметила :girlshame:
Ну тогда сорри не заметила :girlshame:
Ничего страшного, модеры темы объединят:rolleyes: :smiles:
В детстве много Шираза читал, Теряна и Аветик Исаакяна кстати у последнего частенько пошлые стишки попадаются)))):boringup:
Հին աշխարհը չեմ տեսել
ՈՒ ոչ մի բան չեմ հիշում,
ՈՒ չեմ նրան երազել
Իմ հուշերի մշուշում:
Բայց երբ նայում եմ խաղաղ
Մորս դեմքի դալուկին,
Ինձ թվում է, թե մի պաղ
Վիշտ է եղել կյանքը հին:
Հին աշխարհը չեմ տեսել
ՈՒ ոչ մի բան չեմ հիշում,
Բայց թողել է նա մի թել
Մորս աչքի մշուշում:
Кто может скинуть стишок Шираза:huh: точно не помню, но начинается примерно так:happy:
"Кин@ гирке, инч иманас кани марде кардацел..."
Заранее мерси:blush:
Մի կյանք արժե
Մի կյանք արժե մի համբույրը աղջկա,
Առանց սիրո, առանց կնոջ կյանք չկա.
- Ա՜խ, չէ՜, թեկուզ դրախտն ինքը կին լինի`
Կին կգտնես, բայց մայր երբեք չես գտնի:
Կինը սեր է, բախտաբեր է`թե սեր տաս,
Առանց կնոջ`ինձ պես անբախտ կմնաս,
Ա՜խ, չէ՜, թեկուզ բախտն էլ անհաս կին լինի`
Կին կգտնես, բայց մայր երբեք չես գտնի:
Արևն, ասես, կնոջ աչքից կծագի,
Մի համբույրից`անապատը կծաղկի,-
- Ա՜խ, չէ՜, թեկուզ չեղածն ինքը կին լինի`
Կին կգտնես, բայց մայր երբեք չես գտնի:
Կինը մահին հաղթող կյանքի աղբյուր է,
Իմ համբույրով ինձ բալիկներ կբերե,-
- Ա՜խ, չէ՜, թեկուզ աստված ինքն էլ կին լինի`
Կին կգտնես, բայց մայր երբեք չես գտնի:
Պատանի սիրտս բաժակ էր բյուրեղ
[FONT="Book Antiqua"]Պատանի սիրտս բաժակ էր բյուրեղ,
Որ լցվեց մի օր գինով աչքերիդ,
Ու ես այն գինով հարբած խելահեղ
Քո ոտքերն ընկա ու դարձա գերիդ:
Բայց դու փշրեցիր իմ սիրտը մատաղ,
Ա՜խ դու փշրեցիր գավաթն իմ սրտի,
Թափվեց իմ գինին... արյունաշաղախ,
Ու ցնդեց պատրանքն իմ կույր կարոտի, -
Բացվեցին սրտիս աչքերը բոլոր,
Անցավ խելահեղ գինովությունս,
Կուչ եկավ խաբված իմ սիրտը մոլոր,
Ամաչեց, որ քեզ նմանն էր բույնս:
Դու ցոփ գինետան մի բաժակ էիր,
Սիրույս գինին էր աչքերս կապում,
Ա
Գարնանամուտ
Մանուշակներ ոտքերիս ու շուշաններ ձեռքերիս,
Ու վարդերը այտերիս, ու գարունը կրծքիս տակ,
Ու երկինքը հոգուս մեջ, ու արևը աչքերիս,
Ու աղբյուրները լեզվիս՝ սարից իջա ես քաղաք,―
Ու քայլեցի խայտալով ու շաղ տալով մայթերին
Մանուշակներ ու վարդեր ու շուշաններ ձյունաթույր,
Ու մարդիկ ինձ տեսնելով՝ իրենց հոգնած աչքերին
Տեսան ուրիշ մի աշխարհ, գարուն տեսան նորաբույր,
― Ի՜նչ թարմություն,― ասացին,― ի՜նչ թարմություն,―
ու բացին
Լուսամուտներն իմ առջև, ու ես իմ սիրտը բացել՝
Անցնում էի երգելով ու շաղ տալով մայթերին
Մանուշակներ ու վարդեր ու հասմիկներ հոգեթով,
Կարծես մի ողջ բնություն մի պատանի էր դարձել,
Քաղաք իջել լեռներից՝ կանցներ զմրուխտ հեքիաթով
Երկրե-երկիր շաղ տալով կակաչներն իր ձեռքերի,
Մեր երգերի լուսաբացն ու գարունը լեռների։
Powered by vBulletin® Version 4.2.2 Copyright © 2025 vBulletin Solutions, Inc. All rights reserved.